Воины Александра Македонского - читать онлайн

1. Армия Македонии в IV в. до н. э

Античная Македония располагалась на территории одноименной современной греческой провинции и частично Республики Македония. Исторически страна делилась на две части – Верхнюю Македонию и Нижнюю Македонию. К Нижней Македонии относились плодородные земли приморской области Пиерии, а также области Анфемунт, Грестония, Бисалтия и Мигдония. В состав Верхней Македонии входили Линкестида, Эордея, Тимфея, Пелагония, Элимиотида и Орестида. В отличие от Нижней Македонии, эти горные регионы не отличались плодородием, поэтому местное население в основном занималось скотоводством. Возможно, именно жителей Верхней Македонии подразумевал Александр Великий, когда во время мятежа в Описе обращался к бунтующим солдатам: «Филипп застал вас нищими-бродягами; одетые в кожухи, пасли вы в горах по нескольку штук овец и с трудом отстаивали их от иллирийцев, трибалов и соседей-фракийцев» (Arr.Anab.IX,9). До правления Филиппа II Верхняя Македония лишь номинально подчинялась царям из династии Аргеадов, что самым негативным образом сказывалось на обороноспособности страны.

Античная Македония. IV в. до н. э.

На западе Македония граничила с Иллирией, на севере – с дарданами, на северо-востоке и востоке – с землями, населенными фракийскими племенами. На юго-западе и юге соседями Македонии были Эпир и Фессалия, самая северная область Греции. Горные отроги отделяют Нижнюю Македонию от Эллады, поэтому самый короткий путь из одной страны в другую пролегает через Темпейское ущелье. Это узкий проход в горах, по дну которого несет свои воды река Пеней (совр. Пеньос). Около города Тонн в Перребии есть ещё один проход из Фессалии в Верхнюю Македонию, именно этим путем войско персидского царя Ксеркса прошло в Грецию (Herod.VII, 173). Во время этой достопамятной войны македоняне сражались на стороне персов, хотя и симпатизировали эллинам. По свидетельству Геродота, македонский царь Александр I оказал грекам ряд важных услуг, за что и был удостоен от современников прозвища Филэллин. Что не помешало Александру выдать свою сестру Гигею замуж за знатного перса Бубара. Сын Гигеи и Бубара получил македонское имя Аминта и в дальнейшем проживал на территории Малой Азии в крепости Алабанде. Её пожаловал племяннику Александра персидский царь Ксеркс (Herod.VIII,136). В своём труде Геродот приводит родословную македонского царя Александра I: «Александр происходит следующим образом. Александр был сын Аминты, Аминта – сын Алкета, отец Алкета был Аероп, отец Аеропа – Филипп, отец Филиппа – Аргей, отец Аргея – Пердикка, тот самый, который приобрел царскую власть. Таково происхождение Александра, сына Аминты» (VIII,139). «Отец истории» подробно излагает предания, связанные с утверждением в

Македонии династии Тименидов. Но скорее всего эти сведения являются пересказом местных легенд и вряд ли отражают реальное положение дел.

Всё, что нам известно о Македонии, сохранилось в трудах либо греческих, либо римских авторов. Соответственно, они рассматривали не историю Македонии в целом, а лишь её отдельные эпизоды, например, походы Александра Великого. Или же рассказывали о ней в контексте римской, греческой и всеобщей истории, как это присутствует в трудах Фукидида, Тита Ливия и Полибия. Поэтому оценка историками античности деятельности македонских царей не всегда является объективной.

Краткий очерк истории Древней Македонии сделал Фукидид: «К Македонии принадлежат также линкесты, элимиоты и другие племена внутри материка, которые воевали вместе с македонянами и были подчинены им, хотя каждое племя имело своего царя. Нынешней приморской Македонией овладел прежде всего Александр, отец Пердикки, и предки его Темениды, вышедшие в древности из Аргоса; они воцарились там после того, как одолели в сражении пиериян и вытеснили их из Пиерии; пиерияне поселились потом у подножия Пангея по ту сторону Стримона, где заняли Фагрет и другие местности (и теперь еще береговая полоса под Пангеем, обращенная к морю, называется Пиерийскою бухтою). Из страны, именуемой Боттией, они вытеснили боттиеев, которые живут теперь на границе с халкидянами. В Пеонии македоняне овладели узкою полосою земли вдоль реки Аксия, простирающейся на материке вплоть до Пеллы и моря; по ту сторону Аксия они владеют так называемой Мигдонией до реки Стримона, откуда они вытеснили эдонов. Из нынешней так называемой Эордии македоняне вытеснили эордов, большая часть которых погибла, и лишь немногие из них поселились в окрестностях Фиски. Из Алмопии вытеснены были алмопы. Македоняне покорили своей власти и остальные племена, которыми владеют и по настоящее время; они взяли также Анфемунт, Грестонию, Бисалтию и многие области собственных македонян. Все эти земли носят общее название Македонии» (11,99).

Македоняне были храбрыми людьми и прирожденными воинами, об этом свидетельствовали некоторые их древние обычаи: «В Македонии был в старину закон, в силу которого человек, не убивший ни одного неприятеля, должен был подпоясываться недоуздком» (Arist.Pol. VII,II,6). Но для того, чтобы успешно противостоять внешним вызовам, одной храбрости мало, стране была необходима современная, хорошо вооруженная и обученная армия. Но как раз с этим были проблемы: «Македонская армия была плохо оснащена и состояла из плохо обученных крестьян, набранных по призыву и не способных противостоять захватчикам» (97,31). Исключение составляла кавалерия македонских аристократов, заслужившая высокую оценку современников. Например, спартанского полководца Телевтия, брата знаменитого царя Агесилая. Во время похода к Олинфу в рядах его армии находился кавалерийский отряд Дерды, правителя македонской области Элимии, насчитывающий четыре сотни бойцов. Перед боем с олинфянами Телевтий поставил македонян на почетном правом фланге вместе со спартанским отрядом, «потому что был высокого мнения об этой коннице» (Xen.Hell.V,2,40).

Военные традиции Македонии подразумевали обязательное присутствие на поле боя царя. В этом плане интересен рассказ Юстина о царе Аэропе I, правившем в VI в. до н. э. и в младенческом возрасте принявшем участие в генеральном сражении: «… в это время у македонян непрерывно шли войны с фракийцами и иллирийцами. Закалившись в этих боях, точно в ежедневных воинских упражнениях, македоняне внушали своим соседям страх славой о своих бранных подвигах. И вот теперь иллирийцы решили использовать то обстоятельство, что в Македонии царем оказался младенец, и пошли на македонян войной. Когда же македоняне были разбиты в одной битве, они вынесли своего царя в колыбели, поставили ее сзади своей боевой линии и с ожесточением возобновили бой, как бы считая, что они были побеждены потому, что сражались не пред лицом своего царя, а теперь победят, так как их вера укрепит их волю к победе. В то же время владела ими и жалость к ребенку, который, как казалось им, по их вине превратится из царя в пленника, если они будут побеждены. Итак, снова завязав сражение, они в жестоком бою рассеяли иллирийцев и этим доказали своим врагам, что и в предыдущем бою македонянам не мужества недоставало, а царя» (VII,2). Поэтому нет ничего удивительного в том, что Филипп II и Александр Великий лично водили в бой своих воинов. Недаром знаменитый ритор Исократ в письме к Филиппу выговаривал базилевсу за его излишнее увлечение рукопашными схватками: «Нет ведь такого человека, который не признал бы, что ты слишком охотно, более чем это подобает царю, подвергаешь себя опасности, что ты больше стремишься снискать себе славу храбреца, чем решать дела высшей важности. Но ведь одинаково заслуживает порицания как то, что ты не окажешься более храбрым, чем другие, когда тебя окружат враги, так и то, что ты подвергаешь себя опасности, когда в этом нет необходимости, бросаясь в подобные схватки; причем, если ты и одержишь верх, все же не совершишь тем самым ничего великого, погибнув же, потеряешь вместе с жизнью все существующее благополучие» (11,3).

Некоторое представление о стратегии и тактике македонян дает Фукидид. Во время правления Пердикки II (454–413 гг. до н. э.) началась война между Македонией и фракийским царем Ситалком. В 429 г. до н. э. огромное войско фракийцев вторглось в Македонию и опустошило большую часть страны: «Ввиду наступающего многочисленного войска вышеупомянутые македоняне, не будучи в состоянии обороняться, удалились в естественные и искусственные укрепления, бывшие в их стране. В то время число укреплений было невелико; только впоследствии сын Пердикки Архелай, сделавшись царем, соорудил нынешние укрепления в Македонии, проложил прямые дороги, привел все в порядок, в особенности военное дело, улучшил конницу, вооружение и прочие военные приспособления. Он сделал больше, нежели все предшествовавшие ему восемь царей вместе. Фракийское войско раньше всего вторглось из Добера в прежние владения Филиппа, силою взяло Идомену; Гортиния же, Аталанта и несколько других пунктов сдались по соглашению, присоединившись к Ситалку из дружбы к сыну Филиппа Аминте, находившемуся тут же. Фракияне осадили также Европ, но не могли взять его. Потом они продолжали путь в остальную часть Македонии влево от Пеллы и Кирра. Дальше этих пунктов, до Боттиеи и Пиерии, они не дошли, но стали опустошать Мигдонию, Грестонию и Анфемунт. Что касается македонян, то они и не думали выступать против неприятеля с пехотой, а присоединили к своей коннице материковых союзников и, каждый раз действуя с небольшим числом воинов против множества неприятелей, нападали на войско фракиян всюду, где находили это удобным. Где бы конные воины ни нападали, никто не выдерживал натиска храбрых и защищенных бронею всадников; а когда их окружало множество неприятелей, они сами кидались в опасность, так как неприятель превосходил их численностью во много раз; наконец, они стали держать себя спокойно, чувствуя не в силах рисковать против более многочисленного врага» (Thuc. II, 100). По большому счёту, в сложившейся ситуации у македонян просто не было другого выхода, учитывая плачевное состояние их вооруженных сил. Поэтому обратим внимание на тактику, выбранную царем Македонии во время вражеского нашествия. Учитывая слабость своей пехоты, Пердикка II рассредоточил её по укрепленным поселениям, сделав в этой кампании ставку на тяжеловооруженную конницу. Как следует из текста Фукидида, македонские всадники были защищены доспехами и хорошо вооружены, что делало их опасными противниками на поле боя. В рукопашных схватках они неизменно одерживали верх над вражескими воинами, и только подавляющее численное превосходство фракийцев позволяло им отражать эти атаки. Македоняне вели против войск Ситалка малую войну, царские кавалеристы действовали как заправские партизаны, нападая на вражеские отряды из засад. Время шло, начались холода, у фракийцев возникли проблемы с продовольствием, а успехи Ситалка были весьма сомнительны. В это время Пердикка II начал с ним переговоры. В итоге правильно выбранная тактика в сочетании с дипломатическими усилиями привели к тому, что фракийцы были вынуждены покинуть Македонию.

Согласно свидетельству Фукидида, македонский царь Архелай (413–399 гг. до н. э.) провел некие военные реформы, но в чём был их смысл, неизвестно. В течение длительного времени правителям Македонии удавалось противостоять агрессии соседей, однако делалось это с большим трудом. Ситуация осложнялась вмешательством ведущих греческих полисов во внутренние дела Македонии, что самым негативным образом сказывалось на положении дел в стране. Во время правления Аминты III (392–369 гг. до н. э.) разразилась ожесточенная война между македонянами и иллирийцами во главе с царем Барди-лом. Одновременно начались боевые действия на востоке, где лига греческих городов во главе с Олинфом начала наступление на македонские земли. Дошло до того, что олинфяне захватили столицу Македонии Пеллу. В этой критической ситуации Аминта III обратился за помощью к спартанцам и с их помощью отразил вражеское нападение.

Пелла – столица Древней Македонии. Фото А. Великанова

После смерти Аминты царем стал его сын Александр II, однако через год он погиб в результате заговора придворных. После нескольких лет борьбы за власть на троне Македонии закрепился второй сын Аминты, Пердикка III, но в 360–359 гг. до н. э. иллирийцы под командованием царя Бардила разгромили македонскую армию и убили Пердикку (97,41). Его сын, Аминта IV, был ещё слишком мал, чтобы возглавить борьбу с иллирийским нашествием. В этот критический для Македонии момент к власти пришел младший брат Пердикки Филипп, сначала правивший как регент при малолетнем племяннике, но затем провозглашенный царем.

При жизни братьев Филипп в течение некоторого времени был отстранен от государственных дел, поскольку был отправлен заложником в Фивы, сильнейший полис Эллады. Пребывание в этом городе явно пошло царевичу на пользу: «… он пробыл три года в качестве заложника в Фивах; в этом городе, где господствовала древняя суровость нравов, в доме величайшего философа и полководца Эпаминонда он еще мальчиком получил прочные основы воспитания» (Just.VII,5). Но дело было вовсе не в воспитании, а в том, что молодой человек своими глазами увидел фиванскую военную организацию. Фиванские гоплиты считались лучшими бойцами Греции, а Эпаминонд – величайшим полководцем эпохи.

Оказавшись во главе Македонии, Филипп пришел к очень простому и логическому выводу – спасти государство от гибели может только сильная и боеспособная армия, отвечающая всем требованиям эпохи. Македоняне были храбрые люди, но существующая в стране военная организация безнадежно устарела, поскольку была неспособна обеспечивать её безопасность. И Филипп II практически с чистого листа начал создание вооруженных сил Македонии.

Согласно македонским традициям, армией командовал царь. Базилевс назначал высших военачальников, в его же компетенции находились командиры среднего звена. На высоких командных должностях служили представители знатных фамилий, здесь наглядным примером служила история Пармениона, друга и соратника Филиппа II. В битвах Парменион обычно командовал левым крылом македонской армии, нередко возглавлял и отдельные корпуса, действовавшие в отрыве от главных сил. Старший сын полководца, Филота, командовал кавалерией гетайров, средний сын, Никанор, возглавлял корпус гипаспистов, зять Кен командовал таксисом фаланги. Но со временем положение дел в армии стало меняться, к началу похода в Среднюю Азию с кланом Пармениона было покончено. После сражения при Гавгамелах Александр за храбрость и распорядительность стал выдвигать на командные посты в пехоте простых солдат.

Высоким положением среди македонских командиров пользовались царские соматофилаки (телохранители), принимавшие участие в военных советах и командовавшие отдельными частями и сводными корпусами армии. Изначально соматофилаков было семь, но к концу похода в Азию Александр увеличил их количество до восьми человек: «В это время у него было семь телохранителей: Леоннат, сын Антея, Гефестион, сын Аминтора, Лисимах, сын Агафоклея, Аристоний, сын Писея (все родом из Пеллы), Пердикка, сын Оронта, из Орестиды, Птолемей, сын Лага, и Пифон, сын Кратера, – оба из Эордеи. Восьмым прибавился к ним Певкест, прикрывший Александра щитом» (Arr.Anab.VI, 17). Этих царских телохранителей (соматофилаков) не следует путать с воинами из агемы гипаспистов (щитоносцев), охранявших шатер базилевса. Царские щитоносцы оберегали персону монарха на полях сражений, во время похода и при проведении торжественных мероприятий. В битве при Гавгамелах Диодор Сицилийский называет Гефестиона начальником телохранителей (XVII,61), но каких именно телохранителей историк при этом подразумевал и насколько данная информация соответствует действительности, сказать трудно. Александр редко менял соматофилаков, все изменения среди телохранителей были связаны с чрезвычайными обстоятельствами. Во время боя под Галикарнасом погиб «Птолемей-телохранитель» (Arr. Anab. I, 22), в Египте умер соматофилак Арриб. Поэтому царь был вынужден подыскивать замену: «… телохранителем вместо Арриба он поставил Леонната, сына Онаса: Арриб скончался от болезни» (Arr. Anab. Ill, 5). Бывало и так, что соматафилак вызывал неудовольствие базилевса, после чего немедленно следовало суровое наказание: «… заподозрив Деметрия, одного из телохранителей, в причастии к заговору Филоты, он арестовал его и назначил телохранителем вместо Деметрия Птолемея, сына Лага» (Arr. Anab. Ill, 27). Отвечать за безопасность базилевса мог только человек, пользовавшийся исключительным доверием царя.

В Македонии существовала целая система подготовки командных кадров для армии: «Еще Филиппом было заведено, чтобы сыновья знатных македонцев, вошедшие в юношеский возраст, набирались для услуг царю; им поручали прислуживать царю и стоять на страже, когда он спит. Когда царь собирался выезжать, они приводили ему лошадь из конюшни, подсаживали его по персидскому обычаю, принимали участие в охотничьих состязаниях» (Arr. Anab. IV, 13). Курций Руф конкретно указывает, что для македонской знати «это начало службы и повышения для будущих больших начальников и вождей» (V, 1). Однако за провинности и нарушение дисциплины молодых людей ожидало жестокое наказание, царь мог приказать высечь виноватого «пажа» на глазах у товарищей и отнять у него лошадь (IV, 13).

Для решения текущих вопросов, касающихся жизни армии, существовала царская походная канцелярия. При Филиппе II и Александре Великом канцелярией руководил грек Эвмен родом из города Кардии наХерсонесе Фракийском. Эвмен имел большое влияние в армейской верхушке, «пользовался почетом наравне с ближайшими товарищами и друзьями царя, а впоследствии, в индийском походе, был назначен полководцем с правом самостоятельного командования» (Plut. Eum.1,1). Как это ни парадоксально, но во время войн диадохов именно царский секретарь проявит себя самым талантливым военачальником среди полководцев Александра Великого.

Основой боевого порядка новой армии Филиппа II была фаланга сарисс, комплектовавшаяся по территориальному принципу из крестьян и пастухов Верхней и Нижней Македонии. Нам известны подразделения из Элимиотиды, Стимфайи, Линкестиды и Орестиды (Diod.XVII,57). По мнению Филиппа, такой способ набора усиливал сплоченность армии, поскольку теперь воины сражались в одном строю со своими земляками. Фаланга делилась на таксисы (малая фаланга) из 1536 воинов в каждом, которые, в свою очередь, подразделялись на шесть синтагм (или спейр) по 256 бойцов. Синтагма состояла из четырех тетрархий по 64 человека. Арриан также упоминает декаду – подразделение из 16 воинов, составляющих ряд в фаланге (Arr.Anab.VII,23). Р. Шеппард полагает, что изначально декада состояла из 10 человек и только в конце царствования Филиппа II её состав был увеличен до 16 воинов (110,79). Такое деление привело к тому, что резко возросла роль командиров низшего звена, которые стали получать двойное, а то и тройное жалованье по сравнению с рядовым составом фаланги. Рассказывая об экспериментах Александра по созданию фаланги нового типа, Арриан приводит некоторые сведения относительно жалованья младших командиров фаланги. Как пишет Арриан, Александр «десятником при каждой «декаде» назначил македонца, над ним македонца «двудольника» и «десятистатерника» (так называли воина по жалованью, которое он получал: оно было меньше жалованья «двудольника» и больше обычного солдатского). Под их началом, таким образом, было 12 персов и замыкающий «декаду» македонец, тоже «десятистатерник», так что в «декаде» находилось четыре македонца, отличенных – трое жалованьем, а один властью над «декадой», и 12 персов» (Arr.Anab.VII,23). К вопросу о выплате жалованья в македонской армии мы ещё вернемся, пока же обратим внимание на такой момент. Желая польстить самолюбию фалангитов, Филипп II называл их педзетайрами – «пешими гетайрами» (товарищами), тем самым как бы уравняв их с элитными тяжеловооруженными всадниками – гетайрами.

Македонская фаланга. Археологический музей Антальи. Фото автора

Время, проведенное Филиппом в Фивах в качестве заложника, не прошло для него даром. Будучи хорошо знаком с военной организацией фиванцев, базилевс сделал в своей фаланге два радикальных отличия от классической греческой фаланги – увеличил длину копий и значительно углубил строй. Вместо традиционного копья была введена длинная пика сарисса, которую надо было держать двумя руками. Длина сариссы остается темой бесконечных дискуссий, поскольку источники сообщают по данному вопросу противоречивую информацию. Согласно свидетельству Феофраста, современника Филиппа II и Александра Великого, её длина доходила до 5,4 м (12 локтей): «Высотой кизил бывает самое большее в двенадцать локтей, т. е. в самую длинную сариссу» (111,12,1). Полибий пишет о том, что изначальная длина сариссы была 7,2 м (16 локтей), и только в эпоху македонского царя Филиппа V она сократилась до 6,3 м (14 локтей). По информации Полиэна, «сарисса была длиной в шестнадцать локтей» (11,29,2). П. Коннолли предположил, что древко сариссы изготавливалось из кизила и состояло из двух частей, которые соединялись железной муфтой (69,66). Кизил считался очень прочным деревом, недаром Феофраст заметил, что «самое крепкое дерево – это кизил» (V,6,4).

Тит Ливий, не вдаваясь в подробности, сообщает читателям, что «македоняне были вооружены круглым щитом и сариссой» (IX,19). Но это слишком упрощенный подход. Помимо сариссы, каждый воин фаланги был вооружён прямым обоюдоострым мечом ксифосом, длиной до 60 см. Также педзетайры использовали фракийскую махайру – изогнутый меч, с лезвием на внутренней стороне клинка, предназначенный для рубящих ударов в рукопашной схватке. Аналогом махайры служил копие греческих гоплитов. Современные исследователи отличают махайру от кописа, основываясь на том, искривлен ли клинок вперед (копие) или назад (махайра). Изгиб рубящей кромки делал клинок более прочным, а высокое расположение центра тяжести значительно увеличивало его пробивную силу. Тяжёлые клинки махайры и кописа доходили до 65 см и в умелых руках были страшным оружием. Изогнутые и прямые мечи различались прежде всего балансом.

Филипп облегчил защитное снаряжение педзетайров – вместо тяжёлого гоплитского щита в македонской армии был введён небольшой круглый щит: «македонский медный щит, не слишком выпуклый» (Leo.Tact.VI,35). Ю.Н. Кузьмин обратил внимание на некоторые особенности такого щита: «Определение щит македонского типа” основано на нескольких базовых характеристиках. Еще в древности Асклепиодот (I в. до н. э.) в своей теоретической “Тактике” отмечал, что для воинов фаланги лучше всего подходит щит “македонский, медный, в восемь палест, не очень выпуклый”. Таким образом, согласно свидетельству Асклепиодота, а также и археологических находок, “македонский щит”, в отличие от традиционных греческих гоплитских щитов, характеризовали маленькая выпуклость и меньший диаметр, варьировавшийся примерно от 60 до 75 см. Еще одной конструктивной особенностью было отсутствие плоской кромки и ручки с края щита. Все это давало воинам фаланги возможность использовать свободную кисть левой руки для удержания сариссы» (72,2). Существует мнение, что во время сражения педзетайр просовывал предплечье в петлю, расположенную по центру щита, поскольку кисть приходилось освобождать для действия сариссой (110,81). Данное предположение подтверждается Плутархом, описавшим действия фалангитов в битве при Пидне: «… македоняне по условленному сигналу разом отвели щиты от плеча и, взяв копья наперевес, стойко встретили натиск римлян» (Plut. Aem.19). Держа сариссу двумя руками, педзетайр мог насквозь пронзить противника, что и было засвидетельствовано тем же Плутархом (Plut.Aem.20). Щиты македонян имели ещё одну характерную особенность: «В XVIII–XIX вв. на основе анализа изображений щитов на македонских монетах понятие “щит македонского типа” было расширено. В него стали включать и особый орнамент – изображение по периметру щита полукругов и эллипсов, а также наличие в них, а иногда и в центральной части щита астральной символики» (72,2). Это очень хорошо видно на фресках из гробницы в Агиос Афанасиос.

Воин в панцире торакс и с фригийским шлемом. Афины. Национальный Археологический музей. Фото автора

Во время Пелопоннесской войны произошло значительное облегчение снаряжения тяжеловооруженных пехотинцев, воины практически отказались от панцирей, используя в качестве защиты гоплитский щит. Большую популярность получили открытые колоколообразные шлемы-пилосы, позволявшие воину лучше видеть поле сражения. Ко времени реформ Филиппа II ситуация несколько изменилась, поскольку в греческих армиях появились бронзовые анатомические панцири тораксы, гемиотораксы и изготовленные изо льна линотораксы.

В македонской армии получили большое распространение льняные панцири, изготовленные из нескольких слоёв ткани, склеенных между собой, и иногда усиленные металлическими пластинами.

П. Коннолли сделал такой панцирь. По словам исследователя, «его оказалось трудно надевать из-за жесткости, но, чуть попривыкнув к доспеху, можно было ощутить, что в нем легко и удобно двигаться» (69,52). Можно предположить, что бронзовые тораксы носили командиры среднего звена, служившие в фаланге.

Интересную информацию относительно защитного снаряжения македонян сообщает Полиэн: «Александр предоставил (бегущим) воинам взамен панциря полупанцирь, чтобы они, оставаясь на месте, имели защиту, поскольку были закрыты спереди, а убегая, не могли защищать спину. Никто поэтому более не бежал, опасаясь оказаться незащищенными, но всегда, оставаясь на месте, побеждали» (IV,3,13). Скорее всего здесь речь идет о панцирях-гемиотороксах, прикрывавших грудь, но не защищавших спину солдата. Другое дело, насколько достоверна информация о бегстве македонян с поля боя, в результате чего Александр был вынужден применить такую оригинальную меру воздействия.

Панцирь линоторакс и меч ксифос. Археологический музей Сиде. Фото автора

Македонские тяжеловооруженные пехотинцы использовали шлемы фригийского, фракийского и халкидского типа, многие сариссофоры носили шлемы-пилосы. Особенно интересны были так называемые фракийские шлемы, чья полумаска изготавливалась в форме усов и бороды. По поводу фригийского шлема Н. Секунда сделал интересное наблюдение: «Некоторые из них были просто бронзовыми, однако большинство окрашивались в синий цвет, который, видимо, и был различительным цветом пехоты. Небольшое количество шлемов имело позолоченную полосу вдоль «петушиного» гребня, что могло быть признаком офицерского ранга» (94,44–45). Комплект защитного снаряжения воина сариссофора дополняли поножи. По мнению Р. Шеппарда, это было необходимо для того, чтобы стоявшие в тесном строю педзетайры не поранили ноги своих товарищей подтоками сарисс (113,83).

Панцирь линоторакс и мечи ксифосы. Археологический музей Сиде. Фото автора

Любопытное описание снаряжения македонского пехотинца оставил Дион Кассий. Римский император Каракалла (188–217 гг. н. э.) был большим поклонником Александра Великого. Подражая легендарному полководцу, он решил воссоздать македонскую фалангу и совершить новый поход на Восток. Император «набрал фалангу, состоявшую из одних лишь македонцев и насчитывавшую шестнадцать тысяч воинов, назвав ее «фалангой Александра» и вооружив солдат по образцу того времени. Их снаряжение включало в себя шлем, изготовленный из невыделанной бычьей шкуры, панцирь, сотканный из тройных льняных нитей, бронзовый щит, длинное копье, короткий дротик, сапоги и меч» (Dio.Cass.LXXVIII,7). Насколько данная информация соответствует действительности? Больше всего вопросов вызывает не шлем из «невыделанной бычьей шкуры», а наличие дротика у фалангита. И хотя П. Коннолли, ссылаясь на Арриана и Диодора Сицилийского, утверждает, что сариссофоры использовали дротики, в это верится с трудом (69,67). Педзетайры – это не римские легионеры, метавшие пилумы в противника и продолжавшие сражение мечами. Фалангиты были вооружены тяжелыми двуручными сариссами, что не позволяло им применять метательное оружие. Если сариссофоры когда и бросали дротики, то только там, где применение пик исключалось (например, во время осады городов).

Новшеством со стороны Филиппа II было и то, что теперь обеспечение македонской пехоты оружием и доспехами происходило за счет государства. По крайней мере именно так можно истолковать сообщение Диодора Сицилийского о перевооружении армии Александра Великого в Индии: «Привезено было полное и превосходное вооружение для двадцати пяти тысяч пехотинцев и на сто талантов лекарственных снадобий» (XVII,95). Обратим внимание, что македонское командование заботится не только о снаряжении своих солдат, но и об обеспечении личного состава необходимыми лекарствами. Свидетельство Диодора о поставках снаряжения в армию Александра подтверждает Курций Руф: «Мемнон доставил ему… 25 тысяч шлемов и щитов с чеканкой из золота и серебра; раздав их воинам, царь приказал сжечь прежние» (IX,3). О плате за доспехи даже речи нет. Подобный подход к проблеме вооружения армии со стороны македонских царей был новаторским. Это в корне меняло ситуацию, поскольку ставило армию Македонии в более выгодное положение по сравнению с другими военными организациями эллинского мира, где подобная практика отсутствовала. Хотя к системе обеспечения личного состава армии оружием и доспехами за счет государства Филипп II пришёл не сразу, а по мере роста своих успехов во внутренней и внешней политике и наполнения золотом государственной казны.

Шлем пилос. Афины. Музей Бенаки. Фото автора

В отличие от классической дорийской фаланги, насчитывавшей 8 шеренг, глубина фаланги македонской могла меняться в зависимости от обстоятельств и достигать от 8 до 16 рядов в глубину, а иногда и до 32 (Polyb.XII,19;Curt.III,9). Длинные пики и глубокий строй давали неоспоримое преимущество педзетайрам над их противниками, в том числе и над греческими гоплитами. Что же касается иллирийцев, фракийцев и народов Азии, то в прямом столкновении с македонской тяжеловооруженной пехотой они изначально оказывались в проигрышном положении: «… любая варварская народность и толпа легковооруженных людей бессильны перед правильно построенной и хорошо вооруженной фалангой» (Strab.VII,III,17). В этом случае фаланга просто сминала боевые порядки противника.

Один из изображенных на рельефе воинов носит панцирь торакс. Археологический музей Сиде. Фото автора

Перед битвой полководец обращался к фалангитам, воины же, в свою очередь, приветствовали военачальника: «Солдаты тотчас же увидели его и ответили на приветствие по-македонски, а потом подняли с земли щиты, ударили в них сариссами и воинственно закричали, вызывая врагов на бой, так как их полководец был теперь с ними» (Plut.Eum. 14). В наступление педзетайры шли с боевым кличем «Алала-ла-лай», взывая к Аресу Эниалию (94,40). Зрелище было устрашающее. Римский полководец Эмилий Павел, мужественный человек и опытный военачальник, был поражен грозным видом идущих в атаку сариссофоров: «Консул Луций, никогда раньше не видавший фаланги, впервые видел ее теперь у Персея и впоследствии неоднократно признавался в беседах с римлянами, что не знает строя грознее и ужаснее македонской фаланги, а он больше всякого другого не только наблюдал сражения, но и участвовал в них» (Polyb.XXIX,17). Полибию вторит Плутарх: «… ему стала понятна вся сила этого сомкнутого, грозно ощетинившегося строя; никогда в жизни не видел он ничего более страшного и потому ощутил испуг и замешательство, и нередко впоследствии вспоминал об этом зрелище и о впечатлении, которое оно оставило» (Aem.19).

Шлем и поножи. Эфес. Фото автора

Если фаланга шла в атаку одним крылом, а второе оставалось на месте, то такая фаланга называлась «косой» (Arr.Tact.XXVI). Этот маневр безукоризненно выполнял Александр Великий. При появлении в тылу фаланги вражеских отрядов, сариссофоры производили контрмарш – разворачивали фронт лицом к неприятелю. Существовало несколько видов контрмаршей – македонский, критский и лаконский (Arr.Tact. XXIII). Как отметил А. К. Нефедкин, «для подобного перестроения нужна была особо тщательная выучка войск, которой, собственно, и славилась македонская армия» (5,117). В обороне фалангиты тесно смыкали ряды, такой маневр назывался синаспизмом: «Синаспизм» же получается, если уплотнить фалангу до такой степени, что из-за густоты невозможен будет даже поворот строя в обе стороны» (Arr.Tact.XI). Если противник атаковал с двух сторон, то военачальник выстраивал «двустороннюю» фалангу (Агг. Tact.XXIX). Команды отдавались либо голосом, либо видимыми знаками, либо трубой (Arr.Tact.XXVII). Когда фаланга сдавалась на милость победителя, воины поднимали вверх сариссы (Liv.XXXIII,10).

Бронзовая поножа. Афины. Национальный Археологический музей. Фото автора

Отправляясь в Азиатский поход, Александр оставил в распоряжении наместника Македонии Антипатра 12 000 пехотинцев (Diod. XVII,17). Говорить о том, что все они являлись сариссофорами, не приходится, поэтому логично предположить, что под командованием Антипатра было шесть таксисов фаланги. Остальные пехотинцы были легковооруженными воинами. Описывая битву при Гавгамелах, Арриан называет имена командиров такисов фаланги и показывает их расположение в строю. На правом фланге стоял таксис Кена, Полемократова сына, «затем Пердикки, Оронтова сына; потом Мелеагра, Неоптолемова сына; затем полк Полиперхонта, сына Симмии; затем Аминты, сына Филиппа. Этим полком командовал тоже Симмия, так как Аминта был отправлен в Македонию набирать войско. Левое крыло македонского войска занимал полк Кратера, Александрова сына» (Arr.Anab.III,ll). Полиперхонт был назначен командиром таксиса вместо Птолемея, сына Селевка, погибшего в битве при Иссе (11,12). Обращает на себя внимание тот факт, что в битвах при Иссе и Гавгамелах именно таксис Кена занимал почетный правый фланг. Есть мнение, что это не просто случайность. Поскольку таксис из Элимиотиды считался элитным, а его воины назывались астетайрами (городскими гетайрами), то они могли пользоваться среди остальных сариссофоров определенными привилегиями. По мнению Р. Шеппарда, астетайры отличались лучшей подготовкой и вооружением, что позволяло им сражаться на стыке фаланги и корпуса гипаспистов (110,80). Именно астетайры Кена первыми ворвались в Тир.

Меч копие и наконечник копья. Афины. Национальный Археологический музей. Фото автора

Впрочем, на ситуацию с астетайрами можно взглянуть и с другой точки зрения. Арриан конкретно пишет о том, что таксисы в фаланге занимали место на правом фланге в порядке очередности: «… каждый стратег стоял в том ряду, который ему на тот день выпал» (Агг. Anab.1,28). Косвенно это подтверждается тем, что в битве при Гранине на почетном правом крыле фаланги находился таксис Пердикки (Arr.Anab.I,14). Поэтому можно предположить, что в битвах при Иссе и Гавгамелах астетайры Кена сражались не потому, что имели привилегированное положение, а потому что просто подошла их очередь. Изучив фигуры «Сидонского саркофага», Н. Секунда высказал мнение, что астетайры носили пурпурные туники (94,48), но насколько это соответствовало реалиям эпохи, сказать затруднительно. Неизвестно, есть ли вообще изображение астетайров на саркофаге.

Связующим звеном между кавалерией и фалангой служил корпус гипаспистов (щитоносцев), отборное подразделение средней пехоты. По своему снаряжению эти воины больше напоминали греческих гоплитов, чем педзетайров, поскольку вместо пик были вооружены обычными копьями (дори). Об этом писал П. Коннолли: «Похоже, что вооружены они были как обычные гоплиты – копьем и аргивским щитом» (69,67). Соответственно, размер щитов у гипаспистов был больше, чем у фалангитов. Возможно, щитоносцы носили панцири линоторакс, шлемы фригийского, фракийского и халкидского типов. Мнение о том, как выглядели гипасписты, высказал Н. Секунда: «Из пяти гоплитов на «Саркофаге Александра» один изображен без панциря, и мы можем идентифицировать его фигуру как гипасписта. Он имеет одежду и снаряжение греческого гоплита до проведенного Филиппом перевооружения. Хитон, спущенный с правого плеча для большей свободы движений, можно определить как греческую эксомиду (exomis). Из всей пехоты только гипасписты носили обувь. Во время погони за Дарием гипаспистов сажали на лошадей за спину конникам, так что, возможно, башмаки предназначались именно для этих случаев» (94,48). Но насколько это предположение соответствует действительности, сказать трудно. По крайней мере утверждение насчёт обуви легко оспорить. Потому что одно дело, как представлял себе скульптор или художник античности македонских воинов эпохи Александра и совсем другое дело – самому прогуляться босиком по земле Греции и Анатолийского полуострова. Особенно по каменистой и горной местности. Поэтому я никогда не поверю, что македонские тяжеловооруженные пехотинцы сражалась босиком, бодро выбивая голыми пятками пыль из азиатских дорог. На фресках из гробницы в Агиос Афанасиос македонские воины изображены в обуви. Как уже отмечалось, римский император Каракалла был большой поклонник Александра Великого и во всём подражал великому завоевателю. Поэтому одевался, как македонский солдат: «Появлялся он, имея вид македонца, нося на голове белую широкополую шляпу, а ноги обув в сапожки» (Herodian.IV,8). П. Фор также пишет о том, что македоняне носили обувь (99,329).

Македонская обувь. Фрагмент статуи Александра Великого из Перге. Археологический музей Антальи. Фото автора

В бою щитоносцы прикрывали наиболее уязвимые участки боевого строя сариссофоров – фланги и одновременно служили связующим звеном между фалангой и кавалерией. Гипасписты были сведены в три хилиархии по 1024 воина в каждой (110,85) и отличались от фаланги очень большой мобильностью. Из них же формировалась и «агема» – пешая гвардия македонских царей, охранявшая ставку базилевса. Арриан называет её «агема щитоносцев» (III,11), а служивших в ней гипаспистов «царские щитоносцы» (III,13). Историк конкретно разделяет собственно гипаспистов и воинов агемы, подчеркивая, что именно последние были телохранителями при царской особе (Arr.Anab.IV,30). С самого начала восточного похода Александра в Азию бессменным командиром гипаспистов был Никанор, сын Пармениона. После его смерти в 330 г. до н. э. им стал Неоптолем (Plut.Eum.l), «один из друзей, Эакид родом», некогда первым поднявшийся на стену Газы (Агг. Anab.11,27). Во время боев под Галикарнасом упоминаются некие Филот и Гелланик (Arr.Anab.I,21), возможно, это были командиры подразделений гипаспистов. В Индии агемой гипаспистов командовал Селевк, сын Антиоха, будущий основатель державы Селевкидов (Агг. Anab.V,13). Гипасписты сражались на наиболее опасных участках фронта, что приводило к потерям среди командного состава – под Галикарнасом погиб «хилиарх Адей» (Arr.Anab.I,22), командир Адмет, «отличавшийся мужеством и силой» (Diod.XVII,45), был убит ударом копья при штурме Тира (Arr.Anab.II,23).

В бою гипасписты располагались на правом крыле македонской армии, между кавалерией и фалангой. На правом фланге корпуса щитоносцев всегда стояли царские гипасписты (Arr.Anab.III,ll), следом выстраивались «прочие щитоносцы, соблюдая первое место за теми, кому оно выпало на тот день» (Arr.Anab.V,13). Александр периодически разделял армию на несколько корпусов и во главе сводного отряда, куда наравне с конницей и мобильными войсками входили гипасписты, совершал стремительные марш-броски. «Щитоносцы» участвовали практически во всех рейдах легендарного полководца, в том числе и в знаменитой погоне за Дарием III. Согласно Диодору Сицилийскому, в армии Александра Великого, отправившейся на завоевание Азии, тяжеловооруженных македонских пехотинцев насчитывалось 12 000 (Diod.XVII,17).

Предположительное изображение гипасписта на Сидонском саркофаге. Стамбул. Археологический музей

Мобильные войска в армиях Филиппа II и его сына в основном набирались среди племен и народов, находившихся в той или иной степени зависимости от Македонии. Это были агриане, фракийцы и иллирийцы, хотя среди легковооруженных воинов числились греки и македоняне. Информации об этих воинских контингентах сохранилось немного. Однако благодаря Диодору Сицилийскому нам известна численность данных подразделений: «Одрисов, трибаллов и иллирийцев следовало за ним пять тысяч; лучников, так называемых агриан, тысяча» (Diod. XVII,17). Обратим внимание, что в список не вошли мобильные войска греческих союзников.

Среди легковооружённых воинов в македонской армии заслуженной славой пользовались агриане, искусные метатели дротиков (Диодор ошибся, назвав их лучниками). Арриан же называет их «агрианами-дротометателями» (Anab.1,14). В самом начале своего царствования Александр установил дружеские отношения с царем агриан Лангаром и просил его о военной помощи. Лангар встретился с Александром и «привел с собою самых красивых и наилучшим образом вооруженных щитоносцев, какие только у него были» (Arr.Anab.I,5). Как следует из текста, из защитного снаряжения у агриан были щиты, возможно, что это были фракийские пельты. Александр пообещал царю агриан руку своей сестры Кины, но Лангар, к сожалению, вскоре умер от болезни. В походе на восток в армии базилевса было 1000 агриан (Diod.XVII,17), командовал ими македонец Аттал. В битве при Иссе агриане прикрывали правый фланг македонской армии от расположившихся на горах персидских отрядов (Arr.Anab.II,9). В сражении при Гавгамелах воины Аттала вновь заняли позиции на правом фланге армии Александра (Arr.Anab.III,12). Агриане были ударным отрядом среди легковооруженных подразделений армии, и поэтому они принимали участие во всех авантюрах Александра.

Командиром фракийских метателей дротиков из племени одрисов был Ситалк, во время операций в Киликии его отряд входил в состав корпуса Пармениона (Arr.Anab.II,5). В бою за город Саголассос в Писидии на левом фланге македонских боевых порядков стояли «фракийцы с дротиками под командой Ситалка» (Arr.Anab.I,28). В битве при Иссе Ситалк со своими людьми вновь расположился на левом фланге перед строем тяжеловооруженной пехоты (Arr.Anab.II,9), аналогичную позицию фракийские метатели дротиков занимали и в сражении при Гавгамелах (Arr.Anab.III,12). Во время похода в Среднюю Азию упоминается «Птолемей, стратег фракийцев» (Arr.Anab. IV,7). Возможно, в Экбатанах Ситалк покинул армию и вместо него царь назначил командиром фракийских метателей дротиков македонянина Птолемея.

Кроме воинов Ситалка и Птолемея, в состав армии Александра входили «метатели дротиков Балакра» (Arr.Anab.III,12). Балакр, сын Аминты, был крайне интересной фигурой. До завоевания Египта македонянами он командовал союзной пехотой в армии Александра, на что есть конкретное указание Арриана (III,5). По воле царя Балакр остался в Египте, а командиром союзных пехотинцев был назначен Калан (III,5). Но в битве при Гавгамелах мы вновь встречаемся с Балакром, теперь он командует метателями дротиков. Его воины вместе с агрианами стояли на правом фланге македонской армии против колесниц с косами и успешно справились с поставленной задачей. Вражеские повозки «встречали градом дротиков, как только они приближались; на других у возниц вырывали вожжи, их самих стаскивали вниз, а лошадей убивали» (Arr.Anab.III,13). Можно предположить, что под командованием Балакра были трибаллы и иллирийцы (Diod. XVII, 17), поскольку одрисы служили под началом Ситалка.

Особый интерес представляют отряды лучников в армии Александра. Они часто упоминаются в составе македонской армии, но при этом их этническая принадлежность называется редко. Лишь рассказывая о битве при Иссе, Арриан отметит, что «на левом крыле впереди стояли из пехоты критские лучники» (Arr.Anab.II,9). Критских лучников упоминают Диодор Сицилийский (XVII, 5 7) и Курций Руф (111,7,9). Согласно сообщению Курция Руфа, в битве при Гавгамелах критские стрелки находились в подчинении Аттала, командира агриан (IV,13). В сражении при Гавгамелах на правом фланге армии Александра располагались «македонцы-лучники под начальством Брисона» (Arr.Anab.III,12).

Сообщения источников о командном составе лучников довольно запутаны. Арриан сообщает, что в сражении за Фивы погиб «начальник лучников, критянин Эврибот» (Anab.1,8). Но командовал он всеми лучниками в армии Александра или же только критскими стрелками, не уточняется. Скорее всего под началом Эврибота состояли все армейские лучники, поскольку он был критянин, а именно критяне славились на всё Восточное Средиземноморье как непревзойденные стрелки. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на должность командира лучников базилевс назначил военного профессионала, хорошо знавшего своё дело. Во время вторжения в Малую Азию стрелками командовал «Клеандр, стратег лучников» (Arr.Anab.I,28), но он вскоре погиб во время боя за город Саголассос в Писидии. Командование принял некий Антиох, и в битве при Иссе царь расположил на правом фланге армии «лучников под предводительством Антиоха» (Arr.Anab.II,9). Судя по имени, новый командир лучников был македонянин. Но и Антиох долго не задержался на высокой должности, смерть подстерегла его уже в Египте: «Умер и Антиох, начальник лучников; вместо него он поставил начальником над лучниками критянина Омбриона» (Arr.Anab.III,5). Ещё раз оговорюсь, по моему мнению, здесь речь идет не конкретно о критских стрелках, а обо всех лучниках македонской армии, находившихся под командованием уроженца с острова Крит.

Рассказывая о битве при Гавгамелах, Диодор Сицилийский упоминает «ахейских наемников» (Diod.XVII,57), занявших позиции рядом с критскими стрелками. Скорее всего это были легковооруженные воины. Дело в том, что ахейцы славились как искусные пращники, о чем сохранилось подробное свидетельство Тита Ливия: «… вызвали сотню пращников из Эгия, Патр и Дим. Там принято с детства упражняться с пращой, пуская в открытое море круглой галькой, что вперемешку с песком покрывает обыкновенно морской берег. Поэтому дальностью броска они превосходят балеарских пращников и при этом бьют и верней, и сильней. Дело в том, что у них петля пращи не из одного ремня, как у балеарцев и прочих, а тройная, для жесткости прошитая во многих местах, чтобы во время метания пуля не перекатывалась, как то бывает, когда ремень слаб, но крепко удерживалась петлей при размахе, а при броске вылетала, как пущенная тетивой. Привыкши издалека пускать камни так, чтобы они пролетали через небольшое кольцо, они попадали не то что в голову неприятельского солдата, но в то место лица, куда метили» (XXXVIII,29). Поэтому нет ничего удивительного в том, что по приказу Александра ахейских наемных пращников поставили рядом с критскими лучниками.

Но это лишь моё предположение.

Подтоки копий.

Афины. Национальный Археологический музей. Фото автора

Поэтому можно говорить о том, что в состав союзных пехотных контингентов входили как тяжеловооруженные, так и легковооруженные воины. Общее количество греческих пехотинцев Диодор определяет в 7000 человек (XVII, 17), но какой процент из них составляли мобильные войска, а какой пехота гоплитов, сказать затруднительно. Н. Секунда предположил, как мог выглядеть тяжеловооруженный пехотинец союзных контингентов в армии Александра: «Греческая наемная пехота была снаряжена по традиционному спартанскому образцу: бронзовые гоплитские щит и шлем, однако панцирь и поножи отсутствовали. Воины были вооружены обычными для пехоты копьем и мечом и носили красную эксомиду (exomis) – хитон со спущенным правым рукавом. Изображения греческих наемников на персидской службе в такой одежде и с таким вооружением присутствуют на «Саркофаге Александра» и на «Мозаике Александра». Возможно, наемники на македонской службе носили панцири, но в этом случае их подвижность была бы снижена» (94,52). Как уже упоминалось, командиром союзной греческой пехоты был назначен Калан (Arr.Anab.III,5), каждым союзным контингентом из определенного региона командовал собственный военачальник.

Арриан пишет, что в битве при Гавгамелах на правом фланге стояли «так называемые «чужестранцы-ветераны» со своим начальником Клеандром» (Arr.Anab.III,12). Исходя из того, что эти воины занимали позиции рядом с агрианами и македонскими лучниками Брисона, можно допустить, что перед нами легковооруженные бойцы. Как следует из названия подразделения, они обладали большим военным опытом и были наняты за деньги. Возможно, в той же Малой Азии.

Вот, собственно, и всё, что я хотел рассказать о пехотных контингентах в армиях Филиппа II и Александра Великого. Рассмотрим положение дел в кавалерии.

По словам Александра, под его командованием сражались фессалийская, беотийская, пелопоннесская, македонская и фракийская конницы (Arr.Anab.II,7). Но главной ударной силой армии Филиппа II была тяжеловооруженная конница гетайров. Это подразделение делилось на илы численностью в 200 кавалеристов под командованием илархов. Илы, в свою очередь, состояли из четырех тетрархий по 49 наездников, подчинявшихся тетрархам (94,20). Исключением была «царская ила», она насчитывала до 300 кавалеристов. Этих воинов базилевс лично водил в бой. Число 300 было традиционным числом для отборных подразделений греческих полисов, достаточно вспомнить спартанских гипеев и знаменитый фиванский «Священный отряд». Филипп многое перенял у эллинов, не исключено, что позаимствовал и численность гетайров для элитной царской илы. Во время похода Александра Великого на Восток этим отрядом командовал Клит, сын Дропида, по прозвищу Черный (Arr.Anab.III, 11). В дальнейшем несколько ил Александр будет объединять в гиппархии, но произойдет это накануне похода в Индию. Ганс Дельбрюк считал македонских царей создателями регулярной конницы: «… можно сказать, что первая кавалерия была создана македонянами. Образовать тактические единицы из всадников по многим причинам… гораздо труднее, чем создавать пехотные единицы» (51,137).

Изображение всадника на охоте. Родос, Археологический музей. Фото автора

О гетайрах Филиппа Афиней высказался очень нелицеприятно: «Как проматывал жизнь царь Филипп со своими товарищами, пишет тот же Феопомп в сорок девятой книге «Истории»: «После того как Филипп стал обладателем неслыханных богатств, он не просто их быстро потратил, нет, он спустил их, бросил на ветер. Как сам он был никуда не годным хозяином, так и его окружающие. Попросту говоря, никто из них не умел вести хозяйство, живя просто и скромно. Виновником этого был сам Филипп: ненасытный в стремлении к роскоши, он и брал и раздавал добро с одинаковой легкостью: у него, воина, не было времени подсчитывать доходы и траты. К тому же его товарищи, устремившиеся к нему со всех концов земли, – одни были местные, другие из Фессалии, третьи из остальной Эллады – подбирались не по достоинствам; напротив, сколько ни было среди эллинов или варваров распутников, мерзавцев и наглецов, почти все они, собравшись в Македонии, назвались товарищами Филиппа. Да и окажись там человек иного склада, в водовороте македонской жизни он быстро бы уподобился остальным и перенял их привычки. Как войны и походы, так и [мирная] расточительность жизни не только пробуждала в них непристойную наглость, но и доводила до распутства, почти разбойничьего» (Athen.IV,62). В дальнейшем Афиней продолжит развивать тему: «Но не только Дионисий с одобрением относился к людям, тратившим имущество в пьянстве, игре в кости и прочих беспутствах, но и Филипп. Об обоих пишет Феопомп. В сорок девятой книге он так говорит о Филиппе: «Людей благопристойных и бережливых Филипп отвергал, а любил и хвалил тех, кто жил привольно и тешился пьянством и игрою. Он не только давал им в этом полную волю, но и позволил состязаться во всем дурном и мерзком. Каких гнусностей в них не было? И что хорошего в них было? Взрослые, они брили и выщипывали на себе волосы; бородатые, влезали друг на друга, каждый из них таскал с собой двух-трех распутников и сам был готов служить другим. Поэтому верно было бы сказать, что они – не гетайры, но гетеры, не воины, но подонки, по натуре злодеи, по привычкам блудодеи. Трезвости они предпочитали пьянство, а вместо порядка искали грабежей и убийств. Говорить правду и жить в согласии они считали ниже своего достоинства, а клятвопреступления и мошенничество полагали высшими добродетелями. Владея большою частью Европы, они пренебрегали тем, что есть, и гнались за тем, чего у них не было. В это время гетайров было не более восьмисот, но земельных доходов они получали не менее, чем десять тысяч эллинов в обширной и плодородной местности» (VI,77). Оставим в стороне рассуждения Афинея о моральном облике гетайров, обратим внимание на интересующие нас подробности. Из текста следует, что в составе тяжеловооруженной кавалерии сражались не только выходцы из собственно Македонии, но и эллины, перешедшие на службу к Филиппу и получившие от царя земельные пожалования. По свидетельству Афинея, гетайров было восемь сотен, но в дальнейшем их число увеличилось. Формировалась тяжеловооруженная конница по территориальному принципу, каждая ила набиралась в определенном регионе. У Арриана есть упоминание об илах «анфемусийской, предводителем которой был Перид, сын Менесфея, и так называемой «Белоземельной» – под командой Пантордана, сына Клеандра» (Anab.11,8). Во время кампании против трибаллов Александр приказывает Гераклиду и Сополу «вести на левое крыло всадников из Боттиеи и Амфиполя» (Arr.Anab.I,2). Когда после высадки в Малой Азии Александр проходил мимо города Лампсак, «с ним шла ила «друзей» из Аполлонии, которой командовал Сократ, сын Сафона» (Arr.Anab.I,12). Не исключено, что кавалерия гетайров условно делилась на конницу из Верхней и Нижней Македонии, на что косвенно указывает следующее свидетельство Арриана: «Александр, выманив трибалов из леса, приказал Филоте взять всадников, набранных в Верхней Македонии» (Arr.Anab.I,2). Но это лишь предположение.

Изображение коня. Афины. Национальный Археологический музей. Фото автора

Гетайры были вооружены «тяжелыми копьями с древками из кизила» (Arr.Anab. III,11) – ксистонами, кривыми махайрами или прямыми кописами. Исходя из личного опыта, греческий историк Ксенофонт, хорошо знавший военное дело, отдавал предпочтение изогнутому мечу: «Для нанесения вреда противнику мы более предпочитаем кривую саблю, чем прямой меч, потому что для всадника, с высокого места, удар саблей удобнее, чем удар мечом» (De re eq.12). Гетайры предпочитали открытые бронзовые беотийские шлемы, которые позволяли всаднику хорошо видеть поле боя. Недаром Ксенофонт отметил, что «лучший шлем – беотийский» (De re eq.12). Из защитного снаряжения гетайры носили льняные панцири, усиленные металлическими пластинками. Впрочем, встречались исключения, из которых самым наглядным примером является железный панцирь, найденный в царской могиле в Вергине. Он изготовлен из четырёх пластин, передней, задней, двух боковых, и украшен золотыми полосками. На вопрос о том, были у гетайров щиты или нет, однозначного ответа дать нельзя. Во время Иллирийской кампании Александра произошел весьма любопытный эпизод, однако делать на его основании какие-либо далеко идущие выводы возможным не представляется. Произошло же следующее: «Александр, видя, что небольшое число врагов удерживает высоту, мимо которой проходила его дорога, приказал своей охране и «друзьям» взять щиты, сесть на лошадей и скакать к этой высоте» (Arr.Anab.I,6). Здесь хотелось обратить внимание на то, что царь приказывает гетайрам взять щиты, а это можно трактовать и так, что эти воины щитов не имели. С другой стороны, можно говорить о том, что у гетайров щиты были, просто в данный момент они находились в обозе. В любом случае достоверно известно, что в битве при Гранике у Александра был щит (Plut.Alex.16).

На основании данных археологии, Н. Секунда предположил, как могли выглядеть воины конницы гетайров: «Двое всадников на «Саркофаге Александра» могут быть идентифицированы как гетайры. Оба воина одеты в пурпурные туники с длинными рукавами и желто-золотые плащи с пурпурной каймой. Плащ-хламида (chlamys) – македонского типа, поэтому всадники являются македонцами, а цвета их одежды заставляют думать об элитном подразделении. Свидетельство Диодора (XVII. 77.5), что после смерти Дария Александр дал гетайрам персидские плащи с пурпурной каймой, также подтверждает наши догадки. Аналогичные сочетания цветов встречаются и в изображениях воинов эллинистического времени, которые также могут быть идентифицированы как гетайры» (94,28). Также Н. Секунда высказал мнение, что в царской иле всадники носили пурпурные плащи с желто-золотой каймой (94,28). Как полагал исследователь, панцири гетайров были белого цвета.

В бою гетайры строились клином, информация об этом содержится в «Тактике» Арриана: «Мы слышим, что именно клиновидными строями охотнее всего пользовались скифы и фракийцы, научившиеся у скифов. А Филипп Македонский и македонян обучил пользоваться этим строем. Кажется полезным также и этот строй, потому что командиры построены по периметру, а фронт, сведенный в острие, позволяет легко пробить любой вражеский строй и дает возможность быстро делать «поворачивания» и «возвращения». Ибо квадратные строи трудно повернуть, однако этот строй, сходящийся в острие, даже если продвигается, выдвинувшись в глубину, поворачиваясь понемногу лишь самим началом, позволит всему строю легко контрмаршировать» (Tac.XVI). Как видим, именно Филипп II заложил основы тактики македонской кавалерии. Хотя в случае необходимости его сын менял боевое построение, как это случилось во время боя на реке Яксарт: «Сам он поспешно повел остальную конницу, построив ее глубокими рядами» (Arr.Anab.IV,4). Возможно, здесь речь идет о квадратном строе. У Арриана сохранилось описание боевого построения конницы гетайров в битве при Гавгамелах: «правое крыло занимала конница «друзей»; впереди стояла царская ила со своим илархом Клитом, сыном Дропида, за ней ила Главкия, рядом ила Аристона, потом Сополида, Гермодорова сына, потом Гераклида, Антиохова сына, за нею Деметрия, сына Алфемена, рядом с ней воины Мелеагра, самой крайней из царских ил была та, которой командовал Гегелох, сын Гиппострата. Всей конницей «друзей» командовал Филота, сын Пармениона» (Arr.Anab.III,11). В клинья могли строиться как тетрархии, так и илы, всё зависело от конкретной тактической обстановки на поле боя.

Помимо корпуса гетайров в состав кавалерии Филиппа II входили и другие конные отряды. Особый интерес вызывают подразделения, которые античные авторы называют продромами (бегунами) и конными сариссофорами. Н. Секунда пришел к выводу, что «продромы (prodromoi) или разведчики – обозначение, применяемое обычно к четырем илам фракийской легкой конницы, входившим в состав собственно царской армии, но иногда также и к остальным фракийским всадникам» (94,34). По его мнению, продромы и сариссофоры – это одни и те же воины, перевооруженные Александром сариссами вместо дротиков: «При описании событий после пересечения Геллеспонта параллельно встречаются термины «продромы» и «сариссофоры» (94,35). Аналогичной точки зрения придерживается и П. Фор (100,48). П. Коннолли, напротив, считает, что это были разные подразделения: «… девятьсот фракийских и пеонийских конных дозорных имели на вооружении дротики. Они шли впереди армии, отыскивали засады и первыми вступали в соприкосновение с противником. Александр использовал их и в качестве застрельщиков. В описании битвы при Гранине упоминаются четыре илы балканских копейщиков. Согласно Арриану («Искусство тактики»), они сражались в тесном строю, сомкнув копья» (69,68). Как заметил Р. Шеппард, «после переправы через Геллеспонт, термины «продромой» и «сариссофорой» используются в источниках без всякого разбора» (110,95). Рассмотрим, что нам сообщают относительно продромов и сариссофоров античные авторы.

Предположительное изображение конного сариссофора. Фреска из гробницы Кинча. Науса, Греция

У Александра Великого было четыре илы сариссофоров. По крайней мере во время сражения со скифами на реке Танаис в составе македонской армии действуют «четыре илы солдат, вооруженных сариссами» (Arr.Anab.IV,4). Накануне битвы при Гранине конные сариссофоры выполняли функции всадников разведчиков: «Разведкой командовал Гегелох; с ним были всадники, вооруженные сариссами» (Агг. Anab.1,12). В дальнейшем Арриан уточнит, что разведкой командовал совсем другой человек: «Впереди войска были у него высланы разведчики под начальством Аминты, сына Аррабея» (Arr.Anab.I,13). Но как следует из текста Арриана, конными сариссофорами командовал именно Аминта: «Аминта, сын Аррабея, со всадниками-сариссоносцами» (Arr.Anab.I,13). Поэтому вопрос о том, кто же возглавлял македонских конных разведчиков в канун сражения на реке Гранин, остается открытым. Не исключено, что Арриан здесь просто ошибся, поскольку Гегелох был командиром илы гетайров (Arr.Anab.III,ll). Рассказывая о действиях Аминты перед форсированием Граника, Арриан отметит, что «с ним шла ила «друзей» из Аполлонии, которой командовал Сократ, сын Сафона, и четыре отряда так называемых бегунов» (Anab.III,12). Соглашаясь с тем, что «бегуны» (продромы) есть конные сариссофоры, мы получаем всё те же четыре илы. Таким образом, численность продромов совпадает с численностью всадников-сариссофоров, что вряд ли может быть случайностью.

В битве при Иссе продромами (бегунами) командовал Протомах (Arr.Anab.II,9), во время сражения при Гавгамелах Арета – «командир копейщиков, называвшихся сариссоносцами» (Curt.IV,15). Если исходить из того, что продромы и саррисофоры одно и то же подразделение, то данная информация подтверждается Аррианом: «Впереди агриан и лучников стояли всадники – «бегуны» и пеоны, предводительствуемые Аретой и Аристоном» (Anab.III,12). Как видим, у конных сариссофоров и продромов один и тот же командир – Арета, что косвенно свидетельствует в пользу того, что это одно и то же подразделение. Но здесь есть одна тонкость. Арриан конкретно пишет, что сариссофоры вели разведку, а это требует от всадников соответствующих навыков и снаряжения. Однако более неудобного оружия для конного разведчика, чем сарисса, придумать сложно. Потому что разведка ведется не только на открытом пространстве, но и в лесистой местности, где длинная пика будет только мешать, цепляясь за кусты и деревья. На мой взгляд, конные саррисофоры могли прикрывать разведчиков, но не рыскать вокруг вражеского расположения с целью выяснения информации о противнике.

Поль Фор относил продромов и сариссофоров к легковооруженной кавалерии (100,48), считая одним подразделением. Иное мнение высказал Ганс Дельбрюк: «У македонян были также сариссофоры, вооруженные копьями, которые обычно рассматривались как отряды легкой кавалерии. Однако я не мог ни в каких источниках найти основания для подтверждения этого взгляда. Вооружение длинной сариссой, пожалуй, скорее говорит о тяжелой кавалерии. Хотя гетэры и вели бой главным образом врукопашную, но при некоторых обстоятельствах они пользовались своим копьем по старому способу, т. е. для метания. Сарисса, однако, была слишком длинной, чтобы ее можно было бросить; поэтому ее носители были еще больше, чем гетэры, вынуждены к рукопашному бою; следовательно, тут приходится подумать о броневых доспехах, а это говорит о существовании тяжеловооруженной кавалерии. В бою сариссофоры находят то же применение, что и гетэры, а эти, в свою очередь, используются для разведки и преследования. Выходит как будто, что между обоими родами войск в снаряжении и в вооружении была только незначительная разница. Может быть, она заключалась только в разном происхождении воинов» (51,137). Но если принять версию о том, что на фреске в гробнице Кинча изображен конный сариссофор, версия Дельбрюка о всадниках в доспехах отпадает сама собой. Хотя, как справедливо было замечено, именно сарисса указывает на то, что этих всадников следует отнести к разряду тяжеловооруженной кавалерии. Учитывая специфику вооружения, в сражении сариссофоров могли использовать, как и гетайров, для прорыва вражеских боевых порядков.

Не меньшие споры вызывает и этническая принадлежность конных сариссофоров. Поль Фор называет этих воинов «фракийско-македонские копейщики» (100,49), П. Коннолли «балканские копейщики», И. Дройзен «македонским корпусом» (54,85). По мнению Н. Секунды, «продромы царской армии рекрутировались с территории Македонии, из присоединенных Филиппом II фракийских областей, и возглавлялись македонскими офицерами» (94,34). Об этом же писал и Р. Шеппард: «Продромы, по всей вероятности, набирались на территории внутри границ Македонии, из фракийских провинций, аннексированных Филиппом, и несли службу под началом македонских командиров» (110,94). Версий много, однозначного ответа нет.

После успехов Филиппа II в войнах с фракийскими племенами в состав царской кавалерии вошли конные отряды одрисов и пеонийцев. Примечательно, что И. Дройзен наряду с сариссофорами относит пеонов и одрисов к продромам: «Наряду с пехотой стоит легкая конница, отчасти македонская, отчасти пеоны, одрисы, племена, которые исстари славились своей превосходной конницей; их количества определить мы не можем. Пеонами командовал Аристон, одрисскими фракийцами – Агафон, сын Тирима, происходившие, вероятно, оба из княжеского рода. Они и македонский корпус сариссофоров под начальством линкестийца Аминты носят название продромов, разведчиков» (54,85). Возможно, историка ввело в искушение сообщение Арриана, где говорится о том, что Александр устремился в погоню за персами, «взяв царскую илу, один отряд «друзей», а из «бегунов» пеонов» (Arr.Anab.III,8). Версий, почему Арриан назвал пеонийцев продромами, можно выдвинуть массу, но всё это будет не более чем предположения. По крайней мере Диодор Сицилийский конкретно отделяет пеонийскую конницу от продромов и фракийцев (XVIII,17). Пеонийская конница шла в авангарде македонской армии и по большому счёту выполняла те же функции, что и продромы – вела дальнюю и ближнюю разведку. Во время одного из таких рейдов прославился командир пеонийцев Аристон. После того как македонская армия форсировала Тигр, Аристон разгромил отряд персидской конницы, сразил в поединке вражеского военачальника Сатропата и бросил его голову к ногам Александра (Curt. IV, 19).

Фракийское племя одрисов при царе Ситалке было очень могущественным, но затем утратило ведущие позиции в регионе и попало в зависимость от Македонии. Мы не знаем, воевали ли одрисы в составе армии Филиппа II, но в походах Александра Великого они участие принимали. В битве при Гавгамелах «всадники одрисы под командой Агафона, Тиримова сына» (Arr.Anab.III,12) сражались на левом фланге македонской армии. В отличие от продромов одрисы и пеонийцы были вооружены не сариссами, а ксистонами. Задачей этих быстрых наездников было вести дальнюю и ближнюю разведку, нападать из засад на противника, а при победе преследовать разбитого врага. Н. Секунда высказал предположение, как мог выглядеть воин пеонийской конницы: «Пеонская монета изображает воина в тунике с длинными рукавами, на его голове – увенчанный султаном аттический шлем. Воин сидит на лошади, покрытой шкурой пантеры, и поражает копьем пешего воина в штанах» (94,36). По свидетельству Арриана, во время сражения фракийцы строились в клин (Tact.XVI).

Данные о численности вспомогательной кавалерии в армии Александра приводит Диодор Сицилийский: «… разведчиков, фракийцев и пеонийцев девятьсот под командой Кассандра» (XVIII,17). Возможно, Кассандр осуществлял общее руководство этим сводным отрядом, как мы знаем, у продромов, одрисов и пеонийцев были собственные командиры. Сариссофорами в разное время командовали Аминта, сын Аррабея и Арета, одрисами Агафон, сын Тирима, пеонийцами Аристон.

Особое место в армии Филиппа II и Александра Великого принадлежало фессалийской коннице: «Из всех греческих народов фессалийцы слыли за лучших кавалеристов, и они же были, несомненно, первыми всадниками. Их лошади были признаны оракулом за лучших, а их конница пользовалась повсюду высшим почётом и заслуженной славой» (41,39). По мнению Юстина, Филипп II «внезапно напал на Фессалию, где ничуть не ожидали войны, причем напал не из жадности к добыче, а потому что страстно желал присоединить к своему войску мощную фессалийскую конницу; и создал единое непобедимое войско из пехотных и конных полков» (Just.VII,6). Что и говорить, версия весьма оригинальная.

Тяжеловооруженная кавалерия Фессалии формировалась из аристократов, по своему вооружению эти всадники не отличались от гетайров. Перед атакой они выстраивались не клином, а ромбом: «Именно ромбовидным строем по большей части пользовались фессалийцы; как говорят, Илеон Фессалиец изобрел эту форму первым; мне же кажется, что, воспользовавшись много раньше изобретенной формой, он из-за нее прославился. А эта форма является наиболее подходящей для любой «перемены» строя и наиболее безопасной, так как ее трудно разбить с тыла или с флангов. Ибо у нее по углам ромба поставлены командиры: на углу спереди – иларх, а на правом и левом – так называемые фланговые стражи, на оставшемся же углу – ураг, а по косым ромба – наиболее доблестные всадники, чтобы и они в битвах играли важную роль» (Arr.Tac.XVI). Боевые традиции фессалийцев уходили корнями в легендарные времена, их тактические приемы были отработаны на протяжении многих поколений. Об одном таком приеме нам поведал Курций Руф. В битве при Иссе «фессалийцы, ловко повернув коней, возвратились в сражение и учинили большое побоище варварам, настолько уверенным в победе, что они уже рассеялись и сами расстроили свои ряды» (Curt.III,ll). Как следует из текста, фессалийские всадники были вынуждены отступить под напором превосходящих сил противника, но когда персы увлеклись преследованием и нарушили боевые порядки, эллины развернулись и контратаковали противника. Выполнение такого сложного маневра требовало от воинов высокого профессионализма и слаженности действий.

Любопытный эпизод рассказывает Геродот. В 480 г. до н. э. персидский царь Ксеркс начал вторжение в Балканскую Грецию: «В Фессалии он устроил состязание между лошадьми, своими и фессалийской конницы, которую желал испытать, так как слышал, что у эллинов это самая лучшая конница; однако эллинские лошади далеко уступали его собственным» (Herod.VII,196). Вывод напрашивается простой – фессалийская кавалерия была сильна своей организованностью, дисциплинированностью и высокой выучкой всадников, однако персидские и мидийские скакуны на порядок превосходили коней из Фессалии. Но как покажет время, именно перечисленные выше качества фессалийской конницы дадут необходимый результат на поле боя. Недаром во время битвы при Гавгамелах фессалийцы составили личную охрану Пармениона: «… вокруг него стояли всадники из Фарсала, составлявшие цвет и большинство фессалийской конницы» (Anab. III,11). Судя по всему, в военной организации Фессалии ила из Фарсала была аналогом царской илы в Македонии. Не исключено, что остальные илы формировались по территориальному принципу. Общая численность фессалийской кавалерии, согласно Диодору Сицилийскому, была 1800 всадников (XVIII,17). В сражении при Гранине фессалийцами командовал Калат, сын Гарпала (Arr.Anab.I,14), но после того как Калат был назначен сатрапом Геллеспонтской Фригии, командиром фессалийской конницы стал Александр Линкистиец (Arr.Anab.I,25).

Скульптурное изображение коней. Археологический музей Антальи. Фото автора

Когда Линкистийца арестовали по подозрению в измене, командиром фессалийцев стал Филипп, сын Менелая (Arr.Anab.III,11).

В битвах при Гранине, Иссе и Гавгамелах фессалийцы неизменно располагались на левом фланге македонской армии, которым командовал Парменион.

Кроме фессалийской конницы в армии Александра были представлены кавалерийские контингенты других греческих союзников. Диодор Сицилийский пишет, что это были «всадники из Пелопоннеса и Ахайи, фтиотийцы, малийцы, локры и фокейцы» (XVIII,57). Некоторое уточнение вносит Арриан, отметивший «пелопоннесцев и множество других союзников, кроме аргивян» (Arr.Anab.I,17). Как уже говорилось выше, среди союзников македонян были беотийцы (Arr.Anab.II,7). Диодор указывает численность союзной греческой конницы и называет имя её командира: «эллинов всего шестьсот; командовал ими Эригий» (Diod.XVIII,17). Не оспаривая приводимые историком цифры, обратим внимание, что, согласно свидетельству Арриана, в Малую Азию греки пришли под командованием совсем другого военачальника. В бою при Гранике на левом фланге македонской армии расположились «всадники союзников, которых вел Филипп, сын Менелая» (Arr.Anab.I,14). Как уже отмечалось, в дальнейшем Филипп пошел на повышение и командовал фессалийской конницей. Не должна удивлять и относительная малочисленность союзной греческой кавалерии. В отличие от Фессалии Пелопоннес никогда не славился своей конницей. Данный постулат в равной мере относится к локрам с фокейцами и грекам, проживающим на берегах Малийского залива. Исключение могли составлять лишь Фтиотидские Фивы, расположенные к юго-востоку от Иолка, и всадники из Беотии. О структуре и организации союзной греческой конницы в армии Александра Великого можно говорить только предположительно, конкретная информация по данному вопросу в трудах историков античности отсутствует. По мнению Питера Коннолли, 600 греческих всадников Александра делились на пять ил, по 128 всадников в каждой (69,68).

В битве при Гавгамелах Александр разделит греческую кавалерию на два отряда, занимавшие позиции на левом фланге. Рядом с фракийцами и одрисами будет сражаться «союзная конница под начальством Койрана» (Arr.Anab.III,12), около фессалийцев займет позиции «союзная конница под предводительством Эригия, сына Лариха» (Arr.Anab. III,11). Диодор Сицилийский о Койране ничего не пишет, по мнению историка, греческой кавалерией при Гавгамелах командовал «митиленец Эригий» (XVIII,57). Но уже во время погони за Дарием, после битвы при Гавгамелах, Арриан упоминает «наемных всадников, которыми командовал Эригий» (Anab.III,20). Эригий, грек из Митилены, входил в число «друзей» Александра. Когда в Ариане вспыхнуло восстание, Эригий убил в поединке мятежного персидского сатрапа Сатибарзана, разгромил повстанцев и привез голову вражеского военачальника Александру (Curt.VII,4). Согласно информации Курция Руфа, Эригий погибнет во время кампании в Согдиане (VIII,2).

В отличие от македонцев и фессалийцев, строившихся в бою клином и ромбом, эллины предпочитали построение квадратом: «Квадратные строи особенно охотно использовали именно персы, а также варвары на Сицилии, и большинство наиболее искусных в верховой езде эллинов, ибо этот строй построить легче, чем другой строй, а когда и по ряду, и по шеренге он построен, тогда и атаки, и отступления совершаются очень проворно; и только у этого строя все командиры нападают на врага одновременно. Лучшими же являются строи, имеющие удвоение числа всадников по длине, нежели по глубине; например, если построены по десять по фронту и по пять в глубине или же по двенадцать по фронту, а по десять в глубине. Ибо такие строи по числу составляют прямоугольник, но по форме образуют квадрат, ибо длина коня от головы до хвоста заполнит в квадрате то, что недостает по протяжению в глубине. Поэтому-то некоторые создавали утроение числа построенных в длину относительно глубины, полагая, что так получится фигура точного квадрата, так как длина коня занимала втрое больше ширины человека в плечах; например, построив девять всадников в длину по фронту, приставляли к ним трех в глубине. Нужно также хорошо понимать, что построенные в глубину всадники приносят не такую же пользу, как глубина у пеших, ибо они не подталкивают всадников впереди себя, поскольку не может напирать конь на коня, как пеший производит напор плечами и боками на пешего, но всадники не могут, встав вплотную с построенными впереди себя, образовать некий единый вес всей массы, однако если они будут сжиматься и уплотняться, то скорее приведут в замешательство своих коней» (Arr.Tac.XVI). Данный вид построения был достаточно прост, не требовал особой выучки личного состава и поэтому являлся наиболее приемлемым для эллинов из Средней и Южной Греции. Вооружены греческие всадники были копьями и мечами, а их защитное снаряжение вряд ли отличалось от защитного снаряжения македонян и фессалийцев.

В битве при Гавгамелах мы встречаемся с двумя новыми кавалерийскими подразделениями в армии Александра. Это «конница наемников под командой Менида» (Arr.Anab.III,12) и «чужеземная наемная конница под начальством Андромаха, Гиеронова сына» (Arr.Anab.III,12). Здесь можно предположить, что в первом случае речь идет о греческих наемниках, а во втором – о воинах, нанятых на территории Малой Азии – Лидии, Ионии, Карии. В пользу данной версии свидетельствует тот факт, что перед битвой кавалерия Менида располагалась на правом фланге армии Александра, а конница Андромаха была выдвинута далеко вперед перед левым флангом македонян.

Таким образом, в кавалерии Филиппа II и Александра Великого служили представители разных национальностей, каждая из которых внесла свой вклад в развитие тактики царской конницы. Именно это и подразумевал Арриан, когда рассказывал читателям о разнообразии боевых построений: «Строи же всадников различны и многообразны: одни – квадратные, другие – прямоугольные, третьи – ромбовидные, а четвертые – собранные в клин. Хороши же все эти строи, примененные в подходящем месте, и нельзя, чтобы кто-то, избрав один из них, предпочитал его другим, потому что в другой местности, и против других врагов, и в другое время он найдет другой строй более полезным, чем предпочитаемый» (Tac.XVI). Но именно такой симбиоз различных тактических элементов и делал царскую кавалерию непобедимой на поле боя. Во время похода в Среднюю Азию в армии Александра появляются отряды «конных дротометателей» (Arr.Anab. IV,4), которые примут участие в сражении со скифами на реке Яксарт. Также «конные дротометатели» (Arr.Anab.IV,26) упоминаются в бою около индийского города Массаги.

После смерти Александра Великого в армиях диадохов появляются всадники, которых античные авторы называют тарентийцами. Возможно, что изначально так называли легковооруженных конных воинов из Тарента, но со временем название закрепилось за вооруженными дротиками всадниками независимо от места их происхождения. По мнению А. К. Нефедкина, «вероятно, они были сначала наемными воинами-профессионалами, а уже затем их стали вербовать из местного населения» (5,94). Об особенностях их вооружения и тактики писал Арриан: «А «метателями» можно назвать тех, кто не вступает в рукопашный бой, но метает издали. И из них одни используют доратионы для метания, а другие луки. Именно те, кто бросает доратионы, называются «тарентинцами», а вторые – «конными лучниками». Также из самих тарентинцев, одни только используют метательные орудия, находясь вдали либо скача по кругу, – вот эти и есть собственно «тарентинцы» (Arr.Tac.IV). Любопытную информацию относительно этих всадников дает Тит Ливий, писатель упоминает «конные отряды так называемых тарентинцев, имевших при себе по два коня» (XXXV,28). Данное свидетельство невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Как пишет А. К. Нефедкин, «перед нами типичная легкая конница, основная задача которой – защищать и прикрывать армию или менее подвижные соединения» (5,94).

С момента воцарения Филиппа II количество всадников в македонской армии постоянно увеличивалось. Если в битве при Херонее у базилевса было под командованием 2000 наездников (Diod.XVII,85), то в начале Азиатского похода под штандартами Александра шло более 5000 кавалеристов (Arr.Anab.I,11).

Филиппа II с полным правом можно назвать основоположником македонского корпуса военных инженеров. При нем в армии стремительно развивается искусство осады городов, а военные механики входят в армейскую элиту. В это же время в армии появляется отряд осадной артиллерии, которую будут применять не только при штурме городов, но и в полевых условиях. Появляются подразделения специалистов по строительству осадной техники, именно благодаря им станут возможны успехи Александра Великого при осадах Галикарнаса, Тира, Газы, согдийских скал и индийских крепостей. Но если Филипп создал в Македонии корпус военных инженеров, то Александр довел искусство осады до совершенства.

Афиней Механик в своем трактате «О машинах» называет имена трех выдающихся военных инженеров в армии Александра Великого – Деимах, Диад и Харий (5). Причем два последних были учениками фессалийца Полида, прославленного военного инженера (Athen.Poliorc.10). Диад написал работу по осадному делу, в которой подробно описал сооружение различных осадных механизмов: «Б своем сочинении по механике Диад сам заявляет, что он изобрел «передвижные башни», так наз. «(стенной) бурав», «ворона» и «перекидной мост». Пользовался он также и тараном на колесах» (Athen. Poliorc. 10–11). Используя трактат Диада, Афиней рассказывает об осадных машинах, применяемых с боевых кораблей, упоминает черепахи для засыпания рвов, черепахи для подкопных работ, приспособления для подъема воинов на крепостную стену.

Кроме сооружения осадной техники, инженерные войска прокладывали дороги в труднодоступных местах, возводили мосты через реки, наводили переправы. Во время Индийского похода македонские саперные части перебросили по суше от берегов Инда на берега реки Гидасп целую флотилию, что в немалой степени способствовало победе Александра над раджой Порой. По большому счёту без инженерных войск успехи Филиппа II и его сына были бы более скромными. По подсчетам Р. Шеппарда, с помощью осады Филипп захватил с 357 по 347 г. до н. э. города Амфиполь, Пидну, Потидею, Мефону, Феры, Пагасы, Стагиру, Олинф, Галос, Пандосию, Бухету и Элатею. И это не считая 32 фракийских городов, впоследствии срытых до основания по приказу базилевса (110,153). Впрочем, помимо успехов, при осаде городов Филипп II терпел и серьезные неудачи, в частности под стенами Византия и Перинфа.

Благодаря инженерным войскам македонская армия имела колоссальное преимущество над своими противниками, поскольку ни одна военная организация эпохи не располагала таким могучим потенциалом.

По мысли Филиппа II, главным преимуществом македонской армии над другими военными организациями эпохи была чёткая взаимосвязь всех подразделений на поле боя. Фаланга не может воевать сама по себе, без поддержки других родов войск, одной кавалерией тоже битвы не выиграешь. Поэтому взаимодействие между фалангой, конницей и легкой пехотой отрабатывалось долгими часами тренировок и беспощадной муштрой личного состава. Базилевс лично занимался обучением армии, приучая солдат совершать стремительные марш-броски с полной выкладкой: «Филипп приучал македонян перед сопряженными с опасностью военными предприятиями часто в полном вооружении проходить триста стадий, неся на себе одновременно шлемы, пельты, поножи, сариссы, а также сверх того провиант и всю утварь, которой они пользовались в своем повседневном обиходе» (Polyaen.IV,2,10). Стадий равен 180 м (39,135), соответственно триста стадий – это 54 км. Не каждая армия эпохи могла похвастаться такой скоростью передвижения. Немалое значение имело и то, что царь запретил в войсках громоздкие обозы, что значительно повысило мобильность македонской армии: «Филипп, организуя первое войско, всем запретил пользоваться повозками, всадникам разрешил иметь не больше, чем по одному обознику, а пехотинцам – по одному на десять человек для переноски жерновов и канатов. Выступающим в поход он приказывал нести на спине тридцатидневный запас муки» (Front. IV,1,6). Большие неудобства солдатам доставляли сариссы: «Так, эллины едва могут совладать в походах с тяжестью одних только сарисс и не без труда переносят причиняемое ими утомление» (Polyb.XVIII,18). Вопрос о том, разбирали или нет македоняне сариссы на две части во время похода, остается открытым. На марше воины могли снять шлемы и идти в македонских шляпах кавусиях. По мнению П. Коннолли, походное построение македонской армии было идентичным тому строю греческих армий на марше, который описал Ксенофонт.

Впереди двигались конница и легковооруженные войска, далее следовал обоз, за ним шла колонна тяжеловооруженной пехоты (69,42). По сигналу трубы македоняне быстро перестраивались из походного строя в боевой порядок и вступали в бой с противником (69,69).

Филипп II. Изображение на монете.

Археологический музей Антальи.

Фото автора

Филипп И не боялся разделять армию на несколько отрядов и совершать длительные рейды во главе мобильных войск, заставая своих противников врасплох. Недаром Демосфен сокрушался, что «Филипп проходит, куда ему Фото автора угодно, не с помощью войска гоплитов, но окружив себя легковооруженными конницей, стрелками, наемниками – вообще войсками такого рода» (IX,49). Все эти мероприятия привели к тому, что под командованием царя Македонии оказалась идеальная военная машина, способная решить любую поставленную задачу. Организация и подготовка войск Филиппа вызывали неподдельное восхищение современников: «Если бы кто мог тогда же увидеть македонскую армию, она представила бы собой совсем иное зрелище: люди и кони блестели в ней не золотом и пестрыми одеждами, но железом и медью. Эта армия не была перегружена поклажей или прислугой, готовая к походу или к остановке, она чутко отзывалась не только на сигналы, но даже на знаки полководца» (Curt.III,4). Во время похода македонские военачальники главное внимание уделяли дальней разведке. При Александре в авангарде армии обычно шли конница продромов и пеонийская кавалерия, в чью задачу входило своевременное обнаружение противника. Для опроса местного населения вместе с передовыми частями шли переводчики, которых македонские военачальники предусмотрительно брали на службу (Arr.Anab.IV,3).

Походный лагерь македоняне иногда окружали укреплениями, информация об этом содержится в тексте «Всеобщей истории» Полибия. Как военный профессионал, греческий историк сравнил строительство лагерного частокола у римлян и македонян: «Между палисадинами эллинскими и римскими существует большая разница, именно: эллины считают самыми лучшими те тычины, ствол которых имеет кругом множество больших отростков, тогда как у римлян палисадины имеют по две, три, наибольше по четыре развилины; при этом выбираются такие тычины, в которых ветки идут по одной только стороне, а не попеременно с обеих сторон. Этим сильно облегчается перенесение палисадин, так что один солдат несет пук их в три-четыре, и этим сообщается им замечательная устойчивость. У эллинов водруженная перед стоянкою палисадина может быть прежде всего легко исторгнута из земли, ибо при многочисленности больших развилин сила ее в едином стволе, который один и закапывается в землю; когда потом к такой палисадине подойдут два-три человека и разом потянут ее за развилины, то без труда извлекают из земли. Раз это сделано, образуется свободный проход благодаря большим размерам палисадины; к тому же ближайшие тычины не держат ее, потому что палисадины слабо переплетаются между собою и мало заходят друг за друга» (Polyb.XVIII,18). По данному вопросу высказался и Тит Ливий: «Македоняне и греки тоже ставили частоколы, но их жерди не были удобны для переноски и не обеспечивали прочности самого укрепления: деревья они срубали слишком большие и слишком ветвистые, так что нести их вместе с оружием воины не могли. Когда же этим частоколом обносили лагерь, то разрушить такую изгородь было очень легко. Дело в том, что редко расставленные стволы больших деревьев возвышались над прочими, а за многочисленные и крепкие сучья было удобно браться прямо руками, так что двое, много трое юношей, напрягшись, могли вытащить один ствол, и вот уже в частоколе, как распахнувшиеся ворота, зияла дыра, которую нечем было тут же закрыть» (XXXIII,5). Вывод напрашивается простой – македоняне укрепляли свои лагерные стоянки, но они не были настолько совершенны, как лагеря римских легионов.

Раз в год в Македонии проходил общевойсковой смотр, приуроченный к религиозному празднику. Само действо очень напоминало некий обряд очищения: «… пришло время войскового смотра, который происходит по такому обряду: голову разрубленной надвое собаки вместе с передней частью туловища кладут по правую сторону дороги, а заднюю часть с внутренностями – по левую. Между половинами жертвенного животного проводят вооруженное войско. Впереди несут прославленное оружие всех македонских царей от самого начала царства. Далее следует сам царь с детьми, за ним – царский отряд и телохранители, а замыкает шествие остальное войско» (Liv.XL,6). После того как торжественное шествие заканчивалось, начинались военные игры: «На смотрах был обычай: после священнодействия войско перестраивалось и, разделившись надвое, сходилось, изображая битву» (Liv. XL,6). Несмотря на то что сражались не боевым оружием, а палками, учебные бои проходили с большим ожесточением. В 182 г. до н. э., когда противоборствующие отряды возглавили царевичи Персей и Деметрий, наследника престола едва не забили насмерть во время такой показательной схватки.

Античные авторы на страницах своих трудов неоднократно упоминают о войсковом собрании, не поясняя при этом, в чём заключались его функции. На мой взгляд, в политической жизни страны большой роли оно не играло и оставалось пережитком старинных македонских традиций. Говорить о том, что армия избирала царя, не приходится, солдат лишь знакомили с новым базилевсом. Всё решала высшая военная элита. Иногда войсковое собрание созывали только для того, чтобы подтвердить некоторые спорные царские решения. Как это было во время восточного похода, когда Александр вступил в открытый конфликт с представителями высшего командного состава армии. Царь собирал воинов на сходку только тогда, когда это было необходимо ему самому, и всегда добивался нужного для себя результата – как в «деле Филоты», так и во время «заговора пажей». Данные факты наглядно свидетельствуют о том, что Александр Великий блестяще манипулировал македонским войсковым собранием. Хотя не исключено, что в критических ситуациях собрание могло оказать влияние на судьбу Македонии. Недаром Юстин счел необходимым отметить, что когда страна оказалась на краю гибели, «Филипп под давлением народа принял царскую власть» (VII,5). Однако с уверенностью ничего утверждать нельзя.

Поскольку Филипп II создал регулярную армию, его солдатам полагалось выплачивать жалованье. Согласно подсчётам П. Фора, гетайр мог получать 14 драхм и 4 обола в день, всадник из контингента греческих союзников – 14 драхм, сариссофор – 5,5 драхмы, пеший наемник – 3–4 драхмы (100,73). После удачных военных операций македонские цари награждали личный состав армии деньгами. По свидетельству Диодора Сицилийского, Александр в Вавилоне поощрил своих воинов денежными подарками: «Из взятых денег он подарил каждому всаднику по шесть мин; всадникам из союзнических отрядов – по пять, пехотинцам-македонянам – по две. Воинов-чужеземцев наградил каждого двухмесячным жалованьем» (XVII,64). Об этом же пишет и Курций Руф: «Из денег, переданных ему в Вавилоне, царь раздал македонским всадникам по 600 денариев, чужеземные всадники получили по 500, пехотинцы – по 200 – плату за 3 месяца» (V,l). При этом неизвестно, насколько стабильно выплачивалось жалованье в македонской армии, не исключено, что эти выплаты носили нерегулярный характер. Недаром к концу восточного похода общий долг военнослужащим достиг астрономической суммы в 20 000 талантов (Arr.Anab.VII,5).

Подведем итоги. Филиппу II удалось создать такую военную организацию, что соседям Македонии нечего было ей противопоставить. Новая армия была настолько совершенной и надёжной, что незначительные военные реформы его сын стал проводить лишь после военного разгрома державы Ахеменидов в битве при Гавгамелах, во время похода в Среднюю Азию. И то лишь потому, что изменилась как политическая, так и стратегическая ситуация, да и тактическая обстановка требовала актуальных методов ведения войны.

Й. Уортингтон так охарактеризовал деятельность Филиппа II по созданию новой македонской военной организации: «Вместо плохо обученной и вооруженной армии, набиравшейся по призыву, которая в спешном порядке собиралась для обороны страны и никогда не переходила в наступление, он оставил после себя профессиональное войско… Существенно и то, что в армии стали служить отряды и полководцы из Верхней Македонии, ранее бывшие врагами царя, а теперь вошедшие в состав общего целого» (97,260). С этого момента в истории Македонии наступила новая эпоха.

2. Битва на Крокусовом поле (352 г. до н. э.)

Первым серьезным испытанием для новой армии Филиппа II стала битва с иллирийским царем Бардилом. Иллирийцы были исконными врагами македонян, но именно при Бардиле они стали представлять смертельную угрозу для Македонии. Филипп понимал, с каким серьезным противником ему придется встретиться на поле боя, и перед тем, как начать войну с иллирийцами, предпринял некоторые шаги военного и дипломатического характера. Прежде всего базилевс заключил мир с Афинами, отказавшись от претензий на город Амфиполь, а затем совершил поход против пеонийцев, вынудив это племя признать зависимость от Македонии. И только после этого Филипп повел войска в поход против иллирийцев. В начале лета 358 г. до н. э. македонская армия, в состав которой входило 10 000 пеших воинов и 600 всадников (Diod.XVI,4), вторглась в Иллирию. Началось разорение вражеской территории.

Иллирийский шлем. Афины.

Национальный Археологический музей.

Фото автора

Вторжение македонян стало для Бардила полной неожиданностью и застало старого царя врасплох. Он попытался договориться с Филиппом, но базилевс потребовал от него сначала освободить македонские города и только после этого был согласен сесть за стол переговоров. Бардил не стал вступать в дискуссию, а быстро собрал армию и повел навстречу врагу 10 000 пехотинцев и 500 всадников (Diod.XVI,4). Он был уверен в победе, поскольку в последних битвах с македонянами успех был всегда на стороне иллирийцев.

Силы противников были практически равны. Как следует из рассказа Диодора Сицилийского, Филипп лучшие свои части сосредоточил на правом фланге, в том числе и конницу гетайров. Битва началась одновременной атакой македонской тяжеловооруженной пехоты и кавалерии, базилевс хотел сокрушить противника комбинированным ударом пехотинцев и всадников. Македонская конница обошла противника с фланга, но иллирийцы перестроились и некоторое время отражали вражескую атаку. Сражение затянулось, но в итоге сказалась лучшая выучка и вооружение македонян. Иллирийцы потерпели сокрушительное поражение. Их потери составили 7000 человек (Diod.XVI,4), что косвенно подтверждается свидетельством Юстина: «Филипп перенес войну в Иллирию и истребил там многие тысячи врагов» (VII,6).

Возможно, Фронтин подразумевал именно сражение македонян с Бардилом, когда рассказывал о некой тактической задумке македонского царя: «Царь Филипп Македонский, ведя военные действия против гиллийцев, заметил, что центр неприятельской линии заполнен отборными солдатами, а фланги слабее. Поместив своих храбрейших воинов на правом фланге, он напал на левый фланг неприятеля и, смяв весь его боевой порядок, одержал решительную победу» (II,III,2). Кто такие гиллийцы, непонятно, и возможно, что речь здесь идет об иллирийцах. Но как бы там ни было, обратим внимание на принципиальный момент – именно в этом сражении Филипп успешно применил на практике комбинированную атаку боевых порядков противника кавалерией и тяжеловооруженной пехотой. Действовал по принципу молота и наковальни. И пусть всё прошло не так гладко, как планировалось базилевсом, но именно эта тактика в дальнейшем будет приносить победы македонскому оружию. Сын Филиппа, Александр, доведет её до совершенства.

В 353–352 гг. до н. э. начинается открытое вмешательство Филиппа II в дела своих греческих соседей, в качестве предлога он использовал захват фокейцами общеэллинского святилища Аполлона в Дельфах. Область Фокиды расположена в Средней Греции, между Локридой и Беотией. В экономическом отношении она являлась довольно отсталым регионом, поскольку большая часть страны была покрыта заросшими лесом горами. Лишь между хребтом Каллидромон и горой Парнас почвы были пригодны для земледелия, а отсутствие больших городов, обладающих морскими гаванями, делало развитие торговли затруднительным. Некогда владения фокейцев доходили до Фермопильского прохода, но эти времена давно канули в Лету. В политическом отношении Фокида была племенным союзом, в который входили 22 города, ведущее место среди них занимала Элатея. Во главе союза городов Фокиды стоял стратег, во время войны обладавший неограниченными полномочиями. Среди остальных эллинов фокейцы выделялись только тем, что на их земле находился город Дельфы с храмом бога Аполлона. На первый взгляд, это поднимало престиж Фокиды, но, с другой стороны, порождало для неё массу проблем. На страже интересов храма Аполлона Дельфийского стоял совет амфиктионов, члены которого были связаны клятвой оберегать неприкосновенность святилища. Вплоть до объявления войны святотатцам. Поскольку совет амфиктионов был, по сути своей, органом религиозным, то и войны, которые амфиктионы объявляли в защиту храма Аполлона, назывались Священными.

Первая Священная война разразилась в 595–583 гг. до н. э. и закончилась разрушением города Кирры, жителей которого обвинили в святотатстве. Вторая Священная война произошла в 448 г. до н. э., когда фокейцы овладели святилищем Аполлона и его богатствами. Амфиктионы попросили спартанцев наказать нечестивцев, после чего лакедемоняне быстро нанесли поражение фокейцам и освободили Дельфы. Но в Фокиде не смирились с неудачей и обратились за помощью к афинянам. В итоге Дельфы остались в составе Фокидского союза, но противоречия между сторонами конфликта сохранились, что привело к Третьей Священной войне (355–346 гг. до н. э.). Фокейцы вновь захватили храм Аполлона и в очередной раз овладели его сокровищами. Учитывая опыт предков, фокейские стратеги Филомел и Ономарх не стали ждать, когда придут войска амфиктионии. На храмовые деньги военачальники навербовали наемников и создали боеспособную армию. Захолустная Фокида неожиданно стала грозной силой в Элладе: «В то время как Ономарх и Филомел захватили Дельфы нечестивыми и преступными средствами и завладели достоянием божества, они, как всякому из вас известно, представляли собой такую силу, с которою не мог бороться ни один из эллинских народов. Можно было опасаться, что они не удовольствуются кощунством и сделаются господами целой Эллады» (Polyb.X,33). Фокиду поддержали Афины и Спарта, против фокейцев выступили беотийцы, локры и фессалийцы. Вскоре войска Фокидского союза были разбиты, стратег Филомел погиб и многим эллинам в этот момент показалось, что война закончилась. Но всё только начиналось.

Стратегу Ономарху удалось убедить соотечественников продолжать войну, на дельфийские сокровища он навербовал новых наемников и обратился к союзникам за помощью. По приказу военачальника отчеканили множество золотых и серебряных монет для выплаты жалованья солдатам, ковали оружие, заготавливали продовольствие и снаряжение. Ономарху удалось подкупить многих членов вражеской коалиции, в том числе и фессалийцев, что позволило фокейцам развернуть наступление в Озольской Локриде и Беотии. Изначально фокейцы достигли крупных успехов. Были захвачены города Формион и Амфисса, пал Орхомен, но затем продвижение застопорилось. От Херонеи войска Ономарха были отброшены фиванской армией, стратег не стал искушать судьбу и увел своих людей обратно в Фокиду.

Фессалия. Сэмюел Батлер. Атлас Древней и Классической географии

Пока в Элладе происходили эти события, Филипп II воевал на других фронтах. С зимы 355 г. до н. э. и вплоть до лета 354 г. до н. э. (97,93) македонская армия осаждала город Мефону, боевые действия затянулись, во время осады Филипп был ранен стрелой и лишился глаза. После падения Мефоны македоняне вели боевые действия в Пиерии, где захватили ряд греческих городов на берегу Фермийского залива. Агрессивная политика Филиппа привела к конфронтации с Афинами, но базилевс чувствовал себя уверенно и смело пошел на обострение конфликта. На следующий год представители знатного фессалийского рода Алевадов из Лариссы обратились к Филиппу за помощью против Ликофронта, тирана города Феры. Сложность ситуации заключалась в том, что Ликофронт был союзником Ономарха и поэтому мог рассчитывать на поддержку стратега Фокиды. С другой стороны, у македонского царя появился шанс вмешаться в греческие дела и он не собирался его упускать. Армия Филиппа вступила в Фессалию и двинулась на Феры. Ликофронт, получив известие о вторжении, оценил размер опасности и немедленно отправил к своим союзникам-фокейцам гонца с просьбой о помощи.

Ономарх оперативно отреагировал на этот призыв и отправил в Фессалию 7000 воинов под командованием своего брата Фаилла (Diod.XVI,35), однако Филипп разгромил армию фокейцев и вытеснил их обратно в Фокиду. Теперь в войну с македонянами пришлось вступать Ономарху. Стратег собрал все войска, какие только мог, и поспешил на выручку Ликофронта, втайне надеясь установить господство над Фессалией. На помощь Филиппу пришли фессалийцы, но всё равно фокейцы превосходили македонян числом, что давало Ономарху надежду на победу. При этом стратег действовал очень аккуратно, сделав ставку не на численное преимущество, а на грамотное построение войск и умелое использование условий местности. В конце лета или начале осени 353 г. до н. э. (97,94) в двух сражениях македонская армия потерпела полное поражение, понесла большие потери и была вынуждена оставить Фессалию (Diod.XVI,35).

Диодор Сицилийский не объясняет причин, почему македоняне неожиданно уступили Ономарху на поле боя, зато рассказ об одном из этих сражений присутствует в «Стратегемах» Полиэна. Стратег фокейцев зарекомендовал себя как прекрасный военачальник: «Ономарх, готовившийся к бою против македонян, занял у себя в тылу полукруглую гору и, спрятав на обеих вершинах камни и камнеметы, вывел войско на лежащую внизу равнину. Когда же наступающие македоняне выстрелили, фокидяне притворились, что бегут к середине горы. Македоняне уже теснили их, преследуя с мужеством и напором, те же, метая камни с вершин, сокрушали македонскую фалангу. Именно тогда Ономарх дал сигнал фокидянам повернуть и атаковать врагов. Македоняне же, когда одни атаковали их сзади, а другие метали камни, с большим трудом бежав, отступили. Говорят, что во время этого бегства царь македонян Филипп сказал: «Я не бежал, но отступил, как баран, чтобы снова произвести более сильный удар» (Polyaen.II,38,2). Действительно, в данной ситуации Филиппу ничего другого не оставалось, как попытаться сохранить лицо и ободрить удручённое двойным поражением войско.

Из текста следует, Ономарх сумел навязать свою волю базилевсу и заставил Филиппа принять бой там, где это было выгодно фокейцам. Очевидно, условия местности не позволили Филиппу нанести комбинированный удар конницей и пехотой, поэтому главная тяжесть боя выпала на фалангу. При этом Ономарх сумел заманить вражескую пехоту под удар главных сил, нанести ей поражение и обратить в бегство. Скорее всего во время сражения фокейцы применили не тяжелые осадные камнемёты, которые было проблематично затаскивать на гору, а легкие переносные катапульты. Как заметил А. К. Нефёдкин, «стратегема Полиэна – это одно из самых ранних свидетельств об употреблении полевой артиллерии в материковой Греции» (27,380). На поле боя Ономарх полностью переиграл Филиппа II, подтвердив свою репутацию талантливого военачальника. Не исключено, что со стороны македонского царя имела место недооценка противника. Но если это действительно так, то за ошибку Филиппа расплатились его солдаты. Македоняне настолько пали духом, что в армии началось массовое дезертирство, и базилевсу с огромным трудом удалось убедить воинов не покидать лагерь. Армия была полностью деморализована и небоеспособна, поэтому Филипп поспешно увел своё потрепанное воинство в Македонию. Ономарх воспользовался победой над македонянами, разгромил беотийское ополчение и захватил город Коронею. На этом первый этап войны завершился.

В конце весны или начале лета 352 г. до н. э. (97,100) македонская армия вновь вторглась в Фессалию. Цели Филиппа не изменились, он по-прежнему горел желанием выполнить обещание, данное фессалийским союзникам, и изгнать Ликофронта из Фер. Как и в прошлом году, узнав о македонском вторжении, тиран обратился за помощью к Ономарху. Стратег действовал быстро и вскоре привел на помощь союзнику 20 000 пехотинцев и 500 всадников. В ответ Филипп призвал под знамена фессалийцев и довел численность своей армии до 20 000 пеших воинов и 3000 кавалеристов (Diod.XVI,35). Противники встретились к югу от Фер, на Крокусовом поле.

О том, что произошло дальше, можно говорить только предположительно, поскольку рассказ Диодора Сицилийского об этом сражении краток. У македонян был подавляющий перевес в коннице, чем базилевс и воспользовался, поскольку Фессалийская равнина была идеальным местом для действий больших масс кавалерии. Непонятно, почему Ономарх, опытный военачальник, принял решение вступить в бой с противником в такой невыгодной для себя ситуации. Возможно, что после прошлогодних побед у стратега началось головокружение от успехов, и он перестал адекватно оценивать положение дел. Или же имели место какие-то тактические соображения (например, правый фланг фокейцев мог упираться в Пагассийский залив), которым не суждено было воплотиться в жизнь. Но как бы там ни было, битва закончилась сокрушительным поражением фокейской армии. Скорее всего Филипп разбил противника излюбленным комбинированным ударом конницы и тяжеловооруженной пехоты, поскольку местность благоприятствовала такому маневру. Недаром Диодор отметил храбрость и численное превосходство фессалийской кавалерии над конницей Ономарха (Diod.XVI,35). Разгромленные наголову фокейцы вместе со своим стратегом побежали к морю, надеясь найти спасение на стоявших в заливе афинских кораблях. Побросав щиты, копья и доспехи, беглецы пытались вплавь добраться до триер, но удалось это немногим. Ономарх погиб, а вместе с ним пало 6000 фокейцев и завербованных на храмовые деньги наемников. Около 3000 вражеских воинов было взято македонянами в плен, нашли и убитого стратега Фокиды. В глазах базилевса и эллинов Ономарх был осквернителем святилища Аполлона, поэтому царь распорядился повесить его тело на кресте. А пленных приказал утопить как богохульников.

Оригинальную версию битвы на Крокусовом поле дает Юстин: «Филипп, будто бы являясь мстителем не за фивян, а карая святотатство (sacrilegii), приказал всем своим воинам надеть лавровые венки и вступил в сражение как бы под предводительством самого бога. Фокидяне, увидав венки из лавра, посвященного богу, трепеща от сознания своего преступления, побросали оружие и обратились в бегство, кровью своей и смертью заплатив за оскорбление святыни» (Just. VIII,2). В том, что Филипп мог приказать своим воинам надеть на шлемы лавровые венки, сомневаться не приходится. Царь был непревзойденным мастером подвести идеологическую платформу под любое своё действие, поэтому нет ничего удивительного в том, что таким образом он решил вселить в своих солдат уверенность в победе. Прошлогодние поражения ещё не изгладились из памяти македонян, и осознание того, что они теперь сражаются под покровительством бога, должно было вдохновить воинов на подвиги. Другое дело, что лавровые венки на македонских шлемах вряд ли так испугали фокейцев, как об этом пишет Юстин. Не верится, что на людей, некогда разграбивших сокровища Аполлона, неожиданно снизошло озарение и на поле битвы они вдруг поняли всю тяжесть совершенных ими преступлений.

Исход битвы на Крокусовом поле предрешил окончание Третьей Священной войны. После гибели Ономарха фокейцы избрали стратегом его брата Фаилла и несколько лет с переменным успехом вели борьбу против Беотийского союза и Фив. После смерти Фаилла новым стратегом Фокиды стал Фалек, сын Ономарха. Когда летом 347 г. до н. э. фиванцы призвали на помощь Филиппа Македонского, Фалек был вынужден вступить в переговоры с базилевсом. Согласно заключенным договоренностям, Фалек с наемниками ушел на Пелопоннес, а Фокида капитулировала. В дальнейшем македонский царь стал оказывать фокейцам поддержку, надеясь сохранить их союз как противовес возможному усилению влияния Фив в Центральной Греции.

Мы же обратим внимание на такой момент. Именно в битвах с иллирийцами и фокейцами Филипп II разработал и опробовал в деле тактику нанесения одновременного удара тяжеловооруженной пехотой и кавалерией по боевым порядкам противника. Эта тактика принесет в дальнейшем немало побед македонскому оружию.

3. Осада Перинфа и Византия (340–339 гг. до н. э.)

В 340 г. до н. э. Филипп Македонский решил овладеть городом Перинфом, чтобы утвердиться в районе Геллеспонта и Пропонтиды (Мраморное море). Царя нисколько не смущало, что Перинф пользуется поддержкой Афин. Филипп знал, что рано или поздно встретится с афинянами на поле боя, поэтому перспектива грядущей войны его не пугала. С другой стороны, базилевс хотел окончательно выяснить намерения афинян и посмотреть, придут они на помощь гражданам Перинфа или нет. А дальше действовать по обстановке.

Филипп основательно приготовился к этой кампании, под его командованием было 30 000 воинов (Diod.XVI,74), но свои главные надежды царь связывал с корпусом военных инженеров. Мало того, что Перинф был очень хорошо укреплен, само его местоположение было очень выгодным с точки зрения обороны. Город располагался на полуострове в форме изогнутого в виде серпа треугольника, с двух сторон омываемого морем, и был построен на возвышенности, господствовавшей над окрестной равниной. В наши дни на месте древнего Перинфа находится турецкий город Мармара Эреглиси, где от былого великолепия мало что осталось. В античности всё выглядело совершенно иначе. Поскольку для строительства на полуострове было мало места, то дома сооружали высокие и рядом друг с другом, как следствие, каменные постройки возвышались одна над другой. Скорее всего именно такой способ укрепления города подразумевал Платон: «Если уж нужны людям какие-нибудь стены, то надо с самого начала, при строительстве жилищ, так располагать частные дома, чтобы весь город представлял собой одну сплошную стену; при этом доброй защитой будет служить однородность и сходство всех домов, выходящих на улицу. Приятно было бы видеть город, имеющий облик единого дома; к тому же его, весь в целом, было бы чрезвычайно легко охранять и таким образом сберечь» (Leg.779,b). Всё это могло очень затруднить осаду. Но самой главной проблемой для Филиппа было отсутствие сильного и боеспособного военного флота. Царь не мог организовать плотную блокаду Перинфа, что могло привести к крайне негативным последствиям, если бы афиняне решили поддержать осажденный город. Но Филипп не знал, решатся афинские политические деятели на такой шаг или нет, поэтому решил рискнуть. Осада Перинфа началась.

Царские инженеры и механики соорудили осадные башни высотой 80 локтей (Diod.XVI,74) и стали двигать их к городу. Если локоть равен 44,4 см (39,135), соответственно башня была немногим выше 35 м и возвышалась над укреплениями Перинфа. Сверху македоняне безнаказанно поражали эллинов стрелами и дротиками, ежедневно нанося большой урон защитникам, вели стрельбу из баллист и катапульт. Под прикрытием осадных башен и метательных машин македонские воины стали подводить к стенам тараны и вести подкопы под городские укрепления. В стенах появились бреши и проломы, в которых происходили рукопашные схватки. Понимая, что укрепления не выдержат натиска осадной техники македонян, защитники спешно начали возводить вторую линию укреплений. Поэтому, когда под ударами камнеметов и таранов на большом протяжении рухнула городская стена, эллины отступили на второй рубеж обороны.

Филипп планомерно наращивал натиск, ему казалось, что ещё немного и город падет. Используя численное превосходство, царь регулярно менял атакующие подразделения, благодаря чему македоняне день и ночь штурмовали Перинф. Защитники города изнемогали от усталости, но в этот критический момент им неожиданно пришла помощь. Причем не из Афин, а из расположенного неподалеку города Византий. Византийцы пришли к выводу, что после падения Перинфа наступит их черед, поэтому решили поддержать соседей и остановить агрессию Филиппа на чужой земле. Византийские корабли с подкреплениями, припасами и метательными машинами вошли в гавань Перинфа. Ситуация изменилась не в пользу македонского царя.

Именно в этот момент Филипп мог пожалеть, что у него нет сильного военного флота. Но проблемы для него только начинались, поскольку в войну вмешалась третья сила, которую базилевс изначально не брал в расчёт, – персы. Царь Артаксеркс III опасался усиления Македонии и поэтому решил оказать поддержку эллинским городам в районе Геллеспонта. Артаксеркс хотел использовать эллинские города в качестве своеобразного щита, прикрывающего северо-западные рубежи державы Ахеменидов. По его приказу правители западных сатрапий собрали корабли, навербовали наемников и по морю перебросили войска к Перинфу. Расчеты Филиппа совершенно не оправдались, поскольку ему пришлось сражаться против объединенных сил Перинфа, Византия и персов. План кампании рушился на глазах. Однако базилевс отступать не собирался, к этому моменту бои за осажденный город достигли своего апогея. Македоняне с утра до вечера непрерывно атаковали Перинф, пытаясь прорваться за линию укреплений. Исход противостояния решили лучшая выучка и вооружение воинов Филиппа, им удалось сбить с позиций эллинов и персидских наемников. В городе начались уличные бои.

Македония и Фракия. Сэмюел Батлер. Атлас Древней и Классической географии

Македонским солдатам не стало легче от того, что они прорвали главную линию обороны, защитники перегородили улицы, засели в домах и оказывали ожесточенное сопротивление. Поднимаясь вверх по склону холма, македоняне постоянно упирались в завалы и баррикады, которые требовалось брать штурмом, в то время как сверху на захватчиков летели стрелы, копья, дротики и камни. Противостояние вновь зашло в тупик.

В этот момент Филипп допустил грубейшую стратегическую и тактическую ошибку. Вместо того чтобы все силы бросить на штурм Перинфа и добить сражающихся из последних сил защитников, он разделил армию на две части, намереваясь внезапной атакой овладеть Византием. Возможно, царь исходил из того, что, поскольку лучшие византийские войска сражаются в Перинфе, город будет легко захватить. Оставив половину армии под стенами Перинфа, Филипп с остальными войсками устремился на Византий. Но если базилевс и питал надежды относительно того, что его рейд завершится удачей, им не суждено было сбыться. На первых порах город действительно охватила паника, однако стратег Леонт быстро навел порядок среди сограждан. Тем не менее сил для обороны города у Леонта было недостаточно, поэтому стратегу оставалось уповать только на помощь извне.

Знаменитый афинский оратор Демосфен горячо убеждал сограждан прийти на помощь Перинфу, терпеливо объясняя соотечественникам, к каким катастрофическим последствиям для города приведет победа Филиппа. Афиняне прислушались к словам оратора и отправили на помощь Перинфу войска и корабли под командованием стратега Харета.

Балканская Греция и Малая Азия. IV в. до н. э.

Но этот рейд не изменил ситуацию на театре военных действий. Проблема заключалась в том, что в Перинфе и Византии не доверяли афинским союзникам и потому отказывались пустить их в пределы городских стен. Как отметил Плутарх, «Харет скитался по морю и вымогал у союзников деньги» (Plut.Phoc.14). Когда известия об этом дошли до Афин, было принято решение отстранить Харета от командования: «Народ, подстрекаемый ораторами, возмущался и сожалел о своем решении помочь византийцам» (Plut.Phoc.14). На немедленной отставке Харета настаивал политический деятель Фокион, объяснивший провал миссии страхом эллинов перед афинскими военачальниками: «Ведь они вызывают страх перед вами даже у тех, кому без вашей поддержки спастись невозможно» (Plut. Phoc.14). В итоге командование было поручено Фокиону. Стратег погрузил на корабли новые войска и поспешил на помощь Византию.

Однако эллины Перинфа и Византия по-прежнему не доверяли своим афинским союзникам. Поэтому стратег Леонт, «в силу нравственных своих достоинств не знавший себе равных среди византийцев» (Plut.Phoc.14), был вынужден поручиться перед согражданами за Фокиона. Военачальники давно знали друг друга, Леонт не сомневался в порядочности своего товарища. Византийцы настолько прониклись доверием к Фокиону, что не дали афинскому стратегу разбить лагерь за линией городских укреплений, а пригласили афинян в Византий. На стенах и башнях афинские гоплиты встали плечом к плечу с византийцами, успешно отражая неистовые атаки македонян. Вскоре на помощь Византию подошли корабли с островов Кос, Родос и Хиос, после чего осада города потеряла для Филиппа всякий смысл. Пользуясь господством на море, Фокион начал совершать рейды вдоль побережья, захватил несколько македонских кораблей, выбил царские гарнизоны из ряда населенных пунктов и совершенно разграбил их окрестности. В этих боях афинский стратег получил ранение и был вынужден отправиться домой (Plut.Phoc.14), но главного он достиг, поскольку в войне наступил перелом. Македонская армия отступила от осажденных городов.

В 339 г. до н. э. при посредничестве Хиоса и Родоса Филипп был вынужден заключить мир с Перинфом, Византием и Афинами (97,187). В качестве жеста доброй воли базилевс возвращал все захваченные во время войны торговые корабли (Front.I,IV,13a).

Конечную цель кампании Филиппа в районе Геллеспонта обозначил Плутарх: «Филипп, лелея далеко идущие планы, появился со всем своим войском на берегах Геллеспонта в надежде завладеть Херсонесом, Перинфом и Византием одновременно» (Plut.Phoc.14). Несмотря на это свидетельство, о планах царя можно говорить только предположительно. Скорее всего Филипп не планировал захватывать вышеназванные города одновременно, его спонтанная атака на Византий была продиктована неудачами под Перинфом. Гораздо удобнее уничтожать своих врагов по одному, что, собственно, и хотел сделать Филипп II в отношении Перинфа и Византия. После захвата Перинфа царь мог создать в городе военную базу, чтобы отсюда на следующий год с новыми силами атаковать Византий. В этом случае шансы византийцев на успешное отражение вражеской агрессии становились минимальными. Как бы там ни было, планам базилевса не суждено было сбыться, слишком много обстоятельств он не учел при планировании кампании. И если от Афин можно было ожидать вступления в конфликт на стороне Перинфа, то поддержка эллинов державой Ахеменидов оказалась для Филиппа полной неожиданностью. Отсюда и неразумное решение разделить войска и ведение войны на два фронта – против Перинфа и Византия. Когда же на помощь византийцам прибыл афинский флот под командованием Фокиона, исход противостояния был предрешен. Главную роль в этом сыграл оратор Демосфен: «… он оказал поддержку Византию и Перинфу, подвергшимся нападению Филиппа: он убедил народ оставить прежнюю вражду, забыть об обидах Союзнической войны и послать помощь, которая и спасла оба города» (Plut.Dem.17). Именно поддержка, оказанная Перинфу союзниками, свела на нет все усилия базилевса по захвату города.

Диодор Сицилийский в подробностях рассказал об осаде Перинфа, однако обороне Византия не уделил достаточного внимания. Зато Юстин смысл кампании Филиппа II свел исключительно к осаде Византия: «Он рассудил, что для успеха предприятия будет очень полезно подчинить себе знаменитый приморский город Византий и сделать из него базу для своих морских и сухопутных сил; а когда Византий запер перед ним свои ворота, то он осадил его, окружив со всех сторон» (IX, 1). Окончание осады Византия Юстин связывает с финансовыми затруднениями македонского царя: «Из-за продолжительной осады казна Филиппа стала истощаться, и он начал добывать деньги морскими разбоями. Так, он захватил сто семьдесят кораблей и, распродав их груз, до некоторой степени избавился от крайней нужды. Затем, чтобы не держать все войско на осаде одного только города, Филипп, отобрав храбрейших воинов, выступил в поход, завоевал много городов в Херсонесе Фракийском и вызвал к себе своего восемнадцатилетнего сына Александра, чтобы тот под отцовской командой начал изучать основы военного дела. После этого Филипп отправился в Скифию, тоже надеясь на добычу и намереваясь – по примеру купцов – затраты на одну войну покрыть доходами с другой» (IX,1). Скорее всего истощение казны действительно имело место быть, однако Филипп потерпел поражение из-за целой совокупности причин, а не вследствие какого-либо единственного определяющего фактора.

Об осаде Византия сохранилось два небольших рассказа Полиэна и Фронтина, однако они настолько невразумительны, что на их основании не представляется возможным делать какие-либо выводы. Полиэн пишет следующее: «Филипп осаждал византийцев, имевших значительные силы союзников. Стремясь к тому, чтобы эти последние оставили союзное войско, он прибег к хитрости, отправив к ним перебежчиков с известием, что города их осаждены Филиппом, пославшим туда другие отряды, и что эти города близки к захвату. Перебежчики об этом известили. Филипп же явным образом стал отсылать части своего войска в разные стороны, однако для создания видимости, а не на самом деле. Союзники, видя и слыша это, оставили византийцев и начали расходиться по своим отечествам» (IV,2,21). Складывается впечатление, что Полиэн просто до конца не разобрался в ситуации и всё свалил в кучу – осаду Перинфа, осаду Византия и действия союзников. В реальности Филипп уводил войска из-под Перинфа именно к Византию и не с целью введения противника в заблуждение, а с намерением захватить город.

Свидетельство Фронтина также непонятно и туманно: «Византийцы в борьбе против Филиппа, избегая всячески решительного боя и отказавшись даже от обороны границ, отступили за городские укрепления; этим они достигли, что Филипп, не имея терпения для продолжительной осады, отступил» (1,111,4). Судя по всему, Фронтин не был знаком с предысторией осады Византия, иначе бы знал, по какой причине византийцы боялись выходить за пределы городских стен. Их лучшие войска находились в Перинфе, поэтому любая попытка встретиться с македонской армией в открытом бою была равносильна самоубийству.

Подводя итоги, можно сделать следующие выводы. Кампания против Перинфа была плохо спланирована Филиппом II, отсюда и столь печальные результаты. Базилевс не предусмотрел ни вступление в войну византийцев, ни помощь персидских сатрапов осажденному городу. Его спонтанное решение штурмовать Византий обернулось ещё большими проблемами. Когда же у побережья появился объединенный флот Афин, Коса, Родоса и Хиоса, стало ясно, что у Филиппа нет никаких шансов на победу. При этом македонские военные инженеры действовали очень грамотно и сумели создать все необходимые условия для прорыва главной линии обороны Перинфа. Другое дело, что царская пехота увязла в уличных боях и не смогла продвинуться в глубь города.

Эта неудача имела для Македонии крайне негативные последствия: «Филипп потерпел на Геллеспонте неудачу, и страх греков сменился пренебрежением, тогда как прежде они считали македонского царя непобедимым, не знающим себе равных» (Plut.Phoc.14). Именно отсутствие страха перед македонянами и приведет эллинов на равнину Херонеи.

4. Битва при Херонее (2 августа 338 г. до н. э.)

В 340 г. до н. э. между Афинами и Македонией началась война. Усиление македонского влияния в Элладе, а также попытка Филиппа II овладеть городами Византием и Перинфом вызывали огромную тревогу у афинских политических деятелей. Было ясно, что как только македоняне утвердятся в районе Геллеспонта, то под их контролем окажется всё судоходство в этом стратегически важном регионе. В случае успеха царь мог просто перекрыть пролив и оставить Афины без боспорского хлеба. Худшие опасения афинян подтвердились, когда македоняне захватили афинские торговые корабли, груженные зерном. Война началась.

Конфликт со скифским царем Атеем отвлек македонского царя от Греции, и в 339 г. до н. э. он повел войска против скифов, проживающих к югу от реки Истр (Дунай). Об этом интереснейшем эпизоде военной истории Македонии никакой подробной информации не сохранилось, за исключением краткого сообщения Юстина: «Хотя скифы превосходили македонян и числом, и храбростью, но они были побеждены хитростью Филиппа» (IX,2). Но в чем именно заключалась эта хитрость, с помощью которой базилевс сумел одолеть грозного противника, мы не знаем.

На обратном пути македонское войско возвращалось через земли фракийского племени трибаллов. Ничего не предвещало беды, но варвары неожиданно потребовали за проход по своей территории часть скифской добычи. Естественно, Филипп ответил отказом. Произошло сражение, во время которого царь получил тяжелую рану в бедро, а македонская армия была вынуждена бросить трофеи и отступить. Казалось, что эта неудача надолго остановит Филиппа. Однако как только царь оправился от раны, то сразу же развязал полномасштабную войну с Афинами, которую, по словам Юстина, «давно уже втайне подготовлял» (IX,3). Несли раньше это противостояние носило вялотекущий характер, то теперь оно выходило на новый виток.

В 338 г. до н. э. Филипп II неожиданно объявился в Центральной Греции. На первый взгляд царь не сделал ничего такого, что могло бы насторожить афинян, поскольку амфиктионы вновь пригласили его принять участие в очередной Священной войне. В этот раз против города Амфиссы. Вместе с македонской армией против святотатцев выступили фессалийцы, энианцы, долопы, фтиотийцы и этолийцы (97,194). Но вместо того чтобы идти к Амфиссе, Филипп резко изменил маршрут движения и неожиданно захватил город Элатею. Элатея располагалась к югу от Фермопильского ущелья и имела стратегическое значение, поскольку из неё можно было угрожать как Фивам, так и Афинам. Из Элатеи открывалась прямая дорога на Амфиссу, но в данной ситуации это уже имело второстепенное значение. В Афинах началась страшная паника, горожане ожидали, что через два дня македонская армия вторгнется на территорию Аттики. Не на шутку перепугались и фиванцы, но до поры до времени свою позицию к происходящим событиям они не обозначили.

В этой ситуации многое, если не всё, зависело от того, на чью сторону в конфликте встанут Фивы, поскольку Афины в одиночку не могли устоять против македонской силы. Несмотря на то что прославленный афинский оратор Демосфен колесил по Элладе и сумел склонить к войне с Македонией множество городов, шансы на победу у союзников были невелики. Афинян поддержали эвбейцы, ахейцы, коринфяне, мегарцы, левкадяне, керкирцы (Demosth.XVIII,237), однако этих сил было недостаточно. Объединенное войско союзников насчитывало лишь 15 000 пехотинцев и 2000 всадников (Plut.Dem.17).

Филипп II Македонский. Новая глиптотека Карлсберга, Копенгаген, Дания

Филипп же располагал 30 000 пеших воинов и 2000 кавалеристов (Diod.XVI.85), перевес македонян, как численный, так и качественный, был подавляющим. Но сразу бы исчез, если бы к афинянам присоединились фиванцы.

Фиванская армия считалась одной из сильнейших в Элладе, а знаменитый Священный отряд из Фив со времен битвы при Левктрах считался непобедимым. Это понимал Филипп, это понимали афинские политические деятели.

От Филиппа в Фивы прибыло представительное посольство, в состав которого вошли македоняне Аминта, Клеандр и Кассандр, фессалиец Даох и некий Дикеарх (Plut.Dem.18). Диодор Сицилийский пишет, что среди посланцев был знаменитый оратор Пифон (Diod. XVI.85). Эти люди должны были убедить фиванцев сохранить нейтралитет в грядущей войне между Македонией и Афинами. На первый взгляд задача посланцев была несложной, поскольку «фиванцы ясно видели, в чем для них польза и в чем вред, ибо у каждого в глазах еще стояли ужасы войны и раны фокейских боев были совсем свежи» (Plut.Dem.18). Фивы были союзниками Македонии (Diod.XVI.84), и в данный момент им ничего не угрожало. Казалось, что всё на этом и закончится, но в это время в Фивы прибыло афинское посольство, которое возглавлял Демосфен. Сила его ораторского дара оказалась такова, что фиванцы поступили вопреки логике и здравому смыслу, решив поддержать Афины и принять участие в войне. Эта была чудовищная ошибка, которая сыграет роковую роль в судьбе Фив.

Весть о том, что фиванцы выступят против Филиппа, ободрила афинян, и они спешно отправили войска под командованием стратегов Лисикла и Хареса в Беотию, к городу Херонее. Туда же подошли фиванская армия и остальные союзники. Боевой дух в армии союзников был необычайно высок, эллины горели желанием встретиться с македонянами на поле боя. И Филипп не заставил себя долго ждать: как только подошли отряды македонских союзников, царь повел армию навстречу врагу. Из Элатеи до Херонеи примерно 20 км по прямой, и вскоре македоняне вступили на обширную равнину, где занимала позиции армия эллинов. Войска Филиппа находились на северо-западной стороне равнины, греки расположились на юго-востоке. Базилевс не стал вступать в битву сразу после марша и дал своим людям отдохнуть перед решающим сражением, которое состоялось на следующий день.

Греческие стратеги не стали заниматься тактическими изысками, а построили армию в одну линию – на правом фланге встали афиняне, в центре союзники, на левом крыле расположились фиванцы. Правый фланг боевых порядков эллинов упирался в реку Кефис, левый практически соприкасался с Херонеей и был прикрыт небольшой речушкой Гемон. Таким образом, эллинские военачальники исключили возможность охвата своих флангов македонской конницей и свели сражение к фронтальному столкновению. Филипп разгадал замысел противника и вопреки традиции сосредоточил отборные войска на левом фланге, который сам и возглавил. Его сын Александр в сопровождении опытных военачальников командовал правым крылом, середину строя заняли союзники македонян.

Битва при Херонее

Битва началась атакой афинской фаланги на боевые порядки македонян под командованием Филиппа. Педзетайры взяли пики наперевес и вступили в бой с гоплитами, однако после кровопролитной схватки оставили позиции и начали медленно отступать. Афиняне, воодушевленные успехом, стали наращивать натиск и сильнее теснить македонян, продолжавших отход. Стратегов не насторожило, что враг не обратился в беспорядочное бегство, а продолжает сражение. Они так и не поняли, что Филипп планомерно отводит войска из-под удара и его солдаты уверенно удерживают фронт, в котором так и не появились бреши и разрывы. Афинский военачальник Стратокл громко призывал соотечественников продолжить преследование противника и нанести ему окончательное поражение. Правый фланг греческой армии стремительно пошел в наступление, афиняне безоглядно устремились вперед, и в боевых порядках эллинов образовался разрыв. Стратеги союзников, командовавшие войсками в центре, увидели образовавшуюся брешь и, чтобы её закрыть, приказали своим людям резко сместиться вправо. Гоплиты выполнили этот маневр, но теперь образовался разрыв между союзниками и фиванцами, левым крылом и центром. Фиванские военачальники также поспешили закрыть брешь и продолжили движение направо следом за своими соседями. При этом они оголили свой фланг и растянули строй, чем и решил воспользоваться Александр. Царевич отправил тяжеловооруженную пехоту в лобовую атаку, а сам возглавил атаку кавалерии и стал обходить боевые порядки фиванцев. Но путь ему преградил Священный отряд. Эти элитные бойцы стояли на самом опасном месте – левом фланге фиванской армии, и теперь им пришлось принять на себя удар македонской конницы.

Бой был жестоким и кровопролитным, во время рукопашной схватки погиб командир фиванцев Феаген. Священный отряд сражался до конца, и, лишь когда последний гоплит был убит, конница Александра зашла в тыл фиванской фаланге. Не выдержав удара македонской пехоты с фронта и кавалерии с тыла, строй фиванцев развалился. Некоторое время гоплиты ещё сражались, но затем воинов охватила паника, началось беспорядочное бегство с поля боя. Левый фланг армии эллинов был окончательно разгромлен.

К этому времени Филипп уже нанес решительное поражение афинянам на левом крыле. Дождавшись подходящего момента, базилевс приказал войскам прекратить отступление и переходить в контратаку. Педзетайры безупречно выполнили этот сложный маневр и неожиданно для противника пошли в наступление. Ряды афинян пришли в полное расстройство во время длительного преследования македонян, и поэтому гоплиты не смогли отразить вражескую атаку. Положение усугублялось тем, что македонские сариссы были длиннее греческих копий, что позволяло фалангитам поражать противника, оставаясь при этом неуязвимыми. Афиняне, ещё недавно чувствовавшие себя победителями, оказались совершенно деморализованы и разбиты наголову. Бросая щиты и копья, гоплиты стали в спешке покидать место сражения, преследуемые торжествующими победителями. В числе беглецов был и оратор Демосфен, один из главных зачинщиков войны, у которого на щите золотыми буквами было написано: «В добрый час!» (Plut.Dem.20). После поражения афинян и фиванцев побежал и центр эллинской армии. Македоняне одержали безоговорочную победу.

Точную дату битвы при Херонее называет Плутарх – седьмой день месяца метагитниона (Camil.19). Несмотря на то что это был решительный момент в истории Греции, подробного описания сражения не сохранилось. Диодор Сицилийский рассказал о нем в общих чертах, Юстин лишь отметил мужество эллинов в битве: «Когда дело дошло до сражения, афиняне, хотя намного превосходили врага своей численностью, были побеждены доблестью македонян, закаленной в постоянных войнах. Но погибли они, памятуя о прежней своей славе; раны у всех павших были на груди, и каждый, падая и умирая, покрывал своим телом то место, на которое он был поставлен своим военачальником. Этот день был для всей Греции концом ее славного господства и ее издревле существовавшей свободы» (Just.IX,3). Страбон также немногословен: «Херонея находится поблизости от Орхомена. Здесь Филипп, сын с Аминты, победил в большом сражении афинян, беотийцев и коринфян и стал владыкой Греции. Здесь показывают также памятник павшим в битве, воздвигнутый на общественный счет» (IX,II,37). Даже Плутарх в биографии Александра не вдается в подробности сражения: «Александр участвовал также в битве с греками при Херонее и, говорят, первый бросился в бой со священным отрядом фиванцев» (Alex.9). Как видим, информации совсем немного.

Некоторые аспекты битвы освещают Полиэн и Фронтин. Полиэн обращает внимание на маневр, с помощью которого Филиппу удалось разорвать фронт эллинской армии: «Филипп, когда сражался при Херонее с афинянами, подавшись назад, отступил. Стратокл, стратег афинян, воскликнув: «Мы должны до тех пор не отставать от врагов, пока не загоним их в Македонию!» – продолжил следовать за македонянами. «Афиняне не умеют побеждать», – сказал Филипп и стал отходить лицом к неприятелю, сомкнув фалангу и защитившись оружием от натиска афинян. Немного спустя, заняв возвышенности, он ободрил свое войско, сделал поворот и, решительно устремившись на афинян, блестяще с ними сразился и победил» (Polyaen.IV,2.2). Выполнить такой сложный маневр, как отступление под натиском противника, а затем резко перейти в контратаку, могла только армия, обладавшая великолепной выучкой. Поэтому Филипп не ошибся, когда сделал ставку на профессионализм и воинское мастерство своих солдат. Об этом свидетельствует ещё один рассказ Полиэна: «Филипп при Херонее, зная, что афиняне порывисты и не приучены к военным упражнениям, а македоняне опытны и натренированы, немало затянув сражение, вскоре утомил афинян и тем самым легко одержал над ними победу» (Polyaen.IV,2.7). На данный факт обратил внимание и Фронтин: «Филипп при Херонее учитывал, что у него солдаты закалены долгим опытом, а афиняне, хотя и ожесточены, но не имеют военного опыта и сильны только при нападении. Он поэтому затянул сражение; вскоре, когда афиняне уже выдохлись, он перешел в решительное наступление и порубил их» (Front.II,1,9). Таким образом, можно констатировать, что в битве при Херонее македоняне победили благодаря полководческому таланту Филиппа II и лучшей выучке рядового и командного состава армии. Афинские и фиванские военачальники уступали базилевсу как командующие армией, а уровень подготовки греческих гоплитов, за исключением фиванцев, был ниже, чем у македонских солдат.

Как уже отмечалось, информация о битве при Херонее крайне скудна и оставляет больше вопросов, чем дает ответов. Что касается численности противоборствующих армий, то можно говорить о том, что они были приблизительно равны по составу. Наибольшие споры вызывает построение войск перед битвой. Считается, что Филипп, согласно традициям эпохи, расположился на правом фланге с отборными частями, а Александра отправил на левый фланг вместе с гетайрами. Но уже здесь кроется противоречие, поскольку именно гетайры и агема гипаспистов были элитными войсками и поэтому должны были находиться рядом с Филиппом. С Александром находились его личные друзья и телохранители, скорее всего под командованием наследника был и кавалерийский отряд. Вызывают большие сомнения утверждения историков о том, что именно базилевс командовал правым флангом македонской армии. На поле боя Филипп был новатором и не придерживался общепринятых шаблонов. Он не мог не знать о том, что в битве при Левктрах фиванский стратег Эпаминонд действовал вопреки традиции и сосредоточил лучшие силы именно на левом крыле. Во время войн диадохов точно так же поступят Эвмен из Кардии в битве при Паретакене и Деметрий Полиоркет в битве при Газе. Но есть ещё более веский аргумент в пользу того, что Филипп возглавил левый фланг, а Александр – правый.

Дело в том, что воины Священного отряда, сражавшиеся против Александра, были похоронены около Херонеи, что подразумевает их расположение на левом фланге эллинской армии: «Когда подходишь к городу, то тут встречается братская могила фиванцев, погибших в битве с Филиппом. На этой могиле нет никакой надписи, но над ней поставлено изображение льва; это символ мужества этих людей; а надписи, думаю, нет потому, что судьба, посланная им божеством, не соответствовала их решимости» (Paus.IX,XL,5). Этот лев и сегодня возвышается на въезде в Херонею с востока, около дороги, ведущей в Орхомен. Во время раскопок памятника археологи нашли останки 254 воинов Священного отряда, павших в битве с македонянами. Что же касается македонских солдат, то их захоронили в высоком кургане на берегу реки Кефис, он сохранился до наших дней. Скорее всего бойцов из Священного отряда похоронили там, где они сражались, вряд ли победители стали перетаскивать их тела на другой конец равнины. Поэтому я полагаю, что в битве при Херонее левым флангом македонской армии командовал Филипп II, а правым крылом руководил Александр.

Каменный лев, установленный на месте битвы при Херонее

Соответственно, на правом фланге греческой армии у реки Кефис стояли афиняне под командованием Лисикла и Хареса, на левом крыле у Херонеи расположились фиванцы, центр позиций занимали остальные союзники. Но оговорюсь сразу, это не более чем предположение, поскольку в источниках никакой информации по данному вопросу нет.

Письменные источники не дают ответа на вопрос, почему Филипп решил сразиться с афинянами, а сына отправил против фиванцев. Ведь именно эти воины славились на всю Грецию как великолепные бойцы, обладавшие высокой индивидуальной подготовкой. Недаром Диодор Сицилийский отметил, что фиванцы отличались «железной крепостью благодаря привычке к гимнастическим упражнениям» (XVII,11). О том, как тренировались фиванские воины, рассказал Плутарх: «… первая задача сражающихся – нанести удар и самим защититься от удара. Вторая задача – схватившись врукопашную, умело пользоваться приемами захвата и опрокидывания; именно это более всего способствовало, как говорят, нашим обученным в палестре воинам одолеть спартиатов при Левктрах» (Quaest. conv.II,V,2).

Несмотря на то что битва при Левктрах произошла в 371 г. до н. э. и с тех пор прошло много времени, вряд ли что изменилось в военной подготовке фиванцев. И вот против этих воинов базилевс отправляет Александра, пусть и в компании опытных полководцев. Почему? На мой взгляд, ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Македонский царь понимал, что именно афиняне со своими недостаточно компетентными военачальниками и слабо дисциплинированным ополчением могут принять его ложное отступление за настоящий отход. Что начнется безоглядное преследование македонян, во время которого можно будет нанести по противнику мощный контрудар и разбить правый фланг вражеской армии. Филипп задумал очень сложный маневр, который его сын выполнить не мог как в силу своей молодости, так и из-за недостатка опыта. Скорее всего главной задачей Александра было просто сдерживать фиванцев, однако сын не только выполнил приказ отца, но и сумел нанести противнику поражение на своем участке фронта. Таким образом, эллины были разгромлены как на левом, так и на правом флангах. Говорить о том, что Филипп выиграл битву исключительно благодаря Александру, не приходится, поскольку именно македонский царь составил и воплотил в жизнь план сражения. В битве при Херонее сын был лишь исполнителем воли отца, хотя и очень хорошим исполнителем. Недаром Диодор Сицилийский отметил, что именно Филипп принес победу македонянам (XVI, 86). Обратим внимание, что нигде в источниках не говорится о действиях кавалерии, хотя атака Александра на боевые порядки фиванцев явно подразумевает комбинированный удар конницы и тяжеловооруженной пехоты. Но это опять-таки только предположение, поскольку подробный рассказ о битве отсутствует.

Относительно потерь сторон информация не совсем внятная, мы даже не знаем, сколько погибло македонян и их союзников. Что касается эллинов, то, по свидетельству Диодора Сицилийского, пало более 1000 афинян и около 2000 взяли в плен (XVI,86). О потерях фиванцев историк отделался туманной фразой, что «многие из беотийцев были убиты, и немало взято в плен» (Diod.XVI,86). Но как бы там ни было, разгром был сокрушительным, защищать Афины и Фивы было некому, поэтому Филипп продиктовал побежденным эллинам свои условия.

С афинянами базилевс обошелся на удивление мягко. Он не только выдал им тела павших соотечественников для погребения и предложил собрать все останки, чтобы положить в гробницы предков, но и отпустил пленных без выкупа. В Афины прибыли царевич Александр и македонский полководец Антипатр, чтобы от имени Филиппа II заключить мир (Just.IX,4). Несмотря на то что для афинян всё закончилось относительно благополучно, они приговорили к смерти стратега Лисикла, одного из командующих афинской армией при Херонее (Diod.XVI,88).

Совсем иначе Филипп поступил с фиванцами. Царь смотрел на них как на предателей и поэтому взял выкуп не только за пленных, но и за павших на поле боя воинов. В Фивах началась зачистка, наиболее видным гражданам рубили головы, отправляли в изгнание, конфискуя их имущество в пользу базилевса. В город вернули некогда изгнанных сторонников Македонии, из которых три сотни человек назначили на высшие государственные должности (Just.IX,4). В фиванском акрополе, Кадмее, встал македонский гарнизон (Diod. XVI,87). Таковы были ближайшие последствия битвы при Херонее. По мнению Юстина, «этот день был для всей Греции концом ее славного господства и ее издревле существовавшей свободы» (IX,3). С этим выводом невозможно не согласиться.