Глава одиннадцатая Красносельский сезон 1892 года

Репетиции для летнего сезона в Красном Селе происходили в Театральном училище, и мы с сестрой приезжали из нашего имения Красницы в город, останавливаясь иногда на несколько дней в нашей квартире. Как только я входила в квартиру, я первым делом бросалась к роялю, на котором складывалась наша корреспонденция, и всегда находила письмо от Наследника.

Прислуга оставалась летом на квартире, и мы дома отлично ели, даже могли приглашать гостей: будущего мужа моей сестры барона Зедделера, обоих гусаров, князя Пику Голицына и Пепу Котляровского, и Володю Свечина, которого я еще помнила правоведом. Он служил теперь в Преображенском полку, одно время вместе с Наследником, и обожал его, стараясь во всем ему подражать. Он носил такую же бороду, как Наследник, катался, как он, в одиночке с толстым кучером, носил закинутый назад башлык и даже руки старался держать, скрестив у пояса, как Наследник. Он был на него похож и приходил в восторг, когда ему отдавали честь как Наследнику, становясь во фрунт. Летом Володя Свечин жил в Сергиеве около Стрельны, где у него была своя дача. Иногда он устраивал приятные и милые обеды для меня и сестры, за которой немного ухаживал.

В дни спектаклей артисты выезжали в Красное Село по Балтийской железной дороге и приезжали обычно ко времени завтрака в ресторане напротив театра.

Я окончательно получила в этом сезоне нижнюю лучшую уборную, которая выходила двумя окнами на Царский подъезд. Я постаралась устроить ее как можно уютнее и наряднее: заказала мебель из светлого дерева, стены обтянула красивым кретоном и повсюду расставила цветы. В уборной была кушетка, туалетный стол и стулья.

Великий Князь Владимир Александрович любил присутствовать на репетициях, которые начинались в три часа. Он заходил в мою уборную посидеть и поболтать. Я ему нравилась, и он шутя говорил, что жалеет о том, что недостаточно молод. Он подарил мне свою карточку с надписью – «Здравствуй, душка». До конца своей жизни он оставался моим верным другом.

В это лето Наследник стал часто бывать на репетициях. Я знала о часе его приезда и стояла у окна, поджидая его. Из своих окон я могла видеть его издали, когда он появлялся на прямой дороге, ведшей от дворца через театральный парк к театру.

Соскочив молодецки с лошади, он прямо шел ко мне в уборную, где оставался до начала репетиции и чувствовал себя уютно, как дома. Мы могли свободно болтать вдвоем.

Во время репетиции Наследник садился в Царской ложе между колоннами у самой сцены, которая была почти на том же уровне. Он требовал, чтобы я садилась на край ложи, упираясь ногами в пол сцены. Пока другие репетировали, мы могли свободно продолжать болтать. Наследник оставался до конца репетиции и уезжал потом во дворец к обеду.

Вечером, ко времени приезда Государя и Императрицы, все артисты стояли у окон, выходивших в сторону Царского подъезда, и когда показывалась открытая коляска Их Величеств, запряженная великолепной тройкой, с казаком на козлах, все кланялись им, и Государь улыбался в ответ, прикладывая руку к козырьку, а Императрица дарила нас своей очаровательной улыбкой. Сзади на своей тройке ехал Наследник. Во всех трех этажах театра были раскрыты окна, и все стояли в них, пока Их Величества не входили в театр.

В антрактах ко мне в уборную приходили не только молодые Великие Князья, но и старшие: Владимир Александрович, Алексей Александрович, принц Христиан Датский, племянник Императрицы, будущий Король и Великий Герцог Мекленбург-Шверинский, муж Великой Княгини Анастасии Михайловны, на редкость обаятельный человек, с которым я очень подружилась. Приходил герцог Евгений Максимилиа- нович Лейхтенбергский и другие. Приходило ко мне в уборную много посетителей особенно в последнем антракте, перед балетом, и потом все шли на сцену, где артисты собирались в своих костюмах перед началом дивертисмента.

В это лето мы раз условились с Наследником, что после спектакля он поедет сперва во дворец поужинать у Государя, а потом вернется на своей тройке в театр за мной, чтобы вместе ехать к барону Зедделеру в Преображенский полк в его барак, куда должна была поехать и моя сестра. Было условлено, что я буду ожидать Наследника в парке, недалеко от театра. В пустынной аллее было темно, в театре огни были потушены, кругом был полный мрак, и мне было страшно одной. Для храбрости я взяла с собою театрального капельдинера. Вскоре я заслышала издали бубенцы его лихой тройки, увидела огни его фонарей, и Наследник подкатил к театру. Была чудная ночь, и мы решили до ужина прокатиться по всему Красному Селу. Мы вихрем носились по пустынным дворам, а потом отправились ужинать. Барон Зедделер жил в одном бараке с товарищем по полку, Шлиттером, который один остался без дамы за ужином. Сестра увлекалась Зедделером, я Наследником, а ему не за кем было ухаживать, и он шутя говорил о себе: «Ни Богу свечка, ни черту кочерга». Ужин был очень веселый. Наследник сидел до утра, и ему не хотелось возвращаться домой. Какой это был чудесный, незабываемый вечер!

Последний спектакль закончился, как всегда, грандиозным галопом, и к горлу подступали слезы при мысли, что кончился летний сезон, когда я могла свободно встречаться с Наследником.

Наследник после лагеря уехал с Государем в Данию, откуда я получала от него прелестные письма, трогательные и сердечные.

Нас все более влекло друг к другу, и я все чаще стала подумывать о том, чтобы обзавестись собственным уголком. Встречаться у родителей становилось просто немыслимым. Хотя Наследник, с присущей ему деликатностью, никогда об этом открыто не заговаривал, я чувствовала, что наши желания совпадают.

Но как сказать об этом родителям?20 Я знала, что причиню им огромное горе, когда скажу, что покидаю родительский дом, и это меня бесконечно мучило, ибо родителей своих, от которых я видала лишь заботу, ласку и любовь, я обожала. Мать, говорила я себе, еще поймет меня как женщина, я даже была в этом уверена, и не ошиблась, но как сказать отцу? Он был воспитан в строгих принципах, и я знала, что наношу ему страшнейший удар, принимая во внимание те обстоятельства, при которых я покидала семью. Я сознавала, что совершаю что-то, чего я не имею права делать из-за родителей, Но… я обожала Ники, я думала лишь о нем, о моем счастье, хотя бы кратком…

До сих пор, вспоминая тот вечер, когда я пошла сказать отцу, я переживаю каждую минуту. Он сидел в своем кабинете за письменным столом. Подойдя к двери, я не решалась войти. Решилась бы я или нет… но меня выручила сестра. Она вошла в кабинет и обо всем рассказала отцу. Хотя он умел владеть собой, я не могла не заметить, что в нем творится, и сразу же почувствовала, как он страдает. Он выслушал меня внимательно и лишь спросил, отдаю ли я себе отчет в том, что никогда не смогу выйти замуж за Наследника и что в скором времени должна буду с ним расстаться.

Я ответила, что отлично все сознаю, но что я всей душой люблю Ники, что не хочу задумываться о том, что меня ожидает, я хочу лишь воспользоваться счастьем, хотя бы и временным, которое выпало на мою долю.

Отец дал свое согласие, но поставил условием, чтобы со мною поселилась моя сестра. Тяжело ему было пойти на этот шаг. Я мучилась при мысли, что причиняю ему незаслуженное горе, и было все же как-то грустно уходить из-под родительского крова. Но камень с плеч упал, тяжелые моменты были пережиты и остались позади. На душе стало легче. Я начала мечтать о моей предстоящей самостоятельной жизни.

Я нашла маленький, прелестный особняк на Английском проспекте, № 1821, принадлежавший Римскому-Корсакову. Построен он был Великим Князем Константином Николаевичем для балерины Кузнецовой, с которой он жил. Говорили, что Великий Князь боялся покушений и потому в его кабинете первого этажа были железные ставни, а в стену был вделан несгораемый шкаф для драгоценностей и бумаг.

Дом был двухэтажный, хорошо обставленный, и был у него хороший большой подвал. За домом был небольшой сад, обнесенный высоким каменным забором. В глубине были хозяйственные постройки, конюшня, сарай. А позади построек снова был сад, который упирался в стену парка Великого Князя Алексея Александровича.

При переезде в дом я переделала только спальню на первом этаже, при которой была прелестная уборная. В остальном я оставила дом без изменения. Электричества тогда еще не было, и дом освещался керосиновыми лампами всех видов и размеров.

Я ждала возвращения Наследника теперь у себя дома.

Загрузка...