Детство у Разгуляя
Мы жили в северо-восточной части нашей столицы, в Басманном районе. Наш дом номер семнадцать располагался в Токмаковом переулке. Это был большой двухэтажный особняк с антресолями. Там, на третьем этаже под крышей, жили мои друзья, звонари Шилкин и Бутылкин. На первом этаже была девятиметровая комната, в которой мы проживали. У нас было два окна и раковина, а ещё в нашей комнате был общедомовой водомер. Он находился под полом. Еду готовили на керосинке. С нами на одном этаже, под лестницей, жила ещё одна дама. Лестница вела на второй и третий этаж. Во всём остальном доме был старообрядческий причт. Во дворе стоял храм, который был выстроен ещё до революции. Старообрядческая церковь Воскресения Христова и Покрова Пресвятой Богородицы сохранилась в Токмаковом переулке и по сей день. Это очень красивый храм, в яркие солнечные дни его мозаика искрилась лучами света. В детстве я любовался этим красивым архитектурным творением. А наш дом номер семнадцать, к сожалению, уже снесли.
Когда в 1935 году на Пасху приказали снять колокола и запретить колокольный звон, я застал своих друзей звонарей пьяных, в ужасном состоянии. Я ходил вокруг них и спрашивал:
– Ты больной?
На что мне отвечали:
– Нет, я пьяный!
– Ну что ж ты так безбожно пьёшь? – возмущался я.
Мне тогда было три года. Я просто-напросто не понимал, что они переживали свою трагедию, потому что у них отняли дело, которым они служили Богу за скромные доходы. Эти звонари плакали, потому что у них отняли профессию.
Андрюша Шавель. 1933 г
В соседнем пятнадцатом доме в своё время проживал Юрий Никулин2. Он был старше меня на одиннадцать лет и я с ним не был знаком.
В церкви, которую закрыли для службы, был то аэроклуб, то Музыкальный театр под руководством Наталии Сац3. В Токмаковом переулке они играли «Храброго портняжку».
В 1936–1938 годах по дворам Москвы курсировали различные бригады артистов, которые показывали всякие представления. Однажды к нам заехал Сергей Владимирович Образцов4. Заехал он достаточно эффектно, поскольку остальные артисты ездили на подводе, а у Сергея Владимировича оказалась целая машина, полуторка ГАЗ-АА. На его представление собрались дети, нас было человек десять. Образцов показывал нам разные отрывки и миниатюры с участием кукольных зверей. Мы радостно завопили, когда из-под шляпы вылезла голова льва и зарычала на нас. Через какое-то время лев исчез и представление продолжилось. Но он настолько нас всех впечатлил, что уже после завершения представления мы подошли к полуторке и принялись настойчиво задавать вопрос:
– А где же лев?
Сергей Владимирович перегнулся через борт машины и сказал нам:
– Лев убежал на Разгуляй!
А для пятилетних и восьмилетних жителей нашего двора, отправиться на площадь Разгуляй, было целой историей и настоящим приключением! От этой новости мы страшно развеселились.
Я ходил в детский сад в Гороховском переулке. Там была замечательная музыкальная руководительница. Мы пели всякие детские мелодичные песенки под её рояльный аккомпанемент. Мне это очень нравилось. В детский сад я ходил самостоятельно, ведь мой семнадцатый дом был последний в Токмаковом переулке, находился на пересечении Гороховского и Денисовского переулков.
К своему шестилетию я уже самостоятельно переходил Токмаков переулок от дома семнадцать к дому десять и навещал там своих знакомых. Я был тот ещё путешественник. И там, во флигеле, в одной квартире жили тётя Лёля и дядя Коля Кузьмины, у них был сын Юра, который играл на барабане, а потом стал дирижёром военного оркестра.
В соседней комнате жил Геннадий Петрович Гусев, со своей женой Лидией Иосифовной Покорни, она была чешкой. Мы были с ними очень дружны. Геннадий Петрович был образованным человеком, работал прорабом. Он мной занимался, замечая мои мысли и суждения, которые были неординарны для пяти-шестилетнего ребёнка. Он учил меня рисовать, учил какой-то перспективе, учил строить объёмы. Ничего толкового я тогда не нарисовал, но любовь к рисованию осталась со мной навсегда. На протяжении своей жизни, я то и дело брал в руки карандаш и что-то или кого-то изображал.
У меня были ещё одни знакомые, которые жили с обратной стороны квартала, в Доброслободском переулке. Это были Дядя Яша и тётя Женя. У них было две дочери, Лида и Мирдза. Они были эмигрантами из Латвии. В своё время дядя Яша был боцманом на крейсере «Громобой» и, очевидно, был связан с революционным движением, поэтому и оказался в Москве. Я их очень любил, мне нравилось посещать их дом. С дядей Яшей я ходил в мужское отделение бани где-то после пяти лет, когда бабушка уже не могла брать меня с собой в женское.
Случались у меня и первые прогулы. Как-то раз один мой содворовник предложил:
– Пойдем странствовать!
И мы обошли здание Центрального аэрогидродинамического института, вышли в парк у Яузы, обошли железнодорожную станцию. Мне было лет шесть или семь. Для меня это было большое путешествие и первый прогул. И вспоминаю я этот прогул с нежностью.
Однажды, когда я в очередной раз пришёл в гости в десятый дом, то зашел не к дяде Коле, а к Геннадию Петровичу. Я постучался в дверь и услышал:
– Пожалуйста, входите!
Я открыл дверь, заглянул внутрь и спросил:
– Можно?
– Андрюша! Заходи. Вот, познакомься, Константин Константинович. Котя, познакомься, пожалуйста, с моим другом.
У Геннадия Петровича сидел очень красивый, благообразный человек. Это был Константин Константинович Токаржевич, вдовец. Первой его женой была Александра Фёдоровна Станек, которая приятельствовала с Лидей Иосифовной. Как два русских мужика, они сидели за столом и пили водку, под вкусный ужин. Константин Константинович протянул мне руку и представился:
– Котя.
Я ответил:
– Андрюша.
Мы мило поговорили, мне дали какой-то пряник и я пошел домой. Тогда я ещё не знал, что это была первая встреча с человеком, который меня воспитает и займёт в моей жизни самое значимое положение.