Стальные наручники с глухим стуком защелкнулись на запястьях, панические мысли крест-накрест пронзили сознание, перечеркнув уверенность в благополучном исходе. Сотников оказался жестоким обманщиком и провокатором, он подло ухмылялся, торжествующе глядя на жертву своего коварства. Один следователь пересчитывал деньги в присутствии понятых, другой составлял протокол, который те должны были подписать.
Гордеев дал следствию взятку, но взяли его самого – с поличным. А деньги серьезные – двести тысяч долларов, но это такая мелочь по сравнению со свободой, которую он так и не смог купить. Холодная сталь наручников обжимала запястья, обида держала за горло, досада давила на грудь, злость на судьбу заставляла скрипеть зубами. Он сделал все, как надо, узнал, кто такой Сотников, навел справки о его компетенции – так и оказалось, Следственный комитет заинтересовался департаментом государственной собственности, вышел на Гордеева, поднял информацию о спиртоводочном заводе. От Сотникова зависело, возбуждать уголовное дело или нет, поэтому и возникла ситуация, исход которой, казалось, можно было решить за взятку. Вроде бы обычное дело, а как обернулось – арест, наручники, унижение в присутствии понятых, а впереди еще столько мытарств…
– Как же так, Михаил Викторович? Привыкли считать, что в этом мире все продается, все покупается, – не удержался от злорадства Сотников. – Я думал, вы ко мне с покаянием пришли, а вы деньги принесли. И как прикажете к этому относиться? Может, это и есть своего рода покаяние? Осознание, так сказать, всей тяжести собственной вины?
Гордеев молчал, угрюмо глядя на глумящегося подлеца. Сотников находился в своем лесу, в окружении таких же волков, как и он сам, словесная дуэль с ним ни к чему хорошему не приведет, поэтому лучше держать язык за зубами – в ожидании адвоката, который, возможно, даст дельный совет. Есть у него на примете отличный специалист по этой части, берет он, правда, много, но, как показывает жизнь, хорошее дешевым быть не может.
– Статья двести девяносто первая, пункт второй, дача взятки должностному лицу за совершение им заведомо незаконных действий, лишение свободы до восьми лет, – все так же злорадно улыбался Сотников, его пальцы с криво состриженными ногтями неосознанно поглаживали компьютерную «мышку».
Гордеев угрюмо кивнул на тяжком выдохе. Уголовный кодекс для него – темный лес, но двести девяносто первую статью он знал наизусть. Действительно, срок наказания – до восьми лет лишения свободы, но можно было отделаться штрафом. Одна тысяча минимальных размеров оплаты труда – сумма весьма и весьма, но свобода куда дороже…
К этой статье имелось еще и примечание, под которое попадал сам Сотников. Гордеев получил предложение, от которого не смог отказаться, на юридическом языке это называлось вымогательством взятки со стороны должностного лица. Вымогал Сотников, и наказать должны были его, а Гордеева – освободить от уголовной ответственности. Но предложение делалось на эзоповом языке – иносказаниями, намеками, жестами, несвязными шестизначными цифрами на стикерах, – поэтому суд не станет рассматривать запись разговора как доказательство…
– Но дело не в самой взятке, это всего лишь камушек, который вы, Михаил Викторович, катнули с вершины своих грехов. Это камушек вызовет лавину из ваших прежних грехов. Вы дали взятку, значит, вы признали свою вину! – Сотников пронзительно смотрел на него, постукивая по столу «мышкой».
– Я не давал вам взятку, я вернул вам долг! – растормошился Гордеев. – И я прошу занести это в протокол!
Не должен он был это говорить в отсутствие адвоката, но пока тот появится, протокол будет уже составлен и понятые уйдут…
– Да, конечно, и мы вам все поверили! – каверзно улыбнулся Сотников.
– Это не для вас, это для суда.
– Суд поверит фактам, которые мы ему предоставим. А там не только спиртоводочный завод… – Сотников приложил одну ладонь к животу, а другую поднял выше головы, показывая, какой толщины будет уголовное дело по душу гражданина Гордеева.
Михаил Викторович молчал. Все верно, в его чиновничьей жизни хватало противозаконных эпизодов, в одних случаях он исполнял чужую волю, в других действовал по собственной инициативе и своему разумению, но никогда не работал в одиночку. Практически во всех случаях нити должностных преступлений тянулись высоко наверх, вплоть до федерального уровня. И не всякий следователь, не имея особых на то полномочий, рискнет влезть в эти кишащие змеями дебри. Возможно, Сотников со своими коллегами действуют на свой страх и риск, это побуждает их к осторожности, именно поэтому они раскрутили жертву на взятку, принудив хоть и косвенно, но признать свою вину. А что дальше? Или будут склонять к чистосердечному признанию, в котором Гордееву предложат взять вину на себя, или… Возможно, они попробуют выжать из жертвы еще один отступной, в еще более крупном размере. Увы, бывает и такое…
– Работы у нас непочатый край, – продолжал Сотников, нервно покручивая пальцем колесико на «мышке», в которую он так вцепился. – Думаю, нам не стоит копать под ваше прошлое, достаточно будет посмотреть, что находится под вашим настоящим…
Он замолчал, глядя на своего толстощекого коллегу, который, выпроводив из кабинета понятых, подал протокол изъятия на подпись Гордееву.
И он подписал – быстрым, но достаточно разборчивым почерком указал, зачем он принес деньги Сотникову. Долг он возвратил, и точка…
Толстощекий прочитал, хмыкнул себе под нос, передал протокол Сотникову, шагнул к двери, остановился, переглянулся с ним, только тогда и вышел. Гордеев не видел, как он посмотрел на Сотникова перед уходом, но сговор между ними уловил. Похоже, перед ним действительно разыгрывался фарс… Эта мысль слегка успокоила Михаила Викторовича: в его случае лучше стать жертвой мошенничества, чем законного правосудия.
– Акции спиртоводочного завода приобрел некто Широков Андрей Валерьевич, ныне владелец контрольного пакета акций этого предприятия, так я понимаю? – спросил Сотников, глянув на Гордеева с плохо скрытой насмешкой.
Михаил Викторович промолчал, разглядывая ногти на своих руках. Он стриг их сам – специальными ножничками, пилочкой придавая правильную форму. В тюрьме такой возможности не будет, там пилочку для ногтей воспримут как принадлежность к женскому сословию со всем отсюда вытекающим… Нет, он не должен оказаться за решеткой.
– Следствие установит степень его вины. Будет установлена и ваша вина – в приобретении завода железобетонных изделий. Насколько мне известно, когда-то это было государственное предприятие.
Гордеев закрыл глаза. Завод приватизировали еще в первой половине лихих девяностых, но блокирующий пакет акций остался за государством. Михаил Викторович не успел погреть руки на не совсем законной приватизации, но сорвал куш с продажи государственной доли. И кирпичный завод он урвал не совсем честно… Завод сухих смесей он поставил сам, на свои деньги, но у следствия могли возникнуть претензии к участку под строительство…
– Будем копать? – спросил Сотников таким тоном, как будто собирался рыть могилу для него.
– Завод не мой, – покачал головой Гордеев.
– А чей?
– Завод принадлежит компании «Билдхауз».
– Где она зарегистрирована? – Сотников, казалось, заранее знал ответ, об этом можно было судить по снисходительной ухмылке, которая наползала на его губы.
– Британские Виргинские острова.
– Офшор? – Следователь небрежно усмехнулся – да, именно, так он и думал.
– Что-то вроде того.
– У вас есть и другие заводы, они тоже принадлежат этой, с позволения сказать, компании?
– Совершенно верно. Фирма «Первый стройтрест», которой я управляю, является дочерним предприятием компании «Билдхауз».
– Я почему-то в этом не сомневался… – голосом, полным сарказма, сказал Сотников. – И кто является владельцем компании «Билдхауз», вы, конечно, не знаете?
– Ну почему же не знаю? Госпожа Ирма Ланген.
– И как с ней связаться? – без всякой надежды на результативный ответ спросил следователь.
Гордеев развел руками, подтвердив его догадку.
На самом же деле он знал, кому принадлежала офшорная компания. Мать его двоюродной сестры была родом из поволжских немцев, и он воспользовался этим в свою пользу. Он уговорил сестру слегка видоизменить имя и взять девичью фамилию матери. Ирина была инвалидом детства; пораженная церебральным параличом, она передвигалась на своих двоих с огромным трудом; ни мужа у нее, ни детей. Отец ушел из семьи почти сразу после того, как с ней произошло несчастье, мать умерла пять-шесть лет назад, Ирина осталась в полном одиночестве, и неизвестно, как бы она сейчас жила, если бы не Гордеев.
Он должен был расположить к себе сестру, поэтому не скупился на нее. Она хотела жить в лесу – пожалуйста, он приобрел участок в чудесном месте неподалеку от живописной деревушки на берегу реки. Ира мечтала о деревянном доме, он заказал отличный проект из клееного бруса, оплатил, вывел «под ключ», обставил, нанял женщину, которая должна была работать по дому и ухаживать за ней, назначил содержание. Владелица его бизнеса должна была жить в хороших условиях и ни в чем не нуждаться, и главное, никто не должен был знать, как ее найти.
– А она вообще существует, эта Ирма Ланген? – спросил Сотников.
– Существует, – без тени сомнения в голосе отозвался Гордеев.
– Но связаться вы с ней не можете?
– Не могу.
– А если она умрет, как вы об этом узнаете?
– Если она умрет, компания «Билдхауз» перейдет к ее наследникам, и они уже будут решать, кто будет управлять «Первым стройтрестом».
– А если она уже умерла?
– Вряд ли. Имущественных претензий мне никто не предъявлял.
– А если наследники госпожи Ланген не знают о существовании компании «Билдхауз»? Если эта компания фактически перешла в собственность государства… Вопрос, какого государства… Мне почему-то кажется, что гражданка Ланген проживает в России… – вкрадчиво глядя на собеседника, в раздумье проговорил Сотников. – Возможно, это кто-то из ваших родственников… Или вы воспользовались чьим-то паспортом… При желании все можно выяснить… Возможно, Ирины Ланген и в живых-то нет…
– Дерзайте.
– А вам это нужно?
– Где-то я это уже слышал! – Гордеев скривил губы в неприязненной усмешке, с осуждением глядя на Сотникова.
Именно после этого вопроса зашел разговор о взятке, и он уже знает, к чему это привело. А сейчас этот вопрос внес ясность в их отношения со следствием. У Сотникова были доказательства его виновности, но уголовное дело он заводить не торопился. Он прощупывал Гордеева, выяснял, сколько денег подозреваемый готов заплатить за свою свободу. Логика проста – если он согласился отдать двести тысяч, значит, его можно раскрутить и на миллион; именно это сейчас и происходило.
– Да, мы с вами говорили о Долгопольском спиртоводочном заводе, – кивнул Сотников. – А сейчас речь идет о вашей компании.
– Да, я бы хотел об этом поговорить… С прокурором, – выдержав паузу, с чувством, близким к злорадству, сказал Гордеев.
– Обязательно, – неискренне, под принуждением улыбнулся следователь.
Не хотел он доводить дело до встречи с прокурором или судьей, он собирался прекратить его на предварительном этапе – за соответствующее, разумеется, вознаграждение. И Гордеев уже нисколько не сомневался в его намерениях.
– Я арестован? – спросил он, подняв скованные руки.
– Пока нет.
– Тогда почему на мне наручники?.. Если я в чем-то виновен, предъявляйте мне обвинение, определяйте меру пресечения – через суд, как это сейчас принято… Давайте, давайте!.. И еще я должен позвонить адвокату!..
– Михаил Викторович, не надо гнать лошадей! – Сотников широко улыбался, пытаясь скрыть свое замешательство.
А Гордеев и не думал останавливаться. Враг морально подавлен, путь к свободе открыт, и нет нужды сдерживать лошадей.
Он не ошибся, Сотников действительно собирался раскрутить его – и на деньги, и, возможно, на собственность. И первый транш, который изъяли по липовому протоколу с участием подставных понятых, он уже положил в свой карман…
– Снимите наручники! – Гордеев вознес руки над головой и с размаху опустил их на стол.
Сотников не устоял перед столь решительным натиском: он и наручники снял, и его отпустил – без подписки о невыезде. Деньги он оставил себе как взятку за должностное бездействие, но можно ли ему доверять – вот в чем вопрос. Отступится ли он от своей жертвы?.. Сотников работал не один, а в группе, и не понятно – позволят ли ему его сообщники оставить Гордеева в покое?..
Ослепительно-яркий брызжущий огонек с легкостью плавил металл, приваривая один железный уголок к другому. Грузный приземистый сварщик в линялой брезентовой куртке стоял на раздвижной лестнице и время от времени переминался с ноги на ногу, проверяя надежность своего положения. Лесенка шаткая, ступеньки узкие, любая маленькая неловкость могла привести к большой беде: если сварщик упадет, на него рухнет и вся конструкция. Но как бы то ни было, работать надо, причем быстро: пока козырек не установят, в здание прохода не будет.
Гордеев сидел в машине напротив отделанного пластиком здания с высокими витринными окнами, рассеянно в ожидании смотрел на сварщика. Ему нужно было поговорить с женой. Особой срочности в этом не было, но все-таки он не уезжал и в раздумье смотрел на искрящийся огонек. Не нравилась ему чехарда, которую развел вокруг него Сотников, да и знал следователь очень много, как бы до второй серии не дошло – с полной конфискацией имущества. Или по закону изымут, или по беспределу отожмут, уж Гордеев знает, как это бывает.
Он сидел и думал, как быть, а сварщик не торопился, во всяком случае, работа шла медленно – ни конца ей, казалось, ни краю. Гордеев махнул рукой, завел машину. Уезжать надо, дел много, а с женой он и вечером поговорит. Водителя он отпустил, поэтому сам должен был стронуть машину с места. Но не смог. Нельзя смотреть на сварочный огонек, и он знал это, но в тягостных раздумьях забыл об осторожности, потому и замелькали яркие круги перед глазами, когда он глянул в зеркало заднего вида. Нельзя в таком состоянии ехать, придется немного подождать, успокоить раздраженные роговицы.
Гордеев не стал делать из этого трагедии, он слегка опустил спинку водительского кресла, откинулся, уложив затылок на подголовник, и закрыл глаза. Яркие, всех цветов радуги круги вспыхивали в темноте сознания, расплывались, взрывались, эта какофония вызывала головокружение, даже тошноту, но постепенно все успокоилось, и он смог открыть глаза.
Сварщик закончил свою работу, он стоял на нижней ступеньке крыльца и сматывал электрический провод. Путь свободен, можно выходить из машины. Но только Гордеев открыл дверь, как появилась Лера. Она выходила из офиса в сопровождении высокого видного мужчины в дорогом, на искушенный взгляд, летнем костюме. Смоляные волосы, такие же черные брови вразлет, белозубая улыбка на фоне загорелого лица. Михаил Викторович закрыл дверь, с подозрением глядя на чернявого щеголя.
В годах мужчина – судя по глазам, около сорока, но выглядел он моложаво, на лбу одна-единственная морщина – короткая, узкая, но глубокая. Правильной формы нос, волевой подбородок, губы тонкие – даже сейчас, когда мужчина улыбался, они придавали ему суровый вид. Глаза холодные, водянистая синева в них…
Он что-то говорил, а Лера методично качала головой, принужденно улыбаясь. Мужчина вдруг обнял ее за талию, пытаясь привлечь к себе, она отреагировала не сразу, но тем не менее отстранилась от него. Гордеев опустил стекло, но подслушать их не смог: Лера повернулась к чернявому спиной, переступила порог и скрылась в дверях. Но перед этим она провела рукой по его плечу – мягко, если не сказать нежно. Таким жестом извиняются за вынужденное невнимание, но им же можно поблагодарить партнера за доставленное удовольствие. У Леры свой кабинет, и Гордеев не мог знать, чем и с кем она там сейчас занималась…
Мужчина проводил ее взглядом, вздохнул, унылым взглядом окинув пространство перед собой, провел рукой по волосам, зализывая их, и направился к своей машине. Не смог он соблазнить Леру, только так и можно было его понять. Но точно не смог? Может, все-таки что-то было?..
Гордеев заметил дорогие часы на руке, когда он оглаживал волосы, и костюмчик у него явно от-кутюр, машина также произвела впечатление. Джип «Лексус» у него, полноразмерный, премиальный, самый дорогой в своей серии. Непростой он тип, непростой… На всякий случай Михаил Викторович запомнил и записал в блокнот номер машины.
А возвращая блокнот на место, спохватился. Он же не ревновал свою жену и даже допускал вольности на ее счет. Женщина она относительно молодая, в чем-то симпатичная, во многом интересная и должна нравиться мужчинам. Возможно, у нее был любовник, во всяком случае, он этого не исключал. Пусть будет, думал он, лишь бы ему об этом не знать. Да и право ходить налево Лера, в общем-то, имела. Гордеев ей изменял, и она не могла об этом не догадываться… Всегда ей изменял, с самого начала семейной жизни, и нисколько не раскаивался в этом. И в праве на ответный ход ей, в принципе, не отказывал. В принципе. Но при этом он почему-то не сомневался в Лере и надеялся на ее порядочность, хотя и посмеивался над своей же наивностью.
Не ревновал он жену и в ее жизнь, не связанную с домом, старался не лезть. В рабочее время он был занят собой, ничуть не переживая за жену… И вдруг застает ее в обнимку с моложавым красавчиком. Вдруг! И чуть ли не впервые за двадцать лет в нем пробуждается ревность… А может, это всего лишь злость? Может, Лера и не любимая жена, но принадлежит она только ему одному, и ей никак нельзя заводить романы на стороне. А если вдруг завела, как не злиться на непослушную собственность?..
Он поднял стекло, завел двигатель, включил заднюю скорость, но с места не стронулся. Возникло желание подъехать к месту вечером, проследить за женой, но зачем усложнять, если Лера не посмеет соврать? Ложь ей обычно давалась с трудом и становилась невозможной перед пристальным категоричным взглядом, требующим правдивого ответа. Он знал свою жену, поэтому направился к ней.
Белокурая, с маленьким носиком девушка на ресепшене одарила Гордеева яркой, но с фальшивым блеском улыбкой. Она приняла его за посетителя, а ведь он мог считаться хозяином этой фирмы, поскольку вложил в нее свои деньги. Лера могла взять деньги у своего отца, но старый скряга не дал ей ни копейки. И остальные сотрудники приняли его за клиента, но это не удивительно, сколько лет существует эта фирма, а он появился здесь только на открытии, сколько воды утекло с тех пор и кадров…
Леру она застал в своем кабинете, она сидела за столом, сосредоточенно смотрела на экран монитора, моргала и щелкала «мышкой» в такт, с которым порхали ее ресницы. Не так много прошло времени с тех пор, как она рассталась со своим, возможно, любимым мужчиной, и сейчас должна была пребывать в мечтательно-романтическом настроении, перебирая в уме милые сердцу подробности, а ей, казалось, и дела до этого нет – с головой в компьютере, за волосы не вытащишь… Но возможно, Лера просматривала фотографии, на которых запечатлены были эти самые подробности.
Гордеев переступил порог, направился к ней, а она отстраненно махала на него рукой, предлагая остановиться. Сначала она разберется со своей проблемой, а потом уже займется… сотрудником… клиентом… А может, чернявым красавчиком, который запросто мог вернуться?..
Михаил Викторович не останавливался, он обогнул стол, глянул на экран монитора. Только тогда Лера возмутилась наглостью… сотрудника… клиента… Но перед ней стоял муж, которого она никак не ожидала здесь увидеть.
– Миша?! – Она смотрела на него в приятном недоумении.
А он смотрел на монитор – не было там никаких фотоснимков, и видео не крутилось, только прайс какого-то отеля, густо сдобренный рекламными баннерами.
– Миша.
Он опустился в кресло за приставным столом, двумя ладонями оправил волосы по бокам, провел пальцами по шее до самого воротника.
– Что-то случилось? – спросила она, встревоженно наблюдая за ним.
– А обязательно что-то должно случиться?.. Да, случилось!
– Что с Яриком? – Краска схлынула с ее лица, на щеках появились маленькие белые, как арктический снег, точки.
Если бывает смертельная бледность, то это как раз тот случай. Гордеев упрекнул себя за опрометчивую резкость и в порыве непрошеных чувств накрыл широкой своей ладонью тонкое запястье жены.
– При чем здесь Ярик? С ним все хорошо… И с тобой все хорошо. – Он одернул руку – и своих чувств застыдился, и злость дала о себе знать. – Даже очень хорошо! Кого ты сейчас провожала?
– Я?! Провожала? – не поняла его Лера.
– Чернявый, загорелый, в бежевом костюме, на «Лексусе»! – выпалил он, тщетно пытаясь сдержать ревность.
– На «Лексусе»?! – Она приподняла плечи, пожимая ими, но зависла в раздумье и застыла.
– Да, на черном «Лексусе»!
– В бежевом костюме… Рома это. Рома Раскатов! – Она опустила плечи, выдохнув с чувством облегчения, как будто справилась со сложной головоломкой, от которой зависела жизнь.
– Если это Рома Раскатов, его можно обнимать?
– Я его не обнимала! – Лера смотрела на него, взывая к справедливости.
– Ну, рукой по плечу провела… А он тебя за талию обнял!
– Да, кажется, было, – смутилась она.
И щеки ее пошли красными пятнами. Почти сорок лет женщине, а краснеет, как юная нецелованная девушка.
– Что было?.. В глаза смотри! – потребовал он.
– Да не было ничего!.. Подъехал – привет, как дела, хорошо выглядишь…
– Хорошо выглядишь?
Гордеев и сам так думал, но, глянув на жену, изменил свое мнение. Лера выглядела не просто хорошо, а замечательно. И глаза не такие уж маленькие, и переносица не очень тонкая, и в губах просматривается чувственность…
– И часто он к тебе так подъезжает?
– Нет, не часто…
– Но бывает! – изобличительно, на высокой ноте протянул он.
– Мы еще в школе с ним дружили… – Лера посмотрела на него, как малолетняя дочь на отца перед тем, как признаться ему в нечаянной беременности. Но вдруг изменилась в лице, глаза возмущенно заблестели. – А что здесь такого?
– А после школы?
– После школы он поступил в военное училище, и больше я его не видела… Пока в прошлом году не встретила. В супермаркете. Он подошел, мы поговорили…
– О чем?.. Только честно!
– А когда я была с тобой нечестной? – Обиды в ее голосе было больше, чем возмущения.
– Ты не ответила на вопрос.
– Он предложил встретиться… Он предложил, я отказалась… – сказала она с таким видом, как будто иначе и быть не могло. – Он потом ко мне в офис подъезжал, я сказала «нет». Он пропал, сегодня вот снова подъехал…
– На «Лексусе»?
– Я не знаю, какая у него машина, – покачала головой Лера.
Гордеев кивнул. Он много лет прожил со своей женой и знал, когда она говорит правду, а когда пытается лгать. Она не врала, и он успокоился. Если Лера не знала, какая машина у Ромы, значит, она не была с ним там – не пропадала за темными стеклами, на мягких креслах в интимном полумраке…
– А ты что, ревнуешь? – приятно удивилась она.
– Да нет, – расслабленно усмехнулся он.
Все-таки глупая у него жена и простая, как медный пятак в пыли на базарной площади. Могла бы и соврать, навести тень на плетень – да, было у них с Ромой, но у нее на это есть право, потому как Миша сам далеко не ангел. Око за око, грех за грех… Но не додумалась она до этого, не заинтриговала мужа…
– Значит, встречу на стороне предлагал? – в раздумье проговорил он.
А возможно, Лера все-таки напустила туману – выдумала на ходу о своем школьном романе, создала интригу, а на самом деле Раскатов ничего ей не предлагал. Или не настаивал на встрече, о которой заикнулся ради приличия… Не так уж и хороша Лера, чтобы добиваться ее. И глазки у нее маленькие, и нос не без изъяна, и губы холодные…
– Да, предлагал, но мне это не нужно.
– Это хорошо, – кивнул Гордеев. – Это очень хорошо.
Правильная у него жена и в общении приятная, но не кружится от нее голова, не замирает сердце при мысли о ней. Так и проживет он с ней в скучном дистиллированном бытии… Впрочем, эта мысль не угнетала его, не вгоняла в отчаяние. Хоть и пресная у него жена, но с ней, в общем-то, сухо и комфортно…
Он уже садился в машину, когда вспомнил, зачем хотел увидеть Леру, но в офис к ней не вернулся. Дома поговорят. Если будет настроение… Может, и не нужно делиться с ней своими соображениями. Если жена не посмела изменить ему со своей школьной любовью, то и Сотников не подложит свинью. В конце концов, он получил свои двести тысяч, и ему не с руки дожимать жертву, провоцируя ее на опасное противодействие…