Если бы кто-то ещё месяц назад сказал Флоренс, что она возненавидит своих родителей, она бы рассмеялась в лицо этому человеку или вовсе стукнула его учебником по голове. Отношения с мамой и папой у неё не то чтобы доверительные и тёплые, но и злости между ними никогда не было. Семья Вивáн предпочитала более цивилизованный метод: они игнорировали друг друга.
За окном автомобиля, заглядывая в него, как любопытные соседки, проносились островерхие пихты, и уже они казались Флоренс достаточным поводом не любить крошечный городок на окраине Вашингтона. Мрачное и до жути маленькое местечко, окружённое густым лесом, не шло ни в какое сравнение с Парижем или хотя бы его пригородами!
Она сидела на заднем сиденье в окружении пакетов с самыми необходимыми вещами. Пряди длинных волос падали на глаза, а сеть не ловилась. В общем, в этот солнечный августовский день весь мир решил бесить Флоренс. Родители устроились впереди и тихо переговаривались друг с другом. Наверное, они ждали всплеска бурной радости, когда сообщили, что придётся переехать в эту глушь, но Флоренс «почему-то злилась» и отказывалась разговаривать с ними уже три недели, с момента получения грин-карт. Она считала себя ребёнком большого, красивого и интересного города, но на последний школьный год оказалась заперта в чужой стране и практически в деревне.
Покосившись на напряжённые руки отца, сжимавшего руль старого “Форда”, на молчаливую маму, прислонившуюся головой к стеклу, она вздохнула: с этими якобы близкими людьми говорить бесполезно. Они не слышали даже друг друга и уж тем более не принимали во внимание ни один из её аргументов. Уже на въезде в город она решила, что уедет отсюда, как только закончит школу, даже если в первый год придётся отложить учёбу в колледже и пойти мыть тарелки в какой-нибудь бургерной.
Флоренс искренне верила, что и в семнадцать можно выжить самостоятельно, если есть желание, даже пыталась поговорить с родителями, но каждый раз натыкалась на глухую стену из «я лучше знаю» и «подрастёшь – поймёшь». Эти взрослые и бесконечно серьёзные люди вели себя так, будто сами ни разу не были подростками. Не переживали из-за глупых прыщей на лице, не боялись потерять и без того немногих друзей из коллежа, когда исчезнет возможность видеться каждый день, навсегда забыть про Пьера из дома по соседству… в смысле, просто любого человека, в присутствии которого сердце выпрыгивало из груди и предательски краснели щëки! Признать, что «влюблена» в очаровательного одноклассника, она не могла. Даже себе говорить неловко, а уж кому-то – настоящий кошмар!
Момент признания приходилось оттягивать всё сильнее, весна сменялась летом, а потом и осень. Неизменным оставалось только место под Эйфелевой башней. Она представляла, как позовёт Пьера на прогулку как друга, возьмёт его за руку и как бы невзначай скажет: «Хэй, вообще-то ты мне давно нравишься». Он ответит, что чувствовал то же, просто боялся признаться и потянется к её губам за поцелуем…
Теперь всё это не имело значения. Родители решили, что жить лучше на исторической родине отца, игнорируя логичный вопрос, зачем их семья вообще переезжала во Францию.
Флоренс снова вздохнула, поправила запутанные наушники и вернулась к рассматриванию пейзажей за окном – тоскливых, как еë настроение в последние недели, и обещавших абсолютно ничего интересного. Одни тëмные ели и густой молочный туман, ползущий из глубин леса, окружавшего весь район. Казалось, живыми здесь были только они с родителями и ещë та странная белая ворона, которая преследовала их с тех пор, как парковка в Монро осталась позади. «Может, это вообще разные птицы», – подумала Флоренс, пытаясь остановить фантазию, уже создававшую таинственную историю городка со причудливым названием «Винс Холлоуэй». С некоторыми людьми странности и неприятности происходили постоянно, будто преследуя, и она как одна из таких счастливчиков с большем доверием отнеслась бы к летающей тарелке инопланетян, опустившихся прямо перед машиной, чем к такому показному спокойствию.
Ехать оставалось всего несколько минут. После продажи квартиры на рю Франсэз денег хватало на новую гениальную бизнес-идею отца и большой дом неподалёку от въезда в этот тихий городок. Двухэтажный, светлый, с двумя входами и покрытый безвкусной алой кровлей, на фотографиях он выглядел ещë ужаснее. После ремонта здесь, наверное, можно было жить, хотя, призналась себе Флоренс, разглядывая нелепого садового гнома, даже номер в мотеле в Монро – там они остановились в середине лета на время оформления документов – казался ей привлекательнее.
Флоренс прикусила губу. Глаза заслезились от мысли, что сейчас все знакомые готовились к первым учебным дням в лицее и гуляли на берегах Сены, а она… ей оставалось таскать коробки с личными вещами вместе с родителями. Глупый город и взрослые, которые никогда не услышат и не поймут! Они будто специально пытались усложнить всё и навредить ей.
Над комнатой явно постарались: стены покрасили в приятный бежевый цвет, повесили несколько полок для книг, даже бросили белый круглый коврик. Но окно всë равно закрыто несуразными жалюзи, а кровать жëсткая, даже куча разноцветных подушек не улучшила впечатление. Флоренс пнула коробку с кривой подписью «одежда» и ругнулась себе под нос: пальцы отозвались резкой жгучей болью. «Дурацкая коробка, тупые шмотки, переезд и вот это вот всë!»
Она даже не пыталась разбирать вещи, привыкать к новому городу и вообще мириться с мыслью, что придётся жить здесь. О, нет! Хотелось разгромить всю комнату, разбить нелепые фигурки с символами города, устроиться посреди бардака и всем видом показать родителям, как недовольна их решением. Но Флоренс знала: надо. Детские истерики остались в пятилетнем возрасте, здесь и сейчас нужно решать проблемы по-другому. Во всяком случае так снова и снова говорили родители. То же было написано в книгах. Слёзы ещё ни одного героя не спасали.
Коробку с одеждой она запихнула в шкаф – не видно и легко достать, когда понадобится, а время на разбор тратить не нужно. Книги пришлось расставить по полкам – если мама с папой заглянут, не сразу догадаются, что правильно разложенные вещи на самом деле только им и нужны.
В чуть более уютной комнате она повалилась на кровать, прямо поверх персикового покрывала. Даже носки не сняла. За окном, утробно крикнув, прошуршала крыльями белая ворона, но на этот Флоренс предпочла сделать вид, что не заметила её.