Известный британский военный историк Дэвид Рейнолдс в одном из своих исследований, посвященных Первой мировой войне, подчеркнул, что «цель анализа событий 1914–1918 годов должна заключаться не столько в поиске ранее не известных общественности отдельных эпизодов того периода, а во вскрытии общих закономерностей, определивших сущность наступавшей новой эпохи» [18]. В этой связи совокупность объективных и субъективных условий и мер, предпринятых руководством Великобритании накануне и в годы Первой мировой войны, в связи со становлением и функционированием такого важного инструмента проведения военно-политического курса страны, каким являются спецслужбы, особенно разведка, не может не представлять интереса, поскольку именно в тот период были заложены основы того, что, как пишут зарубежные исследователи, и стало сутью проводимых Лондоном так называемых специальных операций, зачастую являющихся образцом для подражания других англосаксонских государств, прежде всего США.
Фактически до конца ХIХ века британские общенациональные спецслужбы были представлены конгломератом различных организаций: внутренним надзором занимались соответствующие подразделения почтовой службы страны и муниципальной полиции, вопросы так называемого внешнего отслеживания были возложены на МИД, субсидируемое парламентом через секретный фонд, и министерство по делам Индии, в функции которого входили контроль обстановки и проведение соответствующих секретных операций на подконтрольных метрополии территориях. Но уже в начале XX века Лондон серьезно озаботился нарастанием угроз его интересам буквально во всех уголках обширной Британской империи, исходивших якобы в первую очередь от России в Центральной Азии и на Дальнем Востоке и от Германии – в Южной Америке, на Ближнем и Дальнем Востоке, а также в открытых морях. В самой же метрополии военно-политическое руководство страны озаботилось ростом террористической угрозы, формируемой прежде всего активизировавшимся национально-освободительным движением ирландцев, бросивших нешуточный вызов англосаксам, узурпировавшим власть в Лондоне. Еще в 1889 году был принят первый закон, ориентировавший государственные учреждения на негласную деятельность по защите национальных интересов внутри страны в тот исторический период. В этом же году была создана и специальная служба муниципальной полиции для профилактики нарушений внутреннего законодательства со стороны нацменьшинств; имелись в виду главным образом ирландцы.
Озабоченность нарастанием напряженности в мире не могла не коснуться и военных ведомств – военного министерства и адмиралтейства, которые традиционно имели собственные независимые разведывательные структуры. Примечательно, что впервые в британской военной истории отдельный разведывательный орган армии (сухопутных войск) был создан в рамках военного министерства в 1873 году, но потребовалось еще 15 лет для того, чтобы директор (или начальник) военной разведки был наделен полномочиями прямого доклада верховному главнокомандующему. В свою очередь, адмиралтейство последовало примеру коллег в 1882 году, а через шесть лет в его рамках было сформировано отдельное Управление военно-морской разведки.
В преддверии обозначившейся в начале ХХ века военной конфронтации с Германией Лондон осознал настоятельную необходимость создания национального разведывательного сообщества более высокого уровня и качества для осуществления эффективной разведдеятельности и контршпионажа, включающего в себя как гражданские, так и военные структуры. В 1909 году было сформировано Бюро секретной службы, деятельность которого сконцентрировалась на сборе разведсведений о Германии и борьбе с германским шпионажем. Однако почти сразу стало очевидно, что разведывательные и контрразведывательные функции должны быть разделены, в том числе и организационно. Поэтому уже на следующий год на основе бюро были созданы две самостоятельные структуры – контрразведка МI5 и Секретная разведывательная служба (SIS), впоследствии названная MI6. Примечательно, что обе службы, формально гражданские, возглавили представители привилегированного вида вооруженных сил – ВМС: первую Верном Келли, а вторую – Мэнсфилд Камминг. Оба впоследствии за заслуги перед отчеством получили титул «сэр».
Представители военной разведки, естественно, без восторга встретили известие о появлении мощных конкурентов, логично полагая, что накануне грядущих военных событий обе новые службы будут вмешиваться в сферу, в которой они некомпетентны, и с неизбежностью осложнят работу «военных профессионалов». В опасениях военных разведчиков была известная доля истины, поскольку как раз в этот период и моряки, и сухопутчики развернули масштабную работу по созданию собственных разведаппаратов и сетей шпионажа, направленных против Германии и ее союзников.
Между тем, как стало ясно уже в первые месяцы разразившейся войны, такой шаг британского военно-политического руководства оправдал себя. Вряд ли укомплектованная людьми со специфическим образованием и подготовкой чисто военная разведка смогла бы справиться со сложными задачами по формированию приемлемого для Лондона внутриполитического климата в странах-союзницах и сателлитах, как, например, произошло в России в период колебаний в ее политическом истеблишменте относительно необходимости продолжения войны с Германией. Достаточно вспомнить дело о Распутине, известном и влиятельном противнике ввязывания России в войну в целом, к убийству которого в декабре 1916 года, как позже стало известно, напрямую были причастны спецслужбы Великобритании. К тому же, в отличие от военных разведструктур, только так называемая гражданская разведка помимо всего прочего смогла взять на себя весьма важные, особенно в кризисные годы, функции экономической или коммерческой разведки. Да и последствия большевистской революции в России 1917 года, свершившейся еще до окончания мировой войны, могли быть нейтрализованы, как считают британские военные историки, в интересах правящих кругов Британии при непосредственном участии гражданской, то есть политической разведки и локализованы на территории обширной Британской империи, опять же, только при участии гражданского контршпионского ведомства MI5. В свою очередь, руководство гражданских спецслужб, понимая необходимость тесного взаимодействия с военными, прилагало максимум усилий с тем, чтобы не обострять с ними отношений и завоевать столь необходимое в данной специфической сфере доверие. В этом плане британские историки отдают должное руководителю SIS М. Каммингу, «перешагнувшему через себя» для налаживания добрых отношений с военными коллегами.
В годы войны разведдеятельность и борьба с германским шпионажем на территории Великобритании были совмещены под управлением MI5. Причем борьбе с германскими разведчиками и агентами (или шпионами, как их презрительно называли британцы) уделялось самое пристальное внимание. Отсюда и высокая результативность британской контрразведки, признанная даже противником. Руководитель германской военной разведки Вальтер Николаи уже после войны отмечал, что «англичанам удалось оперативно изолировать большинство германских агентов у себя в стране» [11, с. 21]. Британский военный историк Николас Хайли приводит следующие данные, характеризующие успехи контрразведчиков: только в 1915 году сотрудникам MI5 удалось обезвредить 22 из 26 наиболее значимых германских агентов, действовавших в тот период на территории Великобритании, в результате чего агентурная сеть разведки Германии оказалась фактически парализованной [37]. Другой британский специалист в области разведки Джилл Беннет полагает, что успехи сотрудников МI5 во время Первой мировой войны во многом обусловлены широко применявшимся методом перевербовки германских агентов, чего ранее британцы не практиковали [18]. Утонченное аристократическое руководство спецслужб Британии не хотело марать руки, работая с полукриминальными элементами из шпионской среды. Примечательно, что среди британского разведывательного истеблишмента было популярно высказывание Наполеона о том, что «шпион – это прирожденный предатель», которому ничего не стоит перевербовываться сколько угодно раз [12, с. 17]. Выявлению вражеских агентов, считают британские специалисты, помогла и беспрецедентная в истории страны фактически тотальная проверка населения, причем не только иностранных граждан, оказавшихся волею судеб на территории Великобритании в этот сложный период, но и подданных его величества.
В годы Первой мировой войны британская контрразведка впервые применила и практику проникновения в иностранные посольства в Лондоне, перехвата почты и подслушивания телефонных переговоров дипломатических представителей как нейтральных, так и союзных стран. Переняв опыт России и Германии, имевших давние традиции цензуры, британцы были вынуждены в первые же дни войны срочно организовать аналогичную службу у себя. Причем сделать это было чрезвычайно сложно, поскольку, как известно, именно Британия являлась в те годы крупнейшей торговой державой, в которую ежедневно поступали сотни тонн писем, газет, журналов, разного рода другой корреспонденции и всевозможных посылок. Для введения цензуры британским властям пришлось мобилизовать тысячи сотрудников и оперативно обучить их этой весьма непростой работе, благодаря которой, кстати, якобы была выявлена не одна шпионская сеть.
Начиная с конца 1916 года перед британскими контрразведчиками встала новая задача по нейтрализации начавшего активизироваться протестного рабочего движения, а затем по выявлению и аресту лидеров многочисленных пацифистских и марксистских организаций, пресечению случаев саботажа и диверсий на промышленных объектах и транспорте.
С началом войны MI5 активизировала работу и за рубежом, в основном в обширных британских колониях. Естественно, главное внимание контрразведчиков было приковано к Индии, где работа осуществлялась в тесном контакте с министерством по делам этой колонии, британской администрацией в Дели и сформированной накануне так называемой индийской политической разведкой. Упор делался на пресечении деятельности различного рода революционных и народно-освободительных организаций, многие из которых к тому времени оказались под влиянием германской агентуры. В 1916 году в MI5 был создан новый отдел, ответственный за осуществление специальных разведывательных миссий в союзных странах, включая США и Италию, с задачей упреждающего вскрытия зарождавшихся угроз Британии.
Если дела у британских контрразведчиков складывались более-менее позитивно и к концу войны они даже могли оценить свою работу как весьма успешную, то деятельность имперской разведки (как гражданской, так и военной) оценивалась не столь однозначно.
Главное бремя разведдеятельности в годы войны было, разумеется, возложено на военную разведку, причем как стратегического уровня руководства ею из Лондона (через военное министерство и адмиралтейство), так и оперативно-тактического – через разведуправление (разведотдел) штаба Британских экспедиционных сил, развернутых во Франции, и рассредоточенные по морям эскадры кораблей. Уже к концу 1915 года небольшой разведаппарат военного министерства был развернут в мощное Управление военной разведки, включавшее в свой состав 11 самостоятельных отделов с общей штатной численностью во многие сотни человек, как военных, так и гражданских. К концу войны существенно выросла и численность разведуправления штаба экспедиционных сил – с восьми сотрудников до 75 [32].
SIS с началом Первой мировой войны также претерпела существенные преобразования и получила еще одно наименование – MI6. Уже к концу 1916 года данная организация имела 1024 сотрудника и агента, разбросанных по всему свету: 60 – в Лондоне, 300 – в Александрии (Египет), 250 – в Нидерландах, 100 – в Африке, 80 – в Дании, 50 – в Испании и многих других странах Европы, Южной и Северной Америки [18]. Между двумя революциями в России (февральской и октябрьской 1917 года) британские разведчики значительно активизировали свою работу на ее территории, причем не только в обеих столицах, но и на периферии, обеспечивая сначала политическое, а затем и прямое военное вмешательство во внутренние дела своего стратегического союзника.
Осознав актуальность срочного решения проблемы резкого повышения уровня профессиональной деятельности своих сотрудников в годы войны, руководство MI6 сформировало в рамках управления так называемые военные секции, к работе в которых попыталось привлечь кадровых военных, переманивая их из соответствующих конкурирующих служб военного министерства и адмиралтейства. Однако эти меры гражданских руководителей вызвали бурю негодования в армейских и военно-морских разведывательных кругах, причем не только в Лондоне, но и на фронте. В 1917 году глава военной разведки даже выступил с угрозой отзыва всех офицеров из MI6 в случае, если Камминг не согласится наконец подчинить свою службу военному министерству. Скандал удалось замять с большим трудом и только лишь потому, что в скором времени активность боевых действий пошла на убыль. Между тем организованные в рамках SIS так называемые видовые военные секции (в том числе чуть позже и военно-воздушная) со временем приобрели существенное влияние. Достаточно сказать, что глава армейской секции Стюарт Мензис в 1939 году возглавил SIS и находился бессменно на этой должности долгие 14 лет [18].
Но трения, и порой весьма жесткие, были характерны в тот период не только для взаимоотношений гражданских и военных спецслужб. В среде военных также случались недоразумения, периодически приводившие к разборкам на самом высоком уровне. Так, британский историк Первой мировой войны Джим Бич в одном из своих исследований констатирует факт постоянных несогласованностей, характеризовавших взаимоотношения руководителей британской разведки экспедиционных сил во Франции и командования этими силами. Причем, подчеркивает Джим Бич, все три сменивших друг друга руководителя военной разведки развернутой на континенте британской группировки – бригадные генералы Макдонаф, Чартерис и Кокс – так и не смогли установить деловых и доверительных отношений с командующими. Амбициозный генерал Дуглас Хейг, возглавлявший британскую группировку во Франции с декабря 1915 года до окончания войны, вообще не доверял своим разведчикам и обвинял их во всех неудачах британцев на фронте, не стесняясь докладывать об этом напрямую в Лондон, но одновременно выпячивая свою роль как «прирожденного разведчика» в случае удачного исхода того или иного сражения. С другой стороны, гражданское руководство Великобритании во главе с премьером Ллойдом Джорджем, будучи раздраженным демонстративно независимым поведением Хейга, использовало фактор неудач фронтовых разведчиков в качестве повода для попытки (правда, безуспешной) отстранения строптивого генерала от должности главкома [38].
Для критики военных разведчиков были поводы и на других участках фронта. Британский исследователь Р. Роуан приводит факт крупного провала военных разведчиков в ходе закончившейся неудачей операции по захвату Дарданелл в 1915 году, когда мощная военно-морская группировка союзников под руководством британского адмирала де Ребека после продолжительной бомбардировки укреплений и флота турок так и не смогла воспользоваться ее результатами, поскольку вовремя не была информирована разведчиками «об очистке плацдарма для высадки, и союзники упустили все свои преимущества» [12, с. 11].
Что касается просчетов МI6, то, по мнению официального историка этого ведомства Бойла Самервилла, самым главным недостатком была неудовлетворительная подготовка сотрудников и тем более агентов для выполнения специфических задач за пределами страны и за линией фронта. «Слишком много офицеров, – указывает историк, – откомандированных для выполнения разведывательных задач во время войны, были проинструктированы весьма посредственно, зачастую в отрыве от реалий обстановки, чтобы делать свое дело надлежащим образом» [35, рр. 55–67]. К тому же и учет агентуры был поставлен весьма условно. Упоминавшийся исследователь Р. Роуан пишет о том, что многим офицерам-разведчикам позволялось набирать агентов и давать о них сведения в общих чертах, отчитываясь только в затраченных на них суммах. А это порой вело к очковтирательству и злоупотреблениям [12, с. 7]. Примечательно, что британцы не любят вспоминать о явных неудачах своей разведки в Советской России в первые годы после взятия большевиками власти в стране. Однако многочисленные провалы организованных именно британскими спецслужбами заговоров, случаев саботажа и диверсий говорят сами за себя.
И тем не менее нельзя обойти вниманием и явные успехи британцев на данном весьма специфичном поприще – в разведывательной работе, чем они, естественно, гордятся.
Среди удач MI6 приводятся факты вербовки целого ряда высококлассных агентов, таких, например, как доктор Карл Крюгер, немецкий морской инженер, который постоянно снабжал британцев выверенными сведениями о программах германского кораблестроения и состоянии дел на верфях. Получив задание добыть чертежи (а лучше образец) нового немецкого аэроплана «Фоккер», британские офицеры завербовали германского летчика, обиженного несправедливым к нему отношением со стороны командования, который всего за 60 фунтов стерлингов перегнал новый самолет в расположение союзников. Британцам удалось осуществить и беспрецедентную операцию под кодовым названием «Белая женщина», в ходе которой была сформирована широкая по охвату сеть агентов и осведомителей, включавшая порядка 800 человек, в основном женщин, обеспечившая Лондон точной информацией обо всех передвижениях германских военных эшелонов и состоянии транспортных коммуникаций в целом на территории стран Центральной Европы [18]. На Ближнем Востоке у британской разведки в тот период также были весьма значительные достижения. Достаточно вспомнить привлечение британцами к работе на корону обширной сети еврейских переселенцев-сионистов, местных и приезжих коммерсантов и торговцев. Особо британские спецслужбы гордятся вовлеченным в их сети офицером Томасом Эдвардом Лоуренсом, получившим впоследствии прозвище Лоуренс Аравийский. Этому всесторонне одаренному человеку, действовавшему под контролем британских спецслужб, удалось втереться в доверие арабов, возглавить их восстание против турок и во многом способствовать формированию на Ближнем Востоке военно-политической обстановки, отвечавшей интересам официального Лондона.
Несмотря на взаимные упреки командования экспедиционных сил и военных разведчиков во Франции, а также попытки тех и других приписать себе заслуги в случае проведения удачных операций, британские исследователи все же были вынуждены признать, что действительно «хвалить следовало бы разведчиков, а не полевых командиров». В качестве примера приводится факт «блестящего анализа ситуации и предсказания вероятных действий противника», осуществленных именно разведчиками, руководимыми генералом Коксом, в результате чего в марте 1918 года было провалено организованное лично Людендорфом наступление в Пикардии немецких дивизий с печальными для них последствиями [12, с. 41–42].
Но, пожалуй, самых больших успехов британская разведка достигла в так называемом шпионаже с применением технических средств. Начало ХХ века было сопряжено с резким скачком технической революции, достижения которой быстро перекочевали в военную сферу, а в ее рамках – в область разведдеятельности. Так, например, с началом войны обе враждующие стороны почти сразу стали применять авиацию не только как средство доставки боеприпасов к цели или перевозки тех или иных нужных фронту материалов, но и для разведки, как визуальной, так и фотографической. Автотранспорт, быстроходные суда также моментально были использованы разведчиками для ускорения доставки разведывательных сведений к соответствующим инстанциям и агентам. Однако самый существенный вклад в тот период в развитие разведки как таковой внесли достижения в области телефонии и беспроводных средств связи, а также соответствующие разработки в области перехвата, дешифровки и декодирования перехваченных сообщений противника.
Удивительно, но в отличие от других великих держав Великобритания накануне Первой мировой войны формально не имела организованных структур радиоразведки. В период войны с бурами (1899–1902) британцы приобрели некоторый опыт защиты телефонных коммуникаций от прослушки и даже пытались заниматься перехватом и дешифровкой переговоров противника. Однако после окончания войны, даже несмотря на то, что в военном министерстве была сформирована специальная секция с задачей разработки шифров и кодов для применения их в вооруженных силах, на дальнейшие шаги по структурному оформлению радио- и радиотехнической разведки британское руководство не пошло. И лишь с началом войны в военном министерстве и адмиралтействе были созданы уникальные подразделения, заложившие основу развития отдельного направления в ведении разведывательной деятельности. Речь идет соответственно об Отделе MО5, почти сразу переименованном в MI1(b), и Кабинете 40, в функции которых были вменены перехват и дешифровка сообщений противника как на государственном (стратегическом), так и на военном (оперативно-тактическом) уровнях. Забегая вперед, подчеркнем, что в 1919 году оба подразделения были слиты воедино и получили наименование Правительственной школы кодов и шифров, которая вскоре преобразовалась в знаменитый Правительственный центр связи, и поныне являющийся одним из членов Разведывательного сообщества Великобритании [18].
В годы Первой мировой войны и сухопутчики, и моряки в результате качественного подбора кадров в эти подразделения, включая в том числе математиков-криптоаналитиков, языковедов-лингвистов самого широкого профиля и страноведов, достигли весьма впечатляющих результатов по перехвату и дешифровке (декодированию) прежде всего германских шифров (кодов). Упоминавшийся историк Р. Роуан приводит данные о том, что, например, «стараниями военно-морских разведчиков британцы за сутки перехватывали до 2 тыс. сообщений, почти каждое из которых дешифровывалось, переводилось и доводилось до командования с тем, чтобы было принято единственно правильное решение» [12, с. 15]. Именно благодаря вовремя перехваченным и дешифрованным сообщениям британское командование было в курсе подготовки германцев к Ютландскому сражению и успело принять соответствующие контрмеры. Сухопутные криптографы также, хотя и в меньшей степени, внесли свой вклад в обеспечение победы союзников в войне. Тот же Роуан приводит факты перехвата британцами инструкций германского МИД послам, сообщений о подготовке цеппелинов к налетам на войска союзников и т. п.
И все же наибольшего успеха в годы войны, по признанию британских военных историков, добились сотрудники Кабинета 40, подчинявшегося непосредственно главе военно-морской разведки адмиралу Уильяму Реджинальду (позже – сэру Уильяму), которые сумели перехватить и дешифровать послание главы германского внешнеполитического ведомства Циммермана своему послу в Мексике фон Экгарту, содержавшее предложение о союзе с Мексикой против Соединенных Штатов и о содружестве с Японией с теми же целями; приманкой для мексиканцев должен был служить захват и аннексия территории на юго-западе США. Любезно переданное американцам дешифрованное британцами послание буквально ошеломило политический истеблишмент Вашингтона во главе с президентом Вудро Вильсоном и фактически спровоцировало вступление США в войну на стороне Антанты [18; 12, с. 17–18].
Таким образом, есть все основания констатировать, что называется, лежащий на поверхности факт того, что, несмотря на многие столетия своего существования и относительно успешного функционирования, британская разведка в своем современном виде, причем структурном и качественном, сформировалась именно в годы Первой мировой войны. Но впереди британскую разведку ждало еще одно серьезное испытание – Вторая мировая война!
В 2016 году исполнилось 80 лет со дня образования Объединенного разведывательного комитета Великобритании. Данное событие в истории спецслужб Соединенного Королевства в целом и военной разведки в частности считается поистине эпохальным, сравнимым разве что с формированием в октябре 1909 года Бюро секретной службы, впоследствии разделившегося на внутреннюю (МI5) и внешнюю (МI6) разведку Великобритании.
Показательно, что причиной реорганизации спецслужб в середине 30-х годов, как, впрочем, и в самом начале прошлого века, явился весьма существенный рост напряженности на международной арене, который не мог не коснуться одной из главных на тот период великих держав – Великобритании, или, как в то время говорили, Британской империи. Гарри Хинсли, автор книги «Официальная история разведки Великобритании в период Второй мировой войны», полагает, что в этих условиях решение создать ОРК возникло в контексте того, что «ключевой потребностью была не столько централизация руководства разведкой, сколько повышение уровня взаимодействия между различными спецслужбами страны» [29, р. 12].
К середине 30-х годов прошлого века в распоряжении военно-политического руководства Великобритании было несколько типов разведывательных организаций. Прежде всего, это три военных разведывательных структуры: одна выполняла задачи военного министерства (сухопутных войск), другая – адмиралтейства (ВМС) и третья – министерства ВВС. В связи с нарастанием угрозы со стороны нацистской Германии в военном министерстве была учреждена должность директора (начальника) военной разведки, в адмиралтействе сформирован Центр оперативного управления разведкой, а в ВВС назначен заместитель министра по разведке. Примечательным и одновременно парадоксальным был тот факт, что между ними не наблюдалось какого-либо формального, не говоря уже о реальном, взаимодействия. Помимо этих трех военных спецслужб, занимавшихся разведкой в интересах своих ведомств, в Великобритании существовали и так называемые гражданские разведывательные организации. Это Секретная разведывательная служба (SIS) – внешняя разведка (МI6), действовавшая с позиций министерства иностранных дел и отвечавшая за сбор информации за пределами страны, а также Служба безопасности – внутренняя разведка (МI5), сфера применения которой выходила далеко за рамки внутренних вопросов. SIS также курировала знаменитую Правительственную школу связи (место размещения – Блэтчли-Хилл), занимавшуюся перехватом радиокоммуникаций и дешифрованием/декодированием зарубежной политической и военной переписки.
И все же в оправдание соответствующих британских инстанций, якобы опоздавших с решением относительно объединения разведусилий, следует признать, что первые попытки применить комплексный подход к приобретению и оценке зарубежной информации были предприняты еще в начале 20-х годов прошлого века. Так, известный исследователь истории спецслужб британский специалист Дональд Маклахлан указывает на то, что впервые мысль об объединении усилий разведорганов пришла в голову Уинстону Черчиллю в 1922 году, когда он возглавлял Комитет по сокращению военных расходов [4, с. 259]. Сформулированное на этот счет предложение он направил в Комитет имперской обороны (КИО) во главе с премьер-министром страны, который, однако, лишь формально выразил свое согласие относительно «необходимости усиления взаимодействия спецслужб». В 1923 году вновь была сделана попытка объединения усилий, которая, правда, главным образом касалась промышленного и частично политического шпионажа. К 1929 году вырисовалась определенная модель соединения усилий различных спецслужб, которая была реализована через два года в виде отдельной исследовательской структуры – Центра промышленного шпионажа, находившегося под эгидой КИО. Таким образом были созданы эффективные предпосылки для анализа материалов из различных источников во всей системе британской разведки [20, р. 150]. Идея о необходимости формирования реальной межведомственной разведывательной системы в области обороны концентрировалась на объединении усилий исключительно военных спецслужб. Данную идею сформулировал сэр Морис Хэнки, в то время находившийся на посту секретаря Комитета имперской разведки (КИР), а подхватил ее и развил генерал-майор Джон Дилл, в середине 30-х годов занимавший должность начальника Управления разведывательного обеспечения военных операций в военном министерстве. При этом Хэнки особо подчеркивал, что он выступает против «сверхразведывательного центра, узурпирующего все и вся» [36].
Дилл полагал, что разведка выполняет подчиненную роль, элементы которой должны работать в тесной связке, обеспечивая необходимой информацией органы планирования ведения военных действий. При этом Дилл не относил к составляющим данной организации службы гражданской разведки, поскольку речь шла якобы о планировании исключительно военных действий. Постепенно развернувшиеся в высших военно-политических кругах дискуссии относительно будущего объединенного органа военной разведки свелись к определенной ему главной задаче: обеспечению информацией главных элементов иерархической модели военного командования – Комитета имперской обороны и Комитета имперской разведки под руководством премьер-министра и специально назначаемого секретаря второго органа, осуществляющего роль моста между различными разведструктурами; Комитета начальников штабов трех видов ВС; подкомитета заместителей начальников штабов во главе с председательствующим на его заседаниях секретарем КИР. Считалось, что предварительно все проблемы должны обсуждаться именно на заседаниях подкомитета, а затем уже направляться наверх.
Однако почти сразу возникли трения между представителями видов ВС, каждый из которых пытался выделить свою разведывательную службу в «первую среди равных». К концу 1935 года был сформирован очередной подкомитет, включавший глав разведслужб видов вооруженных сил, которому было поручено сформулировать предложения относительно создания объединенного разведывательного центра. Причем к обсуждению не привлекались представители ни МI5, ни МI6. В конце концов было выработано предложение о создании чего-то вроде «межведомственного разведывательного комитета» с главной целью «исключения дублирования в работе разведорганов», заседания которого должны были проводиться регулярно и, в случае необходимости, по требованию хотя бы одного из членов [35, р. 17].
13 января 1936 года КНШ одобрил предложение без внесения поправок и направил его на рассмотрение в Комитет имперской обороны, который 30 января того же года поддержал положения документа относительно создания новой службы в разведывательной структуре – Объединенного разведывательного комитета, который должен был функционировать как подкомитет КИО. Через полгода КНШ выступил с предложением об организации тесного сотрудничества нового органа с уже существовавшим Объединенным комитетом планирования (ОКП), находившимся под его эгидой, что на тот период выглядело как «прорыв в деле оптимизации управления военной машиной страны». Накануне начала Второй мировой войны, летом 1939 года, было принято решение о слиянии сформированного в апреле того же года Центра оценки оперативной обстановки, подчинявшегося ОКП, с Объединенным разведывательным комитетом. А уже через некоторое время после начала войны все точки над «i» были поставлены – ОРК стал полноценным рабочим органом КНШ наравне с ОКП.
Почти сразу встал вопрос о руководителе ОРК. Понятно, что представители видов вооруженных сил тянули одеяло на себя, особенно усердствовали моряки, которые, следует признать, больше всех способствовали централизации военных разведслужб. Но руководством страны было принято беспрецедентное и одновременно компромиссное решение: во главе этого по сути военного органа поставить якобы независимого представителя из числа гражданских чиновников. Председателем ОРК отныне становился высокопоставленный представитель министерства иностранных дел. Так, например, накануне начала Второй мировой войны, в июне 1939 года, на пост главы комитета был назначен Ральф Скрайн Стивенсон, который одновременно занимал должность руководителя разведывательного отдела по заморским территориям МИД, а в августе получил назначение еще и на должность личного секретаря главы МИД лорда Галифакса. В декабре того же года председателем ОРК стал Виктор Кавендиш-Бентинк, до этого в качестве представителя МИД присутствовавший на заседаниях комитета. Тот факт, что Кавендиш-Бентинк был родовитым дворянином (наследником герцога Портлендского и родственником герцога Девонширского), во многом облегчало его работу на данном посту, поскольку практически весь британский истеблишмент формировался (и, кстати, продолжает формироваться) из дворянской среды. Зарубежные исследователи связывают успехи британской разведки в годы войны именно с личностью этого в целом незаурядного человека, который, якобы не будучи военным, сумел завоевать авторитет и объединить под своим руководством постоянно конкурирующих представителей разведок видов ВС [35, р. 148]. Как указывают историки британских спецслужб, в отличие от своих предшественников (а также некоторых преемников!), которые оценивали свою роль лишь в качестве координирующей, он всегда стремился вникнуть в суть проблемы и считал себя таким же участником дискуссий, как и его военные коллеги. Уже после войны достоянием гласности стали факты того, как Кавендиш-Бентинк нелицеприятно отзывался о своих подчиненных-военных, называя их «близорукими упрямцами» [25]. Кстати, именно Кавендиш-Бентинк, всю войну руководивший объединенной военной разведкой, сыграл ключевую роль в ходе ее перестройки на так называемые мирные формы борьбы с советской угрозой.
Постепенно функции ОРК расширялись и охватывали все больший круг взаимодействующих организаций. Почти сразу руководство комитета было допущено до некоторых абсолютно секретных документов Правительственного центра связи, поставлявшего британскому руководству выборочный анализ в том числе дешифрованной переписки германского (и не только!) командования стратегического и оперативно-тактического уровней (операция «Ультра»). Постепенно к заседаниям комитета с согласия его руководства и по мере необходимости стали допускаться представители межведомственного совета безопасности, а также министерства экономической войны с его промышленной разведкой и экспертами по блокаде, Межведомственного топографического управления при Оксфордском университете и др. [4, с. 263]. А в 1940 году постоянными членами ОРК стали представители МI6 и МI5.
Для постоянной, круглосуточной работы комитета был необходим определенный штат сотрудников, ежедневно готовивших документы для членов этого органа. Первоначально данная группа сотрудников называлась Секцией ближайших планов противника, затем ее стали именовать Секцией перспективных планов противника, и, наконец, весной 1942 года в связи с возросшим объемом работы на базе секции был развернут так называемый Штаб ОРК. Идея о формировании штаба исходила от моряков и лично начальника штаба ВМС адмирала Паунда, который, по сути, и сформулировал положение и функции этого органа. Ядро Штаба ОРК, первым руководителем которого стал моряк – капитан 1-го ранга Траубридж, в прошлом британский военно-морской атташе в Германии, составляли представители всех трех видов вооруженных сил в звании полковника / капитана 1-го ранга. На заседаниях штаба поочередно председательствовали представители различных ведомств, каждый в течение двух или трех месяцев. На них замыкались офицеры из соответствующих министерств видов ВС. Первые, начальники разведок видов ВС, получили наименование старших членов, все остальные – младших членов. Первоначально документы, представлявшиеся на заседания ОКР, подготавливались младшими членами в своих министерствах, а затем уже вручались старшим. Такая практика не оправдывала себя, поскольку разрабатываемые документы носили явно конъюнктурный, под влиянием своих видовых предпочтений, характер и не отличались должным качеством. Поэтому и было принято решение о службе в Штабе ОРК на постоянной основе. В Штабе функционировали две группы – первая выполняла срочные задания, а вторая занималась задачами, не требовавшими срочности, а также учетом текущих изменений в численности и группировке сил противника.
Несмотря на то, что для анализа обстановки, оценки военного, военно-технического и экономического потенциала противника в рамках Штаба ОРК наряду со специально отобранными офицерами привлекались даже продвинутые слушатели Имперского колледжа обороны, их начальное чисто военное и тем более военно-техническое образование и служба на офицерских должностях в войсках не позволяли в должной мере заниматься возложенными на них обязанностями высокого политического уровня. Особую трудность для этих офицеров представляло овладение мышлением руководства противника, например германцев, не говоря уже о японцах, китайцах, а затем и представителях советского руководства, а также явная нехватка достаточного объема всесторонних знаний о противнике: язык, история, культура, этно-конфессиональные отношения, география и пр. Для этого было необходимо иметь специальное первичное образование и соответствующую предварительную подготовку (практику), чего явно не хватало сотрудникам разведки, особенно в начальный период войны. Упомянутый исследователь Д. Маклахлан указывает: «К сожалению, до сих пор бытует мнение, что гораздо важнее отдавать приказы и разрабатывать планы, нежели заботиться о том, чтобы они были правильными» [4, с. 346]. Но «правильные» приказы и документы готовят высококвалифицированные и зачастую узкие специалисты. В этой связи Маклахлан, основываясь на работе британской военной разведки в годы войны и, в частности, Штаба ОРК, рекомендовал набирать таковых из числа гражданских лиц, имеющих соответствующее образование, полученное в вузах, и продемонстрированное умение служить в вооруженных силах и тем более в разведке. Плюс ко всему, продолжает Маклахлан, «пиджаки» чаще проявляют принципиальность, нежели кадровые офицеры, воспитанные в чинопочитании и «уважении к мнению старших по званию». В целом же, заключает Маклахлан, опыт удач и провалов в разведдеятельности однозначно свидетельствует: заниматься разведкой может и должен только честный и принципиальный сотрудник [4, с. 347].
Примечательна и история с особенностями документооборота в рамках британского ОРК. Первоначально, до формирования объединенного органа разведки, в видах ВС существовала следующая практика: разведчики докладывали всю добытую информацию плановым органам, которые сами оценивали противника и делали собственные выводы. Формально считалось недопустимым, чтобы один документ готовился двумя органами. Другими словами, вообще не учитывался тот факт, что разведчики могут располагать подробной и полной информацией по тому или иному вопросу, которую либо преждевременно, либо из соображений секретности и конспирации просто нельзя передавать выше. И только по прошествии полугода войны пришли к выводу, что оценку намерений противника должна делать разведка. Однако в связи с наличием в ОРК всего лишь так называемых аналитических органов низкого уровня – секций, прежде чем тот или иной документ представлялся в КНШ, он должен был визироваться в видовых министерствах либо в инстанциях, причастных к содержанию документа. Это вело к значительным задержкам в представлении документов. Осознание данного факта в том числе явилось поводом к формированию в рамках ОРК авторитетного органа – упомянутого Штаба ОРК, а по сути, в нашем понимании, – Управления информации ОРК. Основу разведки, подчеркивает упоминавшийся Маклахлан, составляют сбор и учет информации. Разведывательная же информация – плод коллективного труда высококлассных специалистов [4, с. 366]. Таким коллективом и стал в конце концов Штаб ОРК. Новая практика, убыстряя весь процесс, нисколько не отражалась на качественном уровне подачи материала. Так, на заседаниях штаба без предварительного обсуждения не принималось ни одного документа. Каждый мог подвергать критике любой проект, предложенный кем-либо из коллег. Секретариат отрабатывал каждую формулировку проекта, и только после этого переработанный проект документа представлялся руководству ОРК.
На практике это выглядело следующим образом. С началом Второй мировой войны и вступлением в нее Великобритании каждое утро перед началом заседания в 10.00 КНШ получал сводки по текущей обстановке от ОРК, затем время представления ежедневных докладов по обстановке (оперативных сводок) было перенесено на 17.30. Параллельно МИД в 9.30 и в 20.15 направлял свои сводки в Объединенный комитет планирования, который, в свою очередь, составлял сводный документ для КНШ. Кроме этого, разведчики из видов ВС отвечали за еженедельные сводки по обстановке на суше, на море и в воздухе соответственно и через ОРК направляли их в ОКП, а оттуда единым документом – в КНШ. На основе всех этих документов ОРК готовил собственную объемную еженедельную разведсводку с определенными выводами [57]. Криптографы из Блэтчли-Хилл готовили и направляли руководству страны свои документы отдельно.
Объединенный разведывательный комитет в годы войны работал не только в интересах военно-политического руководства, что называется, на стратегическом уровне. На нем лежала и довольно обременительная задача по информированию войск в различных регионах о противнике путем рассылки специально предназначенных для них ежедневных и еженедельных сводок [4, р. 147].
Именно с задачей обеспечения войск нужной им информацией связана история с формированием в рамках ОРК специальной топографической службы. Впервые вопрос о необходимости такого органа был поставлен морскими разведчиками в начале войны в Европе. К своему удивлению, они вдруг обнаружили, что даже проблема десантирования в Норвегии, не говоря уже о других регионах мира, не может быть качественно решена без доскональных знаний об особенностях побережья, режиме приливов и отливов, обустройстве мест высадки, дорогах, ведущих вглубь страны, и т. д., и т. п. Попытки найти соответствующие материалы либо карты, казалось бы, даже такой известной для британцев страны, как Норвегия, привели лишь к справочнику Бедекера 1912 года, как оказалось, весьма неточному и неполному [4, с. 309]. Моряки в инициативном порядке образовали в своем разведуправлении специальный отдел – 6-й, на который и возложили всю ответственность за решение данного вопроса. Несмотря на то, что отдел первоначально состоял всего лишь из трех человек и располагался в явно неприспособленном помещении (бывшая туалетная комната адмиралтейства), прецедент был создан! Уже в мае 1940 года подобные структуры, несмотря на «иждивенческие настроения» и даже сопротивление сухопутчиков и летчиков, были созданы в разведуправлениях других видов ВС. Затем был сформирован и аналогичный по решаемым задачам подкомитет в ОРК, статус которого в феврале 1941 года был повышен до отдела. Личный состав в эти структуры набирался из числа гражданских научных сотрудников данного профиля и студентов Кембриджа и главным образом Оксфорда, куда в конце концов, ближе к университетскому картохранилищу и лабораториям, и переехал отдел.
Рост авторитета ОРК не мог не вызвать «ревностного» отношения к нему со стороны так называемых военных стратегов из Объединенного комитета планирования. Упоминавшийся специалист в области истории спецслужб Маклахлан в этой связи подчеркивает, что у старших офицеров оперативных планирующих органов традиционно существовали и продолжают существовать подозрения и недоброжелательное отношение к разведке. Им свойственно отдавать предпочтение своим собственным оценкам, а по существу домыслам [4, с. 265]. Оперативники, рабочие помещения которых размещались во время войны в правительственных зданиях в центре Лондона, до поры до времени даже противились переезду ОРК в соседние апартаменты, мотивируя это якобы «второстепенной», «обслуживающей ролью разведчиков», хотя это явно противоречило здравому смыслу. Доказать обратное стоило разведке больших трудов и результатов ее работы и больших усилий по завоеванию доверия и авторитета у своих коллег-операторов и в КНШ в целом. Лишь в 1943 году ОРК позволили переехать в апартаменты, расположенные вблизи мест дислокации правительственных органов.
Ситуация вокруг проблем, связанных с доверием к разведке, усугублялась ее периодическими крупными провалами, выражавшимися в некачественном анализе и, соответственно, неправильной оценке планов и неточном прогнозе действий противника. Так, уже после войны достоянием гласности стали факты, например, серьезных просчетов британской военной разведки относительно оценки способности итальянцев и немцев к сопротивлению в Южной Италии, неучета потенциала немцев для организации контрнаступления в Арденнах [35, р. 148] и др. (Кстати, как признают сами британцы, их «образцовая разведка» в последующем прозевала, например, блокаду Западного Берлина, вторжение Северной Кореи в Южную и вмешательство Китая в Корейскую войну [35, р. 423].) Эти факты не могли не настораживать британское военно-политическое руководство и особенно «архикритика» разведки премьера Черчилля. Он сам, любитель тайных операций, безоговорочно доверял только материалам перехвата и дешифровки переписки германских руководителей и военачальников, поступавшим к нему из Правительственного центра связи. Но и в этом случае Черчилля не интересовал анализ переписки, осуществляемый специалистами из соответствующих подразделений центра, и их резюме. Он предпочитал собственные оценки необработанного, сырого материала. Аналогичным образом британский премьер относился и к выходным документам из ОРК, порой требуя выложить на стол первичную информацию [34, р. 13]. Таким же подходом к проанализированной разведчиками информации зачастую грешил британский фельдмаршал Монтгомери, принимавший то или иное решение, а затем уже выслушивавший мнение своего начальника разведки [4, с. 354], либо вообще полагаясь только на материалы криптографов из Правительственного центра связи, но при этом стараясь, чтобы никто не догадался об истинных причинах его «правильного предвидения» и «мудрости принимаемых им решений».
По мнению британских и других западных специалистов, модель Объединенного разведывательного комитета была вполне удачной. ОРК, появившись перед началом Второй мировой войны, постепенно созревал в ее ходе, чтобы к концу военных действий якобы достигнуть совершенства. Об этом могут свидетельствовать внушительные статистические данные: с сентября 1939 года до победы над Японией в августе 1945 года комитет провел в общей сложности 391 заседание «в верхах»; подготовил 729 информационно-аналитических материалов объемом больше 5 страниц каждый; произвел 5295 минут протокольных записей; составил многие тысячи ежедневных и еженедельных обзоров [35, р. 150].
Параллельно с постоянным совершенствованием организации разведки и методов работы в центре, в рамках всей Британской империи, на подконтрольных территориях, в доминионах и колониях была сформирована иерархическая структура с головным ОРК наверху – в Лондоне. С началом войны в Вашингтоне был создан британский ОРК, который существовал фактически до появления в США такого монстра, как ЦРУ, и организации взаимодействия спецслужб обоих государств на новой основе. В 1943 году свой ОРК был создан в Канаде, но, как вскоре стало очевидно, всего лишь с целью обслуживания британских интересов. Филиал центрального ОРК был создан в Алжире в 1943 и в Каире – в 1944 году. К концу войны появился региональный ОРК в Германии (который, кстати, просуществовал до 1990 года). Приблизительно в то же время региональный ОРК был создан и в Австрии. Следует отметить гибкость разведсистемы британцев. Некоторые из региональных представительств не дожили до конца войны, другие постепенно сокращались по мере снижения своей полезности, третьи возрождались. При всем этом соблюдался важный принцип: поскольку по своей сути ОРК – это орган военной разведки, его сотрудниками были военнослужащие, со всеми вытекающими отсюда последствиями выполнявшие задачи в первую очередь в интересах британских вооруженных сил.
Через некоторое время после окончания Второй мировой войны региональные ОРК на Дальнем и Ближнем Востоке были не только не расформированы, но даже усилены за счет сотрудников из центра и получили более широкие полномочия. Этому способствовала развернувшаяся холодная война. Иногда данные комитеты даже называли «ОРК на ТВД» [66]. Дальневосточные представительства британского комитета быстро наладили связь с созданными якобы независимыми национальными разведслужбами Австралии и Новой Зеландии, что являлось зримым свидетельством усиления координации действий англосаксонских государств в целом.
Помимо указанных выше существовали и другие, менее крупные региональные представительства лондонского центра. В 1947 году был создан региональный ОРК на Ямайке, сфера деятельности которого охватывала Центральную и Южную Америку. К тому времени в еще не освободившихся британских колониях существовали так называемые локальные разведывательные комитеты, формально подчинявшиеся местным губернаторам и выполнявшие задачи по разведобеспечению контингентов вооруженных сил, развернутых на этих территориях. В 1948 году такие комитеты были созданы на Борнео, в Сараваке, Брунее, Малайе, Сингапуре и в Гонконге. В эти же годы была развернута сеть локальных комитетов в целом ряде британских колоний в Африке, а также дополнительно в зоне Персидского залива. Работа в региональных и локальных комитетах считалась важным и необходимым этапом на пути продвижения к высоким должностям в центре. Так, указывает историк британских спецслужб Гудман, по меньшей мере трое председателей ОРК в Лондоне в годы холодной войны сначала служили в системе комитетов либо на Ближнем, либо на Дальнем Востоке [35, р. 218].
Британские исследователи спецслужб извлекли целый ряд уроков из деятельности военной разведки в годы Второй мировой войны. Один из них, как они считают, самый важный и очевидный, состоит в том, что разведка неделима. Всякая подозрительность и соперничество между видами вооруженных сил в области разведки недопустимы. Это якобы однозначно и доказал опыт разведдеятельности объединенной военной разведки Великобритании в годы войны и в последующий период. Только поэтому, подчеркивает упоминавшийся специалист Гудман, «Объединенный разведывательный комитет воистину предстал неотъемлемой и весьма важной частью государственного управления страны».
Впервые полуофициальные контакты Лондона и Вашингтона по военной линии в преддверии грядущих широкомасштабных катаклизмов в Европе, вылившихся во Вторую мировую войну, имели место в 1937 году, и в ходе их обсуждались вопросы военного сотрудничества обоих государств, но лишь в принципиальном плане. Тогда же стороны затронули и аспекты возможного взаимодействия в области разведки, сделав акцент на ее военно-морском компоненте.
Начало Второй мировой войны в сентябре 1939 года и отведенное в ней Великобритании центральное место в значительной мере ускорили процесс налаживания контактов обеих стран в военной области. Известный британский исследователь истории спецслужб Дональд Маклахлан в этой связи утверждает, что в Лондоне в данный судьбоносный для страны период не подвергали сомнению тот факт, что, даже если США останутся нейтральными в войне, они, памятуя об «англосаксонской солидарности», никогда не будут относиться к Великобритании как к врагу, что, кстати, имело место в прошлом, и не один раз [4, с. 232]. Однако у американцев уверенности в том, что Великобритания, по существу, в одиночку справится с германским натиском, поначалу не наблюдалось. Посол США в Лондоне Джозеф Кеннеди (кстати, отец самого популярного в середине ХХ века американского президента Джона Кеннеди) весьма скептически относился к оборонным возможностям Великобритании, о чем неоднократно докладывал в Вашингтон. В этом плане показательно заявление американского военно-морского атташе в Лондоне капитана 1-го ранга Алана Керка, сделанное в ходе официальной беседы с начальником разведки британских ВМС Джоном Годфри в 1940 году, о том, что «Британия неминуемо потерпит поражение, если США не придут ей на помощь» [4, с. 232]. Вопреки распространенному на Западе мнению о якобы непоколебимой уверенности британцев в предстоящей победе над Германией, настроения людей в Альбионе в тот период были отнюдь не оптимистическими. Паниковать британцы начали летом 1940 года, во время дюнкеркской трагедии. Именно в это время на всех уровнях в британской столице начали говорить о срочной необходимости налаживания самых тесных связей с «американскими братьями». Тогда впервые появился искусственно рожденный в британском истеблишменте и впоследствии получивший широкое распространение смело звучащий тезис об «особых отношениях двух англосаксонских государств – Великобритании и США», которые, мол, обязывают ко многому!
Американцев, в свою очередь, продолжал интересовать вопрос о жизнеспособности Британской империи в условиях жесточайшего прессинга Германии. В 1940 году, почти через год после начала Второй мировой войны в Европе, Вашингтон направил в британскую столицу генерала Раймонда Ли в качестве военного атташе, поручив ему одновременно наладить контакты с его британскими коллегами в области разведки. Генерал Ли был достаточно опытным военным дипломатом, в прошлом уже занимавшим должность руководителя американского военного атташата в Лондоне и знавшим многих британских военных руководителей лично, что, как считали в Вашингтоне, должно было помочь ему разобраться в ситуации более подробно. Накануне отъезда генерала в Лондон в американской столице состоялось специальное заседание Конгресса с участием президента Рузвельта, государственного секретаря Корделла Хэлла и министра ВМС Нокса, в ходе которого обсуждался Закон о военном обучении в свете беспокоившего всех положения Великобритании после капитуляции Франции. В свою очередь, и британцы в надежде на втягивание Вашингтона в войну в Европе на стороне Лондона проявляли повышенный интерес (иной раз демонстративно) к тому, как идет подготовка в США к будущим боестолкновениям. Так, например, британское руководство летом 1940 года в инициативном порядке приняло решение о направлении ежедневной разведсводки своего Объединенного разведывательного комитета (ОРК) послу США в Лондоне якобы для ознакомления [35].
Американский президент Франклин Рузвельт также изъявил желание лично ознакомиться со складывающейся в Европе обстановкой. По его решению в конце лета все того же года в Лондон был командирован так называемый специальный посланник, а по существу личный представитель президента – Уильям Донован. Большой, или Дикий Билл, как его называли в известных кругах за «бесстрашность натуры», был процветающим нью-йоркским адвокатом (тогда ему было 57 лет) и слыл специалистом в области военной теории, особенно в том, что касалось новшеств в области форм и способов ведения вооруженной борьбы. В этом ему помогал боевой опыт, почерпнутый в годы Первой мировой войны, награждение Медалью почета и звание полковника резерва СВ США. Обладая несомненными аналитическими способностями, он, например, еще в межвоенный период сумел спрогнозировать зарождение в недалеком будущем так называемой психологической или информационной войны в качестве отдельного, самостоятельного вида противоборства, который якобы могут организовать и вести только спецслужбы [4, с. 241]. В 20-е – 30-е годы прошлого века не было на планете ни одного конфликта, включая войны в Испании и в Абиссинии, которые бы не посетил Донован, чтобы разобраться в деталях происходящего. Однако делал он это по собственной инициативе и на собственные средства. Ни о какой принадлежности Донована к американской разведке государственного масштаба в тот период не могло быть и речи, поскольку ее просто не существовало.
Несмотря на то, что перед Донованом накануне поездки формально была поставлена ограниченная задача, сводившаяся к подготовке доклада о том, какую роль сыграла «пятая колонна» в том, что вермахту удалось быстро завладеть Европой, и чем могли бы поделиться британцы из своего опыта борьбы со шпионажем, американский эмиссар уже по своей инициативе многократно расширил цель своего визита, сосредоточившись на выяснении роли и функций разведки в подготовке и ведении войны в целом. Донован был предупрежден об известных трудностях налаживания контактов с британцами, которые в подобных случаях якобы ведут себя «сдержанно и даже покровительственно». Однако, уже в первый день после своего прибытия в Лондон встретившись с Дж. Годфри, руководителем британской военно-морской разведки, Донован сразу же установил с ним доверительные отношения, быстро переросшие в дружеские. Известно, что Годфри был, пожалуй, самым ярым сторонником укрепления связей между Великобританией и США по линии разведки. Из последующих контактов с другими руководителями британских разведслужб, а также премьером Черчиллем, как позже вспоминал другой известный американский разведчик Аллен Даллес (в будущем многолетний директор ЦРУ), Донован пришел к однозначному выводу о том, что «военные планы Америки и вся ее национальная стратегия как никогда прежде будут зависеть от разведки, которую коренным образом придется менять» [4, с. 242]. Этот вывод Донован сделал параллельно с другим: он убедился в том, что Великобритания в состоянии противостоять Германии. Но для этого необходимы две вещи: во-первых, организовать поставки из США различного вооружения и военной техники и, во-вторых, наладить тесное сотрудничество в области разведки. В этой связи в качестве одного из советов президенту он рекомендовал немедленно отозвать из британской столицы посла Кеннеди и на его место назначить «более благоразумного дипломата». Уверенность Донована в возможностях Великобритании «справиться со свалившимися на нее трудностями», при соблюдении двух указанных условий, еще более окрепла после его очередной поездки в Европу, на этот раз на Средиземноморский ТВД (Балканы и Ближний Восток). После доклада Донована президенту о впечатлениях относительно результатов данного визита, как свидетельствует упоминавшийся специалист в области истории спецслужб Маклахлан, последние сомнения Рузвельта в способности Лондона выдержать натиск германцев якобы сошли на нет.
Осенью 1940 и зимой 1941 годов Донован работал над вариантом плана организации разведки, который предусматривал объединение усилий ее сегментов в области политического противостояния и вооруженной борьбы на театрах военных действий, включая партизанские и диверсионные операции. Особый раздел в данном плане был посвящен именно действиям подразделений, прообраз которых Донован увидел в так называемых специальных (по сути диверсионных) отрядах британских «коммандос». К началу лета 1941 года специальный правительственный комитет, созданный для изучения плана Донована, состоявший из видовых министров (Нокса от ВМС и Стимсона от военного министерства) и министра юстиции Роберта Джексона, рекомендовал президенту утвердить распоряжение о создании специального органа для координации усилий с целью сбора и анализа всевозможных данных, касающихся национальной безопасности, причем из любых доступных источников. В июне того же года Донован был назначен координатором по разведке, что было с энтузиазмом встречено в Лондоне [16]. Однако британцы и, в частности, руководитель Объединенного разведывательного комитета Кавендиш-Бентинк, приветствуя первые шаги на пути взаимодействия спецслужб двух стран, скептически относились к пользе разведывательной информации, которую могли бы предложить США. Руководитель британской разведки вспоминал: «Я был убежден, что их разведывательные службы являются примитивными и весьма неопытными… отсутствует достаточное взаимодействие между соответствующими американскими органами» [17].
В июне 1941 года по поручению британского КНШ упоминавшийся начальник морской разведки контр-адмирал Джон Годфри был командирован в Вашингтон с целью обсуждения конкретных планов организации взаимодействия спецслужб. Примечательно, что начальник штаба ВВС Великобритании отказался уполномочить Годфри, поскольку в США ВВС в тот период не являлись самостоятельным видом вооруженных сил и на правах рода войск входили в сухопутные войска. Чуть позже в Вашингтон прибыла довольно внушительная миссия КНШ, включая четырех представителей разведки (в помощь Годфри), для ведения переговоров по более широкому кругу вопросов военного сотрудничества. Учитывая на тот момент нейтральный статус США, гостям и их хозяевам пришлось соблюдать повышенные меры секретности, чтобы скрыть истинные цели визитов.
Уже в самом начале переговоров британские эмиссары и их американские коллеги согласились с тем, что в США взамен существовавшего небольшого полуофициального разведывательного представительства Великобритании, возглавлявшегося Уильямом Стефенсоном (прозванного Маленьким Биллом в сравнении с энергичным Большим Биллом – Донованом), следует организовать полновесный специальный орган, своеобразный филиал британского Объединенного разведывательного комитета. Годфри при поддержке Донована пытался убедить американское военное и политическое руководство в необходимости внедрения в США по сути британской разведывательной модели с учетом ее положительных и негативных сторон, а также форм и методов ведения разведки, тем более что объединенная разведка Великобритании за два года войны накопила определенный опыт в данной сфере. Однако британский эмиссар столкнулся с серьезным препятствием, выражавшимся в нежелании американских спецслужб объединять усилия и тем более сливаться в единый разведорган. Разведка американских СВ во главе с бригадным генералом Шерманом Майлсом, разведка ВМС во главе с капитаном 1-го ранга Керком и ФБР, руководимое Эдгаром Гувером, категорически отказывались от идей слияния усилий. Показательным был и такой факт: криптографические службы обоих видов американских ВС не обменивались абсолютно никакой информацией, даже относительно вскрытых ими шифров противника – японских ВС, что в конечном счете не могло не привести к несогласованности действий и трагедии Перл-Харбора. На этом фоне Годфри пришлось обратиться за неформальной помощью к имевшему выход на вашингтонский истеблишмент Стефенсону, а также к своим друзьям и единомышленникам из числа влиятельных американцев, чтобы они организовали ему личную встречу с американским президентом. И лишь после вмешательства Рузвельта процесс пошел. В конце концов американцы в принципе одобрили идею относительно организации и методов работы Объединенного разведывательного комитета и, что считалось самым важным, идею о централизованном анализе и обработке информации. Кстати, отсутствие у американцев единой системы классификации такой информации особенно беспокоило британцев, поскольку предстоящий обмен ею сулил большую вероятность представления Лондону дезинформирующих материалов, полученных из сомнительных источников.
Тем не менее британцы, не рассматривавшие эти результаты своего визита в Вашингтон достаточными, посчитали необходимым изложить свои предложения по организации единой разведки в США, с которой якобы будет удобно работать, в виде так называемой памятной записки. Данный документ, подготовленный помощником Годфри морским офицером капитан-лейтенантом Яном Флемингом (будущим автором бестселлеров о Джеймсе Бонде), был направлен лично Доновану как человеку, который имел влияние на президента и в наибольшей, нежели другие высокопоставленные американские чиновники, степени проникся идеями британцев об организации единой разведывательной службы [4, с. 247].
Сутью памятной записки Флеминга было тщательно обоснованное предложение об организации скорейшего взаимодействия разведок обоих государств и советы, как это сделать с наименьшими затратами, но с максимальной пользой для обеих сторон. В частности, британцы предлагали конкретные меры по формированию резидентур американской разведки за рубежом, назначение специально отобранных офицеров для работы под крышей сотрудников посольств и консульств. Особое внимание обращалось на отбор и подготовку офицеров для работы в данных резидентурах, знание ими иностранных языков при обязательном наличии у них широкой эрудиции, навыков наблюдения, анализа и оценки информации. На первых порах предлагалась помощь британских специалистов на местах, а также сосредоточение усилий американцев на разведдеятельности в тех странах, с которыми в условиях войны Великобритания не имела отношений либо разорвала их. В записке британцы поучали американцев, из какой страны лучше вести разведку против главного объекта. Например, указывалось, что лучшим источником разведывательной информации о России в то время была Турция, а одним из лучших источников информации о Германии – Швеция [4, с. 249]. В качестве отдельного положения в записке аргументировалась необходимость создания в США такой разведывательной службы на период войны, которая бы находилась под покровительством влиятельного правительственного учреждения или лица и была вне какого-либо политического влияния или контроля. Она якобы могла бы сотрудничать с ФБР, но ни в коем случае не контролироваться этой, по сути, контрразведывательной организацией [4, с. 250].
Донован, сам к этому времени разрабатывавший предложения о создании национальной разведывательной службы, с энтузиазмом воспринял идеи британцев, изложенные в данной записке, и дополнил их некоторыми своими почерпнутыми из опыта разведслужб других государств идеями. Все свои мысли он собрал в едином документе, названном по аналогии с британским памятной запиской, и в конце июня 1941 года направил его президенту США. Донован аргументированно доказывал необходимость для США «в условиях грядущей тотальной войны, даже если удастся сохранить нейтралитет, иметь собственную самостоятельную разведывательную службу, которая не заменит ФБР, разведку сухопутных войск и ВМС и не посягнет на порученные им задачи, но будет весьма востребована». Главная цель новой службы, продолжал Донован, – обеспечить президента как верховного главнокомандующего и Совет стратегического планирования при нем точной и полной информацией для принятия на ее основе стратегических и оперативных решений. И в июне 1942 года такой орган был сформирован. Это – Управление стратегических служб при американском Комитете начальников штабов с задачей сбора и анализа стратегической информации для вооруженных сил и, в частности, проведения специальных операций в любой точке планеты. Руководителем этой службы был назначен Уильям Донован.