Рабство было мучительным и вызывающим отвращение у человека, что как только мужчина сумел вырваться из своего заточения, то испытал невероятную всепоглощающую радость и восторг. Он не был взаперти, ограниченный неволей четырех стен.
Здесь не был испещренных полуразрушенных стен темницы. Андерсон был свободен, и с ускорением гнал своего скакуна. Дорога казалась бесконечной в этом путешествии, ведь впереди и позади себя он видел марево новых таинственных горизонтов и рассветов. Он почти безудержно смеялся и балагурил, удерживая чуть небрежно вожжи, разговаривая сам с собой. Одиночество стало необходимостью и безысходной реальностью для него, а потребность в общении сохранялась всегда, как и у любого здравомыслящего человека, именно потому Андерсон иногда рассуждал вслух. У рабов не было ни любви, ни права возможности даже повстречать свою любовь. Он был одинок, и других собеседников не было в данном рабстве. Бесконечные каменные джунгли, решетки и пределы вызывали у него опасения и переживания, навеянные из прошлого и будущего. Именно потому Андерсон был чрезвычайно рад, когда испытал радость от свободы своей жизни. Сердце билось в пульсе счастья и даже восторга. Кандалы больше не сжимали его оковы, а холодные, циничные и даже жестокие надзиратели не проверяли его камеру и не терзали душу и тело своими технологиями и различного рода пытками.
Андерсон был опытным наездником. Легко и уверенно мчался вдаль среди безлюдных пустошей, пыльных дорог и забытыми путями странников и мытарей. Молодой мужчина был свободен, от неволи и порабощения, от гнета и тотального угнетения со стороны сильных мира сего. Иногда в его сознании вспыхивали картины прошлых дней, где он был подневольным лицом. Видения были так реалистичны, что вызывали ужас на лице Андерсона, отчего в такие моменты его выражение было искажено гримасой отчаяния и боли. Он вспоминал, как запястья его сжимали холодные оковы. Однако время рабства кончилось, впереди была лишь безграничные возможности для передвижения; и реющая впереди него бесконечная дорога, убегающая вдаль среди ржаво-пыльных степных просторов. Кажется, где-то тут должно было быть солнце в высоте, но солнечный диск скрылся в плотной пелене неоднородных облачных свай, что летели по небу монолитной стеной. Однако в небе летали птицы, они стайками кружились над лесами и одиноким пилигримом, совершающим столь далекий путь.
Андерсон представлял себе ту далекую незримую цель – золотой город, раскинувшийся где-то вдали в ржаво-блеклых степях, которые были поглощены ослепительными лучами солнечного диска. Далекий град в тех видениях, казался ему спасением для человека и утешением от тех невзгод и несчастий, что обрушились на него в последнее время. Он попал в рабство, и рабовладельцы были жестоки и немилосердны с ним. Полуголодный, одинокий и несчастный Андерсон ходил порабощенный под давлением тех, кто обрекли его на муки и страдания.
Однако пришел тот день, что освободил его от безнадежной перспективы многолетнего рабства. Дивные лучи, что вторглись в одиночную камеру молодого человека, озарили его сознание счастьем и испепелили в душе негативные эмоции. Живительный, практически исцеляющий мгновенно, свет не только исцелил его, но и вытеснил из самых потаенных уголков камеры темноту и неизведанных созданий, что жили в вечном мраке. На руках не было шрамов и ран. Холодные кандалы, что ограничивали свободу, пали и канули в забвение миражей тюремных ловушек. Звенящая сталь рухнула, а человек встал с леденящего каменного пола. Свободной птицей, он канул в глянцево-пурпурных лучах света вдаль подальше от утлых стен темницы. Кто же освободил Андерсона? Это также был вопрос риторический…
Что он знал о своей поработительнице? Что она была жестока, надменна, и очень даже глупа, также как и ее соотечественники. Рабовладельцы были ужасны по виду: крючковатые носы, злые оскалы лица, парики, словно у певчих птиц канареек, позолоченные одежды и толстые кошельки, забитые деньгами и медными пятаками. Чванство и самолюбие овладевало их сердцами, а лица были высокомерны и тщеславны. Именно потому, как только Андерсон сбежал от своих поработителей, униженный и растоптанный стражами и отвратительными заключенными, то был крайне рад сейчас, мчаться на быстрой лошади вдаль среди равнин и холмов.
В лицо дул сильный ветер, вынуждая Андерсона щуриться от лавины освежающее сознание молодого человека. Иногда порывы воздушных масс были холодны, как мартовский ветер, иногда из степей веяло чем-то даже жарковатым и приторным, что напоминало ему о бесконечном лете в краю без снега. Андерсон был умен и был наделен талантами видения будущего, прошлого, кроме того он читал мысли других людей, если узнавал на какой частоте они размышляли. Видения были предзнаменованием чего-то важного, либо предостережением от угрозы будущего. Телепатия же была у него с юности, и искать волну цепочки чьих-то мыслей напоминало занятие, что поиска радиостанций через радиоприемник. Если удавалось отыскать те сигналы чьих-то сообщений, то в сознание Андерсона вливался целый рой чужих мыслей, ощущений, впечатлений и даже воспоминаний далекого прошлого. Он, словно, выдергивал из чужой головы мысли, желания и чувства окружающих людей. Однако так бывало только, когда перед ним находился ментально незащищенный человек. В остальных случаях Андерсон иногда путался в лабиринтах чужого сознания и лишь спустя какое-то время узнавал ключи доступа.
Однако сидя на своей лошади, он сейчас не ощущал вокруг себя чьих-либо мыслей проникающих в его сознание, как подгруженные данные извне, что с нудным тарахтением иногда врывались в его голову, отодвигая его собственные мысли. Когда-то раньше Андерсон путался в своих мыслях и внешних сообщениях, однако, после он сумел разобраться в сути механизма телепатии, эмпатии и освоил технологию обмена информации с людьми на расстоянии. Иногда чьи-то мысленные, либо речевые диалоги словно впечатывались в строения, дома, жилища в которых обитали хозяева. И тогда, даже войдя в пустую квартиру, либо хижину можно было уловить, почти едва уловимое дыхание прошлого, словно аромат духов или дуновение чего-то, что было оставлено кем-то до появления Андерсона. Это было очень информативно и полезным для него.
Сейчас в пустоши, безмерно тянущейся от горизонта до горизонта сухими степями и валяющимся почти в пыли у горизонта солнцем, Андерсон не ощущал присутствия посторонней жизни. Дорога вилась вдаль, иногда длинные почти смоляные тени прерывали ту уходящую вдаль путь беглеца. Тушканчики мелькали в пустотах суховатой страны, а кузнечики распевали песни в зарослях кустарников и низкорослых деревьев. Боль души утихла. Андерсон вспоминал ту ужасную Еву, что издевалась над своим рабом дни и ночи напролет. В своих камерах эта злая королева держала ни один десяток рабов, что были поглощены лишь смыслом жизни выживания и единственной целью – вырваться из плена. Однако даже свобода и тот дивный свет, что чудным видением ворвался в камеры Андерсона, не исцелил всех ран тела. Раны превратились в швы и шрамы. Память же запечатлела те картины ужасающих видений прошлого. Говорят, что шрамы украшают мужчин, но иногда и это неправда. Уродливо лишая человека гармоничных возможностей движения, либо эстетичной красоты, рубцы-раны скрадывают человеческое совершенство и идеализм.
Впрочем, как и в душе, никогда не зарастают травмы и раны никогда, ведь это следы времени. Молодой человек хотел быть счастливым и любимым, но его мучители были сильнее его, и постоянно удерживали в орбите рабства и порабощения, отчего меланхолия и отчаяние закрадывалось в душу Андерсона. Дни шли на пролет чередой однообразных и даже мучительных дней безысходности и бесполезного существования в этом бренном мире рабовладельцев и рабов. Порядки в неволе каменных стен были иными, чем за пределами темницы. Именно потому Андерсон был крайне счастлив сейчас ехать вдаль на своей крепкой лошади, ощущать, как скрепит бархатистое седло и как свистят вожжи. Ветер, кажется, напевал песню в ухо путешественнику, но Андерсон почти не слушал эту ветреную песнь. Солнце иногда ослепляло человека, тогда он напяливал, свои очи, что защищали его от незрячести. Он был благодарен тем, кто был в путешествии – безропотные, но вольные птицы, летевшие выше остовов и руин древних городов, а также выше долин и лесов, были его спутниками в странствии.
Город-крепость скрылся где-то за горизонтом вдали, среди чащоб лесных исполинов и змейкой вьющейся дорогой. Оглядываясь назад, Андерсон с улыбкой на устах изучал те километры измерения, что были оставлены им в ходе столь длительного путешествия. Ностальгия была в душе в эти мгновения, но отнюдь не о рабстве, а тех краях, в которых он вырос. Отныне его не мучила ни бездушная королева Ева из каменного замка злых королев, ни циничные надзиратели тюрьмы. Андерсон был свободен, как ветер, и наравне с воздушными стихиями летел по каменистой линейной, как стрела, мостовой, что была проложена на многие километры и мили от лесов и равнин. Цокот копыт звонко разлетался в окрестности, невольно заставляя таинственных зверушек из леса изучать быстро движущуюся цель. Москиты иногда летели роем, висели над дорогой, по которой передвигался человек. Подковы лошади выбивали целую плеяду пыльных облаков, что еще долго висли в стеклянном прозрачном воздухе.
Иногда Андерсон опасался, что его будут искать и преследовать враги. Он оборачивался против ветра, чтобы увидеть, чист ли путь, исчезающий за его спиной. И дорога была действительно чиста, лишь приторное солнце безмятежно млело над горизонтом в оранжево-красных лучах. Уходящий период дня сменялся ночью, что обволакивала мир покрывалом мглы. Усталость охватывала его тело, и даже легкий озноб пробегал по телу, когда такая же изнуренная и потная лошадь на очередной кочке спотыкалась своими копытами, слегка подбрасывая всадника, словно, хотела выбить его из седла. Однако Андерсон был опытный наездник, который не боялся многочасовых странствий и путешествий в конном путешествии. И каждый раз, когда кобыла содрогалась под ним своим телом, он плотнее обхватывал ногами свою лошадь и, зная, что с исчезновением света будет долгожданный отдых.
Солнце исчезло в часу десятом, когда пока что летняя синева неба поглотила последние лучи дневного светила. Длинные тени от деревьев, кустарников и даже остовов и руин древних крепостей в пустоши исчезли вместе с канувшим в забвение солнцем. Андерсон выбрал себе удобную стоянку для ночлега, после чего потянул лошадь за собой, предварительно спрыгнув с нее. Трава была высокой и душистой, обдавала его лицо и тело свежестью и ощущением радости от девственной природы. В дебрях этой зелени существовали мириады живых созданий, что сверчали, ползали, летали и деловито жужжали где-то в чащобе степной растительности. Человек видел их мерцания, порхания, летающие контуры то в высокой растительности, то в чаще леса, где темнота обрела свинцово-мглистый оттенок. Иногда Андерсон глядел в небо, и видел там редкие уходящие за горизонт облачка, отчего молодому человеку хотелось широко шагать посреди этого бесконечного луга, отмеряя километры души в безмерных пределах свободного измерения. Но усталость вынуждала его остудить свой пыл, и вразумляла его сделать перевал в ночи.
– Вот и все путешествие сегодня завершено… – чуть со вздохом выдохнул Андерсон, глядя в рдеющую насыщенными цветами сгущающуюся мглу восточного неба. Марево заката опоясало красками алыми и розовыми от востока до запада. И дивные тени древних духов плясали в кострище Андерсона, когда он развел огонь в этой безмятежной пустоши. Одинокий орел контуром пару раз кружился в вечернем небе, после же канул в пустоте надвигающейся ночи.
Почти белоснежная лошадь паслась на лугу возле Андерсона, когда он сооружал впечатляющее кострище в сгущающемся мраке. Запах гари, а также вкуснейший аромат жареной курицы разносился в округе, ночные насекомые летели к свету, льнули к телу Андерсона, надеясь получить от него кровь или поглотить его потное тело. В животе даже заурчало от голода и потребности в столь аппетитной еде. Ветра почти не было, однако редкие порывы движения воздуха напоминали ему о вкусной еде. Андерсон с вожделением начал поглощать аппетитную курочку, отрывая ей то ножки, то крылышки. Наверное, это было самое отменное блюдо, которое молодой человек полюбил сейчас, и истощенный голодом изумленно впивался с жадностью зубами в упоительную индейку, что сумел поймать в ходе путешествия на юго-запад. Достоверно трудно было сказать, любил ли больше Андерсон жареных куропаток, либо удивительно вкусные в сметане пельмени из периода детства. Радовало, однако, сейчас его не только еда, а сам процесс поглощения столь изысканного блюда после полуголодной жизни в рабстве. Ноги слегка онемели в путешествии, и сейчас человек испытывал если не блаженство, то легкое чувство удовольствия и радости. Если хорошенько поразмыслить, то смысл счастья, конечно же, сводился не только в изысканных блюдах, но также и в отменном здоровье, страстных ночах и интимной близости с красивыми мраморными девицами, что так будоражили сознание Андерсона в дни одиночества. Йомены на небе, называемые, как амуры, почему-то все время были неточны, и каждый раз, когда молодой человек жаждал новой любви, чувства были невзаимны.
Лучше реальности бывают сны – они вызывают умиротворение и утешение, в которых есть забвение от жизни. Андерсон уснул прямо у еще тлеющего кострища после сытного ужина. Тонны мотыльков, бабочек и каких-то неизвестных летающих созданий иногда проносились над костром. В глубинах ночной степи заливно распевали сверчки. Рдеющие лучи и отблески солнца в небе исчезли, после чего в небе вспыхнули яркие и удивительно выразительные звезды. Торф тлел в костре, и гарь летела вокруг его ночлежки. Источник видений Андерсона была его собственная жизнь. Оранжево-золотистые лучи влетали в его сознание во сне, словно, потоки дивных волн.
Когда Андерсон уснул, то новая реальность была таковой: он видел полутемное жилище, и маленькая хижина была едва озарена мерцающей лампадкой, а облики кого-то мелькали в глубинах этой хибары. В темноте за окнами хаты также иногда выныривали тени и далекие очертания неведомых зверушек и даже сказочных созданий выходящих из мрака леса и ночи. Мужчина вглядывался в камин, в котором резво шумел огонь. Тени зигзагами содрогались от света, и каждый раз что-то таинственное вырисовывалось на стенах этой неказистой хижины.
– Кто здесь? – Воскликнул Андерсон пытаясь вызвать из полумрака те облики, что копошились у печи, подкидывая в жаровню дрова. Однако лица никак не хотели поворачиваться к Андерсону, он видел их лишь со спины этих людей, их контуры фигур и даже расплывчатые человеческие облики. Огонь распылялся в каменной плите. Дым иногда вырвался из печки, погружая всю хижину в пелену плотного белесого мрака. Отчего горло сдавливалось чем-то едким. Андерсон во сне даже хотел было вырваться из этого сна, переходящего в кошмарную стадию.
После сны были бесцветными, и их даже не было – лишь бесцветная зыбкая пустота беспамятства сновидений. Когда беглец очнулся от своих снов, солнце блистающим оком реяло золотисто над востоком этой земли. Было холодно, и костер давно потух. Кобыла паслась рядом; и, глядя на свою прекрасную кобылу, Андерсон испытал облегчение. Умная же ведь лошадь. Даже во сне, где-то в подсознании Андерсон тревожился о своей кобыле и своем предстоящем путешествии в золотой город.
Когда он позавтракал, то ощутил, что чувство голода исчезло. С утра вновь была вкуснейшая индейка, которую Андерсону удалось подстрелить из ружья вчера вечером. Она бежала вдоль каменистой дороги и не пугалась цокота копыт лошади, отчего мужчина ее заметил, и стрельнул в нее из арбалета. Курица упала мгновенно, чуть трепыхаясь, в конвульсиях смерти. Так мужчина сумел обеспечить себя сытным ужином и отменным завтраком.
Андерсон полагал, что отвратительная и ужасная Ева из замка вновь начнет его преследовать. Именно потому потушив тлеющие угли стоянки окончательно, он вспрыгнул на свою кобылу, с золотисто-русой гривой, помчался дальше к золотому городу.
В ту ночь замок был встревожен громкими выстрелами и хлопками у главных врат. Стражники с криками брани пытались остановить кого-то неизвестного во мгле. Алиса очнулась от своих снов, когда услышала стрельбу. Ее переполняло удивление, и даже любопытство происходящим за стенами замка. Она соскочила со своей роскошной кровати и прильнула к холодным контурам окна. Босыми ногами пробежала по леденящему полу. Снаружи был такой же холодный молочный свет луны, а на крышах домов с черепицей с красивейшими узорами пробегали странные тени. Девица испугалась, и видела, что у главного входа замка стражники сражаются с кем-то.
– Стой! Стой! – Кричал неистово кто-то в ночи хрипловатым голосом. Тьма была мрачна и вызывала опасения у девушки.
Вслед летели выстрелы: пугающие и такие звонкие они летели в ночной тишине, как шум водопада, что разносился мириадами оттенков и тембров грохота на мили. Девушка была одета в ночную сорочку, из чистейшего шелка привезенную из далекой страны. Однако она не побоялась распахнуть железные рамы оконной рамы. Смело и отважно она вскарабкалась на карниз своей спальной комнатушки, что была погружена в изысканную роскошь свойственную только либо лицам королевского семейства, либо знатным людям, что династиями жили в богатстве. Всмотрелась в глубину ночи, там, где должна быть сторожка охраны. Но во тьме нельзя было разобрать ни обликов людей, ни тем более лиц.
Свет луны был мертвым и холодным, а карниз был вызывающим леденящий ужас у девицы, что она даже испугалась двигаться дальше. У врат выстрелили вновь, огонь вспыхнул в доли секунды – охрана открыла стрельбу из мушкетов, и запах пороха повис в претории замка.
– Пустите меня я от короля, Генриха!
– Нельзя туда! Не слышал приказа! – Ревел охранник, пытаясь перезарядить свою пороховую пушку. Однако незнакомец с силой оттолкнул стражу и рванул в глубины темных свай замка. Алиса с изумлением разглядывала столь удивительную картину ночного сражения, как тотчас обнаружила, что где-то на уровне бокового взгляда по крыше бежали тени. Огромные зловещие тени охватывали черепицу и карниз дворца. Это так напугало девицу, что она от страха хотела поскорее спрятаться в своей спальне. Однако огромный кот, что вынырнул из мрака ночи, сообщил Алисе вкрадчивым голосом:
«Сегодня к утру прибудет принц Андерсон. Собирайся в путешествие с ним!»
– Что? – Девушка обомлела от ужаса, и не могла вымолвить ни одного слова.
– Что слышала! К утру у стен замка появится Андерсон, что спасается от злой королевы Евы.
– Я никуда не поеду… – ошарашено шепнула девица, округлив свои симпатичные глазки. Ее почти золотистые локоны развевались на ветру, однако ночью ветер был едва уловим. Незримой стихией он метался где-то в глубинах мрака и ночи, ища свет, а может быть, пытаясь отыскать себе путь в звезды.
Кот убежал по крыше также быстро, как появился перед девицей, и Алиса лишь запомнила его выразительные зелено-голубые глаза, а также длинный хвост, что реял выше крыш апартаментов дворцовой обители. В ночном небе вспыхивали яркие звезды, что выныривали почти из бездонной пустоты вселенских пределов.
– И помни о путеводной звезде! Принц поведет тебя к ней! – Донесся где-то из клочьев сумерек летней ночи голос кота. Девице чудилось, что она слышит его мурчание, но это уже было лишь ее воображение. Ее почти не заботило сейчас вторжение в замок неизвестных лиц, которых не остановили стражи.
– Принц Андерсон… – девушка была ошеломлена, и у зеркала постаралась привести себя в порядок, зажегши лампадку своей крохотной спальни. – Принц Андерсон, принц Андерсон… – как талмуду она вновь и вновь повторяла эту фразу.
Путеводная звезда вспыхнула где-то к утру, она был такой яркой и ослепительной, что поразила и Алису, и Андерсона, что был, тогда как раз на подходе у стен замка.
***
Андерсон мчался день и ночь, лишь в обеденный и вечерний период времени делал стоянки у водоемов. Вода журчала так громко, что человек слышал эти речные рокоты водной лавины, что летела из глубин лугов и горизонтов таящих далекие новые пределы миров. В перевале он питался более скромно: хлеб с солью, а также вкусные плоды из дикого сада, что повстречался на пути пилигрима. Андерсон не переживал больше о своих преследователях, ибо знал, что мучители оставили его в покое. Однако он знал, что за ним все также наблюдают. Чье-то незримое око, воплощенное либо в зраке птицы, а может быть, во взгляде животных, либо даже насекомых всегда изучало человека.
В дневное время суток небо было бессолнечным. Однородное плоское облако застлало от края до края мир. В ночи же туманные звезды проступали из глубин ночи. Ева если бы и захотела бы, не смогла бы достать его в этой пустоши.
К вечеру небосвод расчистился; Андерсон мчался все дальше и дальше к своей цели. В ночном небосводе он увидел, как вспыхнула новая звезда. Она была синей-синей и источала дивное сияние. Вслед за удивительной картиной звезды, Андерсон сумел различить в сгущающемся сизом полумраке очертания города, либо замка, что выглядели, как скалы, либо массивные утесы, реющие на берегу океана. Не было огней и света в каменных строениях башен и крепостных стен, кажется, что тот дворец спал, как все его жители. Из темноты, как фантасмагорическая тень, вынырнул огромный кот с сине-зелеными глазницами.
– Стой, человек! Спаси принцессу из замка! И следуй за путеводной звездой на небе… – Кот сообщил эту информацию Андерсону так неожиданно, что бывший раб, униженный и оплеванный на своей земле был поражен столь диковинным существом.
Лошадь дико заржала. Она ржала и ржала, и Андерсон не мог ее остановить.
– Кто ты? – Андерсон был напуган, и даже готов был застрелить этого кота в ночи из своего арбалета.
– Я лишь информатор, который сообщил для тебя важные данные.
Андерсон не хотел слушать речь этого диковинного говорящего кота. Потому понукая свою золотистую лошадь, помчался дальше к стенам замка. В ночи едва можно было различить у стен высокие тополя, что росли явно по задумке садовника. Луна исчезла где-то за горизонтом, и только яркая, синеющая путеводная звезда все также манила к себе неизведанных странников совершить далекий путь в степях по каменистой дороге.
Когда Андерсон приблизился вплотную к стене замка, то чуть было не сбил с ног девицу в белом платье. Это была принцесса из замка – Алиса, которую ночью оповестил огромный кот, что за ней прибудет из далекого края принц Андерсон. Облеченная в почти идеальное белое платье девушка на запястьях носила также и кружевные бархатистые резинки, что стягивали ее худоватые кисти.
– Какого черта ты тут один на дороге?! – Выругался всадник, когда девица завизжала. Она была очень сильно напугана. Ее выражение лица выражало лишь страх и испуг. Однако Андерсон был учтив и вежлив с ней, остановил своего скакуна, постарался рассеять ее негативные эмоции. Сойдя с лошади, он подошел к девице и спросил ее: «Кто ты такая? И как называется этот город?»
– Это не город. Дворец и обитель моего отца. Меня же зовут Алиса…
– Интересное имя, – вполне дружелюбно ответил ей путник Андерсон, после чего решил также оповестить ее о своей личности, – Меня зовут Андерсон… Я сын пекаря и учительницы детской школы в моем краю. Однако я попал в рабство к сильным мира сего, эта злая королева Ева, а также ее воины и приспешники с крючковатыми носами все время вредили мне. Они держали меня в заточении ни один год, отчего я был так несчастен и одинок. Однако сейчас я сумел вырваться из бесконечного плена собственной жизни, благодаря свету. И тогда у меня появилась возможность добежать до конюшни, собственно, где я и выбрал себе вот такую златовласую лошадь, чтобы совершить побег из своих краев.
– Возьми меня с собой, пожалуйста! – Алиса чуть не заплакала, когда услышала столь дивную историю из уст далекого пилигрима.
– Моя лошадь не удержит двоих всадников… – констатировал информацию Андерсон.
– В моем замке много красивых и породистых лошадей способных мчаться и мчаться сотни миль без остановок. Кроме того у меня есть карета и все необходимое обмундирование для совершения путешествия в далекие земли.
– Хорошо… – пробурчал в ответ Андерсон, доверяя почему-то сейчас этой хрупкой и невысокого роста Алисе. Они прошли через главный вход замка, где стражи никак не отреагировали на ночное шатание девицы и незнакомого парня на претории королевских покоев. Кажется, что даже стены этого дворца излучали равнодушие, выраженное в синюшней пустоте летней ночи.
– Кто этой ночью пытался войти в замок? – Принцесса была строга со своими подчиненными.
– Это торговцы. Это они. – Печально чуть помотал головой виновато стражник.
– Они не нападут на нас?
– Нет, королева Алиса…
Андерсон и его новая спутница шагнули в конюшню, где у входа болтался светильник, скрипуче раскачиваясь на ветру, нестабильно мерцал. В помещении красовалось множество лошадей. Они дремали. Сон объял их конные головы, и лошадиные сны снились им в ту ночь, как и всем живым существам на планете. Алиса пощекотала одну лошадь, и конь открыл глаза, вперил внимательным взором в человека. В помещении пахло сеном и навозом. В потемках было уютно и безопасно.
– Выбери себе лошадей, и мы вместе поедем в путь. Именно так мне сообщил этой ночью огромный кот!
– Кот? Ты видела огромного кота? – Андерсон задал вопрос с мимическим выражением удивления, ее высокий лоб, кажется, чуть наморщился в сию минуту.
– Да, да… – девушка закивала головой, и внимательно посмотрела на Андерсона.
Путеводная синяя звезда должна привести их к новым пределам. Однако Андерсон не спешил выбрать себе лошадей для поездки, просто ходил по обширной конюшне среди стойбища и стогов сена. Отмерял шаги по стойбищу для лошадей, он изучал каждый дюйм этого помещения, разглядывая то коней, то девицу в белом кружевном платье. Фонарь все также сонно поскрипывал иногда под дыханием ночного ветра.
Тогда Алиса решила взять инициативу в свои руки, помня советы своей тетушки Эдли, которая знала толк в лошадей способных преодолеть огромные отрезки дорог. Девушка внимательно осмотрела спящих скакунов, отметила про себя породистость коней. Выбрала себе сама лошадей для поездки совместной с Андерсоном. Молодой человек был в замешательстве, когда принцесса выбрала коней. Это были отнюдь не самые лучшие скакуны. Когда кони были отобраны, Алиса и Андерсон вывели их темной конюшни. Итак, получилось, что тройка лошадей в одной упряжке теперь должна была влачить за собой карету из замка.
Андерсон в предутренних сумерках выводил карету из обители Алисы с осторожностью. Чуть слышно тихо фыркая по мостовой, слышен был цокот копыт. Девица же была очень довольна. Кажется, что она была капризна и дурна по характеру, и ее миловидная внешность была весьма обманчивой.
Стражи никак не пытались задержать его и карету. Потому Андерсон свободно покинул город и вместе с Алисой мчался вдаль к свету путеводной синей звезды. Бесконечное небо, погруженное во мглу, светлело от удивительных цветов градаций оттенка, что заливали небосвод на востоке. Замок без света был оставлен также в кромешной темноте. Однако тучи, что летели по ветру от запада, заполонили небосвод и погрузили мир в неоднородный сумрак, иногда эти темные облака отблескивали огнями неба, либо тем, что освещало облачный покров с земли. После хлынул дождь, и грохот неба заставил сотрясаться всю землю. Карета медленно катилась в размокающей земле, и даже по каменистой дороге бежали лавины воды смеси с глиной. Клея от колес повозки выглядела весьма глубокой, как рана, нанесенная чем-то внушительным, в которой сочилась мутная вода.
– Расскажи мне о себе… – очень даже повелительно спросила Алиса.
Тон Алисы не понравился Андерсону, потому молодой человек сразу насупился и даже чуть стиснул зубы, не желая разговаривать с капризной королевой. Ее высокомерие раздражало парня, потому он холодно глядел на свою спутницу.
– Ну что же ты молчишь? Скажи что-то…
– Что сказать? – Парень чуть хмыкнул, озираясь в сторону девицы, что была, очевидно, хамкой и невоспитанной девицей, хотя и белых кровей.
– Почему ты не хочешь со мной общаться?
– Я скажу тебе… – Андерсон чуть задержал лошадей вожжами и ответил девице, – ты очень высокомерная, надменная девушка, а я таких не люблю. Мне по душе открытые и добрые девушки, которые не насмехаются, не издеваются, и не выражают свою гордость в отношении меня…
Дождь усилился, и шум хлестал неистово по корпусу кареты, а также обливал лошадей лавинами воды. В повозке тоже, что-то скрипело и сипело в ходе такого движения по размокшей дороге. Ветвистая молния иногда выныривала из мрачного неба, и вновь погасала. Весь мир на минуту озарялся светом, и тут же погружался в сумерках. Зеленые деревья казались сочнее и насыщеннее в цвете в дождь. Однако и они были оставлены в той утомительном странствии мужчины и девушки из замка. Впереди были почти зеркально блестящие камни, из которых был выложен путь, ведущий в далекие края, в котором отражалось рассеивающееся от туч небо. Андерсон иногда всматривался в лужи, кажущиеся почти бездонными и вместе с тем такими мутными и зыбкими для путешествия. Темнело небо, и в той тьме гасли даже самые яркие огни. Солнца не было, также как и Луны.
– Я королева, а ты кто? Разве ты всадник на белом коне, тот самый принц из моих сказочных снов? – Иронично решила съязвить девица. – Ты одеваешься, как нищеброд, кроме того у тебя изнуренное лицо, и на запястьях шрамы от кандалов. Кажется, что ты беглый раб или в лучшем случае – подчиненный у богатея из мира сильных.
– Я был порабощен сильными мира сего… – Андерсон печально глянул в безликую даль, сотканную из дождя и пелены тумана. – Я недоедал, я недосыпал, я был в отчаянии и одиночестве, каждый раз, когда находился в порабощении у Евы и ее солдатиков-стражей.
Алиса засмеялась весело и звонко, что ее смех заглушил даже шум ливня снаружи кареты, что неистово тарабанил со всех сторон:
– Я так и знала, я так и знала! – Она смеялась и смеялась, удерживая себя от уже почти истерического смеха. – Ты не принц, как мне сообщил кот, что бегал по крышам замка. Ты обычный бродяга с пыльной дороги, – Девушка не могла сдержать смеха в сию минуту.
– Я не говорил, что я принц… – мрачновато подытожил Андерсон и счел дальнейшую беседу с девицей пустой и бессмысленной.
Он был весь мокрым от дождя, ибо ливень облил и его струями холодной небесной прохлады. И в расчищавшемся небе виден был свет, озаряющий всадника и его повозку. Алиса без умолку трещала и трещала что-то молодому человеку, но Андерсон ее почти не слушал. Он был все также одинок, и даже несчастен в глубине души. Эта девушка не была уважительна или сентиментальна в своих манерах общения с ним, потому он вел с ней соответственно.
Дальше лесов не было. Деревья обрывались неизмеримыми огромными расстояниями пустоши. Впереди были лишь степи и даже полупустыни, среди которых иногда поднимались одинокими контурами очертания разрушенных строений, либо высокие редкие деревья, как бы кипарисы или кедры. В синем небе ярко сияло солнце, что пыталось испарить всю излишнюю влагу с земли. Дорога была ветвистой, то и дело встречались перекрестки и разветвления разных трасс уходящих вдаль. Карета, поскрипывая меланхолично, катилась на своих колесах вдаль. Лошади с неистовым упорством вышагивали по каменистой трассе.