Генерал-лейтенант в отставке, Иван Александрович Гагарин, сидел на лавочке в Милютинском саду и довольно щурился, провожая взглядом бегающих по аллеям детей. Золотая осень в этом году выдалась как никогда тёплой, и Ивану Александровичу было даже чуть жарко в лёгком летнем пальто и шерстяном костюме.
Он немного ослабил узел галстука, закрыл глаза и откинулся на спинку лавочки, подставив лицо солнцу.
За девяносто два года Иван Гагарин успел увидеть столько, что хватило бы на три жизни, а может и больше. Родился и рос в маленьком городке на Донбассе, потом война, эвакуация санитарным поездом, гибель родителей под бомбёжкой и первая серьёзная школа в его жизни – филиал «Ленинской Технической», школа «Юность». Никаких гуманитарных наук, вроде ботаники или зоологии, а конкретные прикладные знания. Учили крепко. Три урока, затем физкультура два часа, потом ещё три урока и самоподготовка. Любые конфликты – под строжайшим запретом, а виновных сразу отправляли в закрытый интернат в Якутске.
Кого из них готовили? Да никого, если так разобраться. Скорее просто отрабатывали методики обучения, ну и подбирали тех, кто мог впоследствии перейти в ту же «Ленинскую Техническую», или пойти по линии многочисленных высших учебных заведений системы НКВД и министерства обороны.
Ивану повезло. Учился он хорошо, в конфликты не встревал, а когда на него «наехали» ответил так, что руководство так и не нашло виноватого, и даже сам наказанный не смог сказать, кто же в темноте нахлобучил его ведром с фекалиями. Конечно, опытные оперативники и контрразведчики мгновенно выяснили кто, что и зачем, но, и в этом был главный урок школы «Юность», если соблюдены общие правила – то можно. Многослойность. Так случилось и в тот день, когда местные хулиганы избили одного из учеников школы. Избили жёстко, едва не убив, а через неделю обоих обнаружили с перерезанным горлом. И вновь никого не нашли, а в личном деле Ивана Гагарина появилась справка от психиатра о полной нормальности и вменяемости подростка.
Позже, отучившись в военном училище, служил в разных местах и занимался в основном поиском тех, кто решил поднять своё благосостояние за счёт продажи секретов. Преподавал, а, выйдя в семьдесят девятом на пенсию в звании генерала, продолжил обучать и потихоньку пописывал мемуары, понимая, что они никогда не увидят свет.
Писал не для кого-то, а для себя, заново переживая самые яркие моменты жизни.
Вот и сейчас, сидя на лавочке в осеннем парке, он вспоминал, как в такую же яркую и тёплую осень подошёл к своей будущей жене с каким-то вопросом и как был поражён тонкой, фарфоровой красотой её лица…
Иван Александрович ещё раз улыбнулся и… умер.
Он не успел осознать момент перехода от физического существования к бестелесному. Перед ним всё так же был парк с яркой алой и жёлтой листвой, только вот самочувствие резко изменилось – не стало ни сильных, ни слабых болей, ни тянущего чувства в груди и прочих симптомов многочисленных болезней, накопленных к преклонному возрасту. Исчезли прохожие, не стало видно и слышно детей, и только невидимые глазу птицы создавали звуковой фон вместе с шелестом листьев.
Книжки о попаданцах он, конечно же, читал, и в большом количестве. А что ещё делать на пенсии? У внуков – правнуков своя жизнь, Вера давно покинула этот мир, так что ему только и оставалось – книги. Ситуацию Иван просчитал мгновенно, сочтя наилучшей тактикой подождать разъяснений, которые непременно будут.
– Для начала неплохо, – оценил диспозицию генерал и оглянулся. По пустой дорожке к нему шёл мужчина в элегантном костюме песочного цвета и таких же желтоватых замшевых туфлях. На голове у мужчины была белая широкополая шляпа, оттенявшая длинные волосы соломенного цвета, собранные сзади в хвостик.
– Я присяду? – учтиво спросил незнакомец и улыбнулся.
– Вы тут хозяин. – Гагарин улыбнулся в ответ. – Это мне пристало спросить у вас, могу ли я позволить себе сидеть в вашем присутствии.
– Что вы! – незнакомец негромко рассмеялся, показав идеально ровные зубы. – Это всё-таки ваше посмертное пространство. Я лишь чуть остановил его исчезновение.
Не меняя выражения лица, он присел, окинул генерала долгим взглядом и кивнул каким-то своим мыслям.
– Вы, я думаю, уже поняли, что в том, оставленном вами мире, ваш путь закончен, но пожили вы славно, и мы не раз следили за вами с огромным интересом. Мало того, приготовили для вас, можно сказать, Ирий, – место, где вы, старые вояки, сможете подождать божественного суда. Но я хотел бы задать вам один вопрос, и, поверьте, он совсем не праздный.
– Слушаю, – коротко произнёс Гагарин.
– Скажите, а вот в Советском Союзе образца начала семидесятых годов можно что-то изменить, чтобы уберечь от катастрофы?
Иван Алексеевич задумался. Он много раз сам с собой рассуждал на эту тему, и решил, что тот вариант, что произошёл в реальности, оказался наилучшим, несмотря на потери исконно русских земель. Но вот можно ли получить более приемлемый результат? Ведь уже к семидесятому году торгаши напрочь подкупили всю партийную верхушку за импортные тряпки и технику, а те в свою очередь их прикрывали от угрозы уголовного преследования. Все были в доле. И даже обычный опер районного ОБХСС[1] ездил на личной машине. Конечно, время от времени кого-то сажали, но скорее для галочки, и посаженные выходили на свободу вполне обеспеченными людьми. Вся партийная верхушка сгнила полностью, а отдельные честные люди лишь подтверждали правило. Такая же история происходила и с директорами заводов, и с министрами – производственниками. Профсоюзы и ОРСЫ (отделы рабочего снабжения) имели собственные склады дефицита и чётко выстроенную систему распределения. Торговцы наполняли склады товаром, а директоры распределяли дефицит, сделав его своеобразным премиальным фондом. За что? За приписки, списание брака и за прямые махинации. Заводы и предприятия втихаря поставляли ушлым торгашам неучтённый нигде товар, те его реализовывали, бывало, что и за валюту, ну и делились со своими благодетелями.
Таким образом образовалась плотная криминальная структура, пронизывающая всё советское государство сверху до низу – от Минторга, Минвнешторга и до ларька на пляже. Расплодились также разные нелегальные производства, например, ювелирных изделий из похищенного с приисков золота.
Деньги в системе крутились огромные, сотни миллиардов рублей по тем ценам. И конечно в стране, где покупка обычных штанов, чуть-чуть отличавшихся от модели «дедушке уже всё равно», превращалась в настоящий бег с препятствиями, все мечтали как-то прильнуть к этому сверкающему источнику благополучия, чтобы выглядеть немного лучше, чем с довоенной открытки. Конечно, можно шить вещи в ателье, но там не занимались ни джинсами, ни модными куртками, а предлагаемые модели, как правило, выглядели невзрачно, без лоска, даже устаревшими. Иногда удавалось через знакомых попасть к частной закройщице, у которой всегда были свежие иностранные журналы и модные ткани.
Проблема касалась не только одежды, – всего! Если люди узнавали, что где-то «выбросили дефицит», например, батарейки, то, отпросившись с работы, бежали купить этот дефицит, зачастую про запас. Весь этот хаос с поставками товаров был организован торговлей намеренно и ею же управлялся. При этом втихаря, через заведующего магазином, можно купить всё – от финской мебели до японской радиоаппаратуры. Торгаши, легальные и нелегальные, стали истинными хозяевами СССР тех времён, что бы по этому поводу не трубила пресса. Да и не нужна торгашам публичность. Им вполне хватало вилл на Рижском взморье и дач на побережье Чёрного моря ценой в несколько миллионов, и это при средней зарплате в стране в 120 рублей.
Правда, внешние приличия соблюдались жёстко. Директор магазина не мог себе позволить купить «Волгу». Нет, только Жигули, даже если у него денег хватало, чтобы обклеить стены. А вот начальник горторга уже ездил на Волге, но, как правило, скромного серого или кофейного цвета. На чёрных рассекали партийные функционеры, КГБ и высшее начальство.
Также нельзя было заявиться в городской ресторан одетым в дорогую джинсу. Ну, максимум позволялись импортные шмотки из соцстран. За соблюдением этих правил строго следили оперативники КГБ и ОБХСС и писали рапорта на тех, кто не соблюдал дресс-код или позволял себе неоправданные траты.
Для полного отрыва служили кабаки в Сочи, Ялте и других интересных местах. И хотя большинство людей в стране честно трудились, несли службу и вообще, жили, партийно-торговая ржавчина уже намертво въелась в тело страны, и весь этот гнилой клубок уверенно катился к обрыву.
– Я думаю, нет, – Иван Алексеевич покачал головой. – Если бы не было Хрущёва, то что-то можно было сделать, но проклятый кукурузник разгромил всё живое в нашем народном хозяйстве, оставив только то, что повязано с продажной верхушкой. К семидесятым годам уже вполне сформировалась торговая мафия в смычке с партийной, производственной и военной «элитой». Они все, фактически, уже сожрали СССР и думали только о том, как легально оставить наворованные миллионы своим детям и внукам. Плюс крайне низкая производительность труда, люмпенизация рабочего класса и огромные непроизводственные затраты привели к тому, что по состоянию на семидесятый год СССР уже был обречён.
– Ну а всё же, – собеседник генерала улыбнулся, – если на уровне командно-штабной игры?
– Не знаю. Ну, КГБ, конечно, всегда в деле. У них в целом всё хорошо, там умные ребятки, так что они понимали, куда дело движется. ГРУ – тоже, но им хватало армейской текучки, они в политику не лезли, что им в итоге обернулось горькими слезами, а Краснознамённая милиция большей частью тоже повязана, за исключением, конечно, оперов угрозыска и низовых подразделений, так что некому проводить люстрации.
– Но неужели вы, с вашим опытом и знаниями, не придумаете какой-нибудь вариант?
– А к чему эти разговоры? – Иван Александрович пристально посмотрел на собеседника. – Неужели хотите засунуть меня в прошлое? Так я против. Ещё раз наблюдать, как твоя страна разлетается вдребезги, разорванная кучкой охреневших партийных бонз…
– Но неужели не хочется попробовать? – мужчина, который так и не представился, чуть прищурился. – Я полагал, что вы предпочитаете сделать и ошибиться, чем не сделать и сожалеть.
– Оно так. Но и в бессмысленные драчки не влезал, – проворчал генерал.
– Да ладно! – мужчина громко рассмеялся. – А когда вы один вышли против восьмерых? Вы же не могли знать, что по улице приближается группа офицеров. Как вы тогда подумали? Троих-четверых завалю, а там и помирать не обидно.
– Вы в раю змеем не подрабатываете? – произнёс Иван Алексеевич и задумался. – А сколько мне будет в семидесятом?
– Да сколько хотите. Хоть сохраните свой нынешний возраст, но я бы не рекомендовал.
– Это понятно, – Иван Алексеевич мысленно быстро перебирал варианты, но ничего не приходило в голову.
«Да, чёрт возьми! – вдруг подумал он и провёл ладонью по лбу. – Что я теряю, в конце-то концов? Может и страну не спасу, но уж точно хуже не будет». Он посмотрел в глаза собеседнику и кивнул:
– Я согласен. Возраст лучше лет пятнадцать – четырнадцать. И конечно память обо всём окружающем и вообще основные моменты.
– Это понятно, – мужчина кивнул. – Реципиент вам подобран неплохой. Парень неполных пятнадцати лет, его сбила машина с пьяным водителем за рулём. Без вмешательства умрёт от кровоизлияния в мозг через три минуты после удара. Папа инженер-авиастроитель, мама химик – технолог, оба работают на авиационном заводе «Кулон»[2]. Парень хороший, но не повезло ему. Занимался спортом, гимнастикой и боксом, в принципе, мог бы отпрыгнуть, но засмотрелся на девчонку… – незнакомец виновато развёл руками.
– Кстати, если у вас всё получится, я имею в виду сохранение СССР, ну хотя бы в составе трёх базовых республик, у меня для вас будет достаточно ценный приз. Ну, а нет – проживёте ещё одну жизнь, надеюсь не последнюю, – он улыбнулся. – Ну что, поехали?
– Поехали.