Нитсшест я узнал сразу – и даже на мгновение успел подумать, что на столе перед Дельвигом лежит тот же самый, что его преподобие спалил на моих глазах. Но таких чудес не бывает в этом мире, и чужое темное колдовство не восстало из пепла. Да и череп оказался другой – вытянутый и заостренный. Похоже, птичий. Впрочем, уродливая игрушка меня интересовала мало: ее наверняка сделал тот же самый неизвестный мне заклинатель. И с теми же самыми целями.
А вот к людям в зале определенно стоило присмотреться: парочка оказалась колоритная. Я ожидал увидеть еще нескольких георгиевских капелланов, солдат или офицеров с пурпурными погонами. Или кого-нибудь из полицейских чинов. Но оба гостя Дельвига были одеты в штатское – да и не слишком-то напоминали служивых.
Первый – чуть смуглый черноволосый мужчина с залысинами. Я уже понемногу привыкал к полумраку и все же пока не мог даже предположить, сколько ему лет – то ли тридцать с небольшим, то ли хорошо за пятьдесят… В неброской внешности явно проглядывало что-то южное, кавказское, хоть и разбавленное изрядным количеством местных кровей: незнакомец унаследовал от кого-то из предков внушительных размеров нос с горбинкой и густые брови, почти сросшиеся над переносицей.
Близко посаженные глаза оказались не карими, как я ожидал, а скорее серыми, стальными – да и взгляд был под стать: внимательный и цепкий. Не сердитый, но какой-то настороженный и колючий, будто его обладатель ничуть не обрадовался моему появлению, даже наоборот. А может, всегда смотрел так… Незнакомец всем своим обликом изрядно напоминал какую-то хищную птицу, а строгий костюм лишь усиливал впечатление, в отсветах пламени камина превращаясь в темное оперение.
– Князь Виктор Давидович Геловани, статский советник, – представил его Дельвиг. – А это…
– Вольский, Петр Николаевич.
Второй гость не стал дожидаться и сам вскочил с дивана, схватил мою ладонь обеими руками и принялся трясти так, будто всерьез собирался оторвать. Это казалось настолько странным и неуместным, что я даже успел засомневаться, не пытается ли уважаемый Петр Николаевич так странно пошутить – но нет, он, похоже, был немыслимо серьезен.
Впрочем, улыбку вызывал даже сам его вид: угловатый, худощавый и неуклюжий, в светлом плаще не по размеру и мокрой твидовой шляпе с обвисшими краями, которую Вольский так и не снял, хоть и находился в помещении. На вид ему было не так уж много лет – где-то шестьдесят с хвостиком, но мне почему-то сразу захотелось назвать его старичком.
Не стариком, а именно старичком – то ли из-за седой всклокоченной бородки, то ли из-за слегка запотевшего пенсне на носу, за которым подслеповатые болотного цвета глава казались втрое больше. А может, из-за землистого оттенка кожи на лбу и щеках – Вольский выглядел так, будто изрядно устал или уже давно страдал от какой-то хронической болезни.
Но если неведомая хвороба и вытянула из бедняги силы с остатками молодости, то жизнерадостности уж точно не лишила: двигался старичок весьма и весьма бодро, хоть и с грацией деревянной куклы, да и улыбался так, словно прямо сейчас наблюдал перед собой что-то до неприличия забавное.
В общем, был абсолютной противоположностью первого гостя Дельвига, строгого и молчаливого. И в манерах, и в самой внешности Вольского имелось что-то гротескное, словно он отчаянно пародировал сам себя, почти превращаясь в откровенно комедийного персонажа. На мгновение даже показалось, что я уже видел кого-то похожего. То ли на киноэкране в какой-нибудь старой комедии, то ли на карикатурах начала двадцатого века… а может, и вовсе в мультфильме. Что-то вроде слегка сумасшедшего ученого – только не обаятельного в своем гениальном безумии дока Эммета Брауна, а скорее улыбчивого и добродушного Айболита.
И ощущение меня, похоже, не обмануло.
– Сибирский императорский университет, профессор историко-филологического факультета… отставной, – тараторил Вольский. – Известный на всю нашу необъятную страну собиратель легенд и фольклора, автор превеликого множества книг и статей в журналах. Также имею честь быть близким знакомцем его превосходительства…
– Петра Николаевича попросили… попросили оказать помощь Виктору Давидовичу. – Дельвиг снова указал на Геловани. – И он любезно согласился…
– Ну как же, как можно отказать, если сам градоначальник обратился – лично! Дескать, никто кроме вас, милостивый государь, ровным счетом ничего не смыслит в подобном. И если уж отечеству непременно нужны мои особые познания… – Вольский явно собирался рассказать все сам, а не слушать других. – К тому же Парголовская мыза весной чудо как хороша! Даже если погода выдалась дурная – сложно отказать себе в небольшой прогулке перед завтраком. Только я, признаться, задумался – и бродил куда дольше, чем следовало… Только вошел, видите? – Вольский виновато улыбнулся и демонстративно подергал себя за отвороты плаща. – Как раз аккурат перед вами, уважаемый…
– Волков. Его благородие Владимир Волков. Учащийся шестой петербургской гимназии и мой… протеже. И раз уж мы все теперь знакомы – могу ли я попросить вас, любезный Петр Николаевич, перейти, наконец, к делу?
Дельвига явно уже успел изрядно утомить словоохотливый старикашка, которого ему, похоже, прислали в нагрузку с чинушей из неведомо какого ведомства. Да и сам Геловани едва ли был в восторге от подобного… скажем так, напарника и коллеги. Но виду, конечно же, не подавал: его сиятельство с самого начала разговора не только не проронил ни слова, но и, казалось, даже не двигался. И если бы не внимательный взгляд, неторопливо скользящий от меня к уродливой штуковине на столе, его и вовсе можно было бы принять за изваяние.
– К делу?.. Конечно, конечно же – как вам угодно, Антон Сергеевич, – закивал Вольский. – Полагаю, вам, милостивые судари, хочется поскорее узнать, что же за… что же за гадость попала в руки наших доблестных защитников. И едва ли хоть кто-то здесь знает о скандинавских проклятиях, верно?
Я знал – и, вероятно, раз этак в сто побольше уважаемого Петра Николаевича. Но, разумеется, промолчал: во-первых, меня пока еще не спрашивали. А во-вторых – вопрос явно был из риторических. Вольский не ждал ответа, да и вообще, похоже, куда больше любил рассказывать, чем слушать.
Одно слово – профессор.
– То, что мы сейчас наблюдаем перед собой, представляет собой уменьшенную… и, пожалуй, слегка видоизмененную копию так называемого нитсшеста древних викингов. Нит-с-шеста, – Вольский повторил заковыристое слово чуть ли не по буквам. – Скандинавского ритуала, целью которого было навредить своему недругу. Для этого заклинатель брал копье или обычную деревянную палку длиной примерно с человеческий рост и вырезал на ней руны. А затем насаживал на нее отрезанную голову лошади и втыкал в землю. Морду следовало развернуть в сторону, где находилось жилище будущей жертвы проклятия. Также колдовство подразумевало обращение к темным силам… Впрочем, отдельные источники указывают, – тут же поправился Вольский, – что иной раз в подобной магии могли помочь и языческие боги. Не случайно того же Одина, которого в кельтской традиции именуют Вотаном, считают покровителем не только воителей, но и мудрецов, знахарей…
Дальше я почти не слушал. Реальных фактов – даже чисто исторических – старикашка сообщал не так уж много, а домыслы и результаты сомнительных исследований меня интересовали мало. Да, по форме исполнения и способности убить человека за считаные часы неведомое колдовство действительно чем-то напоминало скандинавский нитсшест, но на этом сходство, пожалуй, и заканчивалось. Его целью явно было не навредить кому-то конкретному или даже целому семейству. Впрочем, и с этим уродливая палка с птичьим черепом наверняка справилась бы неплохо: если уж нашествие упырей едва не стоило жизни целому георгиевскому капеллану, можно только представить, что бы зубастые сотворили с обычным человеком – вздумай кто-то спрятать нитсшест у него в доме.
– Однако, как вы можете заметить, милостивые судари, это… эта штука заметно меньше. – Вольский чуть привстал и протянул руку к столу. – Да и вообще выглядит скорее поделкой ребенка, чем…
– Не трогайте!
От грозного окрика Дельвига у меня на мгновение заложило в ушах. Даже невозмутимый Геловани вздрогнул, а несчастного старикашку и вовсе швырнуло обратно в кресло. Огонь в камине – и тот затрепетал от мощи Таланта, хлестнувшей от капеллана во все стороны.
– Господь милосердный, Антон Сергеевич… вы что, смерти моей желаете? – пробормотал Вольский, массируя себе грудь слева под ключицей. – Так ведь и кондрашка хватить может – в моем-то возрасте!
– Прошу меня простить, сударь, – буркнул Дельвиг. – Мне стоило сказать раньше, конечно же. Но эта вещь небезопасна. И я настоятельно не советую прикасаться к ней. Наденьте перчатку, если вам угодно – или хотя бы возьмите тряпицу… И бога ради, будьте осторожны, Петр Николаевич!
– Нет уж, благодарю покорно! – Вольский сложил руки на груди и насупился. – Признаться, мне и самому не слишком-то хотелось трогать эту гадость… Но неужели вы и правда считаете, что нитсшест может кому-то навредить?
– Вы ведь сами сказали, что это древнее проклятье. – Дельвиг пожал плечами. – Темная магия.
– Конечно, всякое может быть… Но едва ли все это многим больше самого обычного суеверия, Антон Сергеевич, – улыбнулся Вольский. – Фольклор, если хотите, – точно такой же, как Баба-яга или Кощей Бессмертный из старых русских сказок. Разумному человеку не стоит недооценивать знания и наследие предков, но уверяю вас, эта странная палочка с птичьей головой на деле не более чем…
– А я уверяю вас в обратном! – Дельвиг поправил сползающие с носа очки. – И хоть у меня пока нет даже догадок о природе той силы, что заключена в нис… нитсшесте – мы уже имели несчастье наблюдать, как…
Его преподобие не договорил: где-то снаружи громыхнул выстрел. И не успело эхо от грохота затихнуть среди деревьев вокруг дома, как ему в ответ раздался вой. Хриплый, протяжный, похожий на волчий – разве что слегка булькающий.
Будто где-то неподалеку спрятался огромный лесной хищник, страдающий бронхитом.
– Господи… что это?! – Вольский еще сильнее вжался в спинку дивана. – Вы слышали, судари?
– Полагаю, солдаты кого-то заметили.
Геловани подал голос впервые с самого начала беседы. Видимо, решил, что появление неведомой твари стоит его внимания – в отличие от сомнительной болтовни о древних скандинавских проклятиях. Но и это ничуть не смутило статского советника – он все так же сидел неподвижно и даже говорил ровно, почти монотонно. Как автомат.
– Упыри? – поинтересовался я. – Кого-то только что подстрелили.
– Боюсь, дела обстоят… несколько хуже. – Дельвиг чуть согнулся вперед и рывком поднялся из кресла. – Судя по всему, к нам пожаловал леший. ((Вот здесь напрашивается звуковое сопровождение. Музыка или, там, какой эффект))