Утро выдалось ясное. Бездонное голубое небо казалось перевернутой над городом фаянсовой чашей. И лучи солнца, только что начавшего свой ежедневный маршрут над крышами высотных домов, казалось, отражались от ее искристого дна. От этой запредельной сверкающей высоты могла закружиться голова, но Полунин в небо не смотрел. Его взгляд был обращен к земле. Туда, где теперь навеки нашла свой приют Анна.
Ровно год прошел с того момента, как банда Музыканта, нанятая беспредельщиком Сатаровым, расстреляла машину Тошки-Самбиста. Как раз в тот момент, когда друг Полунина и глава одной из крупнейших в городе бригад рэкетиров отвозил жену Владимира в безопасное место. На дачу, где Полунин собирался спрятать Анну и сына Антошку от возможных покушений. Но он опоздал.
«А почему бы тебе, Владимир, не отвезти нас самому на дачу?» – спросила Анна Полунина вечером, накануне своей смерти. Владимир отказал ей. Он сейчас уже плохо помнил, что послужило причиной для этого отказа. Трагическая смерть жены тогда изменила все в его жизни, сделав все планируемые ранее дела неважными и бессмысленными. Полунин не мог вспомнить о них. Но эта просьба Анны теперь безмолвным укором всегда звучала в его голове.
«Почему не ты? Почему доверяешь судьбу семьи чужому человеку?»
– Прости, – тихо ответил Полунин голосу из прошлого и еще ниже склонил голову. И повторил: – Прости.
Он стоял почти в самом центре городского кладбища и не мог поднять взгляд к мраморному обелиску с фотографией жены. Полунину казалось, что Анна смотрит с немым укором на него оттуда, из запредельного мира, через эту фотографию. И отделаться от этого ощущения Владимир не мог. Как не мог после смерти Анны смотреть ни на одну из ее фотографий.
Сынишку Антона Полунин с собой на кладбище не взял. Он специально поехал к могиле жены ранним утром, пока сын еще сладко спал. Мальчик оказался свидетелем убийства и очень долго переживал увиденное. Полунину просто не хотелось, чтобы, едва успокоившись, сын снова пережил те страшные события, вспомнив о них у могилы матери.
Не взял с собой Владимир и единственных близких ему людей, оставшихся в этом городе, – Шакирыча и Славку Болдина. Полунин хотел побыть наедине со своими чувствами у могилы жены, рассказать ей о прожитом годе так, будто Анна могла услышать и ответить ему. На этой исповеди посторонние были не нужны.
Он недвижимо стоял у изголовья могилы, все ниже и ниже опуская голову. По щекам Полунина катились слезы, срываясь с подбородка в траву, но Владимир не замечал их. Он вообще не видел ничего вокруг, вслушиваясь в звучавший в ушах голос погибшей Анны:
«Почему ты сам не отвез нас, Володя?.. Почему?»
Неожиданно за спиной Полунина, на центральной аллее кладбища, протяжно заревел автомобильный клаксон. К нему присоединился еще один. Следом еще и еще... Машины ревели непрерывно, отдавая дань памяти усопшим. Полунин обернулся.
Центральная аллея была забита машинами, и Владимир удивился тому, что не услышал их приближения. Перекрывая все движение, дорогу заблокировали несколько джипов, «Мерседес», серебристая «Ауди» и бордовая «десятка». Около машин, опустив головы, стояли десятка полтора крепких парней. А водители не отпускали клаксоны, не сводя глаз с Полунина. Владимир грустно улыбнулся и быстрым шагом пошел к запрудившим аллею автомобилям.
Из бордовой «десятки» к нему навстречу выбрались двое мужчин: высокий, широкоплечий и краснолицый Шакирыч и гибкий, словно былинка, Славка Болдин. Рамазанов первым подошел к Полунину и опустил тяжелую руку ему на плечо.
– Извини, Иваныч, что мы приехали без приглашения, – густым басом проговорил он. – Знали, что ты один хочешь побыть, но не приехать не могли. Мы тоже ее любили, и нам хотелось бы, чтобы Аня увидела нас рядом с тобой. Знала бы, что мы не оставили тебя и не оставим...
Болдин хотел что-то съязвить в ответ на излишне пафосное обращение Шакирыча к Полунину, но сдержался. Острый на язык Славка прекрасно понимал, что Владимир сейчас находится не в том состоянии, чтобы воспринимать ироничные пикировки.
Полунину нужно было услышать что-то подобное тому, что сказал Шакирыч. Поэтому Болдин и промолчал, решив напомнить Рамазанову об этой напыщенной речи как-нибудь в другое, более подходящее для этого время. Славке в этой ситуации оставалось только подойти поближе к Полунину и дружески похлопать его по другому плечу.
Следом за Болдиным к Владимиру приблизился Колька Батурин. Еще год назад он был одним из помощников убитого Самбиста. А теперь, после всеобщего одобрения братвы, возглавил бригаду Самбиста. Большинство ее бригадиров погибло во время бойни, устроенной тем же Музыкантом в помещении спортивного зала. Однако, пережив тяжелые времена, бригада возродилась и теперь заново отвоевывала собственную территорию.
– Иваныч, ты меня, в натуре, извини! Я говорить не мастак, – переминаясь с ноги на ногу, пробормотал Батурин. – Но знай, что мы сочувствуем тебе. И ты всегда можешь чисто на нас положиться. Только скажи, че надо, и мы все конкретно сделаем!
Полунин грустно улыбнулся.
– Я знаю это, Коля, – кивнул головой Полунин в ответ на слова Батурина. – И благодарю всех вас.
Следом за своим боссом к Владимиру вереницей потянулись бригадиры. В отличие от Батурина, они почти не сказали ничего. Лишь пожимали Полунину руку или шлепали его по плечу, выражая этим свое сочувствие. Владимир понимал, что бригадирам, по большому счету, безразлично его горе. Они не знали Анну, мало общались с самим Полуниным, да и к чужой смерти относились довольно легко.
Владимир машинально отвечал на их рукопожатия и похлопывания, почувствовав вдруг, как мутная волна одиночества накрывает его. Вокруг Полунина мелькали участливые лица, но за ними он видел пустоту. Даже Шакирыч и Славка в этот момент показались ему совершенно чужими людьми. И вместо благодарности за то, что они поддержали его в минуты горя, Владимир почувствовал разочарование.
Перед глазами Полунина в одно мгновение пролетела вся его прошлая жизнь: школа, армия, институт, зона, семья. Одно за другим в памяти всплывали подзабытые лица, и Владимир вдруг понял, что всю жизнь был одинок.
Нет, друзья и подруги у него были всегда. Полунина любили, уважали и считались с его мнением. Но в этот момент, глядя на лица парней из бригады Батурина, Владимир неожиданно осознал, что все его знакомые сторонились его. Пытались все время держать дистанцию между ним и собой. И единственным человеком, который принимал его таким, какой он есть, понимал и отдавал ему себя целиком без остатка, была Анна.
Полунин прекрасно знал, что и Шакирыч, и Болдин, и Батурин, да и еще немало людей готовы пойти за ним в огонь и в воду. Но их чувства были скорее похожи на почитание вожака, чем на единение душ настоящих друзей. Все эти люди, уйдя от него, спешили погрузиться в свой мир. И Полунину сейчас показалось, что они всегда испытывали некоторое облегчение, в котором не могли или не хотели признаться даже самим себе, оказываясь вдали от него.
– Ну что, Иваныч, на могилу Самбиста пойдем? – словно из другого мира вдруг долетел до Полунина голос Рамазанова.
Владимир вздрогнул и посмотрел по сторонам. Только сейчас он понял, что уже довольно давно стоит, окруженный людьми, приехавшими выразить сочувствие его горю. Они немного удивленно смотрели на него, застывшего в центре аллеи с взглядом, погруженным куда-то внутрь себя. Полунин потер пальцами виски, пытаясь прогнать непрошеные и болезненные размышления.
– У тебя малец-то с кем? – задал новый вопрос Шакирыч, внимательно вглядываясь в лицо Владимира.
– Я няню сегодня попросил пораньше приехать, – ответил Полунин. – Светлана сейчас у меня. Так что за Антона нечего волноваться. Пойдемте, навестим Тошку-Самбиста...
До могилы Самбиста все шли пешком, хотя и находилась она почти в самом дальнем конце кладбища, на новом участке. Первыми к гранитному надгробью подошли Полунин, Батурин, Славка и Шакирыч.
Бригадиры стояли несколько в отдалении. А когда все, кроме Батурина, отошли от могилы, бритоголовые парни потянулись к ней один за другим. При этом каждый вставал у надгробья на одно колено, затем касался холодного гранита лбом и, замерев на несколько секунд, уступал место другому. Когда последний из бригадиров отошел от могилы, Батурин повернулся к Полунину.
– Иваныч, мы тут в ресторане место заказали. Хотим Самбиста и Анну помянуть, – шмыгнув носом, проговорил он. – Короче, ты поедешь с нами?
Первым желанием Полунина было отказаться. Он никак не мог избавится от неожиданно возникшего у могилы жены ощущения, что все происходящее вокруг не больше, чем лицедейство. Владимиру вдруг захотелось сбежать подальше от всех этих людей. Уехать и никогда их больше не видеть.
Но он сдержал свои чувства. Он не мог отказать им. Ведь еще год назад часть этих ребят безоговорочно шла за ним под пули. И хотя стрелять начал не он, пытаясь решить все проблемы миром, но дела это не меняло. Парни слушали его и делали все, что он просил. Отказаться сейчас быть рядом с ними означало лишь одно – нанести смертельную обиду. А Полунин чувствовал, что не имеет на это права.
– Да, конечно, – коротко кивнул Владимир. – Только я недолго с вами пробуду, ребята. Меня сын ждет.
– Какие базары, Иваныч. Мы же все понимаем, – хмыкнул Батурин и вдруг дрогнувшим голосом добавил: – Спасибо, что ты с нами!
До ресторана «Оливер», который располагался почти в центре города, вереница машин добиралась около получаса. Это заведение считалось одним из самых престижных. Именно из-за него около двух лет назад едва не разразилась война между несколькими крупными бригадами «братков».
Каждая из группировок пыталась включить «Оливер» в сферу своего влияния, поскольку находился ресторан на границе сразу нескольких зон. Полунин, уже имевший к тому времени некоторый вес в преступном мире города, вмешался и смог добиться компромисса между бригадами. Он предложил считать ресторан нейтральной территорией, и к нему прислушались. Вот с тех пор в «Оливер» и стекались «братки», чтобы решить какие-то проблемы или отметить то или иное событие. Не нарушили традицию и в этот раз.
На двери ресторана к их приезду красовалась табличка с надписью «закрыто» на английском и русском языках. Но, несмотря на нее, в «Оливер» непрерывным потоком заходили люди. В основном коротко стриженные «братки», увешанные золотыми цепями и с сотовыми телефонами в карманах дорогих пиджаков. К тому моменту, когда Полунин вошел в зал ресторана, он уже был полон.
«Братки» из разных группировок держались порознь. Они стояли, каждый в своем углу, и негромко переговаривались, обсуждая какие-то собственные проблемы.
Полунин поморщился. Вновь, как и недавно на кладбище, все, происходившее вокруг, показалось ему дешевым фарсом. Большую часть собравшихся в «Оливере» людей Владимир не знал вообще или знал только в лицо. Мало с кем из них Полунин хотя бы здоровался за руку. А уж друзьями никого из гостей назвать точно не мог.
Именно гибель Анны и Самбиста положила начало беспределу, наступившему в городе с легкой руки Сатарова. Вновь нормализовать обстановку удалось совсем недавно – после вмешательства в дела нефтяной компании «Аркада» сотрудников ФСБ. Сегодняшняя годовщина была некой переломной чертой, обозначившей конец владычества Сатарова и возвращение к более-менее нормальной жизни. Все люди, собравшиеся здесь, пришли отметить именно это, решив почтить память первых жертв долгой и кровавой войны. И, наверное, имели на это право. Однако удержаться от вопроса Полунин не мог:
– Зачем все это? – недовольно обернулся он к Батурину, обведя рукой заполненный зал «Оливера».
– Ты че, Иваныч, в натуре? – удивился Николай. – Анна и Антон должны знать, что мы их помним. Да к тому же и этим чувакам нужно видеть, что мы своих людей не забываем и почести им воздаем чин по чину. Короче, положено так. Сам, что ли, не знаешь?
– Ладно. Замнем для ясности, – махнул рукой Полунин. – Давайте закончим все это побыстрее.
Батурин кивнул головой и подошел к распорядителю «Оливера». Некоторое время они что-то обсуждали вполголоса, но Владимир этого не слышал. Его появление в банкетном зале ресторана не осталось незамеченным. И к Полунину стали подходить люди, выражая свое соболезнование.
Владимир вглядывался в лица подходивших к нему «братков» и видел в них то же холодное равнодушие, прикрытое маской сочувствия. Полунин старался не обращать на это внимания, но получалось у него плохо.
Собственно говоря, Полунин понимал, что глупо ждать искреннего сочувствия от людей, зачерствевших от жестокой действительности. Бессмысленно было их обвинять в том, что они стали такими. Как и винить кого-то, кроме себя, в гибели Анны.
Ввязываясь в войну с Сатаровым за большие деньги, вращающиеся в нефтяном бизнесе, Полунин понимал, какими последствиями это может быть чревато. Он предполагал, что на него могут начать оказывать давление, используя его семью. Однако тогда Владимир считал, что игра стоит свеч. А теперь был готов отдать все на свете за возможность повернуть время вспять, прекрасно понимая, что прошлого не вернешь.
Долгими бессонными ночами Полунин вступал в дискуссии с самим собой. Он пытался убедить себя в том, что пора перестать убиваться из-за смерти жены и попытаться научиться жить без нее. Владимир говорил себе, что год – это уже очень большой срок, для того чтобы рана в душе зарубцевалась. Однако ни к чему подобные самоувещевания не приводили. Боль от потери Анны не притуплялась, а становилась только острее. И никакие дела и заботы не могли отвлечь его от мыслей о смерти жены. Разве что Антошка.
Парнишка рос шустрым и смышленым. Первое время после убийства Анны он долго не мог нормально спать, мучимый кошмарами. Зрелище трагедии, разыгравшейся у Антона прямо на глазах, вновь и вновь возвращалось ему в снах. Может быть, Антону и удалось бы пережить все намного легче, если бы не последующий арест Полунина и побег из-под стражи.
Некоторое время Антон жил у матери Шакирыча. Но затем кто-то из доброхотов-соседей доложил куда следует и парнишку забрали от Рамазановых в детский дом. Для пятилетнего Антона оказаться одному в чужом и враждебном мире было слишком тяжелым испытанием. И когда Полунин после разоблачения Сатарова и освобождения от всех ложных обвинений забрал сына из детдома, тот был мало похож на самого себя.
С тех пор прошло несколько месяцев. Невероятными усилиями врачей и самого Полунина Антона удалось вернуть к нормальной жизни. Сейчас мальчишка уже почти не вспоминал о недавних страшных событиях. И Владимир стремился сделать все, чтобы Антон почувствовал себя счастливым.
Тряхнув головой, словно стараясь сбросить с себя груз тяжких воспоминаний, Полунин осмотрелся по сторонам. Гости, приехавшие на поминки, начали занимать отведенные им места. И Владимир невольно удивился, как хорошо Батурину удалось всех рассадить. Николай умудрился так распределить места, что ни один честолюбивый «бригадир» не почувствовал себя униженным. А сделать это было ой как непросто, поскольку каждый стремился занять местечко получше.
Полунин увидел жест Николая и прошел на свое место. Когда все, наконец, расселись, Батурин попросил тишины. Подняв рюмку, Николай встал с кресла и довольно пространно рассказал о том, какими прекрасными людьми были Анна и Самбист. Едва закончив, он посмотрел на Полунина, взглядом спрашивая, не хочет ли он добавить что-то. Но Владимир отрицательно покачал головой.
– Ты все сказал правильно, – грустно улыбнулся Полунин. – Больше добавить нечего.
Все присутствующие поднялись и молча выпили. Некоторое время в ресторане стояла тишина. А затем то в одном, то в другом конце стола стали раздаваться приглушенные голоса. Постепенно разговоры стали громче, и от торжественного траура обстановки вскоре не осталось и следа. Люди что-то рассказывали друг другу, спорили и даже смеялись. Полунин пытался убедить себя, что все происходящее вполне естественно и никто из этих людей не обязан проливать слезы по погибшим год назад, но все равно ничего не мог поделать с накатывающейся волной раздражения. Владимир почувствовал, что больше не сможет оставаться здесь. Он уже собрался встать, но его задержал Батурин.
– Иваныч, ты можешь уделить мне минут пять? – проговорил Николай. – Дело есть конкретное.
Полунин пожал плечами и, поднявшись, пошел следом за Батуриным в дальнюю часть ресторана, где двумя ровными рядами располагались отдельные кабинеты. Открыв дверь одного из них, Батурин пропустил Владимира внутрь и вошел следом за ним. Николай предложил Полунину сесть, но тот отрицательно покачал головой и прислонился к стене.
– Так что у тебя? – спросил Владимир, скрестив руки на груди.
– Тут такое дело, Иваныч, – сказал Батурин. – В общем, на днях должны нарисоваться двое «кексов» из столицы. Им нужен бензин, но на «Нефтьоргсинтез» они соваться не хотят. Если только в крайнем случае. Они хотят взять конкретного бензина по левой цене. Едут чуваки с «бабками», и у меня есть задумка их кидануть. Нужна твоя помощь...
– Нет, – не меняя позы, коротко бросил Владимир.
– Да ты не гоношись, Иваныч, – Николай похлопал его по плечу. – Они лохи, ни под кем не работают. Одиночки. Так что кипиша никакого не будет. Я им просто левый бензин хочу втулить. А ты у нас мужик головастый! Помоги организовать все, в натуре. Естественно, «бабки» поделим...
– Нет, – еще раз повторил Полунин.
– Ты че, Иваныч, конкретно повелся, что-ли? – Батурин отступил от него на шаг. – В чем дело-то, в натуре? Работы на полдня. Левую горючку я сам найду. Тебе только и нужно, что придумать, как им ее впулить. Разборок никаких не будет. А если какой кипиш и поднимется, так я сам его конкретно разрулю.
– Ты не понял, Коля, – Полунин усмехнулся. – Я сказал «нет» не от того, что боюсь разборок или опасаюсь перетрудиться. Просто я не хочу больше этим заниматься. Я просто решил для себя раз и навсегда, что с криминалом завязываю. Хватит с меня.
– По-моему, это не то, Иваныч, – немного обиделся Батурин. – Я понимаю, сегодня у тебя трудный день: годовщина смерти жены и все такое. Извини, что выбрал неподходящее время для базаров. Давай все это завтра рулить будем.
– Ни завтра, Николай, ни позже никаких базаров не будет, – Полунин посмотрел Батурину в глаза. – Я тебе сказал, что завязываю с этим бизнесом. И так оно и будет. В конце концов и в этой стране можно жить нормальной жизнью. Хватит с меня того, что из-за моих авантюр погибла Анна. Я больше никому не хочу принести вреда. А вот совет тебе могу дать. Не связывайся с этими чуваками. Бензином одиночки не торгуют.
Полунин круто развернулся и вышел из кабинета. Николай некоторое время недоуменно смотрел ему вслед, а затем, пожав плечами, вышел и закрыл за собой дверь. Батурин действительно считал, что Владимир просто перенервничал, и решил повторить этот разговор через пару дней, когда, по его мнению, Полунин должен был успокоиться.
Выходя из полуарки, за которой скрывались ряды кабинетов, Владимир заметил, что и Шакирыч, и Болдин внимательно и настороженно смотрят в его сторону. Оба словно пытались прочитать на лице Полунина, что за разговор у него был с Батуриным, и понять, что им делать дальше. Владимир кивнул им, приглашая выйти вместе из ресторана.
– Что случилось, Иваныч? – настороженно поинтересовался Рамазанов.
– Ничего особенного, – усмехнулся Полунин. – Просто мне надоела эта компания. Да к тому же сын ждет. Вы едете со мной или здесь останетесь?
– А зачем тебя Колян с собой позвал? – Шакирыч внимательно посмотрел на Владимира. – Потом расскажу, – усмехнулся Полунин. – Так вы едете со мной или еще задержитесь?
– Не вопрос, – улыбнулся Славка. – Конечно, едем...
Все трое пошли к своим машинам, а через широкое окошко ресторана за ними наблюдали гости, приглашенные на поминки. Никто не мог понять, почему Полунин с друзьями покинули торжество. И лишь услышав от Батурина, что у Владимира появились неотложные дела, бригадиры успокоились, и вспыхнувшая было в них обида постепенно сошла на нет.
Когда Полунин с друзьями приехал к себе домой, Антон уже проснулся. Он гонялся по дому за радиоуправляемым джипом, пытаясь задавить им пестрого котенка, которого принес с собой несколько месяцев назад из детдома. Котенок, который давно перестал быть маленьким пушистым комочком и уже стал заглядываться на дворовых кошек, играть не разучился и лихо уворачивался от урчашей игрушечной машинки, иногда ударом лапы опрокидывая ее на бок. Антону это здорово нравилось, и его звонкий смех заливал весь дом.
Светлана, поджав под себя ноги, расположилась на кожаном диване в гостиной и с легкой улыбкой наблюдала, как Антон резвится с котенком. Услышав звук открывающегося замка, она поднялась и вышла навстречу Полунину. Антон тоже на секунду замер, а потом, услышав знакомые шаги, бросился навстречу отцу.
– Папа, папа, – закричал он с порога гостиной. – Иди посмотри, что там Пушок с моим джипом вытворяет!
– И что же он вытворяет? – улыбнувшись, поинтересовался Полунин.
– Да он на него, как тигр, прыгает, – захлебываясь от восторга и размахивая руками, кричал Антон. – Честно-честно! Знаешь, как классно!
– Антон, оставь отца в покое, – поворачиваясь к малышу, строго проговорила Светлана. – Ему еще руки вымыть нужно. И вам за стол пора...
– Вечно вы, тетя Светочка, все портите, – шмыгнув носом, обиженно пробормотал Антон. – Что ему, на котенка посмотреть только с мытыми руками можно? Он же не есть котенка будет!
– Точно, есть я его не буду, – рассмеялся Полунин. – Но тетю Свету слушаться нужно. Поэтому идем мыть руки и сядем за стол.
На несколько секунд на душе у Владимира стало вдруг легко и спокойно. В какие-то мгновения Светлана напомнила ему покойную жену, которая так же ласково и твердо осаживала заигравшегося Антона и так же тепло смотрела на Полунина, возвращавшегося с работы. Иллюзия оказалась настолько полной, что Владимиру вдруг захотелось подойти к Светлане поближе и обнять ее. Так, как он прижимал к себе Анну.
Но длилось это не более секунды. Сначала Светлана слегка отодвинулась к стене, давая ему пройти. Затем она мимо Полунина направилась встречать поднявшихся по лестнице Шакирыча и Славку. Раздались слова Антона:
– Папа, а почему я должен тетю Свету слушаться? Она же не мама...
Полунин вздрогнул. Действительно, Светлана не была Анной. И никогда ей не будет. Как никогда не сможет вернуться то ощущение счастья и спокойствия, что давала Полунину Анна. Глупо было тешить себя иллюзиями того, что все еще может вернуться.
Всего две женщины оставили в сердце Владимира глубокие следы. И обеих нет с ним. Рита Слатковская не смогла пойти против отца, сделав все, чтобы забыть зэка Полунина. А Анну Владимир погубил сам, принявшись играть в игры без правил. И Полунин решил, что третьей женщины в его жизни не будет. Его сердце навсегда будет принадлежать Анне. Как некий обет покаяния за прошлые грехи.
– А почему ты слушался дядю Ильдара? – сумев взять себя в руки, улыбнулся сыну Полунин. – Он же тоже не твой папа?
– Ну ты скажешь, – фыркнул Антон. – Дядя Ильдар вон какой большой и сильный. Разве его можно не слушать?
– Слушай, сын, что я тебе скажу, – Владимир опустился перед Антоном на корточки и потрепал его по щеке. – Человека слушаются, любят и уважают не только за то, что он большой и сильный. Еще очень нужно, чтобы этот человек был добрым и мудрым. А для этого совсем не обязательно быть большого роста. И, поверь мне, далеко не всех сильных людей стоит слушаться...
– Ага, конечно, – мальчишка скептически посмотрел на отца. – Если здорового мужика не слушаться, то он тебе просто даст в ухо, и все. Куда от него денешься?
– Никуда, – рассмеявшись, согласился Полунин. – Но если маленький человек мудрый и добрый, он не станет вести себя так глупо, чтобы ему могли дать в ухо.
Оказалось, что Светлана приготовила шикарный стол. Полунин не собирался устраивать каких-либо поминок. Единственное, что он собирался сделать, так это выпить с Шакирычем и Славкой по рюмке водки и вспомнить Анну. Однако судьба внесла поправки в его планы. Сначала Батурин организовал пиршество в «Оливере», а вот теперь и Светлана собрала у него дома поминальный стол. Полунин беспомощно остановился посреди кухни, глядя на расставленные по столу разнообразные блюда.
– Зачем это? – поинтересовался он у няни Антона, разогревавшей что-то на плите. – Я же ничего не просил.
– А вам и не нужно было о чем-то меня просить, – пожала плечами Светлана. – Я прекрасно знаю, что сегодня за дата. И догадываюсь, что вы сами не стали бы собирать стол. К тому же мама Ильдара Шакировича просила меня о вас позаботиться.
– Ну что же, спасибо, – Полунин подошел к столу. – Хотя я и не думаю, что это было необходимо.
– А вы и не думайте, – Светлана даже не повернулась от плиты. – Просто садитесь и обедайте.
Владимир не нашелся, что ответить на это. Он почувствовал, что его слова задели молодую женщину, кажется, искренне желающую о нем позаботиться. Но что-то помешало Полунину попытаться снять возникшее между ними напряжение.
Может быть, то, что шикарно накрытый на кухне стол напомнил Владимиру ресторан «Оливер», заполненный безразличными к его трагедии людьми. А может быть, то мимолетное наваждение, что посетило его по возвращении домой. Полунин не стал размышлять об этом. Он лишь пожал плечами и сел за стол на свое место возле окна.
– Эх, ни фига себе, пироги! – закричал Антон, забегая на кухню и забираясь ногами на стул. – И что мы сегодня празднуем?
На несколько мгновений в комнате повисла напряженная тишина. Взрослые не нашли, что ответить ребенку на такой простой вопрос. Полунин не хотел напоминать малышу о смерти его матери, а Светлана почему-то почувствовала себя неловко.
– Во-первых, молодой человек, прекратите выражаться. Это вас не красит, – проговорила она, снимая Антона со стула. – Во-вторых, забираться с ногами на стул неприлично. В-третьих, невежливо начинать есть до того, пока все гости не займут свои места. Ну и в-четвертых, пироги кушают вместе с компотом. А это третье блюдо. Если вы, сударь, учились считать, то должны знать, что перед цифрой «три» есть еще «один» и «два».
– Ладно, присаживайтесь к столу, – проговорил Владимир. – Разливай, Шакирыч, по стопочке. Нам сегодня есть что вспомнить...
Обед протекал размеренно и неторопливо. За столом почти никто не разговаривал. И даже Антон, почувствовав напряжение взрослых, притих. Он изредка растерянно всматривался в знакомые лица, словно пытаясь что-то вспомнить.
Светлана первой заметила это. Она тут же разрядила обстановку, сунув мальчишке два куска домашнего пирога и стакан компота. Антон принялся уплетать одно из самых любимых лакомств. Съев один кусок, мальчишка пробормотал с набитым ртом, обращаясь к отцу:
– Пап, там по телеку «Черепашки-ниндзя» начинаются. Можно я пойду в зал и доем пирог там?
Получив разрешение, Антон схватил кусок пирога и умчался включать телевизор.
– Слушай, Иваныч, – густым басом пророкотал Рамазанов, стараясь поймать взгляд Полунина. – Мы все любили и уважали Анну. Нам тоже непросто было смириться с тем, что ее больше нет. Но жизнь-то продолжается! Тебе придется научиться жить без нее. И не нужно себя винить. Ты ничего бы не смог изменить тогда.
– Первый раз старая перечница сказала что-то умное, – попытался было вставить слово Болдин, но Шакирыч оборвал его:
– Заткнись, Славка, – тихо, но твердо проговорил Рамазанов и вновь обернулся к Полунину: – Перестань себя терзать, Иваныч. Лучше возьми сына и поезжай куда-нибудь. Смени обстановку.
Полунин ничего не ответил. Он долгое время сидел молча, не поднимая головы от тарелки. Владимир знал, что Шакирыч прав. Занимаясь самобичеванием, он никому не делает лучше. Но Полунин был уверен, что никто никогда не снимет этот грех с его души.
Однако Владимир считал, что сейчас бессмысленно пытаться объяснить друзьям свои чувства. Редко случалось, что Рамазанов с Болдиным не понимали его. Но сейчас был именно такой случай. Он просто не мог объяснить друзьям, что творится у него на душе. Не мог и не хотел. Поэтому и долго молчал.
– В чем-то ты прав, Шакирыч, – наконец, прерывая затянувшуюся паузу, проговорил Полунин. – Мне с Антоном нужно действительно куда-нибудь съездить. Я перед смертью Анны обещал ему, что посмотрю вместе с ним Европу. Думаю, сейчас самое время выполнить свое обещание.
– Вот и молодец, – Рамазанов широко улыбнулся. – Прокатишься по Европе, развеешься. А там, глядишь, с новыми силами и за дела можно браться.
– Да, Иваныч, кстати, – встрепенулся Болдин. – Так что тебе Колян в «Оливере» говорил?
– Вот про дела он мне и говорил, – усмехнулся Полунин.
На мгновение он задержал взгляд на Светлане, раздумывая, стоит ли в ее присутствии пересказывать разговор с Батуриным. Она поняла этот взгляд и, сославшись на какие-то дела, поднялась из-за стола и покинула кухню. Полунин, посмотрев ей вслед, продолжил:
– Колян собирается кинуть каких-то залетных чуваков, приехавших за бензином. Предлагал мне поучаствовать.
– И что ты ему ответил? – лицо Шакирыча мгновенно потемнело.
– Сказал, что я больше этим не занимаюсь, – чуть улыбнулся Полунин. – Хватит. Хочу пожить спокойной жизнью.
– А вот это правильно! – расцвел Рамазанов. – Наигрались уже в жмурки с законом. Давно пора перестать выискивать приключения на свой зад.
– Ни хрена не правильно! – возмутился Болдин. – Это ты мхом порос. А Иваныч хоть и седой, но мужик еще в полном расцвете сил. Успеет он еще на печке с самоваром в обнимку насидеться. А сейчас нужно брать деньги, если они сами в руки идут...
– Нет, Славка. С авантюрами покончено, – устало проговорил Полунин. – В конце концов, в жизни каждого человека должен наступить момент, когда, кроме жажды наживы, должно появиться еще что-то. Более ценное. Иначе мир превратится в кошмар. Подумай над этим, Славка!
– Как скажешь, Иваныч, – пожал плечами Болдин и потянулся за бутылкой. – Ты у нас голова...