Холод и голод. Вот что ощущает Виури последний год.
Холод, потому что они находятся очень высоко в горах, где почти никогда не тает снег и тяжело дышать. Голод, оттого что каторжников кормят очень плохо. Лишь бы могли таскать ноги да выполнять положенную работу. Ещё два года назад она принадлежала к одному из богатейших и славнейших родов Фиори. Её отец, маркиз дель Сехоро, входил в Совет тайных владык, обладая громадным влиянием и властью в стране. Многие и многие пресмыкались перед ним. Тайные владыки правили Фиори, словно своей вотчиной. Впрочем, таковой она для них и была. Для всех остальных высшей властью являлись Совет Фиори и её Совет высших. Мелкими текущими делами страны занимался Совет, выбираемый всеми аристократами государства. Большие же решения, вроде спорных прав наследования, введения новых налогов, строительства крепостей или войны, повышения титула или, наоборот, лишения такового, принимали на Совете высших или Благородном собрании. Его в Фиори в зависимости от местности именовали по-разному.
Жизнь юной девушки была уже предопределена: обучение всему, что положено знать благородной даме, затем выгодное отцу замужество, дети, семья… Словом, как обычно в стране, застывшей в своём развитии. Виури даже и не подозревала, что её батюшка – один из тех, кто делает реальную политику страны. Но, как говорится, человек предполагает, а судьба располагает, вершит своё дело, перекраивая жизнь людей и стран по своей прихоти. За год до этого старшая сестра Виури, Анга, была выдана за сына графа дель Юрата, Мёко. И, как ни странно, этим браком были довольны не только отец, но и сама сестра, быстро подмявшая под себя слабохарактерного робкого юношу. Обладая властным характером, новоиспечённая дель Юрат, урождённая дель Сехоро, унаследовала от папочки характер и ловко перехватила бразды правления графством у свёкра, не уделявшего внимания ничему, кроме вина и женщин, и стала наводить там свои порядки. Впрочем, может, это и к лучшему, потому что графство довольно скоро избавилось от многочисленных долгов и даже стало приносить прибыль. Тем более что старший дель Юрат вскоре внезапно умер, объевшись испорченного окорока на очередной гулянке. Правда, хоронили его в закрытом гробу, потому что отсутствие головы на её обычном месте следовало объяснять. Тем не менее убийц никто не искал, а запуганный женой до дрожи в коленях Мёко не смел и пикнуть.
Почему это событие врезалось в память Виури? Да потому, что, когда сестра навестила родительский дом, батюшка, на людях радостный и счастливый визитом дочери, вечером, когда они остались одни, орал на Ангу, брызгая слюнями и выпучив глаза так, что та умоляла о прощении и клялась, что ничего подобного не повторится. Младшая дочь в это время пряталась за гобеленом и возносила молитвы Высочайшему, чтобы её не нашли, потому что таким она своего отца даже не могла представить. Хорошо, что он всё-таки смог взять себя в руки и всё пошло по-старому. Но, к сожалению, недолго.
Вскоре страну в мгновение ока облетела весть о возвращении из Рёко графа Атти дель Парда. Виури вначале не придала этому значения: подумаешь, какой-то там граф приехал из империи Рёко. И что тут такого? А потом её словно обожгло: девушка вспомнила, как проклинал того отец, когда услышал, что этот владетель перед самым своим отъездом для исполнения вассальной обязанности Фиори женился. Только тогда Виури сообразила, что это тот самый граф, за которого отец хотел выдать её замуж. Анга каким-то образом сумела познакомиться с ним через своего никчёмного, как она выражалась, муженька. Мол, тот в кои-то веки сумел оказаться полезным.
Поинтересовавшись у придворных дам о дель Парде, девушка была удивлена до глубины души: оказывается, этот аристократ мало того что был одним из самых богатых владетелей Фиори, так ещё и являлся официально признанным торговцем Высшей гильдии страны. А о жизни сервов в графстве вообще ходили легенды и небылицы – виданное ли дело, чтобы те были свободными и за свою работу на графа получали самые настоящие деньги? А ещё Виури узнала, что ещё никогда за сотни лет действия вассального договора с Рёко посылаемые туда отряды фиорийцев не несли столь малых потерь. Обычно из сотни ушедших домой приходил один. Если вообще кто-то возвращался…
Отец, вернувшись с Совета властителей, был мрачнее тучи. Проклинал небеса, своих друзей по Совету тайных владык, что пошёл у них на поводу, затем начал лихорадочные приготовления к чему-то. Виури вместе с благородными дамами, прислуживающими ей, отправили в дальний замок под охраной огромного отряда. Туда же начали прибывать обозы, везущие деньги, драгоценности, имущество. Даже она, никогда не вникавшая в политику и не обращавшая внимания ни на что, кроме блюд на обеде, сообразила, что надвигается что-то страшное.
А потом пришло сообщение о начале войны. Тайные владыки двинули свои объединённые войска на Парду. Им на помощь пришли и солдаты из того самого Рёко и Тушура, так что никто не ожидал поражения. Наоборот, охранники повеселели, даже делали ставки, сколько продержится Неукротимый, как звали графа дель Парду, против собранной владыками мощи… Проиграли все. Потому что вначале граф умудрился полностью уничтожить собранные и присланные войска. А затем пошёл по замкам и владениям Фиори, пропалывая высокие роды, словно серв сорняки на своём огороде…
Вскоре войска мятежного графа, впрочем, к тому времени он посмел объявить себя императором страны, подступили к стенам замка, где прятались последние защитники тайных владык. К её удивлению и разочарованию, принёсшие присягу на верность отцу воины не стали драться, а просто сложили оружие, выдав её и многих благородных дам, также укрывавшихся за высокими стенами крепости, узурпатору и самозванцу. Суд новоявленного владыки страны был суров, но, надо отдать ему должное, беспристрастен. Кто-то попал на плаху, кого-то простили. Её, как ни странно, дель Парда почему-то пощадил, хотя даже сама Виури не ждала ничего хорошего. Как потом она догадалась, благодаря знакомству и родству с дель Юратами. Оказывается, граф Мёко был старым другом дель Парды. В сопровождении четырёх солдат девушку отправили в графство Юрат. По дороге Виури с ужасом смотрела на сожжённые дотла деревни, огромные кладбища на месте городов. Теперь она понимала ту молчаливость и презрение, которое прорывалось у сопровождающих её воинов дель Парды. Война принесла неисчислимые бедствия Фиори, и страна должна была оправиться от последствий очень нескоро. Если вообще такое возможно…
Но самое страшное произошло, когда она и конвой прибыли к воротам замка Юрат, где жили её сестра с мужем. Замок встретил их белыми похоронными флагами, свисающими с высоких стен. Мёко дель Юрат был отравлен ночью своей женой. Та помешалась от ненависти к дель Парде и решила отомстить подобным образом… Ангу казнили. Виури отправили на каторгу, где она находится уже целый год…
– Чего застыла?! Шевелись, тварь!
Палка надсмотрщика с треском ударила по широкому лотку, отчего грязь в том даже подпрыгнула, и Виури торопливо продолжила работу. Залить доставленную грязь водой, потом тщательно размешать породу, пустить воду тонкой струйкой, чтобы та начала переливаться через скошенный край на мелкое сито. Постепенно вода вымоет пустую породу, и в лотке останутся камни, огненные сапфиры. Зачем они Неукротимому, непонятно… Вода ледяная, а в ней приходится орудовать распухшими от воды руками, от которой сводит мышцы и ломит суставы. Хвала Высочайшему, что товарки по лагерю каторжников к ней не пристают, впрочем, как и охранники – её полосатое платье бессрочно сосланной ограждает от неприятностей лучше любой силы или хитрости. Словно круг отчуждения возникает перед той, когда навеки осуждённая появляется в казарме или столовой. Если остальные каторжницы имеют сроки, по истечении которых будет дарована свобода, то Виури на волю отпустит только смерть…
Жилистый тощий носильщик, как и остальные мужчины-рудокопы, с грохотом вывернул очередную корзину глины на стол и шумно вздохнул. Сквозь прорехи рабочей рубахи было видно, как ходят туго обтянутые грязной кожей рёбра. Зачем-то оглянувшись по сторонам и убедившись, что надзиратель смотрит в другую сторону, мужчина коротко шепнул:
– Говорят, скоро нас уберут отсюда на равнину.
– Что?
– Каторгу закрывают. Это точно.
Он чуть заметно подмигнул правым глазом и, торопливо встряхнув корзину над её лотком, поспешил к выходу. Виури выплеснула из лотка остатки смеси, наполнила его вновь принесённой породой. Новость была очень важная. И причин ей не верить не было. Джар был сотником в войске её отца, одним из доверенных воинов, поэтому, как мог, помогал и поддерживал дочь своего бывшего сюзерена. Правда, не афишируя знакомство с бессрочно осуждённой. Конечно, вряд ли на новом месте будет лучше. Насколько Виури уяснила из подслушанных украдкой разговоров тех, кого присылали на место умерших или освобождённых из других мест, порядки на всех каторгах Неукротимого были одинаковы: работа, работа и ещё раз работа. Недоедание. И опять работа. Впрочем, в том, что заключённые голодали, вины дель Парды не было. Недоедала вся страна, весь Фиори. Война уничтожила четверть населения, погубила почти весь скот, большая часть посевов вытоптана или сожжена, а то, что уцелело, хранилось пуще золота и драгоценностей на новый посев. Удивительно, что каторжников вообще кормили…
До ушей девушки донёсся заунывный звук рога. Всё! Конец рабочего дня. Она устало выпрямилась, повернула изогнутую загогулину, которая пускала воду в лоток из деревянной трубы, сгребла свою добычу в небольшой деревянный ларец, который нужно сдать охране на выходе. Их не обыскивали – зачем каторжникам никчёмные камни в горах? Сдай добычу – получишь еду. Выполнил норму – на выдаче тебе дадут полную норму. Не набрал, сколько положено, настолько и уменьшат паёк. Не обманешь. Еду получаешь по специальной бирке, которую выдаёт приёмщик камней. Тот, что удивительно, не жульничает. У него нет любимчиков или тех, кого он не любит. Иссечённое шрамами лицо, так что даже невозможно определить возраст. Отсутствующие ногти на пальцах рук, изуродованных следами ожогов. Ясно, что человек побывал в руках палачей или… солдат…
Виури сегодня повезло – у неё набралось даже чуть больше нормы. Хмыкнув, весовщик протянул ей дополнительную бирку. Можно получить по ней либо лишний кусочек рыбы, либо обменять на хлеб. Всё зависит от её желания. Девушка сглотнула вдруг появившуюся во рту слюну и поспешила к длинному низкому зданию столовой, поплотнее кутаясь в тонкую ткань выданного ей на каторге одеяла. Ледяной ветер, почти постоянно дующий здесь, почти мгновенно наносил сугробы на тщательно очищаемый осуждёнными плац и пронизывал до костей. Хорошо, что в бараке было тепло. Хотя на отоплении и экономили, но тепло тел доброй сотни обитателей и их дыхание всё-таки помогали вечно дымящим печам поддерживать сносную для существования температуру.
Забившись на свои нары в углу и накрывшись с головой тощим одеялом, Виури навострила уши – соседки обсуждали новость.
– …Наверняка либо на рыбные промыслы, либо на швейные фабрики, – произнесла одна, и девушка поняла, что они обсуждают возможные варианты того, куда их переведут.
Притихла, делая вид, что засыпает. Впрочем, соседки, оглянувшись и увидев, что она не шевелится, вежливо снизили голоса, поэтому, как Виури ни напрягалась, до неё доносились только обрывки:
– …Стел неплохой город… Лари стало огромным заводом… На шестом карьере обвал…
Незаметно для себя девушка всё же заснула. Как обычно, без снов. Сегодня сосущая пустота в желудке немного отступила. Но завтра будет очередной бессмысленный день, наполненный тупой работой. Ещё на сутки ближе к смерти, которая наконец освободит её от никчёмного существования…
– Подъём! Подъём! Вставайте, ленивые твари! – Уже привычный за год крик дежурной по бараку заставил раскрыть опухшие веки, непонимающим взглядом посмотреть на низкие грубые доски потолка.
Как всегда, с утра было душно. Это потом, когда людей выгонят на работы, вечные ветры быстро высквозят тепло из низкого, почти утонувшего в земле барака. А сейчас даже жарко. Переговариваясь, каторжницы привычно потянулись в умывальник и отхожее место. Ледяная вода в грубом деревянном корыте, от которой стянуло кожу, поддувающий под платье ветер, замораживающий придатки, словом, всё как обычно.
Когда Виури вернулась в жилое помещение, стуча зубами от холода, её встретил гул голосов. Каторжниц не погнали на работу, оставив в бараке. Все недоумевали, лишь посвящённые в тайну загадочно улыбались. Вскоре двери барака распахнулись, и в клубах пара появился наряд солдат с большим котлом, от которого шёл вкусный пар. Неужели их будут кормить прямо здесь? Девушка не верила своим глазам, но именно это и происходило. Солдаты быстро выстроили всех в длинную очередь, затем приступили к своим обязанностям. Каждой выдавали деревянную миску, наливали туда целый половник густой каши, совали в руку ломоть хлеба из муки грубого помола и едва ли не пинком отправляли на своё место. Прохаживающийся между рядами нар сержант лениво рассматривал каторжниц, подгоняя тех, кто не слишком торопился есть:
– Живее! Живее! Нечего рассиживаться! Это вам не баронская зала!
Ругань попадала в цель, потому что подавляющее большинство осуждённых были действительно благородными дамами, пусть и в прошлом. Поэтому спины, обтянутые арестантскими платьями, дёргались от этих слов, словно от ударов плетьми, а руки сами ускоряли движение ложек.
Наконец с завтраком было покончено, посуда вымыта и сдана. Трое выбранных наугад женщин отнесли посуду в столовую, вернувшись назад с ошеломлённым видом.
Сержант подошёл к проходу, вдоль которого выстроились осуждённые, кашлянул, прочищая горло, и заорал:
– Вы, твари, только зря жрёте пищу, которой и так не хватает нашим детям и жёнам! Толку от вас ни на диби! Будь моя воля, всех продал бы рёсцам или тушурам! Но наш император из милости сохранил вам никчёмные жизни и дал возможность искупить вину перед Фиори собственными ручками, не приученными к настоящей работе. Радуйтесь, твари! Вас переводят с рудника на равнину, и даже предоставили транспорт для ваших тел! Вы не пойдёте пешком, а вас даже повезут! Так что собирайте свои манатки, через час вы уезжаете на равнину!
Все ошеломлённо молчали, а сержант, снова кашлянув, уже нормальным голосом произнёс:
– Получить дополнительное одеяло, тёплые носки и собрать своё имущество. Как я уже сказал, через час погрузка. Разойдись!
В гробовом молчании он и солдаты вышли на улицу, снова окутавшись клубами пара, и женщины возбуждённо загомонили, переговариваясь с товарками, обмениваясь впечатлениями об услышанном. Впрочем, ни одна не осталась просто стоять, а все быстро рассыпались по своим нарам, собирая, как и было приказано, немудрёное имущество. Не зная, что делать, Виури присела на доски. Что ей брать с собой? Посуду и одежду? Так всё казённое. Своего у неё лишь вытертая до белизны атласная ленточка цветов когда-то могущественного рода дель Сехоро, которая никому не нужна. А больше – ничего…
Снова хлопнула дверь, опять явились солдаты, неся на этот раз с собой одеяла и кипы грубо вязанных носков некрашеной шерсти. Совали каждой женщине и выгоняли их прочь. На улице буйствовала метель, но цепочка охранников, казалось, не замечала лютого холода. Одетые в тёплые тулупы, валенки, они не страшились разыгравшейся непогоды. Женщин быстро согнали в одну кучу, и, перекрикивая гул ветра, знакомый сержант заорал:
– Вам надо пройти две лиги вниз по дороге! Транспорт не может пройти прямо сюда! Поэтому спокойно двигаемся и шевелим ногами! Бежать не советую! Если пуля не догонит, то замёрзнете в горах или сдохнете от голода!
Вой ветра стал совсем нестерпимым. Стучащие зубами от лютого холода женщины кутались в одеяла, прятали лица от секущей кожу снежной крупы.
– Пошли! Шагом марш!
И колонна сделала первые шаги. Ворота лагеря впервые за многие дни были распахнуты. Как поняла Виури, мужчин уже угнали, поэтому снег дороги был плотно утоптан. И, Нижайший, как же холодно! Казалось, ветер продувает её насквозь, до костей, и даже мозг превратился в ледышку. Но, к собственному удивлению, ноги пока её слушались, и она делала шаг за шагом. Хоть какая-то перемена в её пустой жизни. Подальше от вечных снегов и метелей.
Идти было неимоверно тяжело. Ветер выжимал из глаз слёзы, почти сразу замерзающие на щеках. Тем не менее Виури механически двигалась в колонне, держась за маячащей перед ней спиной сокаторжницы. Впрочем, с каждым шагом идти становилось всё легче, потому что дорога почти сразу начала виться между скал, которые, в зависимости от направления ветра, то усиливали метель, то, наоборот, прятали почти не имеющие запасов внутренней энергии худые тела женщин от порывов урагана. Охранники молча, на этот раз без ругани и криков, спокойно следовали вдоль колонны, направляя каторжниц к месту погрузки.
Две лиги в метель, в пронизывающий холод, при нехватке из-за высоты кислорода в воздухе показались Виури вечностью. Под конец она уже еле плелась, ничего не соображая. Зная только, что нужно делать очередной шаг, и так раз за разом. Промокшие носки уже не грели, ноги покрылись ледяной коркой, слабо потрескивающей при каждом движении. И когда она вдруг уткнулась в замершую перед ней спину соседки, то даже не поняла, что их колонна добралась до обещанного места погрузки. Внезапно сильная рука ухватила её за плечо и рывком втолкнула куда-то. Куда, девушка не поняла. Темно, ничего не видно. Споткнулась обо что-то, вызвав поток ругани, потом её пихнули несколько раз в бок, наконец кто-то потянул её за заснеженное одеяло и заставил сесть. Оказалось, здесь имеются даже места для сидения. Потом темноту прорезал ослепительный луч фонаря, и лишь тогда Виури поняла, что это нечто вроде повозки, только очень большой. Их, женщин, находилось внутри около тридцати. Светивший фонарём оглядел замерших каторжниц и вышел. Лязгнул засов. Снаружи послышалось непонятное пыхтение, что-то свистнуло, но это явно была не труба и не рог, и их повозка рывком сдвинулась с места. Кое-кто начал ругаться, но сквернословящую быстро заткнули. Несколько раз взвизгнули, режа уши, полозья. Покачиваясь, их повозка плавно заскользила по снегу. Внутри стало теплее, люди надышали, и, пригревшись о соседок, Виури задремала. Джар не солгал. Жаль, не удалось его увидеть, и неизвестно, удастся ли им встретиться вновь? Насколько она знала, мужские и женские каторги были практически всегда устроены по отдельности друг от друга. Их рудник, можно сказать, был единственным в своём роде. Теперь мужчины и женщины будут разделены. Куда попадёт бывший сотник? Где будет работать она? Полосатое платье не даёт надежды на то, что её когда-нибудь освободят. Как и то, что даже амнистия, которую придумал Неукротимый, даруя некоторым из заключённых свободу, не освободит её…
От сильного толчка девушка проснулась. Их огромные сани замерли.
– На выход! Все на выход!
Торопясь, заключённые потянулись к светящемуся в конце будки прямоугольнику, ведущему на затуманенную улицу. Поёживаясь, женщины торопливо собирались снаружи в кучу под пристальными взглядами охраны.
– Пятнадцать минут, чтобы справить свои нужды, потом пересаживаемся!
Виури поспешила к виднеющемуся в мареве дощатому загону, от которого несло аммиаком мочи и фекалиями. Как она и догадывалась по густому ядрёному запаху, это и было отхожее место. Балансируя на переброшенной через дырку в полу жерди, справила естественное, затем торопливо выскочила наружу. Воздух хоть и пах, но зато не выжимал слёзы, как внутри нужника.
– Всё? – осведомился охранник у выхода и указал рукой: – Иди туда…
В тумане прорисовывались контуры чего-то большого. Это оказалась новая, на этот раз действительно повозка на массивных широких колёсах. Снега вокруг не было, так что сани меняли на другой вид транспорта. Виури забралась по короткой лесенке внутрь, нашла свободное место. Вскоре опять послышался свисток, охранник закрыл дверцу, повозка качнулась, и с погромыхиванием по камням их путь продолжился.
Так прошло три дня. На ночь их выпускали наружу, заставляли ставить палатки для ночлега, а утром наскоро кормили, и повозки везли их всё дальше. Местность, по которой везли каторжниц, была совершенно незнакома девушке. Но всё рано или поздно заканчивается, и вот настал день, когда, качнувшись, их повозка замерла. Всех выгнали наружу, построили в одну шеренгу. Вдоль небольшого строя прошёл в сопровождении солдат человек в неизвестной ей одежде, но одна из каторжниц, не так давно попавшая на рудник, оживилась и шепнула что-то своей соседке. Та – следующей, и вскоре дошло и до Виури. Это была сортировка, а чиновник – тот, кто распределяет осуждённых по местам отбывания наказания. Между тем человек дошёл и до бессрочно осуждённой. Его глаза на миг удивлённо расширились, он обернулся к своему спутнику, жестом потребовав что-то. В руки чиновника вложили лист пергамента. Пробежав его глазами, человек кивнул и приказал девушке выйти из строя.
– Остальных – на швейные фабрики. А эту – на пересылку.
Пересылку? Что это такое? Виури никогда не слышала подобное слово. Впрочем, раздумывать долго ей не пришлось. Сопровождающий чиновника солдат потянул её за собой. А строй тех, с кем она отбывала свой срок на руднике, погнали куда-то за холмы, окружающие ряд невысоких деревянных строений.