В больницу к деду Васе Владик зашел перед лекцией. А потом решил в институт и вовсе не ходить – уважительная же причина.
Здание больницы было унылое, в коридорах воняло лекарствами, мокрым бельем, переваренной едой и еще чем-то неприятным. Стены выкрашены серой краской, коричневый линолеум в черную клетку был вытертым, исшарканным больными, ползущими вдоль стен, как большие сонные насекомые.
У медсестер и врачей сплошь хмурые, озабоченные лица, и Владик боялся спросить, как ему найти шестую палату кардиологического отделения. На входе, конечно, что-то объяснили, но после третьего «в конце коридора повернете налево» Владик окончательно запутался.
В итоге палату он отыскал, но к тому моменту весь издергался. Как в таком настроении общаться с человеком, который недавно перенес инфаркт? В палате, куда деда перевели после реанимации, находилось кроме него еще три человека. За грязным мутным окном повис бледный лоскуток неба – ни единого намека на солнце: дождь собирается. В палате было душно, сосед деда раскатисто храпел, лежа на спине.
– Привет, – неловко проговорил Владик, пристраивая на тумбочку пакет с непременными апельсинами, соком и пачкой печенья «Юбилейное». – Как ты?
Дед Вася пожевал губами, улыбнулся:
– Ничего. Потихоньку.
Собственно, никаким дедом Василий Максимович Владику не был, поскольку не имелось у старика ни детей, ни внуков. Василий Максимович был младшим братом дедушки Владика, белой вороной в семье, отщепенцем, с которым не принято было общаться.
Но вышло так, что жил Василий Максимович в большом городе, а Владик здесь поступил в институт, и матери пришло в голову, что сыну можно поселиться у родственника.
– А что такого? – говорила она. – Не чужие люди. Чем по общагам маяться, лучше уж в изолированной квартире жить. А мы бы и продукты привозили, и денежку кое-какую, все прибавка к пенсии, не помешает.
Отец был против, говорил матери, что к деду Васе в семье отношение особое, но она не желала слушать: у всех свои тараканы, ничего страшного.
И вот уже второй год Владик жил в дедовой квартирке. Двухкомнатная, чистенькая, скромно обставленная, она была почти полностью в его распоряжении, дед Вася появлялся несколько раз в месяц, по необходимости, а жил на кладбище.
Надо сказать, странность у деда действительно имелась. Был он историком по профессии, преподавал в каком-то институте, даже диссертацию написал, но все это в прошлом. Историей родного города интересовался всегда, а в итоге этот интерес, как считали многие, его на старости лет с ума и свел.
Нет, буйным Василий Максимович не был, мыла не ел, кастрюлю на голову вместо шапки не пристраивал. Однако же бродили в этой самой голове такие дикие идеи, что хоть стой, хоть падай.
Связаны они были с городским кладбищем. Место примечательное, интересное, много старинных захоронений. Лежали тут известные на всю страну художники, литераторы и ученые, покоились герои Великой Отечественной, имелись и уникальные с архитектурной точки зрения склепы. Посему время от времени сюда водили экскурсии и приглашали гостей города.
В девяностые годы, когда происходил бандитский передел города, кладбище сильно разрослось, даже особая аллея появилась, ее в народе так и звали – «бандитская». Там стояли огромные, в полный рост, гранитные памятники, изображавшие героев городских баталий в спортивных костюмах и пиджаках.
А в последние лет семь на кладбище никого не хоронили, места не было, город подступил вплотную к кладбищенским стенам. Поэтому горожане находили последний приют на загородном погосте. Некоторые исключения делались, как значилось в документах, за особые заслуги. Правда, заслуги эти часто были весьма ограниченного, сугубо материального свойства. Проще говоря, за подношение нужному человеку могли усопшего похоронить.
Василий Максимович утверждал, что часть захоронений находится на нечестивой земле, присоединенной к погосту примерно в семидесятых годах прошлого века. В прежние времена на этом участке, за пределами ограды, подальше от общего кладбища, хоронили так называемых «заложных», или «ходячих», покойников. Еще здесь была «божедомка» – широкая, глубокая яма, загороженная досками. Мертвецов свозили туда во время мора, бушевавшего несколько столетий назад; умерших не зарывали, а закладывали бревнами, кольями да ветками.
Дед Вася писал письма, создавал петиции, ходил по инстанциям, доказывал, что объединять бывшее кладбище для «заложных» покойников с территорией погоста, а тем паче хоронить в дурной земле («бандитская» аллея, например, находилась именно там) нельзя, это приносит городу неисчислимые беды. Старый историк утверждал, что необходимо посы́пать проклятую землю солью, пусть себе стоит пустырь, а если уж этого нельзя сделать, то хоть высадить там деревья.
От него отмахивались все менее и менее вежливо, крутили пальцем у виска. Единственное, чего смог добиться уважаемый в былые времена ученый, так это того, чтобы его взяли на работу кладбищенским сторожем. С той поры, уже лет десять или больше, жил Василий Максимович на кладбище и успел стать кем-то вроде местной достопримечательности.
– Дело у меня к тебе есть, – прошелестел дед Вася и взял Владика за руку. – Я потому тебя и просил зайти.
– Да я бы и сам… – начал Владик, думая о том, что неудобно вышло: надо было в первый же вечер, как ему из больницы позвонили, прийти проведать старика. Все времени не было, а потом дед позвонил.
– На кладбище меня третью ночь нет. Нехорошо это.
– Почему?
– Без присмотра нельзя оставлять. Беда может быть.
«Начинается, – подумал Владик, – шиза».
– Не переживай, дед, покойники – ребята смирные, – пошутил Владик, но умолк, наткнувшись на дедов взгляд.
– По большей части – да. Ты прав. Но есть те, кто не могут упокоиться. Злятся они на живых, грозят много бед наделать. Мор наслать, болезни… Как стали в дурной земле хоронить, в городе резко увеличилось число убийств, самоубийств, преступлений кровавых, драк. Я статистику видел, она не врет, там сухие цифры.
«Причины могут быть разные», – подумал Владик.
– Пока я не предпринял кое-что, так и тянулось.
– Что предпринял-то?
– Солью посыпал, черту заградительную провел со святой водой, чтобы за пределы погоста никто из «ходунов», так я их зову, не выбрался. Получше стало. Но бросать без присмотра нельзя. – Видимо, на лице у Владика был написан такой скепсис, что старик поджал губы и проговорил: – Знаю, ты мне не веришь. Но вера твоя мне ни к чему. Мне помощь нужна.
– Какая именно?
– Пока я из больницы не выйду, ночуй там вместо меня.
Владик потерял дар речи.
Василий Максимович заговорил быстрее, боясь, что он откажется:
– Больше мне просить некого. Я тебе еще и денег дам, мне твои родители присылают, я отдам тебе. Бояться нечего, дом хороший, придешь часам к восьми, поспишь – и свободен.
Деньги Владику не помешали бы.
– Ну… ладно. И больше ничего не надо делать?
Старик замялся.
– Ты не удивляйся. Дом немного необычный. Зеркала у него по периметру. Находится сторожка как раз по центру бывшего кладбища для «заложных» покойников. Если кто из «ходунов» встанет, к ограде им ходу нет, там соль и вода святая, их к сторожке обычно тянет. Так вот, подойдет нежить к домику моему и непременно на зеркало натолкнется. А им себя видеть нельзя ни в коем случае. Так и вернется на свое место, долго потом не решится сызнова попробовать бродить.
«Да, дед, крыша у тебя основательно течет», – подумал Владик.
Покойники, зеркала, соль…
– Но ты на всякий случай ближе к полуночи двери запри и на улицу носа не высовывай, ложись и спи до рассвета. Вот и все дела. Так что, поможешь? Подежуришь недели две, покуда я выпишусь?
Владик согласился.
Дед напоследок проинструктировал его, что где в доме лежит, раз десять напомнил, что каждый вечер следует проверять, чтобы все зеркала до единого были целыми, а если какое случайно разобьется, так в сарае есть запасные, надо в раму аккуратно вставить.
Увидев сторожку впервые, Владик, хотя и был готов к чему-то необычному, даже присвистнул от удивления. Окон в доме не было, на всех четырех стенах, даже рядом с дверью, висели большие зеркала. Крыша напоминала нахлобученную сверху шляпу с большими полями. Ее скаты, по всей видимости, защищали зеркала от дождя и снега.
Внутри домик и вправду оказался симпатичный. Небольшой, но уютный. Особенно если забыть, что находится он среди могил. Две комнатки, удобный диван, коврики на полу. Телевизор есть, но Владику он без надобности: главное, чтобы интернет имелся, а с этим все оказалось отлично.
Владик не страдал от избытка чувствительности, сильным воображением не отличался. Россказням деда Васи не поверил ни на секунду. Уверился лишь, что правильно его как в семье, так и в городе считали чудиком. Что ж, хочется деду верить в необычайную активность в загробном мире, пусть верит. Не все ли равно ему, Владику, где переночевать несколько ночей? Еще и заработать можно, а деньги никогда не лишние.
Первая ночь прошла прекрасно. Владик поужинал, полазил в интернете, запер дверь, лег спать. Спал как младенец, пока не прозвенел будильник. Никаких «ходунов». Вообще ничего странного.
Так дальше и пошло. Владик добросовестно проверял целостность зеркальных оберегов, запирался в доме и не выходил на улицу до утра. Пару раз, проснувшись, слышал за стеной тихие шаги и шорох. Окна, чтобы выглянуть и поглядеть, не было, да и чего там смотреть? Кошка, наверное, шныряет. Или собака. Владик поворачивался на другой бок и засыпал. А утром звонил деду, отчитывался, что дежурство прошло отлично, выслушивал горячие благодарности.
На восьмой день вышло наперекосяк. Дед сказал, что его собираются выписать через три дня, и это было хорошо. В городе разразилась настоящая буря с ливнем, грозой и градом – и вот это было плохо, потому что, придя к сторожке, Владик обнаружил: одно из зеркал разбито. Вероятно, попало в него что-то, вещи от ветра только так летали, несколько деревьев в городе свалилось, даже автобусная остановка перевернулась.
Но какая разница – как! Главное, зеркало разбито, нужно его заменить. А делать этого Владику не хотелось категорически. Во-первых, из-за пробок в городе он и так пришел на кладбище позднее обычного, уже стало темнеть. Во-вторых, дождь все еще шел, кругом было сыро, лужи, грязь. Идти к сараю, возиться с зеркалом, впихивать его в раму…
«Нафиг это надо? Дед дурит, а я буду потакать?» – сердито думал Владик.
В итоге решил так: утром он встанет пораньше и починит зеркало, чтобы дед Вася, вернувшись из больницы, не ругался и мозг не выносил. А пока сойдет. Владик запрет дверь, как обычно, и ляжет спать.
Он сделал себе бутерброды с сыром и колбасой, чаю сладкого заварил, схомячил все это под ролики на YouTube. Это же дыра черная: начинаешь смотреть, с одного канала на другой переползаешь… Часами сидеть можно.
Поужинав, убрал со стола и пошел раскладывать диван.
Дождь еще шептал за стенами дома, отбивал чечетку на крыше. На всю ночь зарядил, похоже. Завтра утром кругом грязища будет.
Часы показывали без четверти одиннадцать, глаза слипались: день был трудный, беготня, два семинара сложных. Поставив будильник, Владик взбил подушку и, не успев улечься, заснул.
Кто-то возил пальцами по стенам, громко топал, что-то говорил раздраженно и властно. Сон был беспокойный, Владик ворочался и вскрикивал, а потом, когда загрохотало, так и подскочил в кровати.
Что ему снилось – не вспомнить, но, как выяснилось, грохот раздавался не во сне, а наяву. Владик сбросил одеяло, сел, потер глаза.
Здесь всегда было тихо, но нынче ночь наполнилась звуками. Он по привычке схватился за телефон: два часа, еще спать и спать. Дождь, кажется, стих. Если и не прекратился совсем, то барабанить по крыше уже перестал.
В дверь стучали – настойчиво, с тупой механической размеренностью. Тум-тум-тум. Через равные промежутки времени.
Кого принесло среди ночи?
Владик натянул джинсы, нашарил тапки, обулся.
Подойдя к двери, включил свет. Лампочка мигнула, и Владику показалось, что она сейчас погаснет, но этого не случилось.
Дверь по-прежнему сотрясалась от ударов.
– Кто там? Чего надо? – спросил Владик, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Ситуация нервировала. Непонятно, кто явился, но колотится, словно имеет право войти. А если это отморозки обкуренные или сектанты кладбищенские? Владик смотрел видео про сатанистов, они всякое творят на кладбищах. Что он сможет один, если их много? У него и оружия-то нет.
Может, сразу полицию вызвать?
– Не боись, – отозвались за дверью. – Открывай давай, хорош тихариться.
Голос был мужской. Наглый, с ленцой.
– Вы кто такой?
– Кто-кто… Братка твой. Все люди же братья! – Мужик хрипло засмеялся. – Должны помогать друг другу.
«Ага, и этому тоже помоги», – с досадой подумал Владик.
– И чем я вам должен помочь?
– Нынче ужасная погода. Холод, дождь, сырость. Ваш долг – впустить, обогреть усталого путника. Предложить кров и ночлег. Разве вы не согласны?
Этот голос принадлежал кому-то другому. Иные интонации, построение фраз.
– И много вас там? – спросил Владик. – У меня места мало.
За дверью засмеялись на несколько голосов.
– Ты не дрейфь, поместимся! – сказал первый мужик. – Открывай, нечего людей на пороге морозить.
Владик сделал шаг, взялся за ручку. Надо бы открыть, но что-то мешало. Страх сдавил горло. Было в происходящем нечто неправильное, непонятное. Ночные гости, неизвестно как оказавшиеся на кладбище. И компания, судя по всему, разношерстная. Что собрало их вместе?
– А вы что в такое время на кладбище забыли? – спросил Владик.
– Молодой человек, это ведь сейчас не только кладбище, а памятник культуры, – ответил интеллигентный голос, – вы не слышали, тут частенько проводятся мероприятия. Так уж вышло, что мы…
Перед внутренним взором Владика нарисовался образ профессора в очках и строгом костюме, таких у них в вузе – каждый второй. Мало ли что его на кладбище понесло, перемкнуло в ученых мозгах, говорит же: мероприятие!
– Погоди, Архимед! – встрял первый мужчина, которого Владик мысленно окрестил «братком». – Че ты перед ним распинаешься? Видишь, пацан сопливый, у мамки до сих пор на помочах ходит, она ему не разрешает с чужими взрослыми дядями разговаривать!
Раздался глумливый смех, и Владик не выдержал. Да кто он такой, этот тип, чтобы так с ним разговаривать!
Замок звонко щелкнул, задвижка отъехала в сторону, дверь распахнулась.
Пахнуло влагой. Ночь была беззвездная, черная, как уголь, и сырая, как…
Как могила.
Сравнение пришло в голову сразу. Как единственно верное.
Фонарь освещал площадку перед домом, свет был тусклый, но разглядеть ночных посетителей можно. Перед дверью стояли трое: высокий плечистый мужчина в костюме без галстука, на шее поблескивала толстенная золотая цепь; тот, кого Владик назвал «профессором», – седой, благообразный; еще один пожилой дядька в старомодной одежде и пенсне.
Тьма за их спинами колыхалась. Владик сощурился, стараясь разглядеть, что там, но не смог. Трое гостей закрыли обзор, выдвинулись вперед, встали почти вплотную к Владику.
– Так что? Мы войдем? – спросил парень с цепью.
Что-то в его облике показалось Владику знакомым. Бычья шея, нагловатый прищур, цепь эта…
Догадка сверкнула молнией, ошарашив, обездвижив. Целая аллея таких молодчиков была неподалеку, Владик с остановки каждый день мимо проходил, когда в сторожку шел, и обратно возвращался.
Умершие раньше положенного срока, бездумно растратившие отведенное им время, успевшие награбить, но не успевшие пожить, ушли они в иной мир, неся груз своих преступлений, грехов и обид, как мельничный жернов на шее. Они смотрели с черного гранита и мрамора колючими взглядами, скривив рты, горделиво и вместе с тем жалко.
Осознав, кто перед ним, моментально поверив деду Васе и каждому его слову, Владик хотел закрыть дверь, но было поздно. Обитатели кладбища уже входили в дом. Тут, в уютном свете сторожки, Владик, онемев от ужаса, разглядел все в деталях: трупные пятна, зеленую плесень, полуразложившиеся лохмотья, пустые глазницы за стеклами профессорских очков.
В открытую дверь входили новые и новые гости. Тьма, что пульсировала снаружи, теперь проникла внутрь, обволакивая все кругом, пробираясь в мысли Владика, в душу его, в гаснущее сознание.
– Спасибо, братишка, – услышал он хриплый голос мертвого бандита. – Уважил.
…Дед Вася, не получая известий от Владика, старался гнать от себя дурные предчувствия, но куда там. Все он понял, понял сразу же. Выписали его, как обещали, но о том, что произошло, он узнал раньше, не приходя на кладбище, из местных СМИ.
Бойкие журналисты объясняли все разразившейся грозой. Шутка ли, даже штормовое предупреждение было, много разрушений в городе: дерево на машину упало, крышу сорвало…
И без жертв не обошлось, что ж удивительного?
Дом кладбищенского сторожа развалился, будто в него снаряд попал, сложился, как карточный домик, похоронив в своем чреве студента местного вуза, родственника местного сторожа. Так об этом говорили, выражая соболезнования родным. Виновата стихия.
И только городской чудак, бывший историк с репутацией безумца знал, что произошло на самом деле. Как знал и то, что это – только начало. И ничего уж теперь не поделаешь…