Свидетельница.
– Да-да! Совершенно верно! Калачева Светлана Михайловна. Пятьдесят девять лет. Пенсионерка. Проживаю на проспекте Карла Маркса. Пятнадцать. Квартира одиннадцать. До выхода на пенсию работала ветврачом. Да! Всё видела. Всё своими глазами видела, вот как сейчас вас вижу, товарищ следователь. Ох, теперь мне это сниться будет.
Она достала платочек и высморкалась.
– Ой! Ужас! Всё же рядом со мной произошло. В двух шагах от меня. Всё до деталей видела и помню. Я ведь до этого только в кино видела убийства. А тут у тебя на глазах убивают. И по-настоящему. Живого человека убивают, и убийца рядом с тобой стоит. Никому не дай Бог такого пережить. Да! Да! По порядку. Так всё было. Было это уже после обеда. Точно время не скажу. Не смотрела на часы. Да и до этого ли было! Я собралась на рынок подкупить того-сего. Ну, там крупы, лука, петрушку, помидоров немного. Я в основном на рынке покупаю. Там подешевле можно купить. Да и идти недалеко. Хожу я через университет. Так ближе. По прямой мимо университета. Иду, значит. А тут в голове как стукнуло. «Дай, думаю, посмотрю. Всё ли купила». Ведь обязательно чего-нибудь забудешь. Память-то уже не та стала. Остановилась возле скамейки. Достаю кошелек. У меня там бумажка лежит, список, что надо купить. Я уже давно записывать стала. Так уж точно ничего не забудешь. Без списка уже и не хожу. На память не надеюсь. Точно чего-нибудь да забудешь. Вот смотрю этот список. Это купила, это купила. Ну, и одновременно смотрю, кто мимо проходит, кто рядом стоит. Боковым зрением смотрю, значит. Фиксирую. Он, этот паренек, от меня в шагах пяти стоял. Вот как от меня и до вашего шкафа, что у вас за спиной. Так что я его хорошо разглядела, и лицо, и одежду. Невысокий такой, плотный. И лицо у него такое красное, как будто обгорело на солнце. Никак у алкашей, а как у людей, которые постоянно работают на воздухе. Дорожные строители там, путейцы. Я одно время работала на железной дороге, насмотрелась. Куртка на нем такая черная, потертая куртка, дешевая. Китайская. Значит, паренек не из богатой семьи. Возможно, рабочий. Ну, это я себе думаю. Стоит он, значит, руки в карманах куртки. Смотрит туда, в сторону университета. Вроде как ждет кого-то. Может быть, друга или девушку. Стоит и с места не сходит. Проверила я список, уже идти хотела. А тут меня как будто кто-то дернул. «Постой немного! Погоди!» Вот бывает такое. Как будто кто-то сверху видит. Список-то проверила. А стою. Хотя чего стоять? Идти надо. А тут тот парень идет. Высокий такой, темноволосый. Волосы длинноватые, уши прикрывают. Прямые такие. Ветерок его волосы качает. Красивый парень. Куртка на нем длинная почти до колен. Такого сероватого цвета. Ну, джинсы там, светло-голубые, черные туфли. Подходит он, значит, улыбается. И тому руку протягивает. А ладонь такая белая, длинная. «Здорово, Толян!» – говорит. А тот, который Толян, руки ему не подает. А вынул ее из кармана и вот сюда сунул, сверху куртки, где карман нагрудной.
Высморкалась. Тяжело вздохнула.
– А тот улыбается. Спрашивает: «Ты чего?» Вроде, чего руку не подаешь, ведь здороваются с тобою. А этот глядит на него сердито, как волк. И даже с ненавистью такой глядит. Руку вытаскивает из-под куртки. А в руке у него нож. У меня так ноги сразу и подкосились. Чувствую, что сейчас страшное случится. Воздух хватаю открытым ртом, а ничего сказать не могу. Я даже крикнуть не успела. А тот, который высокий, глядит с удивлением на него, на нож. Нет, страха я не увидела в его глазах. Как будто он уверен, что ничего страшного не произойдет. Не мог, значит, поверить, что тот его может ножом убить. Ну, а этот, Толян который, говорит ему с такой злостью (и глаза у него такие страшные-страшные, бешенные глаза): «Это тебе за Люду». Да-да, так и сказал: «Это тебе за Люду». Ничего больше не говорил, только это и сказал. Руку назад отвел с ножом, для размаха, значит, чтобы удар был посильнее. А тот, высокий, стоит на месте и только глядит на него. Наверно, не верил до последнего, что ударит. А тот его ножом в живот. Ой, сначала даже не поверила, что у тебя на глазах в пяти шагах человека могут убить. Вот так запросто.
Она высморкалась, промокнула тем же платочком глаза.
– Не то, чтобы страшно перепугалась. Просто как-то не верилось, что вот так среди бела дня при людях можно зарезать человека. Я даже не подумала, что это может быть маньяк какой-нибудь. Уже потом подумала про это. Он же и меня вот так мог ткнуть. Я же свидетельница. Вот парня зарезал, а потом и меня мог, потому что я поблизости стояла. И всё видела. Но это я потом подумала. А тогда не думала об этом. А тогда, когда он ножом ударил, я просто остолбенела и не могла двинуться с места. И закричать не могу. Хочу закричать, а не могу, только воздух хватаю. Этот, который Толян, нож выдернул, а он красный, в крови. Ну, и нож у него из руки выпал, рядом с ногами его упал. А он стоит и не поднимает нож. Это мне тогда как-то странно показалось. А этот высокий двумя руками схватился за живот. «Больно! Больно! – стонет. – Ой, как больно! Ты же убил меня. Мне больно. Помогите!» Кровь сначала и не было видно. А потом у него колени прогнулись, и он стал приседать и упал на бок, руками за живот держится и стонет: «Больно! Больно мне!» Тут меня вроде как кипятком ошпарили. «Убили! – кричу. – Человека убили! Люди! Человека убили!» Кричу и не подумала тогда о том, что убийца рядом стоит. Тут мужчина, плотный такой, толстоватый, накинулся на убийцу сзади. Рукой так шею его обхватил. И назад отходит. Тот упал. А мужчина на него сверху, давит и кричит: «Полиция! Полиция! Человека убили. Я убийцу задержал. Да вызовите полицию!» И заматерился. Тут двое полицейских подбежали. Один убийце руки назад вывернул и наручники надел и кричит другому полицейскому: «Наряд вызывай!» Ну, еще другой полицейский потрогал шею парнишке, которого убили и давай «скорую» вызывать. Вот тогда я как-то немного успокоилась и слезы из глаз ручьем.
Она высморкалась, вздохнула.
– Ну, вот и всё, что я видела. До сих пор трясет. Это же на твоих глазах, в пяти шагах от тебя человека убивают. Никогда не думала, что мне такое придется увидеть и пережить. А кто он такой, убийца-то этот? Не положено говорить? Ну, не положено так не положено. Я понимаю. А так-то и не скажешь про него сразу, что он убить может. И вот что я думаю. Какой-то это странный убийца. В кино-то показывают совсем других. Среди бела дня принародно убивает и стоит на месте, никуда не бежит. Убивают же тайком, чтобы никто не видел и следы заметают, чтобы их не нашли. И он же и не пьяный был. Странно это как-то.
Людмила сидит ровно на стуле напротив следователя, ладони держит между колен.
– Сейчас не говорят «дружат». Это про подростков могут сказать «дружат». «Встречаюсь» говорят. Ну, я с ним встречалась. Ну, и встречаются тоже по-разному. У кого-то просто встретились и разбежались. У кого-то посерьезней. Близости между нами не было. Понимаете, Анатолий из какого-то другого теста, он не похож на других парней. Я до знакомства с ним думала, что сейчас таких вообще не существует. Сейчас ведь как? Не успеет еще толком познакомиться, а уже лезет. Ну, сами понимаете. Уверен, что девушка уже должна с ним переспать. Да и знакомятся чаще всего только для этого. А с Анатолием… я с ним раза три всего поцеловалась. И всё! Больше ничего и не было. Как-то он случайно задел мою грудь и покраснел, засмущался. Меня это тогда еще так удивило. Я чуть не засмеялась. Ну, правда! Вот такой он был. Ладно там, пацан какой-то. А то уже мужик, двадцать восемь лет. Знаете, мне кажется, что он девственник. И до сих пор не может перешагнуть вот эту грань.
Она поджала ноги под стул и продолжила:
– Он влюбился. Я видела, какие он взгляды бросал на меня. Знаете, девушка сразу почувствует, что ее любят. Так долго глядит, вздыхает. А когда говорит со мной, то глаза опущены и не смеет взглянуть на меня, как будто боится выдать свое чувство. Девчонки смеются: втюрился, как мальчишка. Ну, он не красавиц. Конечно, девчонки не о таких мечтают. Им непременно подавай голливудских красавчиков. Ростом вот так чуть повыше меня. Гол как сокол. Да и особого чувства я к нему не испытывала. Нет! Не была влюблена. И по ночам он мне не снился.
Она одернула подол юбки. Но юбка была коротка, чтобы прикрыть колени.
– Так-то он мне нравился. Не похож на других парней. Скромный, надежный. Он же сирота. Мог бы попасть в тюрьму, спиться. Но в нем вот стержень есть. Он и не пил, и не курил. Он с детских лет уже пахал как папа Карло. И когда он пришел в универ, у него уже был трудовой стаж десять лет. Он и мореходку закончил, и во флоте отслужил, и на судах походил, и матросом, и рулевым, и на заводе поработал. Мог на любом станке работать: и на токарном, и на фрезерном… Ну, какие там еще есть?
Она подняла руку и откинула прядь, упавшую на лоб.
– Он может всё, сделает, что угодно. А главное знаешь, что он тебя всегда защитит и никогда тебе не изменит. Вот эта надежность в нем чувствуется. Что сейчас редкость в парнях. В кино ходили с ним, в кафешке сидели, гуляли. Даже в музей как-то пригласил, но я не пошла. Девчонки бы узнали, засмеяли меня. С парнем в музей? Он романтик. Наверно, последний романтик. Я знала, что до свадьбы он себе ничего не позволит. Даже никаких поползновений не было с его стороны. Уже мужик, двадцать восемь лет, а он еще четыре года будет воздерживаться. Он сам говорил, что пока не закончит университет, жениться не собирается.