Вначале полковник лишь молча уставился на него. На фоне этой пыльной комнатушки его костюм в крупную клетку смотрелся ужасно нелепо.
– Нет же! – запротестовал он. – Деппинга? Черт возьми, да не может быть, чтобы Деппинга! Деппинга бы никогда не убили. Пятерку ставлю, он и не помышлял, что его могут убить…
Хэдли пододвинул ему стул. Стендиш со стоном бухнулся на него и взял телефон. У полковника был такой вид, будто он намеревался раз и навсегда покончить с этой чушью.
– Да, да, да… Мерч? Как ты? О… хочу узнать, что это за чертовщина?.. Но откуда ты знаешь?
Пауза.
– Может, он чистил ружье и оно выстрелило, – озарило Стендиша. – Был у меня знакомый, с ним так же вышло. В пятьдесят девятом. Ногу себе отстрелил… Нет, черт возьми. Ясно. Не мог, раз не было ружья… Так-так. Займись этим, Мерч. Буду во второй половине дня. Как всегда, черт возьми! Да-а. Давайте.
Он повесил трубку и мрачно взглянул на нее.
– Так! Я забыл узнать у него…
– Все факты мне известны, – вклинился Хэдли. – Будьте добры кое-что объяснить. Присаживайтесь. А эти джентльмены?..
Джентльмены представились. Севший по другую сторону стола Хэдли епископ Мэплхэмский посмотрел на Стендиша почти с удовлетворением. Он выглядел искренне взволнованным, но никак не мог удержаться от того, чтобы сказать:
– Премного, премного сожалею о гибели любого человека, но, должен заметить, я предупреждал. Это, конечно, не снимает вины и не умаляет горечи от его ухода. Однако…
Стендиш достал носовой платок и промокнул лоб.
– Чтоб его, – пробурчал он, – откуда мне было знать, что бедняга так кончит? Здесь что-то не так. Вы его не знаете. У него даже была доля в моей фирме!
Донован заметил, как при этом Хэдли переводит раздраженный взгляд с одного посетителя на другого. Однако он почтительно обратился к епископу.
– Должен поблагодарить вас, – вставил он, – за вашу помощь в этом деле и оперативность. После освещения обстоятельств убийства Деппинга я буду рад выслушать ваши разъяснения…
– Но он же катался по перилам! – уязвленно запротестовал Стендиш. – Бабахнулся, словно лавина, прямо перед леди Ленгвич!
Епископ застыл на месте. Он надулся и посмотрел на Стендиша так, как когда-то на дьякона, поскользнувшегося у алтаря с блюдом для пожертвований и окатившего дождем из медяков прихожан, сидевших на трех первых рядах.
– Тот случай, сэр, – холодно отрезал он, – его я уже объяснил, и любому сколько-нибудь сообразительному человеку этого было бы довольно. К несчастью, я потерял равновесие и, дабы избежать последствий грандиозного падения, вынужденно ухватился за перила, и это, э-э-м, несколько ускорило мой спуск. Вот и все.
Полковник был явно возмущен подобной оценкой своего интеллекта.
– А зачем тогда вы швырнули в викария чернильницу? – гневно возразил он. – Боже правый, я, конечно, не епископ, но, черт возьми, я еще ни разу в жизни не поставил викарию синяк под глазом! И если вы считаете это признаком интел…
Лицо епископа побледнело. Он вытянулся на стуле как струна, тяжело дыша и озираясь по сторонам. Его взгляд остановился на докторе Фелле, который будто бы посмеивался, прижав ладонь ко рту.
– Вы что-то сказали, сэр? – поинтересовался епископ.
– Нет, что вы! – поспешно возразил доктор Фелл. – У-ух! Да что ж такое! Н-нет! – И он хлопнул в ладоши, трясясь, однако, всем телом, в то время как на его глазах выступила влага.
– Рад слышать, сэр. Но может, вы что-то подумали по этому поводу?
– Что ж, раз так, – честно сознался доктор, – скажите, зачем вы швырялись чернильницами в викария?
– Джентльмены! – прорычал Хэдли, стукнув по столу. Он уже с трудом сохранял самообладание, и теперь, дабы вернуть себе невозмутимость, разложил перед собой все бумаги. – Возможно, – начал он, – мне стоит изложить все, что я узнал от инспектора Мерча, а вы, полковник, заполните пробелы… Во-первых, что вы знаете о мистере Деппинге?
– Очень хороший человек старина Деппинг, – ответил Стендиш, словно защищаясь, – родственник моих индийских друзей. Появился здесь пять или шесть лет назад, пришел ко мне, услышал, что у меня есть свободный гостевой дом. Тот ему понравился. Он его снял и жил там с тех пор, как… Непростой человек. Привередливый, понимаете ли. Книги там и все такое. Даже привез с собой повара – ему нравились изысканные блюда. – Полковник усмехнулся. – Но если б вы узнали его получше, черт возьми!
– Что вы имеете в виду?
Стендиш принял доверительный вид:
– А вот что. Нельзя сказать, чтобы он был пьяницей; мог выпить полбутылки бургундского – ценитель – да. Однако я однажды заскочил к нему вечерком. Старик сидел у себя в кабинете – без пенсне, ноги на столе, на три четверти пустая бутылка виски – в слюни пьяный. Ха! Странно было это видеть. Я сказал: «Ага, черт тебя дери!» А он: «Хе-хе». А потом запел, заревел и… послушайте, – обеспокоенно сказал полковник, – не хочу наговаривать на него… хм… Но, я думаю, он был скрытным пьяницей, раз в пару месяцев у него случались запои. И что тут такого? С кем не бывает! До женитьбы и у меня так бывало. Хм… – Стендиш откашлялся. – Кому это мешает, если никто не видит? Он старался, чтобы никто этого не видел. Достоинство. После того случая, когда я вломился к нему, он заставил этого своего камердинера еженощно сидеть под дверью его кабинета и сторожить, черт возьми! Еженощно, на случай, если кто-нибудь явится, а он к этому не готов.
Хэдли нахмурился:
– Вам никогда не казалось, полковник, что он что-то задумал?
– Что? Задумал? Вздор полнейший! Что он мог задумать? Он был вдовцом – и денег у него куры не клевали…
– Продолжайте, пожалуйста. Что еще вы о нем знаете?
Стендиш стушевался:
– Не особенно много. Он о себе не распространялся, понимаете? Сошелся с Берком, моим партнером, вложился в наше дело. Сказал, что всегда хотел рецензировать рукописи для издательства, и, Господь всемогущий, он читал! Брал всю галиматью, к которой в жизни никто не притронулся бы. Знаете, чью-нибудь там трилогию о чем-то там, которая писалась семь лет, стопки бумаг по шесть дюймов толщиной, все зачеркнутое-перечеркнутое настолько, что разобрать невозможно, и автор каждый день посылает новые письма. Вот.
– У него были родственники?
На самодовольном красном лице Стендиша застыло озадаченное выражение.
– Это ее просто из колеи выбьет… Хм, да. Дочка. Чертовски хороша. Не чета пигалицам в двухместных автомобилях, которые того и гляди собьют тебя на дороге, – злобно отметил полковник. – Хорошая девушка, хоть и живет во Франции. Деппинг все трясся, чтобы она ничего не натворила. Может, Франция ей и нравилась, ведь он отправил ее в монастырь до совершеннолетия, но да бог с ним. Ха, я как-то говорю: «Ей бы замуж». И вот эта девица с моим сыном… – тут он призадумался, – ну, как это бывает… хм…
Хэдли пробежался взглядом по присутствующим и остановился на епископе, который, казалось, собирался что-то добавить. Так что Хэдли поторопился опередить его:
– А вы не знаете, были ли у него враги? Я не имею в виду ваших знакомых.
– Господи! Нет!
– Я об этом спрашиваю, – продолжил Хэдли, – из-за обстоятельств его гибели. Со слов инспектора Мерча, который располагает показаниями его повара и камердинера, дело было так… – Хэдли зашелестел бумагами. – Рэй-монд Сторер, камердинер, утверждает, что погибший вернулся с чаепития в гостевой дом около семи вечера…
– С нашего чаепития, – пробормотал полковник. – Мы все были взбудоражены новостями: ну, его дочка с моим сыном. За день до того он получил от нее письмо, и вечером мы с ним все обговаривали. Так что вчера он явился на чаепитие и объявил всем.
– И он был в хорошем настроении?
– Господи, конечно. Доволен как слон.
Хэдли прищурился:
– И не случилось ли потом чего-то, что могло бы его расстроить?
Стендиш вынул сигару и стал прикуривать ее, как вдруг ему в голову пришла какая-то тревожная мысль. Он обернулся и сердито взглянул на епископа.
– Знаете ли, я вот о чем подумал! – Казалось, его воспаленные глаза вот-вот вылезут из орбит. – Он и впрямь уходил как в воду опущенный, Богом клянусь. А огорчился он как раз после того, как вы отозвали его поговорить.
Епископ сложил руки поверх своего зонта. На его лице было такое выражение, будто он с трудом сдерживал торжество.
– Это так, друг мой, – ответил он, – и я обязательно расскажу об этом, как только старший инспектор закончит излагать суть дела… Пожалуйста, продолжайте, сэр.
– Камердинер свидетельствует о том, – немного погодя продолжил Хэдли, – что в гостевой дом погибший пришел обеспокоенным. Он приказал подать ужин в кабинет. И что было необычно, не стал переодеваться к ужину. Ужин был подан в половине девятого, и тогда погибший казался еще более встревоженным, чем до этого. Он сообщил камердинеру, что у него много дел, и просил никого к нему не впускать. Как вы могли заметить, вчера ночью как раз спала жара. Тем вечером разразилась буря…
– Черт возьми, и еще какая буря! – прохрипел полковник. – Генри Морган попал в нее, и ему пришлось три мили тащиться до…
Хэдли начинал терять самообладание.
– Если не возражаете, полковник, – прервал он, – вам будет весьма и весьма необходимо узнать следующее… Вскоре после начала бури ветром снесло линию электропередачи или что-то вроде того, и из строя вышло все освещение. Камердинер, который находился на первом этаже, закрыл все окна и стал рыться в поисках свечей. И вот, когда он собрался пойти с ними наверх, во входную дверь постучали. Когда он отворил дверь, ветер задул свечу, но как только он вновь зажег ее, то увидел на пороге незнакомца…
– У вас есть его описание, мистер Хэдли? – вклинился епископ.
– Не самое подробное. Среднего роста, моложавый, с темными волосами и усами, в кричащем костюме, говорил с американским акцентом.
Епископ двинул шеей с выражением мрачного триумфа. Он кивнул:
– Продолжайте, мистер Хэдли.
– Камердинер собирался уж было ответить, что мистер Деппинг сегодня никого не принимает, и закрыть дверь, как вдруг этот человек сунул ногу в дверной проем. И сказал… – Хэдли заглянул в свои бумаги. – Он сказал: «Уж меня-то он примет. Спросите у него». Инспектор Мерч не вдавался в подробности. Кажется, тот человек указал при этом на переговорную трубку.
– Ага, – включился полковник. – Знаете, такая… Ты в нее вначале свистишь. А потом начинаешь говорить. Деппинг занимал две комнаты: спальня да кабинет. И у него была такая трубка, она шла прямиком до кабинета от первого этажа. Как раз у входной двери она и располагалась.
– Хорошо… Незнакомец очень настаивал, так что Сторер позвонил мистеру Деппингу. А мистер Деппинг ответил: «Хорошо, пусть поднимется», несмотря на то что тот не представился. Однако мистер Деппинг попросил камердинера далеко не уходить на случай, если в нем возникнет нужда. Сторер предложил пойти и попробовать починить свет, но Деппинг на это ответил, чтобы тот не беспокоился, поскольку у него в кабинете было предостаточно свечей.
Как бы то ни было, Сторер поднял Ахиля Джорджеса, повара, и, несмотря на протесты, под дождем отправил его на улицу проверять, не оборвались ли провода. Камердинер тем временем поднялся закрыть окна наверху и услышал при этом, как Деппинг и его гость говорили в кабинете. Самих слов он не расслышал, но их беседа казалась довольно дружелюбной. Вернувшись, повар доложил, что ни единого провода оборвано не было. Когда проверили электрощиток, то оказалось, что все дело было лишь в коротком замыкании, и замена предохранителей решила проблему со светом…
Доктор Фелл, который все это время самозабвенно набивал трубку, вдруг повернул к инспектору свою массивную голову и уставился на него. Глаза его при этом немного скосились. Он шумно и глубоко вздохнул.
– Хэдли, – пробормотал он, – а вот это очень интересно, самое интересное из того, что вы рассказали. Продолжайте, продолжайте.
Хэдли крякнул. Он испытующе взглянул на доктора и продолжил:
– Было около полуночи, и Сторер собирался пойти спать. Он постучался в дверь кабинета, сообщил Деппингу, что свет починили, и спросил, может ли он быть свободен. Деппинг как-то нетерпеливо ответил: «Да-да». Так что тот удалился. Буря все еще бушевала, и он никак не мог уснуть… По его словам, где-то в пятнадцать минут первого ночи он услышал звук выстрела; это врезалось ему в память, но он списал это на раскат грома и не стал выяснять, в чем дело. Инспектор Мерч передает, что судебный медик установил время смерти, как раз около пятнадцати минут первого. На следующее утро, спустившись, Сторер увидел через фрамугу, что свет в кабинете Деппинга по-прежнему горел. Он постучал в дверь, но ответа не последовало; дверь была заперта изнутри. Так что Сторер взял стул, взобрался на него и заглянул во фрамугу. Деппинг лежал ничком у себя за столом, а голова его была прострелена аккурат в районе лысины. В конце концов Сторер набрался храбрости, открыл фрамугу и влез через нее в комнату. Деппинг уже давно был мертв, а орудия убийства он не увидел.
Донован-младший вдруг позабыл о своем похмелье. Этот неторопливый жуткий рассказ будоражил его воображение. Казалось, вся эта дикая история с катанием по перилам была частью вчерашней попойки; впервые в жизни он ощутил вкус к охоте на человека и начал понимать, в чем состоит ее прелесть. Стояла тишина. В атмосфере нарастающей неловкости он почувствовал на себе покровительственно-самодовольный взгляд епископа.
– Вот, мистер Хэдли, – сказал епископ, – это-то и есть самое интересное. И поучительное. – Он жестом указал на сына. – Мой сын, мистер Хэдли, изучает криминалистику, как и я. Хм… И я наконец смогу увидеть, чему же он успел научиться. – Вид у епископа при этом был важный и деловитый. – Кое-какие моменты наводят на размышления. Например…
– Но черт возьми! – запротестовал полковник, вытирая лоб. – Смотрите!..
– …например, – хладнокровно продолжил епископ, – вы говорите, дверь была заперта изнутри. Значит, убийца ускользнул через окно? Нет. Через другую дверь. Наверху имеется балкон, тянущийся вдоль стены дома, и дверь на нем открывается наружу. Эта дверь, которая, по словам Сторера, обычно заперта, в тот день была приоткрыта.
Хэдли обратился к нему без капли сарказма:
– Что ж, не могли бы вы объяснить, какова ваша роль в этом деле?..
Епископ кивнул и дружелюбно улыбнулся Стендишу:
– С удовольствием. К счастью, мистер Хэдли, я могу назвать вам имя человека, который приходил к мистеру Деппингу прошлой ночью. Я могу даже показать вам его фотографию.
Под изумленным взглядом полковника он вынул из внутреннего кармана два снимка, подписанные аккуратным мелким почерком, которые он затем передал Хэдли. Чувство юмора вернулось к епископу, как только ему удалось реабилитироваться в глазах собеседника.
– Его зовут Льюис Спинелли. На случай, если имя вылетит из головы, мистер Хэдли, там внизу есть пара заметок о нем.
– Спинелли, – повторил Хэдли, прищурившись. – Спинелли, ясно! Вымогатель. Бандит. Из шайки Мейфри, они пытались проникнуть в Англию в прошлом году…
– Единственный из шайки, – поправил епископ, – который таки проник в Англию. Этот человек, мистер Хэдли, слишком умен для того, чтобы пытаться попасть в страну под своим настоящим именем. Позвольте мне объяснить.
Донован-младший вновь подумал, что для епископа Англиканской церкви такая манера изъясняться была совсем не характерной. Но самым странным было то, как естественно это выходило у старика. Он говорил ничуть не хуже, чем с церковной кафедры. И сын все никак не мог к этому привыкнуть.
– В Музее полиции на Центральной улице, он напоминает ваш Черный музей, экспозиция составлена так, чтобы демонстрировать различные типы преступлений, мистер Хэдли. Комиссар разрешил мне освежить в памяти одну интересную историю. Этот Спинелли изначально был вымогателем-одиночкой, и все из-за одной своей особенности, которая выдает его с головой. Молодой американец итальянского происхождения лет тридцати, из приличной семьи, с блестящим образованием. Как мне сообщили, с хорошими манерами, так что он мог бы выдать себя за кого угодно, если бы не одна его слабость. Он просто не мог противиться искушению вырядиться в самый кричащий и приметный наряд, который только можно себе вообразить, не говоря уже об обилии колец и прочих украшений. Взгляните на фотографию. Здесь ему около двадцати трех, когда его схватили и отправили в Синг-Синг на десять лет.
Епископ прервался. И взглянул на присутствующих из-под тяжелых век.
– Но освободился он через три. И никто не знает, как так вышло. Из того, что я слышал, он понял, что в одиночку действовать небезопасно, и присоединился к Мейфри, который к тому времени как раз набрал силу, и никто не мог с ним ничего поделать. Затем…
Доктор Фелл фыркнул.
– Послушайте, – запротестовал он, – во имя Бога и Бахуса, надеюсь, это дельце не превратится в нудную заунывную гангстерскую историю. Хм-хм… ха. Если я что и ненавижу, так это когда в классическое дело об убийстве вклинивается подобная тягомотина. Только я заинтересовался этим происшествием со светом…
Епископ тряхнул головой:
– Не бойтесь, друг мой. Могу поклясться, что Спинелли вернулся к привычной тактике вымогателя-одиночки. Банда Мейфри развалилась. Никто не знает почему, даже комиссар этим озадачен. Некоторое время назад она стала сдавать позиции. Главари пытались покинуть страну: кто-то направился в Италию, кто-то в Англию, кто-то в Германию. Всем отказали во въезде. Но каким-то образом Спинелли пробрался.
– Это мы еще посмотрим, – возразил Хэдли и коротко переговорил по телефону. Глядя на епископа, он продолжил: – Знаете, сэр, это все гадание на кофейной гуще. Бьюсь об заклад, вы в глаза этого Спинелли не видели.
– Что вы, – спокойно ответил епископ, – лично видел его дважды. В первый раз на Центральной улице на опознании, где ему не предъявили никакого обвинения; там я и выяснил все подробности о нем. А второй раз – прошлым вечером. Он выходил из трактира неподалеку от Гранжа. До этого я видел его на расстоянии и при лунном свете при… хм… довольно необычных обстоятельствах, в парке в Гранже. – Епископ откашлялся. – Я обратил внимание на одежду, да и лицо показалось знакомым. Однако прошлой ночью я видел его так же близко, как вас сейчас.
– Господи! – воскликнул полковник, уставясь на него с каким-то новым выражением лица. – И из-за этого вы сегодня утром сбежали?
– Вряд ли начальник полиции округа выслушал бы мою историю с должным вниманием, – холодно ответил епископ. – Господа, я кое-что обнаружил. Все дело в…
Хэдли угрюмо стучал по столу костяшками пальцев. Он поглядывал на телефон, который все никак не желал зазвонить.
– Вопрос в том, – сказал он, – что нам стоит внимательно все это изучить, однако, мне кажется, кое-кто пребывает в заблуждении. Все эти американские гангстеры, стреляющие в сельских ученых мужей Глостершира… Фа! Не вполне правдоподобно…
– Не думаю, – возразил епископ, – что Льюис Спинелли застрелил его. Нет времени все подробно объяснять. Однако я хотел бы знать, мистер Хэдли, что вы намерены предпринять.
– Это к полковнику Стендишу, – отрезал Хэдли. – Он начальник полиции в своем округе. Если он захочет привлечь Скотленд-Ярд, то может это сделать. А если захочет разбираться сам, то меня это не касается. Что скажете, полковник?
– Я был бы очень рад оказать полиции в этом деле все возможное содействие в меру моих скромных сил, – задумчиво отозвался епископ. Все органные регистры зазвучали в его голосе. Его массивное лицо надулось, а в глазах появился гипнотический блеск.
– Заметано! – воскликнул Стендиш пылко и довольно бестактно. – Господи, заметано! Тут наш человек – Фелл. Черт побери, послушайте. Вы же обещали заехать в Гранж на пару дней, а, старина? Вы бы не дали какому-то иностранцу прострелить голову моему другу? Так ведь? – Тут он обернулся к епископу. – Знакомьтесь, это Фелл. Тот самый человек, который поймал и Криппса, и Логанрея, и жулика, представлявшегося проповедником, как бишь его там. Что там еще?
Доктор Фелл, наконец закуривший трубку, хмыкнул и, нахмурившись, принялся постукивать тростью по полу.
– Как же долго, – проворчал он, – я пытался отмежеваться от этих совершенно заурядных дел. Ни яркости тебе, ни искры безумия. Где же драма? Где…
Хэдли глянул на него с неким горьким удовлетворением.
– Да-да. Знаю. Вы в своем репертуаре, – согласился он, – вам подавай фантазию, лунатизм, которые попадаются, дай бог, один раз за десять лет заурядности. Чтобы кого-нибудь застрелили из арбалета в лондонском Тауэре или сбросили с балкона дома с привидениями. Конечно! А как же невзрачные обыкновенные дела, с которыми мы бьемся изо дня в день? Возьмитесь-ка за них. Думаю, после этого у вас отпадет охота насмехаться над полицией… Прошу прощения джентльмены. Это личное. – Он немного помедлил и затем раздраженно произнес: – К сожалению, должен еще кое-что вам сообщить. Инспектор Мерч упомянул одну деталь, которая несколько выпадает из обычного ряда. Может, это ничего и не значит, просто вещица, принадлежавшая Деппингу, однако вещица не вполне заурядная.
– Несколько деталей, – добавил доктор Фелл, – которые выходят из ряда вон, должен сказать. Хм… ха. Что ж…
Хэдли беспокойно потер подбородок.
– Возле руки Деппинга, – продолжил он, просматривая бумаги, – была карта… Именно так, карта. По размеру и форме соответствующая игральной, однако, согласно записям, искусно нарисованная акварелью. На ней были изображены восемь предметов, напоминающих мечи, расположенные в форме звезды, а также символ, изображающий воду, льющуюся в середину этой фигуры. Вот, пожалуйста. А теперь вперед, развлекайтесь, сочиняйте свой роман.
Он бросил записи на стол.
Рука доктора Фелла с трубкой замерла на полпути ко рту. Он шумно и глубоко, с присвистом вздохнул сквозь усы, и его взгляд замер.
– Восемь мечей, – сказал он, – Восемь мечей: два на уровне воды, три над ней и еще три под водой… О Бог! О Бахус! О моя старая шляпа! Послушайте, Хэдли, так дело не пойдет.
Он глаз не сводил со старшего инспектора.
– Ладно, – раздраженно ответил Хэдли, – вы опять в своей стихии. Дайте угадаю, тайное общество? Черная рука или что-то типа того? Черная метка? Да!
– Нет, – протянул доктор, – ничего подобного. Хотел бы я, чтобы все было так просто. Это настолько дьявольски закручено, настолько средневеково, настолько поэтично… Во всех смыслах. Я сейчас же отправляюсь в Глостершир. Должно быть, это странное местечко. Я никаких сил не пожалею, но найду убийцу, который знает об этих восьми мечах.
Он поднялся, закидывая плащ себе на плечо, словно благородный разбойник, и прошагал к окну, где остановился на какое-то время, наблюдая за движением на набережной; со своими белым плюмажем, пышной гривой волос и съехавшими на сторону очками.