Кудахочешьпопасть или Прыгучий мячик

Очень обидно провести лето в Лондоне, особенно если привыкли ездить к морю, сколько себя помните, только из-за того, что дядюшка с тетушкой решили погостить недельку другую и посетить Королевскую Академию Художеств, а еще все летние распродажи. Селиму и Томасине, во всяком случае, смириться с этим было совсем не просто. Тем более, что это были не самые милые их тетушка и дядюшка. Если бы это была тетя Эмма, которая шьет платья для кукол и рассказывает сказки, или дядя Реджи, который может взять с собой на прогулку в Хрустальный Дворец и подарить сразу пять шиллингов, а потом ни разу не спросить, на что ты их потратил, тогда другое дело. Но это были дядя Томас и тетя Селина.

Тетя Селина была маленькой и круглой. Она сидела всегда очень прямо и любила говорить о том, что детям всегда надо слушать внимательно, когда им что-то объясняют взрослые. Селим был назван в честь нее, а Томасина была названа в честь дяди Томаса. Он был глухим и любил рассказывать, в чем мораль каждой истории, а горничная как-то назвала его «скрягой».

– Да, он очень невезучий, – согласилась Томасина.

– Я имею в виду, мисс, – сказала горничная, – что ему жалко своих денег.

Селим фыркнул.

– Он лишь однажды дал мне шиллинг, – сказал он, – я не смог купить на него даже лимонаду.

Дети никак не могли понять, почему дяде и тете позволено вмешиваться во все их дела, они приняли твердое решение, что когда вырастут, не пустят их даже на порог своего дома. О том, что они сами, к тому времени, могут стать тетушкой и дядюшкой, малыши, похоже, не догадывались.

В тот год в Лондоне стояло жаркое лето. Мостовая дымилась, как горячий пирог, а асфальт казался мягким, как только что приготовленный пудинг. Странный ветер носился по городу, он собирал пыль, солому и грязную бумагу, а когда ему надоедала эта коллекция, выбрасывал все накопленное прямо на людей или в палисадники приличных домов. Шторы в детской так и не повесили после того, как Селим и Томасина сорвали их, чтобы сшить занавес для пьесы, которую собирались написать, поэтому солнце невыносимо жгло через незанавешенное окно. Детям становилось все жарче и жарче и, в конце концов, Селим ударил Томасину по руке, а Томасина пнула Селима ногой. После этого они уселись в разных углах детской и заревели во всю мочь. Они кричали и ругались и сетовали на то, что до сих пор живы, что было, конечно, очень неразумно с их стороны, но ты же помнишь, какая жара стояла в Лондоне.

И когда они перепробовали все обзывательства, Томасина вдруг сказала:

– Ладно, Силли (таким было уменьшительно-ласкательное прозвище Селима) утешься!

– Слишком жарко, чтобы утешиться, – хмуро ответил Селим.

– Мы вели себя очень капризно, – сказала Томасина, вытерев глаза платком, – но это все из-за погоды. Я слышала, как тетя Селина говорила маме, что из-за жары у нее все нервы натянуты, как струны на скрипке. Это значит, что она очень сердита.

– Что ж поделать, – сказал Селим. – Говорят, что надо быть хорошим, чтобы стать счастливым. А дядя Реджи говорит: «Будь счастливым и, возможно, ты станешь неплохим человеком». Я бы стал хорошим, если бы был счастлив.

– И я, – согласилась Томасина.

– А что может осчастливить тебя? – послышался вдруг хриплый голос из шкафа с игрушками.

Большой зелено-красный каучуковый мячик выкатился оттуда, тот, который прислала тетя Эмма на прошлой неделе, и похоже, что голос принадлежал именно ему. Детям не часто приходилось играть в мяч, потому что в саду было слишком жарко и солнечно, а когда они один раз захотели поиграть с ним на улице, в тенечке, тетя Селина сказала, что приличные дети так себя не ведут. Одним словом, им не позволили играть в мячик на улице.


Селим встал и вежливо поздоровался, как полагается.


Селим встал и вежливо поздоровался, как полагается.

– Привет! – сказал он.

А Томасина ответила на вопрос мячика:

– Мы хотели бы оказаться у моря. И чтобы никаких тетушек, дядюшек и всего, что мы не любим.

– Что ж, – сказал мяч, – если вы обещаете быть хорошими, можете пустить меня вскачь.

– Нам не позволено играть в доме, – заметила Томасина, – из-за бьющихся игрушек, которые мне часто дарят на день рождения.

– Можно пойти на улицу, – предложил мячик, – на тенистую сторону.

– Приличные дети не играют на улице, – грустно сказал Селим.

Мяч расхохотался. Если ты никогда не слышал, как хохочет каучуковый мячик, тебе будет трудно представить его смех. Это похоже на быстрый-быстрый, мягкий-мягкий стук об пол, когда мяч уже напрыгался и снижает скорость.

– Значит, выйдем в сад, – предложил он.

– Я не прочь поиграть с тобой, – добродушно согласился Селим.

Они взяли мячик, вышли в сад и стали бросать его на желтую, выжженную солнцем, траву.

– Повторяйте за мной! – сказал мячик.

– Что? – удивились дети.

– Повторяйте, скачите, как я! Вот так, выше, выше!

И дети запрыгали так, словно их ноги превратились вдруг в каучуковые мячики. Вы и представить себе не можете, как это приятно подпрыгивать высоко-высоко!

– Еще выше, еще! – азартно кричал зелено-красный мячик. – А теперь за мной, выше, выше.

И он запрыгал прочь по гравиевым дорожкам, а дети за ним, визжа от восторга. Прежде чем перепрыгнуть через стену они оглянулись напоследок, и увидели, как дядя Томас сердито стучит в окно и кричит: «Нельзя!».

Как же это восхитительно подлетать высоко в воздух, вместо того, чтобы устало и капризно волочить ноги по земле. Каждый раз приземлившись, взлетаешь все выше и совсем не чувствуешь утомления. Вы, наверняка, слышали, дети, об одном греческом джентльмене, который обретал силу, припадая к земле. Его звали Антей и, скорей всего, он тоже был каучуковым мячиком, зеленым с той стороны, которой соприкасался с землей и красным с той, с которой его грело солнце. Однако, достаточно классических аллюзий на сегодня.

Томасина и Селим скакали за прыгучим мячиком. Они преодолевали заборы, стены, выжженные солнцем сады и раскаленные улицы. Они проскакали сквозь местность, где капустные поля и желтые кирпичные домики проводят черту между Лондоном и его окрестностями.

Они проскакали мимо пыльных ухоженных палисадников с геранью, мимо окон с полуопущенными шторами. Чем дальше они скакали, тем реже попадались им фонарные столбы, зеленее становилась трава и плотней живые изгороди. Все выглядело настоящим, обычная дорога превратилась в уютные тропинки, и по этим тропинкам прыгал зелено-красный мячик, а дети за ним. На Томасине было белое накрахмаленное платье с колким воротничком, а Селим облачился с утра в будничный матросский костюм, немного узкий. Он успел уже из него вырасти, и воскресная одежда мальчика была на размер больше. Никто из окружающих, похоже, не замечал ребят, а сами они с жалостью разглядывали бедных детишек, которых «вывели на прогулку» на пыльную песчаную дорогу.

– Куда ты ведешь нас? – спросили, наконец, дети.

И мячик, сверкнув зелено-красной улыбкой, ответил им:

– В самое прекрасное место на земле!

– Как оно называется? – поинтересовался Селим.

– Кудахочешьпопасть, – ответил мяч и поскакал дальше.

Это было удивительное путешествие. Вверх-вниз, вверх-вниз. Дети могли заглядывать поверх изгородей и в окна верхних этажей. Вверх-вниз, вверх-вниз. Прыг, прыг, прыг!

Наконец, они добрались до моря, и прыгучий мячик сказал:

– Ну вот, мы на месте! Ведите себя хорошо, потому что здесь есть все, чтобы сделать вас счастливыми.

После этого он закатился в тень мокрого заросшего водорослями камня и заснул. Все-таки непросто доскакать до самого прекрасного места на земле.

Дети остановились и огляделись.

– Ах, Томми! – воскликнул Селим.

– Ах, Силли, – откликнулась Томасина.

И было отчего прийти в восхищение. Даже в самых дерзких снах они не видели ничего подобного. Дети чувствовали себя так, словно провели много дней в жарком грязном поезде, где все злились друг на друга, особенно из-за маленькой коричневой сумки, которую забыли на станции, а потом, наконец, добрались до места, и мама разрешила вдруг побежать к морю и поиграть там, пока вместе с няней она распакует вещи. Только ни в коем случае не опаздывать к чаю.

Но у Томасины и Селима не было утомительного путешествия, и они вовсе не собирались поселяться в неуютном душном доме и пить там чай с бутербродами, намазанными жирным маслом и джемом.

– Сколько же здесь песка! – воскликнула девочка.

– И камней! – сказал мальчик.

– И скал!

– И пещер в этих скалах!

– И как в них прохладно! – сказала Томасина.

– И уютно, и тепло, – сказал Селим.

– А сколько ракушек!

– И водорослей!

– И холмы позади!

– И деревья вдали!

– А вот и собака, мы будем кидать ей палочки! Сюда, Ровер, Ровер.

Большая черная собака сразу же откликнулась на зов, потому что это был ретривер, а всех ретриверов зовут Ровер.

– И лопатки, чтобы копать! – обрадовалась девочка.

– И ведерки, чтобы сыпать в них песок! – засмеялся мальчик.

– А какие красивые маки здесь растут! – заметила Томасина.

– И корзинка с едой! – обрадовался Селим.

При виде корзинки с едой ребята решили перекусить. Давно их не угощали так вкусно. Раки и мороженое (клубничное и ананасовое), а еще ириски и горячие тосты с маслом, и имбирное пиво. Они ели и ели, и вспоминали, что дядя с тетей остались дома вместе с фаршем из телятины и пудингом из саго. Наконец, дети были счастливы.

Они съели все, до последней крошки, и тут заметили, что-то кто-то плещется и ныряет в море, недалеко от берега. Ребята тут же сорвали с себя одежду и бросились в воду. Это оказался тюлень, очень добрый ласковый тюлень. Он показал детям, как правильно нырять и плавать.

– А нам не станет плохо, мы ведь только что поели? – спросила Томасина.

– Нисколько, – сказал тюлень, – здесь вам никогда не станет плохо, если только вы не начнете капризничать. Хотите, научу вас играть в подводную чехарду. Это прекрасная игра, такая веселая и захватывающая. Вам понравится.

Потом тюлень сказал:

– Вижу, вы носите человеческую одежду. Она очень неудобная. Двое моих старшеньких недавно сбросили мех. Хочу вам его подарить.

Он уплыл и вскоре вернулся с двумя пальтишками золотистого цвета, и дети надели их.

– Спасибо большое, – сказали они, – вы очень добрый.

Не сомневаюсь, что тебе никогда не приходилось носить меховое пальтишко, удобное, как собственная кожа, которое не пачкается ни от песка, ни от воды, ни от варенья, хлеба, молока – всего, что ты обычно проливаешь на красивые наряды, купленные заботливыми родственниками. Можешь представить, как обрадовались дети такому подарку.

Весь день Томасина и Селим играли на пляже, а когда устали забрались в пещеру, в которой их ждал ужин: лосось с огурцом, гренки с сыром и лимонад. А потом они улеглись спать в огромном ворохе из соломы, травы, папоротника и опавших листьев – всего, на чем так мечтают спать дети, но им никогда не позволяют.

Утром на завтрак их ждал сливовый пудинг, жареная утка и лимонный джем. День прошел, как счастливый сон, полный игр и веселья, прерываемых лишь для того, чтобы насладится удивительно вкусной едой. Мячик научил детей играть в водное поло, и они с веселым визгом кидали его на песок. Ты ведь понимаешь, что мячики любят, когда их кидают друзья, это для них как дружеское похлопывание по плечу.

Загрузка...