Глава 1.

Пушистые белые облака заволокли горизонт. Ещё чуть-чуть и они опустятся на горы, чтобы скрыть за собой зелёные вершины. Михей внимательно наблюдал за ними, пытаясь представить, откуда и куда они держали свой путь, сколько они видели всего. Дул восточный ветер, подгоняя облака, – они медленно и неповоротливо подчинялись его воли, податливые и послушные, как крестьяне Драгоста, пресмыкающиеся перед жудом, марежудом и султаном и неспособные изменить свою жизнь хоть на толику. Они все просто плыли по течению, не желая изменить ход своей судьбы.

Михей вздохнул и ощутил, как воздух наполнился сладким запахом цветов – весна всецело захватила власть над природой, готовясь передать бразды правления лету. Глаза разбегались при виде жёлтых, розовых, белых, голубых и фиолетовых цветов, что плотным ковром застелили склоны холмов. Его взгляд упал на отару, вальяжно пасущуюся на изумрудном лугу. Он присмотрелся, выискивая вещую овечку, негласного лидера, ведущего стадо. Её всегда отличало спокойствие, но при этом некоторый стержень, который не подчинялся воле других. Вещая овечка сама выбирает направление, которому придерживаются остальные. Она не просто ведомая. Она ведёт остальных. Она сила, о существовании которой не подозревают, но которой все подчиняются. Она особенная. Но ещё более особенный тот, кто может её отыскать среди одинаковых плюшевых облаков, скучающе жующих траву.

Взгляд Михея блуждал по отаре, пробегая от одной овцы к другой. Слишком медлительна. Движется за другими. Одиночка. Приговор каждой овце выносился за мгновение, он, не задумываясь, точно знал, что собой представляет каждая из них. За все годы, что Михей следил за стадом, он никогда не ошибался. У него был дар, который признавал даже его отец.

Михей победно ухмыльнулся – вот она. Никто бы не признал в этой овце вещую: она была мелковата и молода. Но кто, как ни Михей, знал, что внешность бывает обманчива. Василе и братья всегда удивлялись, как он находил вещую, а он толком не мог объяснить, чтобы его не посчитали сумасшедшим. Михей долго вглядывался в овец, пока не замечал золотое свечение, которое всегда отличало вещую. Расскажи он об этом кому-то – решат, что он якшается с ведьмами. Теперь слежка за всей отарой превратилась в легчайшую задачу: следуй за вещей – и ты не пропадёшь. Знай, чтобы Люпус подгонял отставших и слабых, но и сейчас это не нужно, они просто пасутся, наслаждаясь славной погодой после вчерашнего дождя.

Михей присвистнул, подзывая овчарку. На его зов прибежал огромный монстр, напоминающий всем видом настоящего волка. Люпус присел рядом и посмотрел на него внимательным взглядом тёмно-карих глаз. Михей погладил пса, зарывая пальцы в грубую, плотную серую шерсть. Люпус был подарком на крестере – церемонию взросления, проходившую с исполнением четырнадцати лет – пять лет назад. Получить щенка было хорошим знамением, но не такого, как Люпус, и не так. Василе хотел утопить его, так как их сука, по его мнению, спуталась с диким волчарой, от которого и понесла только одного щенка. От него Люпус и унаследовал мощь и схожесть с волками. Михей умолял Василе, и тот смилостивился и оставил щенка, но как подарок на крестере. Михей был несказанно счастлив, но позже старшие братья объяснили ему, что Василе считает Михея таким же ублюдком, как Люпуса. Он не хотел верить в это, но в этом всём были зёрна правды. С тех пор многое в его отношениях с Василе стало понятнее. Люпус же стал лучшим другом Михея.

– Вот ты где! – за его спиной раздался девчачий голос.

Он обернулся и увидел младшую сестрёнку, Инию. В руках она держала большую корзинку, которая перевешивала тринадцатилетнюю девчонку. Каштановые волосы были собраны в две косы, с вплетёнными синими лентами, подчёркивающими её большие глаза. Из всех детей их семейства только Иния имела голубые глаза, как у матери, напоминавшие глубокие озёра. У Михея они были тёмно-карие, практически чёрные, которые были не похожи на ореховые глаза трёх братьев. Глядя на него, Василе каждый раз про себя – что не мешало Михею слышать его – поминал Босору, что означало, что он снова им недоволен. Про Инию и других братьев Василе такого никогда бы не сказал.

Рядом с Инией стояла Тиранда – соседская девчонка шестнадцати лет, светловолосая и зеленоглазая. Михей никогда не понимал, зачем взрослой девице общаться с малолетней. Тиранда улыбалась ему во весь рот, показывая щербинку между передними зубами. Его всегда удивляло, что она не стыдится её и не пытается спрятать ото всех.

Иния поставила корзинку рядом с Люпусом и уселась на камень. Тиранда осталась стоять, подставляя лицо солнечным лучам. Пёс радостно ласкался, по очереди облизывая руки каждой. Для грозы волков он выглядел слишком беспечным.

– Жарко сегодня, – сказала Иния, отгоняя Люпуса. Он послушно уселся рядом с Михеем и больше не лез к девочкам. – Маменька передала тебе крынку жинчицы – свежей, только сегодня сняли сыворотку с овечьего сыра, – хлеба и яиц, а Тиранда приготовила лепёшек с зеленью. Попробуй – они ещё тёплые. – Она выпрямилась, явно гордясь тем, что они сделали.

– Нам пришлось бежать, чтобы они не остыли, – добавила Тиранда.

– Не стоило. Мне бы хватило и еды от маменьки. – Михей улыбнулся сестре, доставая лепёшку из корзинки.

Пёс заскулил, положил лапу ему на колено и наклонил голову набок, жалобно смотря на него. Михей усмехнулся, отломил половину лепёшки и дал Люпусу. Тот принялся радостно заглатывать её. Иния засмеялась.

Тиранда повернулась к Михею и внимательно уставилась на него. Ему показалось, что она замерла, ожидая, что он скажет про её стряпню. В руках она теребила край серого льняного передника.

– Конечно, стоило. Ты же четвёртый день на выпасе! Уже и забыл, какой на вкус бывает горячая еда, – сказала Иния улыбаясь. – Даже Люпус оценил наш дар!

На её пухлых щёчках появились ямочки, которые придавали ей вид милой куклы, что продают на городской ярмарке. Михей тут же вспомнил поездку семь лет назад. Они продавали цуйку, и Василе попытался выпить большую часть товара, когда посыльный сказал, что жуд Влад, новоиспечённый жуд Залесья, готов купить её всю. Из той поездки Михею хотелось помнить только куклу, которую он хотел подарить сестре, а не унизительную ночь в городской тюрьме среди всякого сброда.

– Я помогала с ними Тиранде.

– Вкусно, – сказал Михей, ощущая во рту сливочный вкус от щедро смазанного маслом теста и пряный от зелёного лука и кинзы. Тиранда отвела взгляд, Михей заметил, как её щеки заалели.

– То-то же. – Иния самодовольно фыркнула, повторяя манеру их матери. Казалось, что она не замечает смущения подруги.

– Так вы пришли, чтобы принести лепёшек? – спросил он, облизывая жирные пальцы. – Негоже девчонкам ходить до луга без сопровождения. Отправили бы Думитру. Он скоро крестере пройдёт. Совсем взрослым будет.

– Мы же с Тирандой вместе. А ей уже шестнадцать! – Иния вскочила с камня и подбоченилась. Белое платье с широкими длинными рукавами развевалось на ветру. – Только из-за того, что мы девчонки, нечестно нам всё запрещать. – Она надулась, но подавила слёзы, гордо вскинув голову вверх. В такие моменты она сильнее всего напоминала их мать, никогда не позволяющую показать слабину. – Я не боюсь волков.

Услышав слово «волк» Люпус настороженно встал и оглянулся.

– Михей говорит не про вол… них, – заметила Тиранда, опуская слово, на которое реагировал пёс. – Бояться надо мужчин, Иния, и то, что им может прийти в голову. – Она посмотрела внимательно на Михея. Он поёжился под её взглядом.

– Ещё чего! – сказала Иния. – Пусть они меня боятся. – Она подхватила ветку с земли и махнула ей, будто держала меч в руках. Люпус бросил быстрый взгляд на Михея, прося его разрешения поиграть. Он кивнул. – У меня четверо братьев, я знаю, как найти управу.

Она ударила по кусту, росшему рядом с Михеем. Тот покачнулся. В этот момент Люпус схватил ветку, вырвал её из рук Инии. Она вскрикнула и тут же заливисто засмеялась, а Люпус улёгся на землю и, зажав добычу между лап, принялся довольно грызть её.

– Я хотел сказать, что волки – это не самое страшное, что водится в чаще. – Михей почесал затылок, не сводя взгляда с Тиранды. Она хмыкнула и скрестила руки на груди.

– Расскажи! – сказала Иния, отходя от пса.

Её глаза заблестели от любопытства; она прильнула к ногам Михея, приготовившись внимательно слушать. Тиранда, тяжело вздохнув, села рядом с ней.

Иния обожала истории, которые Михей находил для неё. Он пересказывал ей сюжеты из книг, которые успевал прочитать в книжном магазине, когда он с Василе и братьями ездил торговать в город, предания односельчан и то, что он узнал в школе при храме. Иния с жадностью была готова поглощать истории, лишь бы узнать о мире больше, чем положено девчонке. Её любопытство было заразительным, поэтому Михей тщательно расспрашивал людей и старался запомнить как можно больше деталей.

– В лесах и реках обитают иеле, – доверительно повёл рассказ Михей. – Прекрасные девы, с тонким станом, белоснежной кожей и тёмными волосами до пояса, которые они никогда не заплетают в косы, а на спине у них крылья.

– Не очень практично, – заметила Тиранда.

– А крылья как у бабочек? – глаза Инии блестели от восторга.

– По форме, но прозрачные как у стрекоз, – продолжил Михей, заметив, как Тиранда закатила глаза. – В них ещё солнечные лучи играют, и можно увидеть радугу.

– Как красиво! А чем они занимаются? Летают и собирают нектар?

– Да, летают по ночам, а ещё поют и танцуют. Но нужно быть осторожным, если они повстречаются тебе.

– Почему? – Иния наклонила голову и прикусила губу. – Они же такие прекрасные…

– Они схватят тебя и утащат танцевать. – Тиранда повалила Инию и защекотала. Луг наполнился девичьим смехом. – И затанцуют до смерти.

– Хватит дурачиться, – вмешался Михей. – Совсем как маленькие.

Тиранда замерла, что позволило Инии повалить её на землю и схватить за руки. Её волосы выбились из кос, и пара прядей упала на лицо. Она сдула прядь, которая лезла в глаза, и улыбнулась.

– Я победила, – заключила Иния.

– Хватит, – сказала Тиранда, выбираясь из-под неё. – Слезай, а то мы точно дети.

– Ты первая начала! Михей, она же это начала.

– Главное, что я это закончила.

Иния показала ей язык и, насупившись, уселась рядом с Михеем.

– Так что от иеле надо держаться подальше, – подытожил он, стараясь вернуть девчонок к хорошему настроению.

– Смерть от танца… Звучит красиво, – заметила Иния, смотря вдаль.

– Ничего красивого в смерти нет, – сказала Тиранда. – Любая смерть – это просто конец.

– Но мы всё равно все умрём. – Иния вскинула руки. – А ты что думаешь, Михей?

– Вечная жизнь выглядит притягательнее…

– Как у госпожи Эржебет?

– Это может быть очень одиноко, – сказала Тиранда. – Ты живёшь, а любимые и близкие умирают…

– Поэтому я бы хотел, чтобы и моя возлюбленная вечно жила со мной. Вот это было бы прекрасно, а не смерть от танцев.

– Так ты влюблён в госпожу? – Иния вскочила на ноги и подбоченилась. – Хочешь с ней рядом бессмертным быть?

– Иния, не говори глупости. – Михей почувствовал, как щёки загорелись. – Где я, а где госпожа…

– Это не мешало бы тебе её любить, – тихо сказала Тиранда. – Любим мы и без надежды на взаимность. – Она тяжело вздохнула и отвела взгляд.

– Точно! Втюрился в госпожу. Но ты же никогда её не видел. – Иния нахмурилась.

– Ты не права! Я видел её два раза. Первый – младенцем. Она ещё мне ленту свою подарила. – Михей закатал рукав рубашки и показал, что левое запястье плотно сжимала красная бархатная лента – его самая большая драгоценность.

Тиранда и Иния приблизились к нему и стали рассматривать её. Они осторожно провели по ней, будто пытались запомнить каждое чувство, что дарила мягкая и шершавая ткань.

– Ты бережёшь её, – заметила Иния.

– А второй раз когда? – спросила Тиранда.

– Когда я был виночерпием у жуда Влада семь лет назад.

– Когда он стал жудом Залесья?

– Жудом? – Иния засмеялась в голос. – Маменька говорит, что нет у него власти, а Залесьем правит госпожа. Он просто болванчик её. Ещё и не женат. Так и сгинет с ним вся ветвь жудов Залесских.

– Иния! Негоже так о господине говорить. Он, может, ещё женится. – Михей пожал плечами.

– Как ты стал виночерпием? Это слишком большая честь. – Тиранда скрестила руки на груди.

– Господин выбрал меня.

– С чего бы?

– Я прилежно в школе учился. – Михей пожал плечами. – Откуда мне знать, что у него в голове. Выбрал и выбрал.

– И там ты видел госпожу? – спросила Тиранда хмурясь.

– Да. Она была до невозможности прекрасна. И даже разок посмотрела на меня. – Михей вздохнул и посмотрел на поля.

– Но как можно любить её?

Михей и Иния уставились на неё в непонимании.

– Она же бережёт Залесье, – сказала Иния. – Наша госпожа же…

– Я не об этой любви, а о романтической… Она же чудовище. Она собирает девчонок, чтобы потом купаться в их крови. А кто-то говорит, что она пьёт кровь…

– Что за глупости ты несёшь! – сказал Михей. – Всё это досужие сплетни.

– А то, что она сделала с Клушарадом? Разве это похоже на доброту?

– Виноваты те, кто девочек собирал, и те, кто детей не отдал, – пробурчал Михей под нос.

– Не думаю, что люди из Клушарада разделили бы твоё мнение, – Тиранда скрестила руки на груди.

– Они все мертвы, – сказала Иния, – нечего разделять.

Повисло молчание. Они никогда не поймут его чувств к госпоже. Это даже больше его самого. Только отец мог бы понять.

– Почему ты так ценишь эту ленту? – спросила Тиранда, нарушая молчание. Она обхватила себя руками, будто ей стало холодно.

– А вы никому не скажете? – Михей нагнулся к ним. – Клянётесь перед Босорой?

Девчонки переглянулись и одновременно положили правую руку на левое плечо и опустили голову.

– Клянёмся. Воистину, – хором сказали они.

– Потому что это доказывает, что я особенный. Меня госпожа Эржебет отметила.

– Но для чего? – Иния непонимающе посмотрела на него. Тиранда разделила её удивление.

– Для чего? – Михей нахмурился.

Он никогда не задумывался об этом. Для него это было само собой разумеющееся, что он особенный и избранный госпожой. Не такой, как все остальные. Ведь ему нагадали волчью участь, которую его родители тщательно скрывали ото всех, чтобы не отдавать его госпоже. Какая глупость! Как его любимая госпожа могла навредить ему? Но стоило ему предложить родителям всё рассказать, как мать замолкала, отводя взгляд от него, а Василе свирепел, крича, что не для этого он растил его. Экая честь быть выращенным забулдыгой.

– Так для чего же? – повторила вопрос Иния. – Для волчьей участи?

– Откуда ты знаешь про неё? Об этом же никто не знает… Я сам узнал про это в двенадцать лет… Мне, – Михей сглотнул, – Лучиан и Георге по секрету всё рассказали…

– Вот-вот. Они ещё те балаболы, – сказала Тиранда и усмехнулась. – Тебе рассказали и остальным. Не думал, почему тебя все сторонятся?

– Но ты же не сторонишься? – Михей почесал затылок.

– Я… – Тиранда покраснела, – не сторонюсь. Потому что глупости все эти пророчества! – Она скрестила руки на груди и отвернулась от него.

– А я верю в него…

– Что там в пророчестве? – спросила Иния. – Никто не говорит, что там…

– Ты не знаешь?

– Стала бы я спрашивать, если бы знала. – Она фыркнула.

– Что вы знаете?

– Что наутро после ритуала, – вмешалась Тиранда, – твои родители нашли клок волчьей шерсти среди даров. Но что в пророчестве никто не говорит…

– Отец постарался, чтобы никто не узнал. – Михей крепко сжал кулаки. – Это даже удивительно! Под цуйкой он очень болтлив…

– Не говори так! – Иния насупилась.

– Никогда не понимал, почему он это ото всех скрывает. – Он почувствовал, как ногти впились в кожу ладоней.

Иния внимательно посмотрела на него и сжалась, мотнула головой, будто отгоняя пугающее видение. Тиранда с интересом наблюдала за ним.

– Так расскажешь? – спросила Иния. – Или это секрет?

Михей закрыл глаза и на одном дыхании по памяти прочитал:

«Волчий отрок в волчий месяц

Рыщет, сыщет, сумасбродит.

Он беду накличет в лесе,

Королевство отгородит.

Иль спасение? Иль гибель?

Ожидание конца?

Ждёт его врагов погибель.

Талт! Спаси нас от жнеца».

Закончив, Михей замолчал. Он не решался открыть глаза, чтобы увидеть лица Инии и Тиранды. Они, единственные, всегда им интересовались, их разочарования он не перенесёт.

– Почему Талт? – спросила Тиранда. – Мы же в Залесье поклоняемся Босоре. – Она нахмурилась.

– Пророчество сделали ещё во времена, когда в Залесье Талта и Босору наравне почитали, – сказал Михей, скрещивая руки на груди. – Оно очень старое.

– Хочешь сказать, что оно написано до того, как Девлет захватил Седмиградье, а госпожа спасла Залесье?

– Видимо… Наверное…

– Пророчество пугает, – протянула Иния, подбирая слова. – Но здесь вроде бы есть надежда…

– Да. – Михей облегчённо выдохнул. – Здесь спрятан свет, а не только тьма. Я говорил отцу, но он не слышал. Нужно было рассказать об этом госпоже Эржебет… Я умолял его рассказать.

– Его можно понять. – Иния поднялась. – Он переживает за всех нас…

– Переживает? – Михей засмеялся. – Он за цуйку переживает, только и думает, что о ней. Мы для него никто…

– Если бы сейчас об этом узнала госпожа, то твоим родителям не сносить головы. Отцу точно, – заметила Тиранда.

– Побойся Босоры, Михей! – Иния нахмурилась, брови сомкнулись у переносицы. – Он наш отец…

– Он забулдыга…

– Не надо. – Иния попятилась. – Не говори так. Ты не понимаешь, он очень старается для всех нас…

– Кто тебе это сказал? Он? Не слышала, как наша мать вечно чихвостит его? – Михей едко усмехнулся.

Люпус отвлёкся от своей палки и резко вскочил, смотря за спину Михею.

– Не надо. – Иния обхватила себя, пытаясь спрятаться от его слов. – Зачем ты так?

– Люпус, что с тобой?

– Так вот вы где, – сказал мужской голос позади.

Михей резко обернулся и увидел Георге. На него Люпус всегда реагировал с подозрением, ожидая подвоха. Брат не раз ласкал пса, а потом мог ни с того ни с сего ударить. Георге стоял, подбоченясь и жуя какую-то травинку. Кушма была наклонена набок. Несмотря на то, что ему уже было двадцать три года, Георге так и не нашёл себе жену, и желания такого не имел. На каждые предложения посвататься к очередной девице он находил тысячу отговорок, чем она плоха: то лицом не мила, то нравом не вышла. Михей как-то спросил его, почему он не женится, Георге ответил, что глупо ограничивать себя, если можно попробовать всё. От этих слов Михей тогда густо покраснел.

Георге уставился на Тиранду, внимательно осматривая её. Его взгляд скользил по её фигуре, отмечая каждый изгиб. Он похабно улыбнулся, что Михею совсем не понравилось.

– Где же нам ещё быть? – Михей усмехнулся и подозвал Люпуса к себе. Пёс сел рядом. – Ты вчера сдал мне стадо, далеко бы мы не ушли.

– Тогда я тебя осчастливлю. Хватай Инию и живо домой. Вас отец ищет.

– Зачем? – спросил Михей.

– Вот вечно ты так. Ищет он. Больше знать тебе не надо, – Георге усмехнулся. – Меньше думать надо…

– По личному опыту знаешь?

– Засранец. Твой дозор окончен – дальше мы с Люпусом.

Пёс зарычал, глядя на Георге.

– Он не хочет. Тут ещё три собаки. Вы справитесь. – Михей усмехнулся, поднялся и схватил корзинку.

– Раз так, то корзинку оставь мне, а пса забирай. От него всё равно нет толку. – Георге нагло улыбнулся.

– Не растеряй отару, – бросил Михей на прощание.

– Тиранда, можешь остаться со мной. – Георге подмигнул ей.

– Вот ещё! – Она подхватила Инию за руку и пошла в сторону деревни.

Михей хмыкнул, пожал плечами и пошёл за ними. Люпус радостно семенил рядом.

Облака успели заполонить всё небо, белая пелена быстро сгущалась, превращаясь в грозовые тучи. Не к добру всё это.


***

Михей с девчонками спустился с холмов к деревне. Люпус следовал рядом с ними, постоянно приподнимая уши, прислушиваясь к каждому звуку. Он был насторожен, и это смущало Михея. Их путь пролегал через главную площадь Драгоста, которую с трудом можно было назвать площадью. Это была большая протоптанная поляна – хотя господин Влад обещал замостить камнем её уже лет пять, – в центре которой возвышался высокий столб с перекладиной. В праздничные дни на нём устраивали качели для малышни, украшали лентами и цветами; в обычные – приносили подношения Босоре: сладости, хлеба – и оставляли записки, в которых просили свести влюблённых или исцелить болезни; но иногда его использовали, чтобы вздёрнуть преступников, чаще из пришлых работников, которые появлялись в Драгосте с началом полевых работ. Никто не называл его виселицей, боясь накликать беду.

Вокруг столба столпился народ. Михей нахмурился – предчувствие Люпуса было верным. Иния дёрнула его за рукав, приглашая присоединиться к толпе. Он замер, не решаясь остановиться – вряд ли Василе будет рад, если они придут слишком поздно. Но сестра, не дождавшись его решения, направилась в самую толчею. Тиранда бросила на него грустный взгляд, который говорил, что она понимает его, но любопытство сильнее, и пошла за Инией. Михей выругался под нос и пошёл за ними. Он продолжал чихвостить про себя Инию, так как она нагло протискивалась сквозь плотное кольцо собравшихся. Вот надо же ей всё увидеть собственными глазами. Неугомонный ребёнок! Ему пришлось извиняться за неё и Тиранду, ловя на себе недобрые и недовольные взгляды. Михей выдавливал из себя вежливые улыбки, но точно знал, что они ничем ему не помогут. Оказавшись в первых рядах, Иния победно остановилась и уставилась перед собой. В центре стояли две девушки в одинаковых чёрных платьях и мужчина в чёрном кожаном доспехе, за ними притаилась шеренга из пяти солдат, внимательно наблюдавших за происходящим. Не к добру это. Совсем не к добру.

– Каждая семья Драгоста должна отдать по одной дочери, – сказал мужчина. – Вы сами вольны выбрать, кого отдавать.

– А если дочек нема? – спросил дрожащим голосом кто-то слева. Михей повернул голову, но не рассмотрел говорившего.

– То вам повезло, – сказала рыжеволосая девушка. – Молите Босору, чтобы так и дальше было. – В её зелёных глазах плясали злые огни; она издевалась.

– Да сколько можно девонек отдавать госпоже? Так в деревне никого не останется, – возмутилась старуха Анна, в ветхом платье и закутанная в шерстяную шаль не по погоде. Она подняла клюку, будто хотела придать словам вес. – Побойтесь Босору! Вот в других жудецах такого нет…

– В других? – гаркнул Адриан, старший сын их старосты, стоящий рядом. – Мать, ты хоть и стара, но ум-то сохранить ещё должна. Другие жудецы во власти девлетского султана – им ещё не слаще живётся.

– Ой ли… А нам легко, что ли, с такими приказами? Вот правильно я всегда говорила, что разброд среди жудецов до добра не доведёт. Вот держала бы госпожа всех в ежовых рукавицах, то одним королевством бы и дали отпор султану и императору. – Старуха Анна попыталась подбочениться, но тут же схватилась за спину и скривилась дугой, опираясь на клюку. Она озиралась по сторонам, ища поддержки.

– Так госпожа Эржебет и дала отпор султану, – заметил кто-то из толпы.

– До сих пор расплачиваемся, – буркнула под нос старуха Анна.

– Будь ты марежудом, всё было бы не так! Правда, мать? – Адриан засмеялся, громко и зло. – Мы бы все уже процветали.

Его смех подхватила толпа, и он превратился в нервный хохот, за которым селяне пытались скрыть страх от бед, навалившихся на них. В этом году снова подняли размер дани, и многие уже переживали, боясь, что не все перезимуют. Хоть Залесье и было на особом счету у девлетского султана, с каждым годом он всё увеличивал размер податей, затягивая сильнее петлю на их шеях. Как любил рассуждать Василе за рюмкой цуйки, скоро от жертвы госпожи Эржебет ничего не останется. Только вера в Босору. Стоило ли ей вообще продавать душу, чтобы двадцать лет хранить Залесье в покое?

Смех резко прекратился, Михей озирался, чтобы понять, что произошло. В этот момент его взгляд встретился с синими глазами незнакомки, которая до сих пор хранила молчание. Они напоминали глубокие горные холодные озёра, к которым Михей с братьями бегал в жаркое лето, чтобы охладиться и утолить жажду. Ему показалось, что в её глазах он видит неизвестный и загадочный, а потому и желанный мир. Он понял, что мог бы смотреть в них вечно. Михей сглотнул, так как незнакомка заметила его жадный взгляд. Она была не старше его, но в её глазах затаилась мудрость и печаль, будто она уже давно живёт эту жизнь. Михей увидел, что её шея была замотана серой тканью – такой отмечали служительниц Босоры, босоркани. Такая же метка была на второй девушке. Но как это возможно? Если все босоркани – это мудрые старухи, обезображенные временем, помогающие людям и восхвалявшие Босору. Михей бросил быстрый взгляд на другую, чтобы убедиться, что она тоже молода. Это было очень странно. Он нахмурился.

– Довольно, – сказала незнакомка, её голос был холоден, резок и властен, и сделала шаг вперёд. Михей смог разглядеть открытый вырез платья – кожа была испещрена россыпью розоватых рубцов, которые сползали на грудь. Это явно были безобразные ожоги, но почему она их не прятала? – Это приказ марежуда Эржебет. Нечего обсуждать. Расходитесь. Приводите девчонок на рассвете. Их должно быть тринадцать.

– А если мы не подчинимся? – спросила старуха Анна.

– То вас постигнет та же участь, что и ваших соседей в Клушараде три года назад. – На лице незнакомки не дрогнул ни один мускул, как будто она произнесла какую-то банальность, а не предрекла гибель в огне их деревни. – Кира может рассказать про это. Она единственная выжила там.

Толпа уставилась на Киру и начала перешёптываться. Михей посмотрел на неё – она усмехалась, на лице не было и тени грусти или боли. Как можно быть настолько бессердечной?

– Марчел, Кира, мы уходим.

Незнакомка подхватила подол чёрного платья и пошла сквозь толпу, которая сразу же расступилась перед ней, не желая и боясь преграждать ей путь. Мужчина, как верный пёс, поплёлся за ней. Он был явно старше, но подчинялся ей? Кира хмыкнула и пошла следом за ними. Солдаты стали разгонять толпу.

Все уже разошлись, а Михей как заворожённый смотрел туда, где скрылись посыльные госпожи Эржебет, не в силах оторвать взгляда. Прекрасные голубые глаза всё не шли из головы. Иния потянула его за рукав, вытаскивая из сладкого наваждения. Он мотнул головой и уставился на сестру и Тиранду – обе побледнели и понуро глядели на него. Михей сглотнул – обе девчонки были единственными дочерьми в их семьях. На сердце потяжелело.

– Отец заждался нас, – сказала Иния и строго посмотрела на него. – Наших вроде не было на площади. Нам придётся сообщить им новость.

– Придётся… Вы как?

– Не задавай глупых вопросов, – сказала Тиранда. – Мне пора. Увидимся… завтра, – её голос дрогнул, готовясь сорваться на плач. Она развернулась и быстро побежала в сторону дома.

Иния тяжело вздохнула и поплелась вперёд.

– Люпус, за мной, – подозвал Михей пса, который послушно ждал их.

Чутьё его не обмануло.


***

Дом встретил их необычной суматохой. Василе кричал на обе комнаты, то ли ругая, то ли подгоняя Думитру, а мать носилась от сундука к сундуку, собирая вещи. Михей и Иния зашли в большую комнату – на скамье сидел Василе, изрядно покрасневший, а перед ним на столе стояли кувшин с цуйкой и рюмка. Его глаза блуждали, не находя предмета, чтобы зацепиться и остановиться. Стеклянный взгляд заставлял ждать подвоха. Ровно до того момента, пока он не увидел Михея. Губы расползлись в тошнотворной улыбке, обнажая желтоватые зубы.

– Явился – не запылился. Где окаянная тебя носила? – спросил Василе и икнул; мать уже перестала делать попытки оторвать его от бутылки.

– Я был на выпасе, – сказал Михей, выходя вперёд и загораживая сестру. – Вы знаете, что на площади случилось?

– Вопросы тебе никто не разрешал задавать. – Василе ударил по столу, слишком сильно, капли цуйки расплескались на скатерть. – Садись и выпей с отцом.

– Так для этого вы звали меня? Выпить цуйки? – Михей сжал кулаки, подавляя гнев. – Там на площади…

– Заткнись! Слова тебе, ублюдок, не давали. Ружа!

– Василе, да как можно сына родного ублюдком называть? – позади раздался голос матери.

Михей обернулся на него. Его мать была в сером изрядно заштопанном платье. Волосы она прятала под таким же серым, выцветшим от времени платком. Михей не раз слышал, что мать в молодости слыла первой красавицей Драгоста, но, глядя на эту замученную жизнью с иссохшей кожей и потускневшими волосами женщину, в это верилось с трудом. Ещё меньше верилось, что на неё мог засматриваться залесский жуд.

Михей бросил взгляд на внушительный узелок, который в руках держала его мать. Такой же она собирала в тот день, когда они провожали Лучиана в его новый дом. Неужели пришёл и его черёд перебраться из отчего дома? Ему было девятнадцать лет, это было бы неудивительно.

– Да действительно! – Василе усмехнулся и осушил рюмку с цуйкой. – Ублю… – он запнулся, заметив строгий взгляд жены. – Эй, садись уже.

– У нас есть новости, – выпалил Михей, обращаясь к матери.

– Да кому они нужны? – продолжил Василе. – У меня тоже есть новость: ты больше с нами не живёшь. Пора как Георге жить своим домом…

– Госпожа Эржебет прислала людей, чтобы забрать по одной дочери из каждой семьи, – не обращая внимания на Василе, сказал он.

– Что? – Мать замерла, а узелок выпал из рук. – Но… Иния…

– Да что ты так испугалась? Что он сказал? – Василе наполнил ещё одну рюмку и залпом осушил её.

– Ты не услышал? Да как же… Иния. – Мать притянула к себе дочь и крепко обняла.

– Да объясните уже! – Он икнул.

– Инию госпожа заберёт, – повторил Михей.

– Как заберёт? Нашу Инию? Но как? Зачем? Ведьма… – Василе выпил ещё одну рюмку. – Давно её надо было на костре сжечь.

– Побойся Босоры! – запричитала мать под нос.

Все замолчали. Мать крепче сжала Инию, непрерывно гладя её по спине, Василе хлебнул из горла бутылки, наплевав на остатки достоинства. Воображение Михея рисовало, как Иния отправляется в замок Верчице, вырубленный в горе. Там её отведут в самый тёмный подвал, привяжут к дыбе и денно и нощно будут пускать кровь, чтобы госпожа Эржебет омывалась в ней. Или она бы впивалась в горло Инии, чтобы испить её? Михей поёжился – картина предстала перед ним пугающей, но было в ней и что-то притягательное. Он покачал головой – всё это просто враки. Госпожа не для этого собирает детей. Наверное…

– Нельзя, чтобы баба во главе была, – бубнил под нос Василе. – Вот нельзя…

– Может, что-то можно сделать? – сквозь слёзы спросила мать.

– Ты в своём уме? Забыла, что в Клушараде случилось?

Михей горько усмехнулся. Резню в Клушараде, которая закончилась пожаром, уничтожившим всю деревню, нельзя было забыть. Каждый раз, когда Михей вместе с Василе ехал в город, они проезжали безжизненное пепелище. В этом месте умерла природа: всё было серым и безмолвным, звери и птицы обходили его стороной. Клушарад был проклят. Такой участи не пожелаешь родной деревне. Но разве нельзя ничего сделать? Михей тяжело вздохнул и сжал кулаки. Иния уткнулась в грудь матери и рыдала. Он ненавидел, когда его сестрёнка плакала. Он не даст её в обиду. Он попытается её спасти. Это его долг.

– Я пойду вместо Инии, – твёрдо сказал Михей.

Родители бросили на него вопросительные взгляды: мать побледнела, а Василе разразился заливистым смехом.

– Ты-то? – заговорил Василе. – На кой ты нужен госпоже?

– Волчья участь…

– Не смей! Ты хоть представляешь, чем это может мне грозить? – Он поднялся и облокотился на стол.

– Но так мы спасём Инию! Лучше, что ли, просто отдать её, ничего не делая?

– Да кто сказал, что тебе вообще поверят?

– Меня госпожа при рождении отметила. – Михей показал ленту. – Не зря же она подарила мне ленту, – упрямо продолжил он, желая заполнить звенящую тишину. – Я пойду в трактир и скажу, что я волчий отрок. Пусть меня заберут вместо Инии.

– А если они не захотят тебя слушать? Что будешь делать, умник? – Василе не скрывал презрения к сыну. – Что тогда?

– Тогда отдадим Инию, – Михей усмехнулся, – но я хотя бы пытался что-то сделать…

– Хочешь сказать, – Василе попытался выйти из-за стола, но качнулся, потерял равновесие и бухнулся на лавку, – что я ничего не делаю для семьи? Ах, ты выродок поганый. Растил тебя на свою голову, и эта вся благодарность? Вот так ты с отцом разговариваешь… Выпороть бы тебя, ублюдок…

– Василе! – вмешалась мать. – Не смей так с Михеем…

– А то что? В амбар отправишь спать? – Василе поднялся, медленно, держась за стол. – Я лучше сам пойду, Ружа. Не ожидала? – Он усмехнулся. – И пусть весь честной народ знает, что женился на ведьме похуже госпожи. – Он вылез из-за стола. – Хотя все и так это знают.

– Побойся Босоры!

– Босоры! Побойся Босоры, – повторил ей в тон Василе. – Конечно, тебя только и интересует твоя ненаглядная богиня. Только и знаешь, что ей молиться, да на мужа жаловаться. А сама что? Не похожа на верную хранительницу очага. Не думала, что с тобой Босора сотворит на смертном одре? – Василе сплюнул смачно на пол. – Делайте что хотите, а я в амбар. Раз вы мне смерти желаете.

Он схватил бутылку с цуйкой и направился к выходу. В проходе врезался в Михея плечом, со всей силы. Не удостоив его взглядом, Василе вышел, шатаясь, но с гордо поднятой головой.

Мать тяжело вздохнула и стала растирать виски.

– Попробуй, Михей, – сказала она. – А мы подождём тебя.

– Я могу рассказать про волчью участь и предсказание?

– Если это поможет. – Мать спрятала лицо в ладони, Иния обняла её.

Михей кивнул. Это должно помочь. Он резко развернулся, стараясь сохранить остатки решимости, которые таяли на глазах, как снег на тёплом весеннем солнце. Ни матери, ни Инии не нужно видеть, что он боится. Но если подумать, то это то, о чём он всегда мечтал. Разве не так? Он же ждал случая, когда сможет вновь встретиться с госпожой, как было обещано. Михей поплёлся в сторону трактира, веря, что делает всё правильно.

***

Когда Михей зашёл в трактир, то ему в нос ударил запах жареной телятины и баранины, приправленных чесноком, тимьяном и душистым перцем. Видимо, Богдан жарил мититеи. Михей сразу представил себе нежный вкус тающих во рту колбасок, смачно сдобренных приправами – за такое можно и душу продать.

Он сглотнул слюни, которыми наполнился рот от запаха, и огляделся. Трактир «Затмение», как и всё в Драгосте, был поглощён полумраком. Богдан нещадно жался, поэтому расставлял свечи очень редко, больше для вида, а не освещения. Длинные столы в трактире располагались в три ряда. Лучшие места были по углам, где завсегдатаи проводили вечера, играя в румми – игру, появившуюся благодаря запрету на карточные игры от девлетского султана. Игра была простой – набери фишки, да выкладывай ряды и комбинации из чисел четырёх мастей: чаш, пентаклей, мечей и жезлов – и не забудь использовать двух шутов. Числа и масти были выбиты на деревяшках, что обходило запрет на использование карт. Побеждал тот, кто первым избавлялся от фишек. Михей всегда проигрывал, поэтому не любил эту игру и не понимал, почему люди так с ней носятся. В дальнем углу собралась толпа игроков, которая наперебой спорила и горланила, поглощая пиво и жирные свиные колбаски. В животе предательски заурчало.

– Какими судьбами, Михей? – спросил Богдан, появившийся из ниоткуда. В обеих руках было по кружке с пивом.

Богдану было тридцать лет, пятнадцать из которых он владел трактиром «Затмение». Его отец скончался от болезни, унёсшей несколько десятков селян, потому он возглавил семейное дело рано. У него были тёмные каштановые волосы, немного вьющиеся, которые придавали ему вид барда или трубадура, и яркие голубые глаза. Поговаривали, что Богдан в бытность молодым разбил не одно девичье сердце. Сейчас же он был предан своей жене Магде, неприметной простушке-пухляшке. Михей до сих пор не понимал, как такой, как Богдан, мог жениться на Магде, но задать этот вопрос он не решался. Поговаривали, что Магда обратилась к босоркани, чтобы приворожить его.

– Я ищу… – Михей замялся, подбирая слова. – Где босоркани, что собирают девочек для госпожи Эржебет?

– Босоркани? – Богдан нахмурился, дунул на волнистую прядь, упавшую на лоб, стараясь убрать её с глаз.

– Я хочу поговорить с босоркани…

– Вот как. – Богдан усмехнулся. – Значит, хочешь. Ну, поговоришь с ними и что?

– Я Инию спасти хочу…

– Да кто не хочет спасти своих родных, но есть порядки, которые нельзя нарушать. Госпожа Эржебет заботится о нас…

– Отнимая детей? – Михей не в силах был сдерживаться.

– Таков порядок… Ты же не хочешь, чтобы с нами случилось то же, что в Клушараде? – Богдан зло ухмыльнулся. – Иди к босоркани, они на втором этаже, первая дверь. Но не дай Босора, что ты беду на нас накличешь. Я сам тебя придушу. Уяснил?

Богдан поднял руки вверх, и из кружек полилось пиво на пол. Выругавшись, он пошёл к стойке, чтобы заново наполнить их. Проклятия, летевшие в сторону Михея, не прекращались. Богдан был не похож на себя, всегда приветливый, сейчас в его глазах искрились молнии. Михей проследил за ним и увидел Магду, держащуюся за выступающий живот. Ни дать, ни взять – скоро разродится. Михей прикусил губу и пошёл на второй этаж, обещая себе и Богдану, что не напортачит.

Каждый его шаг отдавался характерным скрипом, рассекающим гомон голосов. Мрак лестницы резко нарушился ярким ослепляющим светом, льющимся из комнаты, в которую он шёл. Михей прикрыл лицо руками и несколько раз моргнул, прежде чем привык к освещению. Он подошёл к открытой двери и постучал по ней.

Босоркани, чьё имя он так и не узнал, сидела на полу и что-то читала, Марчел ходил из стороны в сторону, меряя шагами комнату, а Кира сидела на подоконнике, весело мотая ногами и напевая под нос. Для единственной выжившей из Клушарада она была слишком беспечной. Марчел, увидев его в дверном проёме, остановился.

– Что тебе нужно? – спросил он, внимательно глядя на Михея.

– Я хотел… поговорить с… босоркани. С госпожой, – запинаясь и смотря в пол, сказал он.

– С босоркани? А ты уверен, что она хочет говорить с тобой? – Он впился в него зелёными глазами; казалось, от его взгляда можно умереть.

– Я… – Михей начал пятиться, Марчел наступал на него, протягивая к нему руки. Михей бы не удивился, если бы он решил отвесить ему пощёчину или схватить за грудки.

Босоркани подняла голову и заговорила:

– Марчел! – Мужчина остановился. – Пусть говорит, я послушаю. Здесь всё равно дикая скука.

– Но, хозяйка…

– Марчел, – с нажимом сказала она, глядя на него.

Он подчинился и ушёл вглубь комнаты, позволяя Михею войти. Кира хмыкнула и соскочила с подоконника, подойдя к босоркани.

– Ну, и о чём ты хотел поговорить? – спросила она, внимательно смотря на него.

Она опустила голову набок, что придало её лицу толику беззаботности, что очень ей шла. Так она переставала походить на ледяную статую. Михей сглотнул и заговорил:

– Милосердная госпожа, заберите меня вместо сестры.

– На девчонку ты ничуть не похож, – сказала Кира, усмехаясь; её зелёные глаза прожигали его.

– Нет, – сглотнув, сказал Михей. – Но…

– Ну, тогда зачем ты госпоже Эржебет? – босоркани скрестила руки в замок. – Что ты ей можешь предложить?

– Я…

Михей растерялся, не зная, как продолжить. Не так он представлял себе этот разговор. Совсем не так.

– Есть что сказать? Если нет, то проваливай, – сказал Марчел, скрещивая руки на груди.

– Зачем вы давите на него? – тон Киры изменился, в нём появилось любопытство. – Вы двое можете быть очень пугающими. Не перебивайте его. Я уверена, что ему есть, что сказать.

Марчел хмыкнул, а босоркани кивнула. Михей вздохнул и на одном дыхании выпалил:

– Я волчий отрок. Урситоареле и госпожа Эржебет отметили меня ещё в детстве. Вот.

Он подошёл к ней и протянул левую руку, на которой была красная лента. Босоркани схватила его и дёрнула на себя. Михей не удержался и упал на колени перед ней. Она, не взглянув на него, заворожённо рассматривала ленту: провела по ней несколько раз – её пальцы были холодными, – посмотрела изнанку и хмыкнула. Михей во время этого пытался не то что не двигаться, но и не дышать. В нос ударил пряный запах цветов, напоминая их сливовый сад и вызывая смешанные чувства. Внутри Михея всё сжалось. Он желал, чтобы она не отпускала его.

Госпожа резко отдёрнула руку, что выдавило из него стон разочарования. Она, заметив это, ухмыльнулась.

– Это лента госпожи Эржебет? – спросила Кира, присаживаясь рядом.

Она тоже взяла руку Михея и быстро прощупала ленту. Её прикосновения были горячими и грубыми. Он одёрнул руку. Кира посмотрела на него с нескрываемым интересом.

– Да, от неё. Мне кажется, я припоминаю эту историю, – подтвердила босоркани. – Лет двадцать прошло…

– Девятнадцать, – поправил Михей, но тут же прикусил язык. Такую дерзость босоркани не потерпят.

– Но это не доказывает, что он волчий отрок, – заметил Марчел.

– Тебе предсказали волчью участь? – спросила Кира.

– На рассвете среди даров урситоареле нашли клок волчьей шерсти.

– Кто-то в шутку мог подкинуть шерсть, – заметила она, пожимая плечами. – У тебя есть старшие братья?

– Есть, но они бы…

– Интересно, – вмешалась босоркани, строго посмотрев на Киру. – Почему твои родители скрыли это от госпожи Эржебет? Она давно ищет отрока.

– Они испугались…

– А теперь они решили поменять дочь на сына? – Марчел хмыкнул. – Прозорливо.

– Я сам вызвался. Меня никто не заставлял. – Михей скрестил руки на груди.

– Ты готов пожертвовать собой ради сестры? – Босоркани схватила его за руку и посмотрела в глаза. – Готов на всё?

– Да… Я не хочу, чтобы её забирали, – Михей с трудом выдерживал её взгляд; она вперилась в него, ища крохи сомнения. – Она самое дорогое, что есть у меня.

– Жужанна, ты готова ему поверить? – спросила Кира ухмыляясь.

– Твоё желание идёт от сердца? – спросила Жужанна, не обращая внимания на неё.

Михей кивнул, не в силах ответить. Она улыбнулась, качнула головой и отпустила его руки.

– Твоя жертва принята. Ты можешь заменить сестру. Она больше не нужна госпоже…

– Хозяйка, вы уверены? – спросил настороженно Марчел.

– Шерсть, отметка госпожи. Это могут быть знаки…

– Или просто совпадение. – Кира улыбнулась, пожимая плечами. – А если и нет, ты уверена, что он выдержит волчью участь?

– Я не знаю. Пусть госпожа Эржебет это решает. Мы лишь инструменты в её руках…

– Прям как в Клушараде. – Кира ушла к окну и уставилась в него.

– Хозяйка, вы точно уверены, что ему нужно ехать? – Марчел смотрел на неё обеспокоенно. – Я не всегда согласен с Кирой, но это может быть очень опасно для него. Да и для всех нас…

– Он хочет защитить сестру. И это желание идёт от сердца… Вряд ли госпожа обрадуется, если мы не приведём того, кто думает, что он отрок.

– Хорошо, хозяйка. – Марчел смиренно опустил голову. – Как прикажете.

Михей подавил радостный визг, который зародился внутри. Ему удалось! Он был готов прыгать от переполнявших чувств, но нужно сохранять мнимое спокойствие.

– Ну, что же, Михей, – обратилась к нему Жужанна.

– Откуда вы знаете моё имя? – Он уставился на неё в удивлении и глупо улыбнулся.

– Я помню историю про ленту. – Она усмехнулась. – Собирай вещи – мы отправляемся на рассвете. Можешь идти.

Михей вскочил на ноги, поклонился и побежал прочь из комнаты, надеясь, что Жужанна не передумает. На окрик Богдана он бросил, что Клушарада не будет. Он справился. Богдан пробормотал что-то под нос, но Михей уже не услышал. Он мог думать только о том, что спас сестру и скоро увидит госпожу Эржебет.

Загрузка...