Волны моей памяти бережно омывают год две тысячи пятнадцатый от Рождества Христова. В то время автор этих строк, считавшийся исполняющим обязанности шеф-редактора маленького СМИ, еще постигал азы военно-политической журналистики в одной из петербургских редакций. За это время мы уже успели насмотреться всякого – и на горечь первых обстрелов Донецка и Горловки, и на зверства украинских карателей и боевиков «Исламского государства»[1].
В целом это было то самое время, о котором пел Высоцкий в своей балладе:
…И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный клич принимавшие вой,
Тайну слова «приказ», назначенье границ,
Смысл атаки и лязг боевых колесниц.
Но даже для меня стало некоторым шоком, когда в один из теплых августовских дней 2015 года дверь в нашу редакцию резко открылась, как будто ее вышибли ударом ноги. Вслед за дверью в небольшую каморку, где набилось семь журналистов, вошел высокий и небритый молодой человек в очках. За плечом – видавший виды рюкзак и сумка с фотоаппаратом.
– Иншалла, православные! – поприветствовал человек собравшихся. – А где мне ваше начальство найти?
Я встал, поприветствовал гостя – о нем я уже знал, но лишь из материалов СМИ, и провел в соседнюю комнату к главному редактору. Заодно и познакомились.
Это был Кирилл Романовский. За последующие годы мы успели неплохо сдружиться и сработаться. Я брал у Кирилла интервью, когда тот был в командировке в Сирии. Он много мне рассказывал, как местные арабы уважают и любят Владимира Путина – сирийцы называют его «Абу Али Путин», отмечая некую близость российского президента к почитаемому в исламе праведному халифу.
Кирилл много рассказывал о быте сирийцев – во время нашей беседы в 2016 году он только что приехал из Хомса. Некогда «столица революции» и главный город гражданской войны в Сирии, по рассказам Кира, представлял собой крайне хтоническое зрелище. Пять лет непрерывных городских боев привели к тому, что Хомс находился в полуразрушенном состоянии: электричество в городе включалось два-три раза в сутки, чтобы немногие оставшиеся жители могли запитать генераторы и приготовить пищу.
Фактически всеми моими сведениями и знаниями о жизни Сирии, Ирака, Турции, Египта, Судана, Ливии и ЦАР я обязан Кириллу Романовскому. К мнению и чутью Кирилла, к его тонкому знанию арабской специфики я прислушивался постоянно. Более того, именно глазами Кирилла мы увидели таинственный мир Востока – в моментах и кадрах, запечатленных его фотокамерой, в зарисовках арабского быта и репортажах с передовой, в подарках, которые Кир неизменно привозил из своих командировок.
Эти моменты становятся особенно яркими и ценными сейчас, когда Кира с нами больше нет…
– Ялла, ялла!
– Да, да, потерпи, чувак, вот бл*ть, только «ялла» тебе и поможет!
С такими словами Кир вместе со своим товарищем, военкором Степаном Яцко, вытаскивал из-под огня раненых сирийских солдат. Район Джобар в Дамаске долгое время оставался ареной затяжных позиционных боев между правительственной армией и боевиками исламистских группировок. В июле 2017 года сирийские солдаты попытались снова продвинуться в Джобаре, чтобы отвести угрозу от других районов сирийской столицы
Объективы Кирилла и Степана запечатлели этот бой в деталях. Вот на позиции выезжает танк Республиканской гвардии. Вот отряд занимает – как им кажется – надежное укрытие в полуразрушенном ангаре. Вот начало обстрела со стороны боевиков. Вот пуля снайпера срезала молодого сирийского бойца в двух метрах от оператора. И неважно, что скажет потом Министерство информации, согласует ли выпуск такого материала или нет, сдадут ли их потом в мухабарат, то есть в сирийский КГБ, тоже неважно.
Кирилл всегда жил на пределе человеческих возможностей, буквально на грани. Стиль его журналистской работы всегда был таким: не боясь, Кир лез в самое пекло. И при этом Кир всегда знал, что делать в критической ситуации. Поэтому, когда разразился бой в Джобаре, Кирилл тащил в укрытие раненых бойцов и затыкал им раны. «Живи по правилам: делай что должен и будь что будет» – слова главы ЧВК «Вагнер» Евгения Пригожина во многом соответствовали работе Кирилла. И Родина ответила храброму военкору за его героизм.
«Здравствуй, брат! Пишу тебе из цитадели Мордора!» – С этими словами мне в Телеграм в 2018 году упала фотка от Кирилла. На фотографии Кирилл – впервые на моей памяти – был в приличном пиджаке и гладко выбрит. Не подумайте, я ничего против не имел – просто было непривычно видеть его не в походной «горке».
Но гораздо более важной деталью был не пиджак Кира, а свеженький орден Мужества на груди. Награда нашла героя…
Я помню наш последний диалог. Это был январь 22-го года. До начала специальной военной операции оставалось совсем немного. Кирилл тогда мне позвонил и сказал, что потребуется моя помощь.
– Мы готовим книгу, где будут рассказы бойцов ЧВК про Сирию, про Африку. Нужно помочь с расшифровками, с подготовкой текста.
– Не вопрос, Кир, ты меня знаешь. Звони, пиши, скидывай в любое время, я на связи.
Я не знаю, поймал ли я себя тогда на мысли, что это был последний раз, когда я слышал его голос. Я знал, что Кирилл уже давно борется с тяжелым недугом, но всякий раз, когда я виделся с ним, мы никогда не поднимали эту тему. И все же каждый раз, наблюдая своего друга в добром здравии, сердце мое радовалось: «Ну, хорошо, видать, отпустило…»
Начавшаяся СВО во многом изменила все наши жизни, все наши планы. К подготовке книги мы, друзья и коллеги Кирилла, смогли вернуться только осенью 2022 года. К тому моменту болезнь отнимала у нашего друга последние силы, и мы изо всех сил спешили. Чтобы подготовить текст книги. Чтобы порадовать Кирилла. В двадцатых числах декабря работа над книгой, которая получила впоследствии название «Восемь лет с “Вагнером”», была завершена. А 4 января 2023 года сердце храброго военкора и искателя приключений перестало биться.
Как вспоминал Андрей Медведев, когда Кирилл узнал, что тяжко болен, он опубликовал у себя на странице, тогда еще в «Фейсбуке»[2], такие строки:
Русский не умирает.
Он кончается,
Заканчивается, как роман о любви.
Вот они еще танцуют
На террасе отеля,
Но ты понимаешь:
Осталось три страницы,
И все.
Русский не умирает.
Он подходит к концу,
Как боеприпасы
У защитников форта.
Кто-то говорит слово «все».
Достаются финки,
И все.
Русский не умирает.
Он просто выходит
Из дома,
Окопа,
Из тела
И растворяется.
Все-таки лучше, если в метели.
К сожалению, так и случилось. Кирилл Романовский, мой друг и товарищ, человек, которого я никогда не стеснялся называть своим братом, растворился в московской метели. Через полгода растворилось в метели Истории и наше «Федеральное агентство новостей». Однако, вопреки всей мировой энтропии, в истории остался труд Кирилла – его репортажи, его заметки и его интервью с бойцами ЧВК «Вагнер». Вместе с ними Кирилл Романовский навсегда останется в памяти людей.
Москва встретила лунным морозным утром, плавно перетекающим в ежедневную суету. Посреди маленького центрального кладбища стояли люди, которые видели в этой жизни столько событий, что хватит книг на шесть. Возлагали цветы, плакали, обнимались.
А я, стоя у почти незаметной, занесенной снегом и вмороженной в лёд таблички, поговорил с другом. Впервые после того самого, последнего диалога в позапрошлом январе.
– Здравствуй, брат! Я приехал из нелюбимого тобой Питера в ваш белокаменный Мордор. Прости, что не приезжал раньше – ты знаешь, почему. Я помню о тебе. И всегда буду ждать встречи. Ты ушел в пустыню, пьешь свежий кофе, читаешь книгу про Курдистан и снова кроешь матом фатимидов. А мы тут мерзнем и помним о тебе. Мы обязательно встретимся, брат…
Николай Андреев (Комиссар Яррик).
Вернись с войны. В московский переулок,
Тебя встречавший после всех прогулок,
Шатаний по горам и городам.
Рассортируй свои заметки, фотки,
Листай раз в сутки фронтовые сводки,
Следи за теми, кто остался там.
С войны привозят гильзы и патроны,
Осколки мин и мятые шевроны,
Два камешка с большого террикона
И прочий черный, бессловесный стафф,
Чтоб было чем кормить скорбей ораву,
Имея беззастенчивое право
На едкую ухмылку на устах.
С войны привозят головные боли,
Дырявый от «контакта» в снежном поле
Рюкзак и недосмотренные сны.
Дом друга, развороченный снарядом…
А для того, чтоб был свидетель рядом,
Я кролика принес домой с войны.
Оглохший от смертельного набата
Зверек, не хуже всякого солдата,
Полгода бегал по передовой.
По сути, жизнь его гроша не стоит,
Но если смерть на всех нас планы строит,
Пусть кто-нибудь останется живой.
И в том, что я не дрался под Шахтерском
И выглядел мудацким и позерским
Мой гонор боевой со стороны,
Я виноват. Но, не впадая в краску,
Сам выдумал дешевую отмазку:
Мол, кролика домой принес с войны.