Событие первое
Я готовлюсь к экзаменам, но только очень медленно. Со стороны это выглядит, как будто я сплю.
– Да ты… – вжик, зелёная молния вылетела из глаз, едва успел Вовка увернуться. Забыл только про законы физики. Молния, не встретив препятствия, полетела дальше, достигла зеркала в литой бронзовой раме, что висело на стене, отразилась от чуть потемневшего по краям серебра, и согласно закону про отражение и преломление каким-то арабом, на беду Фомина придуманным, полетела назад и впечаталась Вовке в затылок.
– Ой!
– Гад ты! Я… – а это не молния, оказывается, это ладошка девичья ему по затылку хлопнула.
– Так-то мужья жён лупцуют, – поделился знанием Челенков.
– Муж объелся груш! – ладошка снова шлёпнула по затылку, – станешь мужем…
Вовка заржал. Третий раз получил.
– Чего смеёшься? – из злых зелёные глаза стали удивлёнными. Зрачки сузились, обладательница повернула голову и попала в полосу света. Красота несусветная.
– Ты сейчас сказала, что когда стану мужем, то могу тебя шлёпать.
– Дурак! Я не это хотела сказать… Вова, ну чего ты? Она гадина!
– Согласен.
– Я чуть не плюнула в её наглую рожицу.
– Ты нарисуй её портрет на листке… М… Выколи глаза иголкой… М… Ну, плюнь, если хочется, а потом сожги. Держи листок в руках и смотри, как её, как ты говоришь – «рожица» корчится в огне и превращается в пепел. А потом пепел вон в пепельнице разотри и развей по ветру в окно. Мстя, такая. Уверен полегчает, – Вовка чмокнул «мегеру», разбушевавшуюся в носик, – Всё, всё, давай, рассказывай по порядку вдумчиво и с расстановкой, что там у тебя на экзамене случилось?
Наташа Аполлонова вскочила с кровати, проскрежетавшей панцирной сеткой, и подошла к открытому окну. Глаза больше зелёные молнии не пущали, даже лёгкая улыбка на губах появилась.
– Это как в вуду этом? Ты про негров рассказывал? Так? – выпускница повернулась затылком к солнцу и заплаканным носиком к Фомину.
– Точно. Можно ещё из пластилина куколку вылепить… Только там, кажется, нужны её настоящие волосы… Ты не вырвала ей космы?
– Дурак. Я нарисую.
– Хорошо. Давай, всё же расскажи, что там случилось. Двойку получила?
– Нет. Пятёрку!!!
– …
– Ладно, по порядку, так по порядку.
– Ты, радость моя, сядь. Вот так. Руки на колени пристрой, пуговку мою отпусти, а то оторвёшь и рассказывай. – Фомин усадил Наташу на кровать скрипнувшую и, сложив ей руки на колени, сам отсел чуть, любуясь икебаной сооружённой.
– Галина… гадина такая… Петровна… Она тётка Толику Козлову. Сестра его матери, кажется? Или двоюродная сестра? Не помню точно, как-то хвастался урод этот. Она, как Козловых в Казахстан отправили, невзлюбила меня. Будто это я во всём виновата. Вечно всякие сложные вопросы задавала, оценки пыталась занизить…
– А чего мне не говорила? – Челенков в самом деле удивился, так-то Наташа ему про все школьные новости обязательно рассказывала, словно он бывший её одноклассник и ему до коликов печёночных интересно, что же после его ухода из школы там происходит. А тут оказывается у них вражда теперь с историчкой, а он и не знает.
– А что ты сделал бы? – вскинула зарёванную рожицу школьница великовозрастная. Один год пропустила ведь, когда была в эвакуации. Вот и закончила школу в девятнадцать лет.
– На самом деле?
– Я маме говорила, и она сходила, директору пожаловалась. Хуже не стало, но и лучше тоже. Приходилось к каждому уроку готовиться, как к экзамену. Обязательно могла спросить и двойку поставить, если не готова.
– Ну, тоже стимул…
– Правда. Это сегодня и помогло. Я учебник весь наизусть знаю.
– Так, что на экзамене-то случилось, из-за чего слёзы? Тем более, говоришь, пятёрку получила? – Фомин погладил всклокоченного воробушка по голове.
– Я первой в класс зашла. Подошла, тяну билет. Бесполезная абсолютно работа, потому что понятно, что спрашивать меня мегера будет по всему учебнику. Даже за прошлый год, который давно сдан. Села, стала готовиться.
Пишу на листочке и слушаю, как по своим билетам отвечают, заикаясь, остальные. И как Галина Петровна ставит тройки просто за то, что они помнят имена Маркса и Энгельса. Когда написала ответы, пыталась идти отвечать, а родственница козловская меня на место отправляет и другого вызывает. Четыре раза не давала мне сесть отвечать, удерживая меня полтора часа в классе. Я даже рожицы начала уже на листочке рисовать. И снова красивым почерком переписала ответы. Наконец, снисходит мегера до меня. Сажусь. Попалось мне по билету революция 1905 года и борьба с басмачеством в Средней Азии.
Рассказываю всё, что написала, Галина Петровна начинает вопросы не относящиеся к билету задавать, я даже заметила, как на первых партах за мною Танька и Олег записывают, видимо по их билетам уже отвечаю. А мегера злится, потому что держусь я спокойно, хоть внутри и кипит уже всё, отвечаю уверенно, громко. В середине моего ответа Галина Петровна встаёт, не извиняясь, молча выходит из класса, и также молча возвращается с кружкой чая. Говорит: «Продолжайте Аполлонова, чего вы тяните, другие ещё есть экзаменуемые». Я продолжаю отвечать, уже на второй вопрос билета. А она достаёт из ящика стола две печеньки, разламывает их на кусочки, один кусочек мочит в чае и начинает его медленно рассасывать, с таким мерзким звуком. С присвистом и чмоканьем. Прямо при мне. Потом выплёвывает его обратно в чашку. Снова в ящик лезет и достаёт оттуда ложечку, и ею вынимает кусок печенья из чашки и начинает его демонстративно так жевать. Всё это медленно и прямо напротив моего лица. Даже брызги от чашки, когда она туда кусок выплёвывала на меня попали. Зрелище ужасное, отвратительное. Как меня не стошнило, до сих пор не понимаю. Усики ещё её противные в крошках печенья и сейчас перед глазами. Бр-р.
Бесит она меня всё больше, но я стараюсь только в листок глядеть и продолжаю отвечать. Не поддаюсь на её ужимки. Долго отвечаю. Она снова вопросы начинает не по билету задавать. И вижу, как беситься начинает мегера, начинает меня перебивать и сбить пытается. А я всё так же медленно и громко отвечаю. Сама своим поведением заставила меня весь учебник наизусть выучить.
В это время заходит завуч, садится рядом. Мегера подчёркнуто громко начинает с ней разговаривать, кидая мне при этом: «А ты продолжай». Продолжаю, хотя она меня не слушает. Завучу – Ирине Ивановне неловко, она дважды пытается закончить разговор и уйти, но Галина Петровна специально её задерживает. Вопросы какие-то задаёт. А я продолжаю рассказывать.
Тут завуч уходит. Мегера опять мне дополнительные вопросы начинает задавать. А у меня от напряжения уже голова болит и в туалет хочется уже больше трёх часов в классе сижу. Держусь из последних сил. И тут на счастье входит директор. Или не на счастье, а потому, что ему Ирина Ивановна рассказала, как истеричка меня пытает. Он зашёл и встал у неё за спиной. Мегера снова нервничать начинает. Смотрит на меня своими крысиными глазками. И говорит: «Даже не знаю, что Вам поставить…».
– Кхм, – кашлянул директор у неё за спиной.
Мегера оборачивается, вздыхает, делает такую снисходительную рожу и говорит:
– Иди Аполлонова, пять тебе, авансом. Учи лучше Историю, но раз ты идёшь на золотую медаль, то не буду тебе портить аттестат. Пять уж так и быть поставлю.
Я бегом в туалет. И час там ревела. А потом к тебе. А ты даже не пожалеешь меня! Смеёшься.
Вовка подсел поближе к медалистке будущей, прижал её головку к груди, погладил по золотым волосам.
– И это только начало, Наташик. Ты даже не представляешь, что творится в кругах, куда ты так рвёшься.
– А ты представляешь? – хлюпнула.
Челенков представлял. Наслушался от одноклубника и старшего товарища Игоря Нетто женатого на актрисе Ольге Яковлевой.
– Ничего хорошего.
Событие второе
Каждый спортсмен имеет того тренера, чьи издевательства над собой согласен выносить.
– Артист, а ты не знаешь, почему в футбол одиннадцать человек играют, а не десять там или двенадцать, – Соловьёв с группой поддержки за плечами остановился перед чеканящем мяч Вовкой.
Челенков, как это ни странно, знал. В газете как-то прочёл во время пребывания в Англии на какой-то игре Спартака, что одиннадцать – это количество жильцов в Итонском колледже в комнате общежития. Тогда ещё удивился. Странные комнаты и странное количество людей в комнате. Наверное, десяток и старший. Возможно преподаватель? В наших общежитиях при институтах обычно четыре человека проживают.
В той же газете и другие интересные были факты из истории футбола. Там поле ограничивалось двумя сотнями ярдов в длину и сотней в ширину. А это ни фига не мало. Сто восемьдесят метров на девяносто почти. Как можно на таком поле играть? Вымрешь. Ещё нужно было после каждого забитого мяча воротами меняться. Фёдор представил себе это действо. Вратарям – киперам, нужно было по двести метров почти пробегать после каждого гола, а чего, чтобы ноги не атрофировались. Самым же весёлым правилом, вычитанным тогда Челенковым было отсутствие судьи в поле, даже вообще судьи. Футбол – это игра джентельменов, зачем там ещё какой-то ненужный судья. Никто не собирается нарушать правила. Про вратарей ещё одна вещь Фёдору запомнилась. До 1910, кажется, года вратарь мог находиться с мячом в руках на любом участке поля. Они этим и пользовались во всю. Как баскетболисты доводили мяч до центра поля и забивали дальними ударами гол своему визави на других воротах. Вот тогда и произошёл случай с двумя вратарями, которые таким способом друг другу голов назабивали. Пришлось менять правилу и рисовать известью вратарскую площадку.
Подошли к нему динамовцы маститые неслучайно. Фомин сам подставился. Ходил же, расспрашивал всех, кто ездил в турне по Скандинавии в 1947 году и записывал в тетрадку. Якушин потом его и спросил, когда разминались после того, как в Москву вернулись с югов, а чего такого полезного ты Артист узнал? Вовка начал рассказывать про вбрасывание, про то, как отсечь высоких шведов и финнов во вратарской при угловых, про слабую физическую подготовку соперников. Целая политинформация получилась.
– А ты же Фомин английский знаешь? – сделал странный вывод Хитрый Михей.
– Немного знаю, – не понял резкой смены темы Вовка.
– Будешь политинформатором у нас. Готовь на следующую неделю доклад про мировой футбол.
– Да у меня времени нет, игры, молодёжка, съёмки фильма! – попытался отбрыкаться Фомин.
– Ты комсомолец, Артист? Комсомолец. А я коммунист – старший товарищ, считай это твоё комсомольское поручение, – Хитрый Михей на то и хитрый. Чего тут можно возразить?
Вовка сходил в Ленинку и взял несколько газет английских порылся и осветил для народа совершенно запутанную даже для самих великобританцев систему… Да даже слова такого нет, чтобы охарактеризовать сложнейшую схему, по которой в королевстве великобританском играют в футбол. Там в прошлом веке даже свой чемпионат мира проводили. Правда, участвовали в нём в основном только сборная Англии и Шотландии.
Потом подготовил справку, что ли, по будущему Чемпионату Мира в Бразилии. И неожиданно стал авторитетом в истории футбола у народа. Теперь ходят разные каверзные вопросы задают. На некоторые, как про одиннадцать футболистов в команде Вовка ответы знает, а на некоторые нет. Записывает. Обещает найти. Сегодня вот после того, как Челенков рассказал про общежитие в Итон-колледже, Карцев озадачил его вопросом: «А какой самый большой счёт официальный»?
Придётся искать. Ответ Челенков знал. Или почти знал. Точно не помнил счёт, но огромный. Там в начале двухтысячных где-то в Африке, кажется, интересная история произошла. Судья то ли удалил кого-то неправильно, то ли гол не засчитал и в результате игроки «обидевшейся» команды стали себе голы забивать. Начинают с центра, пасуют назад и забивают себе. И так почти два тайма. А судья тоже в позу встал и все голы засчитывает. Только это произойдёт через пятьдесят с лишним лет. А сейчас. Как-то на политинформации, когда они ещё за сборную СССР играли против… Германии, кажется, или ГДР, приходил к ним настоящий политинформатор и рассказывал о матче футбольном перед войной в чемпионате Германии, когда Австрия уже вошла в состав Германии. И фашисты там сразу всех евреев в концлагеря отправили, а там в одной из команд в Австрии был клуб, в котором большая часть игроков была евреями. Их заменили на пацанов, и они поехали с Мюнхенской Баварией, вроде, играть. Тоже счёт точно не помнил, но пацаны проиграли грандам, больше двадцати мячей пропустив.
Событие третье
Чтобы вы мне сильно не завидовали, я прячу свой шикарный пресс под слоем жирка.
Чемпионат СССР в 1949 году снова можно назвать экспериментальным. В прошлом году играли, если начало чемпионата оставить за скобками, четырнадцать команд в первой группе, а в этом в «высшей лиге» будет играть восемнадцать. Сразу плюсом четыре команды добавились. Во второй группе тоже команд добавилось, и там создали суперсложный, разбитый на зоны, чемпионат, после которого, из победителей зон составят ещё один чемпионат, чтобы одну команду определить, которая будет играть в первой лиге или группе.
У всех команд почти он (чемпионат) начинается 17 апреля и только «Динамо» Москва и Куйбышевские «Крылья Советов» начнут его 22 апреля и не в Куйбышеве, как по турнирной таблице положено, а в Тбилиси. Весна 1949 года выдалась холодной и плюс пошли в Спорткомитете динамовцам навстречу, как базовой команде сборной СССР, и из Ташкента динамовцы поедут играть в теплый Тбилиси с приличным газоном, а не в Куйбышев с картофельным полем вместо стадиона.
Фомин на эту игру не попал, нога побаливала после матча с основой и с Якушиным поругался и ещё начальники из Спорткомитета аж загорелись посмотреть, как тренер Молодёжки проводит тренировки для пацанов. Чем неделю в Москве и занимались. Вовка гонял своих в хвост и в гриву два раза в день, а Савин и Романов, побитые Аполлоновым, сидели в дождевиках поверх пальто на трибуне с блокнотиками и карандашами.
Двадцать четвёртого апреля динамовцы вернулись в Москву с победой. В тяжёлом матче при практически пустом стадионе они с минимальным преимуществом 1:2 выиграли у Крылышек.
Якушин вернулся не радостным. Во втором тайме, как и в игре с Вовкиными подопечными, мужики сдохли и еле таскались по полю. Разве Бесков Константин неплохо себя чувствовал. Михаил Иосифович представил, что бы произошло, отправься они, как и положено по календарю, в Куйбышев. Там на мокром кочковатом поле правильно на жаргоне, именуемом «картофельным полем», в грядках все бы и легли.
И теперь следующий матч будет второго мая здесь на Динамо. Без всяких преувеличений этот матч в первом туре будет решающим. Они вновь, как и осенью, встречаются с ЦДКА и там будет отдохнувший и подлечившийся за весну Бобров.
Фомин двадцать пятого пришёл на тренировку основы и даже за дубль поучаствовал в междусобойчике. Дубль выглядел ничем не лучше. Вовка с собой прихватил Вальку Жемчугова и вдвоём они больше сделали, чем вся остальная команда. Оба забили Хомичу по мячу, а вот Саная, стоящий в воротах дубля умудрился отстоять их в неприкосновенности.
– Фомин, зайди, как помоешься в тренерскую, – поймал его за майку у раздевалки Якушин. – Что за сказки мне тут опять про тебя рассказывают? Нельзя на два дня одного оставить.
Вовка предчувствовал, что Михаилу Иосифовичу его очередное «рацпредложение» не понравится. Пенальти предложил он Савину бить в том случае, если матч закончится вничью. Идея главному в Спорткомитете «футболисту» понравилась, и он обзвонил уже всех тренеров, и предложил в недельный срок прислать обоснованное согласие или несогласие в Спорткомитет.
Вовка вспомнил о досадном случае, когда подброшенная монетка лишит сборную СССР первого места на Чемпионате Европы и отдаст золотые медали итальянцам. А ещё помнил про сотни договорных матчей, когда за спинами футболистов тренеры и прочие функционеры от спорта договаривались на ничью, подрывая у футболистов желание играть и побеждать. Пока этого нет. Пока все максималисты. Тем более сейчас, и надо сделать так, чтобы ничьей не было вообще в футболе, чтобы ни у кого даже мысль не родилась договорняк этот осуществить.
Получится у СССР, который в случае выигрыша Мундиаля станет законодателем мод в футболе, и ФИФА примет решение проталкиваемое Гранаткиным и Савиным сделать это нормой и для всех чемпионатов Мира и Европы.
А чтобы закрепить это решение в СССР сначала, Челенков предложил параллельно с основным чемпионатом СССР проводить чемпионат по пенальти. В конце матча, в независимости как он закончится, пробиваются командами пенальти, по правилам из будущего, сначала пять человек, а потом в случае равенства… Ну, все знают.
В этом кроме всего прочего был огромный плюс. В командах выявятся штатные пенальтисты и все в целом футболисты будут этот навык оттачивать. Сейчас тренеры ему вообще внимания не уделяют.
– Хорошо, Михаил Иосифович, зайду. Только у нас же политинформация сегодня после тренировки.
– А? Ну, да. Ладно, после политинформации поднимемся.