Гипнос не просто отпустил меня с Переправы, он даже настоял, что я должна взглянуть на Пелес, столицу Палагеды, и побывать в доме своей матери, прежде чем решить, где именно хочу жить.
Я провела на Переправе лишь ночь и день. Мысль о том, чтобы очутиться в незнакомом месте в окружении неизвестных мне палагейцев, не внушала доверия. На Переправе хотя бы есть Веста и Кай, пусть последний и продолжает упрямо меня избегать.
Решающими стали слова Руфуса, который отвёл меня в сторону и напомнил простую истину:
– Твой дедушка не вечен, Кас. Ты искала кровных родственников. Вряд ли тебе интересно поближе познакомиться с отцом, – Гипнос безрадостно усмехнулся в ответ на мою гримасу отвращения. – Майрон будет достойным опекуном. Он немного строг и кажется скупым на эмоции, но он потерял дочь и жену двадцать лет назад. Он успел зачерстветь.
– Ты хочешь меня отослать с Переправы?
– Не я, на этом настаивает Камаэль, – поправил Руфус, а я напряглась, убедившись, что Кай всеми силами пытается от меня избавиться. – Но он прав, я задолжал правду о твоей родне. Ты же хотела их найти, отдавая осколок. Тебя никто не выгоняет. Если не понравится у Майрона, ты всегда сможешь вернуться к нам. Веста сделала это для тебя, – он достал из-за пазухи браслет.
Гипнос обернул украшение вокруг моего левого запястья и затянул узел. Я тряхнула рукой, проверив, не спадёт ли. Браслет был из чёрного шнурка, который оплетал белые, чёрные и зелёные камни.
– Это мрамор, базальт и хризолит. Куски Веста вытащила из стен нашего дома. Вернувшись на Переправу, пожелай попасть домой, и браслет укажет путь. Это на случай, если Переправа неожиданно забросит тебя далеко, – пояснил Руфус, пока я рассматривала камни. – Изначально украшение было иллюзией, но подобные мелочи я способен сделать реальными, поэтому он не пропадёт за пределами Переправы, даже если ты снимешь его с руки.
– Спасибо.
Майрон терпеливо ждал в окружении своей свиты. Морос о чём-то говорил с Каем и Вестой, они изредка поглядывали на нас с Руфусом, но тоже не торопили. Гипнос прав. Я хотела познакомиться с кровными родственниками, и дедушка – моя единственная возможность узнать семью матери. Не хотелось пожалеть об упущенном в будущем, второго шанса у меня может и не быть.
– Мы будем видеться, обещаю. Ты хоть и косвенно, но мой третий ребёнок, Кас. Ради твоей жизни я вырвал кусок Переправы, а она – часть меня, – с нажимом напомнил Руфус. – Пока никому не показывай, что ты тоже способна творить иллюзии. Вначале мы тебя обучим, поняла?
Я кивнула и оцепенела, когда Руфус порывисто меня обнял. Он делал так всего пару раз в «Подворотне», но тогда это было сдержанно. Теперь же в прикосновениях ощущалось больше искренности и какого-то волнения. Я уткнулась ему в плечо, обмякнув в объятиях и позволив себе ненадолго забыть обо всей лжи и притворстве.
С Вестой мы расстались, пообещав вскоре снова встретиться. Прощание с Каем вышло скупым, мы обменялись кивками, и всё. Словно между нами не было той тяги и это не мы едва не переспали.
Мне нестерпимо хотелось ударить его, просто чтобы вывести из себя, потому что меня его перемена злила до разноцветных пятен перед глазами. Но я не стала ничего говорить или делать. Между нами определённо что-то произошло в детстве, и я не хотела спрашивать напрямую, уверенная, что получу новую порцию лжи. Узнаю всё сама. Необходимо выяснить как можно больше, чтобы впредь ничто не могло застать меня врасплох.
Потом я лишь отдалённо понимала, что от меня хотят, поэтому покорно следовала за Майроном и Моросом. В неловкой тишине, сопровождаемые вереницей свиты, мы направились куда-то влево, вероятно, к выходу в Пелес. Гипнос с детьми остался у себя.
– Где мы? – задала я первый вопрос.
Мы покинули Переправу, пройдя сквозь внезапно появившийся знакомый туман, и очутились в круглом помещении с куполом. Архитектурой оно напоминало вчерашний зал в Даории, но размером сильно ему уступало.
– Это приёмная в администрации, кириа, – ответил один из помощников Майрона, используя речь людей. – Здесь регистрируют приходящих и уходящих через Переправу.
– Кириа? – переспросила я, не поняв слова.
– Это означает «госпожа», – подсказал идущий рядом Морос. – «Кириа» – обращение к женщинам из знатного рода, к мужчинам обращаются «кирий».
Я уставилась на его лицо, всё ещё не привыкнув к голосу Дардана с внешностью Жнеца. По его губам скользнула улыбка, моё смятение его забавляло. На Моросе была одежда палагейцев: штаны и подпоясанная туника, не мешающая широкому шагу благодаря разрезам по краям. Но все детали наряда, как и у Кая, были чёрными, поэтому в окружении мужчин в светлых плащах он бросался в глаза.
– Спасибо, – неуклюже выговаривая звуки, я поблагодарила советника на палагейском.
Следующее помещение напоминало пункт досмотра. Кто-то сверял документы, кто-то вёл собеседование. Я видела, как проверяли наличие ахакора: без него в мир людей не пропускали. Я попыталась подсчитать желающих отправиться на Переправу. Их было мало, кого-то прямо при мне отослали, отказав в прохождении.
– Что здесь происходит? – едва слышно уточнила я у Мороса.
– В администрации контролируют миграцию. Это похоже на ваш таможенный контроль. К людям могут попасть далеко не все желающие. Процесс строго контролируется, здесь же наносят ахакор, являющийся неотъемлемым условием для жизни в Санкт-Данаме.
– Разве для ахакора не нужен представитель Клана Металлов?
– Уже нет. Раньше они действительно принимали участие в его нанесении, селились в Пелесе в качестве послов. Но из-за произошедшего с Илирой и расшатанного перемирия те немногие даории, которые жили здесь, покинули Палагеду. Поэтому с тех пор татуировка наносится механическим способом. Это дольше, мастера-палагейцы вынуждены быть аккуратными, чтобы самим не отравиться смесью чернил и металла, но вполне рабочий способ. При определённых обстоятельствах палагейцы или даории могут поставить себе ахакор у меня в компании в Санкт-Данаме, там есть проходы в Эридан. Несколько раз в неделю приходят представители от Клана Металлов и помогают. Это быстрее и менее болезненно. Например, такая уступка существует для несовершеннолетних.
Пока мы шагали мимо, многие работники и посетители поворачивались к нам, склонялись в приветственных поклонах. Я вертела головой, не уверенная, делали они это исключительно ради Майрона или им известно о Моросе.
Нас никто не останавливал и не задерживал, чтобы проверить документы, хотя мы не носили ахакоров. Я внимательнее присмотрелась к правым рукам дедушки и его свиты. Их предплечья были замотаны бинтами, скорее всего, они уже свели татуировки после посещения Даории.
Я продолжала идти, рассматривая палагейцев и интерьер, полной грудью вдыхала запахи и прислушивалась к словам, пытаясь их понять.
– Вы же не серьёзно?! – вырвалось у меня, когда мы вышли из здания.
Я так резко замерла, что советник позади врезался в мою спину. Он сразу рассыпался в извинениях, но я не обратила внимания, переводя недоумённый взгляд с Майрона на Мороса. Последний затрясся от беззвучного смеха. Все остальные явно не понимали, почему увиденное вызвало у меня такой шок.
– Вы хотите сказать, что ездите на лошадях? – с меньшим напором уточнила я, не желая их оскорбить.
Я люблю лошадей, прекрасные создания. Но я не умею на них ездить. Пробовала пару раз, и это намного сложнее, чем кажется, да и кони в Палагеде высокие, с длинными ногами и лоснящейся шкурой. Я засмотрелась на горделивых животных, но садиться в седло не собиралась.
Майрон щёлкнул пальцами и что-то приказал появившемуся лакею. Тот сбежал по ступеням и исчез, свернув за угол.
– Это не смешно, – недовольно буркнула я всё ещё веселящемуся Моросу.
– Весьма забавно.
Мои брови приподнялись, как только перед лестницей остановился экипаж, запряжённый четырьмя лошадьми.
– Майрон вызвал для тебя карету, принцесса, – с ласковой издёвкой объяснил Морос. – Но не советую привыкать. Это временная поблажка просто потому, что тебе незнакомы их традиции.
В университете я изучала Палагеду и здешние устои. На лекциях рассказывали, что местная знать ездит исключительно верхом. Это показатель силы, гордости и благородства. Архонт, не способный сесть на коня, – слаб. А слабак не смеет стоять во главе Дома. Но людей и тем более наших учёных не особо жаловали в Палагеде, и последние свидетели, лично побывавшие хотя бы в Пелесе, умерли больше века назад. Профессора предполагали, что здесь, как и у нас, за это время произошёл технический прогресс. Словом, мы изучали их культуру столетней давности, но почти ничего не знали о современных реалиях.
Однако палагейцы и даории живут в два раза дольше людей, и можно было догадаться, что их привычки меняются значительно медленнее, если меняются вообще.
– Поедем вместе. Сможем обсудить твои вопросы по дороге, – заявил Морос, шагая к карете, остальные сопровождающие сели на коней.
Я посмотрела на Майрона, не зная, как дедушка отреагирует на мою слабость. Желудок противно сжался, мы даже не успели толком поговорить, и мне не хотелось разочаровывать его так сразу. Майрон поймал мой взгляд и сдержанно кивнул, он не улыбался, но и недовольства не демонстрировал.
Теперь, когда мы перестали идти единой толпой, я успела заметить, что прохожие таращатся именно на меня. Многие замирали, их рты удивлённо приоткрывались, другие перешёптывались.
Вспомнив о броской внешности, я поторопилась забраться в экипаж. Морос постучал по низкому потолку, и карета тронулась с места. Брат Гипноса расслабленно вытянул ноги и откинулся на парчовую спинку узкого сиденья. Я села в противоположном углу.
Благодаря побывавшим в Палагеде у людей имелись картины, зарисовки, описания, схемы и даже чёрно-белые фотографии Пелеса. У него геометрическая застройка, улицы идут строго параллельно и перпендикулярно, деля районы на кварталы, отвечающие социальной структуре населения.
Главенствующий центр – акрополь, расположившийся на возвышении и господствующий над городом. Он застроен культовыми сооружениями, общественными зданиями и резиденциями архонтов. Здания сгруппированы по статусам и важности на террасах акрополя. На вершине располагаются храм богов и военные арсеналы, чтобы всегда иметь доступ к оружию, ниже – усадьбы архонтов, дальше – казармы и дома ближайших советников. Рядом – библиотеки, театры, открытые сцены для собраний или публичных выступлений Совета архонтов. Ближе к городу, на самой нижней террасе, раскинулась рыночная площадь. Чем слабее врождённые способности палагейцев, тем ниже они стоят по социальной лестнице, соответственно, тем дальше живут от центра.
Карета определённо ехала вверх, а значит, здание администрации располагалось где-то у подножия акрополя. Не упуская возможности, в лучах начинающегося заката я внимательно разглядывала архитектуру, оценивая и сопоставляя Пелес с Санкт-Данамом. Люди отдали предпочтение скорости постройки и её высоте, а минимализм с обилием стекла стал решающим в крупном мегаполисе, но здесь время будто замерло.
Пелес напоминал античный город, но выглядел новым и помпезным, словно был возведён совсем недавно. Несмотря на преобладание камня в качестве строительного материала, умелое использование деталей или облицовки из светлого мрамора делали город визуально чище. Оранжевые лучи отражались в стёклах окон. Все дома были выше, чем я ожидала, этажа в четыре, с высокими потолками. Большинство построек выглядело уникально, каждая со своим настроением и характерным архитектурным ордером. Композиции из колонн и пилястров в сочетании с горизонтальным антаблементом[1] придавали зданиям мощь, изящество или стройную силу – в зависимости от задумок зодчих и выбранных ими свойств ордерной колоннады.
И всё же увидеть город вживую – это совсем другое.
Карета катилась мягко, улицы были мощёными, но поверхность идеально выровнена, напоминая асфальт. По узким тротуарам шагали палагейцы. Я нигде не видела толп, жители передвигались свободно. Обилие садов и фонтанов раскрашивало Пелес, создавая гармонию города и природы. Я не слышала криков или ругани, только смех и громкие разговоры, понять которые мне не удавалось из-за цокота копыт.
Я ахнула, когда карета свернула и среди домов показалась вершина акрополя.
– Это ваш храм? – не отрывая глаз от возвышающегося вдалеке здания, уточнила я.
Морос лениво отодвинул занавеску, чтобы посмотреть, что привлекло моё внимание.
– Всё верно, – подтвердил он и потерял интерес.
Его пренебрежение озадачивало. Храм даже издалека поражал размерами и красотой. По высоте он был минимум вдвое выше любого из увиденных мной зданий Пелеса. Не говоря уже о трёх могучих статуях богов-покровителей у входа. В учебниках говорилось, что каждый из них высотой в три человеческих роста.
– Почему вы там не живёте?
– Когда-то жили, – поделился Морос, не глядя в окно. – Затем Гипнос создал Переправу, и мы поселились на ней. После гибели Танатоса я ушёл, а теперь нет смысла возвращаться сюда. У меня есть новый дом, а храм в отсутствие своих богов стал скорее государственным сооружением, несущим характерное идейно-художественное значение. Это не дом, а просто памятник, напоминающий о покровителях.
– Почему вы бросили Палагеду?
– Мы не бросали её. Мы были в трауре, – недовольно возразил Морос. Казалось, нахождение в Пелесе его угнетает, принося лишь дурные воспоминания. – Гипнос хотел пережить его в покое, а я жаждал войны. Но месть не вернула бы Танатоса, поэтому я ушёл, чтобы не втягивать наших подопечных в кровавую бойню с Даорией.
– Но вы всё-таки решили отомстить сейчас.
– Да, потому что мойры ничему не научились. Если их прошлые манипуляции привели к взрыву на Переправе, то нынешний план должен был стать концом для Палагеды. Они жаждали Единого царя для обоих миров.
Микель.
– Думаешь, из Микеля выйдет плохой царь?
– Дело не в том, каким правителем он будет. Мойры хотели вновь объединить Палагеду и Даорию. Илира, наследница Дома Раздора, умерла, не оставив детей-палагейцев. Архонт-мужчина долго не продержится. В Совете начнётся борьба за власть. Перессорившись между собой, они станут уязвимы. В середине всех этих склок должен был бы явиться царь Микель с его смешанной кровью.
– Он мужчина. Архонты и Дом Раздора не приняли бы его, – возразила я, хотя уже догадалась, что при озвученном раскладе желания архонтов значили бы мало.
Губы Мороса растянулись в безрадостной улыбке, подтвердив мою догадку.
– Царей во главе с Микелем и мойрами это бы не волновало. Столкновение интересов и нежелание архонтов сдаваться привело бы к затяжной войне, а та, скорее всего, к упадку Палагеды. Вследствие насильственного завоевания палагейцы потеряют самоидентичность, став колонией Даории.
– Всё равно архонты не потерпели бы такого. Даже проиграв в войне, сильнейшие семьи…
Я умолкла, глядя на жалостливую улыбку Мороса. На языке появился горький привкус от очевидной мысли.
– Они бы вырезали всех архонтов и их семьи, прервав таким образом первоначальные родовые ветви. Архонтов бы не стало, – сама себе возразила я, а Морос кивнул, довольный моей быстрой догадкой.
Я обмякла на сиденье. Политика в университете меня утомляла, и теперь хотелось выругаться из-за того, что я уделяла ей недостаточно внимания.
– Если Микель обещанный царь, то кто я?
– Ты раздор, – с наслаждением протянул Морос, словно это был лучший комплимент, но я его воодушевления не разделила. – Раздор для всех. Для двух миров, для богов, для царей и архонтов, для Гипноса и Камаэля, для Мелая и Микеля. Ты принесла раздор во все сферы существования, и миру уже приходится стремительно меняться.
Морос перечислял с мстительным восторгом, будто зачитывал мои регалии, я же с каждым пунктом его списка сильнее мрачнела, ощущая себя проблемой колоссальных масштабов.
– О том, что ты родишься, никто толком не знал, Кассия. Ни я, ни брат, ни даже мойры. Твоей нити судьбы не существует, потому что ты не должна была пережить своё появление на свет.
Я несколько раз торопливо моргнула, не определив, что чувствовать по этому поводу.
– Поэтому наши сёстры не видели ничего о тебе. Клото, будучи проводником мирового баланса, сплетает нить судьбы для каждого со дня его рождения. Она плетёт не так, как ей хочется, а как велит мироздание, – с неторопливой, покровительственной интонацией пояснил Морос. – Ты хоть и была зачата вместе с братом, но будущей нити Клото для тебя не предчувствовала. В итоге мойры знали только про Микеля и были уверены, что их план идеально претворяется в жизнь, – поделился Морос, явно воодушевлённый чужим провалом.
– Разве нельзя было сделать УЗИ, чтобы понять, что родится двойня? – пробубнила я.
Гримаса Мороса напомнила выражение лица профессора, когда студент умудрился выдать несусветную чушь в ответ на простейший вопрос. Брат Гипноса пригвоздил меня взглядом к сиденью и намеренно выдержал гнетуще длинную паузу, заставив меня ощутить собственную глупость.
– Ты мыслишь, как современный, но… человек, – заминка придала последнему слову почти что уничижительный характер. – Даории и палагейцы плохо переносят ультразвуковые излучения. Не все технологии мы можем использовать.
Я открыла рот, но торопливо закрыла, поняв, что Мороса не обрадовало вмешательство в его рассказ. Покровительственно кивнув моей капитуляции в споре, он продолжил:
– Главная перемена произошла после твоего рождения. Увидев тебя мёртвую, Илира изменила желание. Я был там. Гипнос позвал, чтобы я помог скрыть вас. У самой Илиры я забрал воспоминания о том, что она родила двоих. Гипнос сумел сохранить для неё лишь несколько минут жизни, чтобы она попрощалась с родителями, а Мелаю он дал шанс посмотреть на своих детей. Вы оба были в корзинке, и если бы Мелай принял предложение, то вся правда раскрылась бы уже тогда. Будучи более сентиментальным и к тому же отцом, Гипнос искренне хотел дать ему шанс. Но Мелай не просто не взглянул, он заявил, что вы ему не нужны. Мой брат, безумно любящий своих детей, был разгневан и разочарован решением принца Металлов.
Сердце подскочило, когда карета случайно наехала на камень. Рассказ Мороса гипнотизировал, из-за чего пейзаж за окном перестал меня интересовать.
– Твой брат имеет нить судьбы, но мойры не могли его найти, потому что я отобрал ваши воспоминания и личности. А твоё существование нам полностью удалось сохранить в тайне. Хоть ты и живёшь, но пророчицы – сивиллы – не видят твой образ чётко, а мойры не хранят твою нить. Её незачем было плести, так как твоя судьба – родиться мёртвой. Поэтому мойры, не зная о твоём пребывании в мире живых, разыскивать тебя не стали. Ты была в безопасности.
Мне не требовалось спрашивать, чтобы догадаться, что мойры не в восторге от этого.
– Что произошло на встрече после смерти Лахесис? Вы убили кого-то ещё? – перевела я тему.
Предчувствие, что Морос и Гипнос сами приготовили мне какую-то судьбу, зудело, но я не была готова слышать, как мной снова намерены двигать на игровой доске. Требовалось хоть немного времени, чтобы переварить услышанное.
– Нет, мы продемонстрировали, что больше не намерены стоять в стороне. Убедили их в серьёзности своего предупреждения…
– Убив свою сестру, – встряла я, пока он преподносил содеянное более красиво, но Морос продолжил, не моргнув и глазом:
– …и ушли, забрав всех подданных с собой, чтобы цари и мойры не убили невинных.
В горле встал ком, я уставилась в окно, концентрируясь на пейзаже, а не на воспоминаниях.
– Что стало с людьми, которых ты привёл как Дардан? Теперь они знают, кто ты?
– Мы вернули их домой в целости и сохранности. И нет, они не знают. Я забрал их воспоминания. Нам не нужно, чтобы в конфликт между Палагедой и Даорией ещё и люди вмешивались.
– Почему ты прикидываешься Дарданом Хиллом? Где настоящий наследник корпорации?
Улыбка Мороса стала хищной. Несмотря на его привлекательную внешность, из-за холодного взгляда любая ухмылка Жнеца выглядела угрожающей.
– Не прикидываюсь. Я и есть Дардан Хилл, – заявил он. – Я также был Итаном Хиллом – отцом Дардана. Был Артуром Хиллом и Джоном Хиллом до него. Я основал фирму более пяти сотен лет назад и продолжал её развивать. Невзирая на публичность и известность, я держал личную жизнь в секрете, столетиями храня тайну.
– Но зачем? – с трудом выдавила я, шокированная масштабным обманом.
Хиллы были основой нашей взаимосвязи с Палагедой и Даорией. Компания «Меридий» занималась буквально всей исследовательской деятельностью, поэтому бизнесмены Хиллы довольно быстро стали представителями от людей наравне с высокопоставленными чиновниками от правительства.
Но не было никакой семьи Хилл. Всё это время существовал один только Морос, сменяющий личины.
– Я «подводящий к гибели», Кассия, – снисходительно напомнил он. – Я нашёл идеальное место для контроля взаимоотношений трёх миров. На меня работают палагейцы, даории и люди, позволяя мне быть в курсе всех проблем.
Проклятье. Он ведь может как помогать, так и намеренно подводить к конфликтам. Карета дёрнулась, затормозив. Движение вышло резче, чем я ожидала, и мне лишь чудом удалось схватиться за сиденье.
– Поэтому лучше занимать место по ходу движения, а не против, – насмешливо заметил Морос.
– Этот совет пригодился бы в начале поездки, – отрезала я, не торопясь пересаживаться: хотелось сохранять максимально возможное расстояние между мной и Моросом. Его лицо Жнеца внушало старые опасения. – Вы дали людям зарево, но сами ездите на лошадях. Разве это логично?
– Вполне. Ты здесь пятнадцать минут, но уже думаешь, что всё поняла?
Я сжала губы, чтобы не ответить резкостью на провокацию.
– Ты не человек, Кассия. Ты принадлежишь Палагеде и Даории. Поэтому учись, задавай вопросы прежде, чем выносить суждения. Иначе твои выводы – не более чем бесполезные или даже оскорбительные домыслы, – строже отчитал Морос.
Мои щёки обожгло от стыда. Он прав, я изучала палагейцев и даориев, не бывая в их мирах. Это как зубрить чужой язык в вакууме, дистанцируясь от носителей.
– Здесь есть другие транспортные средства? – переборов упрямство, примирительно поинтересовалась я.
Морос удовлетворённо кивнул, сложив руки на груди.
– Есть. Между городами курсируют поезда и машины на зареве. Их можно использовать как в качестве общественного транспорта, так и для доставки товаров, но заезжать на территорию городов им запрещено. Палагейцам не нравится создаваемый шум, поэтому все товары доставляются на специальные склады за пределами города, а после развозятся повозками. Конечная же станция поезда близка к центру города, но в достаточном отдалении от акрополя.
– Разве не было бы удобнее иметь машины в городе? Или какой-то более быстрый общественный транспорт?
– Возможно, но пока он не нужен. Палагейцы не столь плодовиты, население в десятки, если не в сотни раз меньше, чем в мире людей. Для машин потребуется перестроить большинство дорог. На данный момент лошадей вполне достаточно. Нет смысла ломать структуру города без острой нужды. Устойчивость древних традиций особенно заметна в Пелесе, потому что столица – колыбель нашей культуры.
– Что насчёт водопровода и канализации?
– Есть и то и другое.
– Оружие?
– Если ты про огнестрельное, то сама знаешь ответ, – нахмурился Морос. – Оно запрещено. Не подумай, что палагейцы отсталые. Был придуман порох, ружья и взрывчатые вещества, но после трагедии на Переправе нами было поставлено условие полного прекращения опасного производства. Мойры поддержали это решение. Поэтому Палагеда и Даория лишились подобных разработок.
– Но как раз мойры виноваты во взрыве.
– Да, и это усугубляет их вину. Однако масштабы разрушений напугали даже сестёр.
– Интернет?
– Нет.
Мои брови взлетели вверх при столь категоричном ответе.
– Вы не поддерживаете общедоступность информации?
– Информацию мы передаём с помощью книг. У нас есть типографии, и нужную продукцию создают быстро и в достаточных объёмах. Таким способом сведения проходят строгий отбор на достоверность, прежде чем попасть к читателям, что нельзя сказать об интернете, где любую чушь можно выдать за истину, – с язвительной улыбкой возразил Морос, а затем разочарованно качнул головой. – Падение критического мышления всё острее ощущается в мире людей, Кассия.
Я нехотя кивнула: свободный доступ к интернету принёс как много хорошего, так и неограниченное количество плохого, включая бесконечный поток ненадёжных источников, данные из которых постоянно приходится перепроверять в словарях и учебниках.
– Мобильный телефон? – предприняла я новую попытку, потому что изобретение быстрой связи весьма полезно.
– Нет, – спокойнее ответил Морос.
– Почему?!
– Я уже упомянул про ультразвуковые излучения. И на всякий случай повторю, Кассия, не все технологии людей для нас приятны или безопасны. Что касается мобильного телефона, то дело в радиоволнах и сигналах, палагейцы и даории их не переносят. Ты помнишь, как мы определяем чужую силу? Чувствуешь мою сейчас?
Я сосредоточилась на ощущениях. От Мороса исходила вибрация, схожая с эхом силы Весты. Слабая и умиротворяющая, она казалась в разы незаметнее, чем гул от архонта.
– Почему она слабая?
– Она не слабая, я рождён от Никты и Эреба, а они от самого Хаоса. Моя вибрация органична, поэтому она почти не выбивается из окружающего мира. Но сила палагейцев и даориев была создана вмешательством моих братьев и сестёр. Она… в чём-то инородна, поэтому… шумит, – аккуратно подобрал слова Морос, бросив задумчивый взгляд в окно. – Я могу усилить свой гул, но лишь если желаю показать истинную мощь. Например, при встрече с архонтами, но сейчас в этом нет необходимости.
– Сигналы телефона чем-то мешают?
– Да, палагейцы и даории их чувствуют. Те трещат и гудят, как непрекращающийся шум, от них болит голова. Поэтому здесь подобные средства связи запрещены, а любое развитие технологий в этой сфере зашло в тупик.
Я во все глаза уставилась на Мороса, услышав то, что в университете никогда не упоминали.
– Тогда как вы живёте в Санкт-Данаме? Там ведь сигналы везде. Я видела, как Кай, Элион и остальные пользовались телефонами. Ты пользовался!
– У меня и Гипноса такие сигналы не вызывают дискомфорта. Вероятно, именно из-за органичности нашего собственного гула. Камаэль и Веста также к ним нечувствительны. В них течёт кровь моего брата, – оценив мой интерес, Морос делился подробностями с заметным воодушевлением. – Палагейцам и даориям помогает, как ни странно, ахакор. Они перестают замечать вибрации, потому что татуировка с человеческим металлом блокирует их собственный гул.
– Я думала, они носят ахакор, чтобы не влиять на нас… то есть на людей, – неловко исправилась я.
– Это тоже, но по большей части такое оправдание просто удобно. Оно вызывает доверие у человеческого населения.
– А Микель и представители Клана Металлов? Они единственные не носят татуировки. И я сама? Мой ахакор был иллюзией.
– Наконец-то, Кассия! Если ты и дальше будешь такой же внимательной к деталям, то, возможно, быстро нагонишь соотечественников в развитии, – искренне похвалил Морос, отчего я почувствовала себя собакой, которая научилась понимать команду «сидеть». – Клан Металлов единственный отличающийся. Скорее всего, это связано с тем, что металл хороший проводник, поэтому электромагнитные волны мира людей не вызывают у них неприятных ощущений. Ты тоже не восприимчива к радиосигналам либо из-за родства с царём Металлов, либо из-за куска Переправы, вложенного в тебя Гипносом. Да и твой ахакор хоть и был иллюзией, но работал как настоящий. Может, через месяц брат расскажет тебе, как такой создать.
– Почему Руфус отдал меня тебе, а ты решил пристроить меня к Райденам?
Морос захлопнул рот, веселье и надменность уступили место неожиданной растерянности. Он скрыл смятение за считаные секунды, натянув маску скучающего равнодушия, но я видела перемену.
– Тебе стало небезопасно в том возрасте на Переправе.
– Опустим факт, что ты солгал мне в лицо, когда я пришла с разговором о Райденах, но ответь, зачем Руфус спрятал меня от Кая и Весты? – упрямо надавила я. Нетрудно было сложить более полную картину из рассказов Гипноса и его дочери. – Поэтому ты решил передать меня Райденам? Чтобы Кай не нашёл через тебя и своего отца?
Настроение Мороса изменилось, лицо стало хмурым. Он не выглядел разозлённым, но теперь моя догадливость его не веселила.
– В чём дело? Я уже нагнала соотечественников в развитии? – едко передразнила я.
Уголки его губ едва заметно дрогнули в намёке на улыбку. Колёса кареты мерно поскрипывали, вторя цокоту копыт. Повозка наполнилась долетавшим через окно шумом и чужими разговорами, пока мы молчали и не моргая смотрели друг другу в глаза.
– Мы не рассказываем тебе всего, Кассия, потому что ещё не время, – мягко начал Морос, но я нахмурилась сильнее, не ведясь на успокаивающий тон. – Для тебя же лучше будет, узнавай ты всё постепенно.
– Немножко правды прямо сейчас не повредит.
Морос устало выдохнул, проводя ладонью по лицу.
– У Гипноса всегда рождались упрямые дети, ты прекрасно вписываешься в его семью, – пробубнил он себе под нос, но появившаяся на губах улыбка отдавала печалью. – Хорошо. Всё верно. Брат доверил тебя мне, чтобы спрятать от Камаэля. Гипнос был настолько серьёзен, что запретил даже ему рассказывать, где тебя искать. Твоя собственная иллюзия в этом помогала. Я отдал тебя Райденам, потому что они идеально подходили. Богатые, законопослушные, хорошо образованные, и главное, неподалёку, чтобы я сам знал, где ты. Но одурманенный наркотиком убийца спутал все планы. Тогда мне с трудом удалось вытащить тебя из огня.
– Гипнос знал, что все эти годы я была в приюте?
– Нет. После пожара я спрятал тебя у себя на несколько месяцев и убедил брата, что с тобой всё хорошо. Поверив, он удержался от поисков. Мы прекрасно знали, что Камаэль и Веста следили за Гипносом и мной, но у них ничего не вышло. Помнишь свой изменившийся цвет ахакора?
Я невольно посмотрела на предплечье правой руки. По-прежнему было странно видеть чистую кожу, с которой пропала татуировка, а вместе с ней и едва заметные следы от ожогов.
– У тебя никогда не было ожога, – подтвердил Морос, словно прочитал мои мысли. – Нужно было забрать твои воспоминания, начиная с пожара и до момента попадания в приют. Но на тебе сохранялась собственная иллюзия, и я нечаянно мог её разрушить. Обычно изъятие воспоминаний – процесс безболезненный, но из-за иллюзии ты вопила от боли, и я прошу за это прощения.
Меня бросило в холодный пот. Образы прошлого об этом ещё не вернулись, но тело мелко задрожало, как если бы помнило ощущения и без чётких картин.
– Ожоги и местами почерневший ахакор – это следы моей руки. Ты дёргалась, приходилось держать крепко, но всё было связано с твоей иллюзией, поэтому следы исчезли, стоило тебе её снять.
Тело продолжало находиться в нервном напряжении, и на мгновение я поверила, что Морос, возможно, прав. Вся истина за раз может оказаться непосильной ношей для моего разума. В горле пересохло, и я облизала губы, уже не уверенная, хочу ли спрашивать что-то ещё.
– Но Гипнос всё же нашёл меня… или я его? – неловко замялась я, вспомнив, как отыскала подработку в «Подворотне».
– Гипнос нашёл тебя, – заверил Морос. – За год до того, как ты начала у него работать. Он случайно приметил тебя на улице, а затем подбросил листовку о поиске сотрудника.
– Зачем ему стрелковый клуб?
Морос тихо рассмеялся и пожал плечами.
– Кто его знает. Гипнос любит пробовать разные профессии, узнавать современный мир. В чём-то его опыт переносится на Переправу, позволяя той развиваться в многообразии миражей.
– Выходит, лишь иллюзия не позволила Каю узнать меня при встрече?
Морос кинул задумчивый взгляд в окно. Хоть он и не торопился отвечать, но я видела, что он скорее размышляет, чем отказывается говорить.
– Не только. Ещё помешали сомнения и большая доза лжи. Я забрал часть их воспоминаний, – то ли с неохотой, то ли с сожалением поделился Морос. – Камаэля и Весты. Забрал эпизоды о том, что после падения ты начала поправляться, о твоём восстановлении. Они сохранили лишь то, что заживление проходило очень медленно, а травмы были серьёзными. Я не хвастаюсь, но работа вышла скрупулёзная. Требовалось филигранное мастерство, чтобы они ничего не заподозрили.
Его ответ не вызвал у меня ни шока, ни возмущения. Все эмоции парализовало от смятения. Я не могла «считать» Мороса: слова значили одно, тон передавал другое, в то время как выражение лица – третье. Он будто испытывал несколько несопоставимых для меня эмоций одновременно, а мой разум был ограничен из-за отсутствия немыслимо длинного жизненного опыта, которым обладал собеседник.
– Они ведь твои племянники. Как ты мог с ними так поступить?
Морос потёр переносицу:
– Я этим и не горжусь. Помни я, как ощущается страх, сказал бы, что меня даже немного пугает мысль, что однажды они осознают пропажу деталей из воспоминаний. А уж обижаться эти двое умеют.
Теперь мне стали понятнее заминки Весты в рассказе. Она запиналась именно на истории о болезни, выглядела немного растерянной, память подводила её в точности нюансов.
– Но если с Вестой это сработало, то Камаэль, несмотря на проделанное с его сознанием, всё равно так просто не успокоился. Поэтому Гипнос дурил ему голову годами, чтобы тот сдался и прекратил поиски. Гипнос настолько преуспел, что при встрече с тобой Камаэль сам отказался верить в очевидное. Кажется, его даже злили любые совпадения.
– Ты заверил, что Гипнос любит своих детей.
– Безмерно, Кассия. Даже проживи ты сто-двести лет, не поймёшь глубину любви, которую он к ним испытывает. Те или иные поступки могут казаться вам неправильными, но только из-за непонимания. В нашем возрасте, после всего увиденного и пережитого, любовь, одержимость, тоска и прочие эмоции приобретают совершенно новое значение, они ощущаются по-другому. Хотя Камаэль сумел бы потягаться упрямством с Морфеем, Фобетором и Фантасом. После эпизода с наркотиками в театре он всё-таки пришёл ко мне с прямым вопросом, ты ли это.
– И?
– Я соврал, что нет.
У меня не нашлось обвинений, я слышала искреннюю горечь в его голосе, словно Моросу была противна эта ложь, но он понимал её неизбежность по каким-то своим соображениям. Подводящий к гибели. Мойры – безвольные хранительницы судеб. Вероятно, и Морос подводит к нужному итогу не столько по собственной воле, сколько по запросу равновесия. Кай в ссоре с отцом упоминал, что меня не должно было оказаться на встрече. Гипнос это подтвердил. Возможно, именно действия Мороса подвели всё к тому, что я очутилась в Даории. Или произошла случайность, которая не была никем предопределена. Новый вопрос озвучить не удалось – карета дёрнулась на последнем отрезке пути и замерла.
– Мы прибыли, кириа, – позвал кто-то снаружи, распахивая дверцу.
Я вжалась в сиденье, неожиданно страшась выглянуть. Сердце в тревожном нетерпении забилось в груди. Морос вновь одарил меня снисходительной улыбкой:
– Добро пожаловать домой, Кассия.
Меня как магнитом потянуло на балкон. Я едва обратила внимание на убранство выделенной мне спальни, вид за окном гипнотизировал сильнее.
– Тебе нравится? – спросил Майрон, он, не торопясь, проследовал за мной.
– Да, то есть… спасибо, – пробормотала я, с трудом оторвав взгляд от храма богов на вершине акрополя.
Выйдя из кареты, я пару раз чуть не споткнулась на ступенях, ведущих в усадьбу дедушки, почти не смотрела под ноги, разглядывая пейзажи. Территория, принадлежащая архонту Раздора, располагалась на террасе чуть ниже вершины, и раскинувшийся внизу город был прекрасен. Я не могла найти слов, увидев справа море. Пелес построили на берегу, а многоуровневый акрополь возвышался на утёсе.
После квартир Санкт-Данама резиденция Дома Раздора напоминала античный дворец. Хотя стоящий выше храм намекал, что до настоящего дворца ему далеко. Дом архонта Раздора был облицован белым и золотым мрамором. Украшающие колонны, лепнина и стилизованные листьями аканта капители придавали зданию изящество. Вокруг суетилась прислуга. Одни занялись лошадьми, другие передали Майрону какие-то бумаги, пока мы шагали по просторным залам, третьи сопроводили нашу свиту к другому зданию, чтобы дедушка мог остаться со мной наедине. Я не успевала за всем уследить. Морос сообщил, что внутрь он не пойдёт, поэтому, чтобы не потеряться, я проследовала за Майроном на третий этаж в мою новую спальню. Если на первых двух этажах ещё сновали слуги, то на третьем было спокойно.
– Это твой дом, поэтому изучи его в свободное время. Можешь сделать это либо одна, либо в сопровождении педагога, который всё объяснит. Через неделю состоится Совет архонтов, где я официально представлю тебя как свою внучку и дочь Илиры, – голос Майрона за спиной звучал размеренно, если бы не смысл, он бы даже успокаивал, но из-за новостей про встречу с другими архонтами я напряглась, стиснув пальцами мраморные перила балкона.
Неужели они действительно думают, что я могу быть наследницей?
Следующим архонтом Раздора?
Я и себя-то не знаю, как мне встать во главе целого Дома?
Я плотнее сжала губы, сдерживая порывистые фразы. Вряд ли слова что-то изменят, и кто знает, что Майрон от меня ждёт. Может, простой демонстрации существования наследницы достаточно и дедушка останется при мне в качестве регента?
Происходящее по-прежнему напоминало театральную постановку, где моей игры плохого актёра было достаточно, чтобы всё окружающее начало отдавать фарсом.
– Встреч, скорее всего, будет две. Одна через неделю и повторная через месяц, – Майрон встал рядом, и я была благодарна, что на палагейском он говорил медленно и чётко, позволяя мне успевать осознавать услышанное. – В первый раз я лишь представлю тебя им. Однако архонты будут ждать провала. Станут выискивать твои слабости и давить на незнание законов нашего мира, чтобы поставить под сомнение твой титул наследницы. Не говоря уже о крови даориев.
Майрон умолк, раздумывая над чем-то. Я не встревала и не оправдывалась, будучи ни в чём из этого не виноватой, но дедушка и не обвинял. Он оставался сосредоточенным, разглядывая пейзаж, будто мог среди домов найти решение проблем.
– С завтрашнего дня ты начнёшь учиться. За неделю с лучшими наставниками мы наверстаем основную базу знаний, а через месяц ты почувствуешь себя ещё увереннее.
Он не смотрел на меня, но я не ощущала себя пустым местом, как это происходило с Каем, который пытался стереть меня из своего мира путём игнорирования. Взгляд Майрона иногда тянулся в мою сторону, но на полпути он себя останавливал, словно смущался или приходил в смятение.
– Мы не позволим им сомневаться, – убеждённо заявил он. – Ты внучка Калисто и дочь Илиры. По крови ты законная наследница Дома Раздора, поэтому не склонишь головы ни перед кем и не дашь себя опозорить.
– Совет архонтов против меня? – подала голос я, стараясь не показывать тревоги.
– Разумеется. Они надеялись сломить нас из-за отсутствия наследницы. Были уверены, что главенство Дома Раздора в Совете неотвратимо приближается к концу. Они ошиблись и сейчас бросят все силы на то, чтобы подорвать наше влияние. Особенно начнут нападать на тебя.
– Я с ними даже не знакома…
– Это не мешает остальным архонтам желать растерзать тебя с первого мгновения, как о тебе стало известно. Ты копия моей дочери.
– Но я не Илира.
– И очень жаль, – без какой-либо резкости сдержанно возразил Майрон. – Но тебе придётся ею стать.
Он повернулся и посмотрел мне в глаза, и я не нашла слов для продолжения спора. Майрон не запугивал и не давил. Он говорил нелицеприятную истину, с которой мне придётся столкнуться. Я могла упрямиться и не верить, но нутром чувствовала, что мои желания не изменят новой реальности.
– Тогда мне нужно узнать, какой она была, – признав поражение, ответила я.
Тёплая улыбка на серьёзном лице Майрона привела в замешательство, но архонт быстро взял себя в руки и отвернулся, намереваясь покинуть комнату. Я растерянно смотрела дедушке вслед, перебирая в голове спутанные мысли. Я пришла сюда не в поисках власти, силы, влияния или же богатства. Я искала семью.
– Мы можем поужинать вместе?
Майрон замер у распахнутых дверей. Мой вопрос застал его врасплох, он замешкался перед тем, как повернуться. В повисшей тишине явственно ощущалась неловкость, моё лицо начало гореть, и я засомневалась, не нарушила ли какие-то правила.
– Разумеется, – после паузы ответил Майрон, одарив меня благодарной улыбкой. Я смутилась, не понимая, чем её вызвала. – Ужин будет через два часа. Попрошу слуг зайти за тобой и проводить в столовую.
За следующие два часа я обследовала свои покои, пытаясь осознать и принять, что для моей покойной мамы нынешняя роскошь была нормой. Просторная гостиная, гардеробная, ванная комната, спальня с балконом, и всё это – для меня одной. Чтобы убедиться в этом, я позвала одну из служанок, перехватив её в коридоре. Миловидная девушка с серо-голубыми глазами и светлыми кудрями поклонилась и недоумённо захлопала ресницами, когда на ломаном палагейском я расспросила о возможных соседях: в гостиной на длинной тахте или диване вполне мог кто-нибудь расположиться.
Заверив, что покои исключительно мои, девушка извинилась за полупустой гардероб: они не знали моих размеров и пока компенсировали нехватку одежды старыми платьями Илиры. Я благодарно кивнула, ощутив себя недостойной подобного жеста. Илира была настоящей наследницей, я же – скорее заменой. Не знаю, что во мне видели другие, но я чувствовала себя самозванкой.
Служанка объяснила, как работает водопровод в ванной комнате, где мыло и полотенца. Показала туалетный столик с украшениями и другой – с напитками и бокалами у кровати. Я открыла первый попавшийся хрустальный графин, понюхала и тут же отставила, как только в нос ударил запах алкоголя. Служанка улыбнулась, говоря, что там есть вода, сок или напитки покрепче. Остальные кувшины проверять я не стала, поверив ей на слово.
Оставшись в одиночестве, я несмело присела на край широкой кровати. Мягчайшее одеяло и подушки, парчовое покрывало и искусно украшенный балдахин. Пол был выложен мозаикой, а стены оформлены изразцами и полуколоннами. В декоре всего здания преобладали золотой, жёлтый и оранжевый, беспрестанно напоминая о фамильном цвете Дома Раздора. Хотя вряд ли Илира или Калисто могли о нём хоть раз забыть, по словам их современников, у всех наследниц были идентичные мне жёлтые глаза. У Майрона радужки карие, он выходец из другой семьи и занял главенствующую роль лишь после смерти Калисто.
Я надеялась, что совместный ужин поможет нам немного наладить отношения с кровным дедушкой, стать ближе, но в итоге не представляла, как преодолеть препятствие в виде четырёхметрового стола. Его накрыли, рассадив нас в противоположных концах.
Весь дом походил на музей, и столовая оказалась не исключением. Разве что светильники с заревом напоминали, что я в другом мире, но не в другом времени. Я пристальнее рассматривала прислугу и прислушивалась к гулу их силы, пока они подходили заменить мне блюдо или же подлить сока, но, как бы ни старалась, не слышала ничего. Гул Майрона при желании я могла почувствовать даже на расстоянии нескольких метров. Он сильный, но влияние его дара меня не раздражало, а гудело в унисон с моим. Я также поняла, что если перестать обращать внимание и не прислушиваться к чужому гулу вовсе, то ощущения пропадали. Получается, можно не бояться какофонии в толпе.
Просторная столовая, длинный стол только для нас двоих, обилие изысканных блюд и готовые нам угодить молчаливо стоящие поблизости слуги угнетали. Если вначале мы пытались вести разговор о Палагеде и немного об архитектуре, то последние десять минут был слышен разве что стук столовых приборов по тарелкам. Майрон, кажется, чувствовал себя не менее неуютно, ел он и вовсе мало, будто под моим взглядом кусок не лез ему в горло.
Я тоскливо размазала еду по тарелке, решив, что попытка узнать друг друга поближе провалена, а повторить полученный смущающий опыт вряд ли смогу. Я вспомнила Сиршу и то, с какой лёгкостью она втягивала людей в разговоры, начиная откуда-то совсем издалека.
– Мне нравится гранат, – неожиданно для себя выпалила я, и все звуки прекратились, даже слуги повернули ко мне головы. – Не знаю, с чего вдруг, но всю жизнь любила. А ещё сливы. Возможно, Илире…
– Калисто, – поправил Майрон, и я успела поймать его печальную улыбку. – Моя жена очень любила гранаты.
– А вы?
– Сливы и виноград.
Я удовлетворённо кивнула, стараясь скрыть изумление, что разговоры о еде могут так просто сближать. Похоже, методы Элиона и Сирши действительно работают. Стоило мне вспомнить Эля, как кровь отлила от лица.
– Я могу как-то связаться с… другом?
– Палагейцем?
– Да, здесь нет телефонов и интернета, и не знаю как… может, письмо? Записка?
– Разумеется, кому? – Майрон отложил столовые приборы, сосредотачиваясь на моей просьбе.
– Нужно найти Иво. Он из Дома Соблазна и был ранен на встрече в Даории, – я старалась, чтобы мой голос не дрожал, но картинки произошедшего только и ждали момента, чтобы жутким калейдоскопом вновь заиграть в голове.
– Его фамилия?
– Фамилия? – я опешила, поняв, что не в курсе, из какого он рода. – Я не знаю.
– Его сул?
– Сул… это же уровень? Их всего десять, верно? – Майрон кивнул. – Он из среднего звена, но какой именно сул…
Среднее звено считается самым многочисленным. С четвёртого до седьмого сула включительно. Я закусила губу, коря себя, что ни разу не подумала, что это когда-либо пригодится. Благо дедушка не осуждал, а терпеливо ждал продолжения.
– Тогда можно послать весть Элиону из Дома Чревоугодия, он тоже мой друг и должен знать, где найти Иво.
– Сын Камиллы твой друг? – брови Майрона взлетели вверх.
– Вроде того. Мы познакомились в Санкт-Данаме. Вы сможете с ним связаться?
– Да, я прекрасно знаю Элиона, он много лет прожил в мире людей. Слышал, что теперь он вернулся домой.
Элион в Пелесе?
– Дом его дяди неподалёку, – добавил Майрон, прежде чем я успела задать вопрос. – Отис, – позвал он, и один из слуг тут же оказался подле дедушки.
Мужчина не старше тридцати, но его форма немного отличалась от одежды тех, кто подавал еду. Похоже, у него другая должность.
– Да, кирий?
– Ты слышал? Сообщи Элиону из Дома Чревоугодия, что моя внучка хочет с ним встретиться, и попробуй разыскать Иво из Дома Соблазна.
– Конечно, кирий.
Без лишних вопросов Отис выскользнул в коридор.
– Сегодня уже поздно, но послание доставят как можно скорее, и вероятно, ты встретишься с Элионом в ближайшие дни.
– Спасибо.
Похоже, пора привыкать, что жизнь здесь более неторопливая. Может, это и к лучшему. В последние несколько десятилетий люди живут в бесконечной гонке за образованием, знаниями, работой и даже весельем. Непрекращающийся информационный шум из-за интернета и телевидения создал целое поколение людей, вечно спешащих и страдающих неврозами и тревогами перед будущим. Ошеломляющее разнообразие во всём не только умножило ощущение свободы, но и породило страх выбора, опасение отдать предпочтение не тому, не лучшему и не самому подходящему.
Я невольно вспомнила о наших с Сиршей проблемах и волнениях. Я раз за разом дёргала дверь, боясь, что оставила её незапертой, как и какой-нибудь невыключенный утюг. Сирша начинала нервничать, стоило вещам оказаться не на привычных для неё местах.
В итоге не было разницы, насколько хорошо я заперла дверь и разложила ли Сирша всё по местам, если нашу квартиру без особого труда спалили ониры, повредив трубы. И пусть у тебя в друзьях хоть боги или полубоги… никто из них не сумел уберечь Ливию, Сиршу и Иво.
– Мне жаль.
Я вскинула голову, возвращаясь из мрачных мыслей.
– Морос рассказал, что та девушка была твоей близкой подругой. Мне жаль, – повторил Майрон.
Горло сдавило, и я скованно кивнула, не в силах выдавить и звука.
– На столе уже есть десерт, поэтому все свободны, – объявил Майрон присутствующим слугам.
Те без малейших колебаний поклонились, оставили кувшины с напитками и заторопились к выходу.
– Сядь ближе, Кассия, – то ли приказал, то ли попросил Майрон, когда мы остались одни.
Я взяла свои тарелку с вилкой и села на ближайший к дедушке стул. Неловко улыбнулась, заметив, что и его тяготила ненужная дистанция.
– Расскажи мне о своей жизни среди людей. Морос кое-чем поделился, но я хочу понять, каково тебе там было.
Может, он поинтересовался, чтобы в первую очередь осознать объём провалов в моём образовании и выяснить, насколько я могу опозорить Дом Раздора на Совете архонтов, но всё равно просьба обнадёжила, и я начала свою историю. Не утомляла его подробностями, но рассказывала всё, что мне хотелось, чтобы дедушка обо мне узнал. Изредка я использовала слова людей, не находя в памяти нужное палагейское, но Майрон подстраивался и подбадривал кивками, помогал с выбором лексики, если я ошибалась.
Майрон заинтересованно слушал про нашу с Сиршей жизнь в приюте, про моё образование и поступление в университет. Я продолжила с большим воодушевлением, когда на его лице отразилось удивление от моего выбора кафедры и темы диплома. Я проглотила горечь: более нет смысла его дописывать, тот университет мне не окончить.
Дедушка слушал не перебивая, изредка помогал наводящими вопросами. Я даже призналась, что умею стрелять, и рассказала о знакомстве с Элионом и его компанией. Выражение лица Майрона менялось от изумления к хмурой сдержанности, пока я описывала встречу с ониром и эмпусой. Я много говорила о Сирше, Ливии, Иво и Руфусе, но едва ли упомянула Кая. При мыслях о нём меня раздирала тоска и жгучий гнев. Я не была готова решать, как должна к нему относиться. Наверное, никак. Мы едва не переспали, оба знали, что у нас нет будущего из-за принадлежности к разным расам. Теперь причины другие, но итог не изменился.
– Ты действительно не похожа на Илиру, – пришёл к выводу Майрон, когда поток моего рассказа иссяк и я запыхалась от желания поделиться всем и сразу. – Вероятно, ты даже больше подходишь Дому Раздора, чем она.
Я опешила, не веря, что такое вообще возможно.
– Какой она была?
– Илира… – Майрон замялся, отложил вилку и откинулся на спинку стула, явно теряя аппетит, – была умной, воспитанной и в чём-то более юной, чем ты. К твоему рождению ей было едва за тридцать. Наши жизни длиннее, чем у людей, поэтому и восприятие взросления иное. Илира давно являлась совершеннолетней, но для меня и Калисто оставалась ребёнком, а вопрос о наследниках и браке ещё не стоял. Мы, как и даории, сталкиваемся с трудностями в продолжении рода, – деликатно напомнил Майрон.
Я кивнула, подтверждая, что знаю. Дети рождаются редко. Палагейцы и даории не особо скрывают эту проблему, поэтому информация упоминается во многих учебниках. Да и знание о малочисленности даориев и палагейцев никак бы не помогло людям в борьбе, захоти они начать войну. Силы не равны.
Я так же слышала, что палагейки и даорийки слишком часто умирают, если рожают рано. Их организм формируется по-другому, и несмотря на то, что они физически способны забеременеть уже после восемнадцати, для их здоровья это слишком рано. Продолжительность жизни палагейца или даория сто пятьдесят – двести лет. Поэтому предпочтительный возраст для рождения ребёнка наступает около сорока-пятидесяти. В университете рассказывали, что не только женщины, но и мужчины принимают специальные травы, чтобы не допустить ранней беременности, которая, вероятнее всего, приведёт к смерти будущей матери.
Все эти мысли сухими, заученными фактами всплыли в голове, но кровь отлила от лица при мысли, что это относится и ко мне. Какая у меня продолжительность жизни и к какой расе я вообще отношусь, имея где-то внутри часть Переправы?
– У Калисто было два выкидыша до рождения Илиры, – отвлёк меня от пугающих мыслей Майрон. – В детстве дочь была слабой. Часто болела и проводила время дома за книгами. Она предпочитала в любой конфликтной ситуации находить компромисс. Не любила ссоры и противостояния, была миролюбивой. Даже злиться долго не могла, слишком быстро расстраиваясь от ощущения гнева. Кстати, она тоже интересовалась Переправой и искала осколки, надеясь помочь Привратнику и миру иллюзий восстановиться.
Я ответила дедушке смущённой улыбкой, радуясь, что хоть в этом мы похожи.
– Разве миролюбивый глава не лучший выбор для процветания Дома? – уточнила я.
– В этом случае – разумеется. Своей терпимостью Илира пошла в меня. Я умею вести переговоры, искать компромиссы и контролировать свой гнев. Но сейчас речь не о процветании, Кассия, – с нажимом напомнил он. – Мы в самом разгаре борьбы за власть. Если хоть кому-то удастся пошатнуть наше влияние в Совете и поставить под вопрос главенство среди Домов, то политические волнения не прекратятся никогда. Все Дома будут хотеть подвинуть соседний, поняв, что это реально.
Я задумчиво пожевала нижнюю губу, вспоминая тревоги Кая. Он упоминал о том же и говорил о необходимости возвращения богов.
«Если Дом Раздора сместят, то это создаст прецедент. В Совете начнётся хаос, все будут бороться друг с другом если не за главенство, то хотя бы ради возможности стать немного влиятельнее. Я считаю, что нам нужны те, кто будет неоспоримо выше, не подвержен хаосу и жажде власти».
Я откинулась на спинку и едва не застонала от разочарования. Хотелось выть от того, как легко складывалась картинка с ответами теперь, когда я получила больше информации.
Камаэль – сын Гипноса и прекрасно знал о том, что грядёт. Знал, что боги, о которых он говорил, вернутся. Это не было вопросом времени и стечения обстоятельств. Это был план. Гипноса, Мороса, Кая и Весты. Они одна семья, и каждому отводилась своя роль.
– Боги вернулись, – напомнила я. – Разве они не собираются взять главенство над Советом архонтов? Борьба за власть станет бесполезной.
– Пока они не высказали желания снова встать во главе, а борьбу не так-то просто пресечь. Какое-то время даже под надзором богов она будет продолжаться, поэтому нам нужна такая наследница, как ты, – Майрон наклонился вперёд, заверяя, но я ощутила усталость.
Мне захотелось переубедить его, вывалив на дедушку все мои отрицательные качества. Рассказать про подработку в сомнительном заведении, выпивку в клубах, наркотики с кровью палагейцев и то, как в приступе гнева я перестреляла несколько человек. Рассказать, как связалась с компанией Кая и Элиона, которые множество раз преступали закон и не скупились на жестокость, если требовалось. Я захотела напомнить архонту, что едва не пристрелила собственного отца и сейчас жалела лишь о том, что мне это не удалось. Я не в состоянии разобраться в собственной жизни, поэтому не смогу вести за собой целый Дом. Даже не представляю, сколько палагейцев являются подданными Майрона.
Я задышала тяжелее, мысли о беспорядке в моей судьбе опутывали и тянули на дно отчаяния. Я никому не могу помочь. Я залпом осушила попавшийся под руку бокал вина, едва не подавившись. Майрон не остановил, но пристально смотрел, дожидаясь ответа.
В итоге я не сказала ничего из того, что хотела. Сомнительные факты моей биографии вертелись на языке, но алкоголь не дал достаточно храбрости, чтобы напомнить дедушке о них. Мне нравились его компания, его терпение по отношению ко мне и спокойствие. Он смотрел изучающе, словно искренне пытался понять. Майрон хотел меня узнать, и я не желала портить впечатление, которое и так вряд ли было хорошим.
– Тебе известно, что творится внутри нашего Дома? – туманно уточнил Майрон, понизив голос.
Я выдержала длинную паузу, размышляя, на что он намекает. Вспомнила рассказанное Каем.
– Вы мужчина и не можете быть архонтом. Временно на это закрыли глаза, но период поблажки на исходе, – прямо ответила я, удивляясь, как мне всё легче удавалось говорить на палагейском.
Акцент оставался сильным, но воспоминания о языке и все полученные знания наконец слились вместе, позволив говорить и осознавать информацию быстрее.
Майрона мои слова не оскорбили, он медленно моргнул и кивнул, безмолвно приказывая продолжать.
– Нужна наследница прямого рода и женского пола. После смерти Илиры и Калисто остался лишь один возможный представитель – сестра Калисто, но мне сказали, она… слаба. Она хочет вас свергнуть? Я слышала, что ваши же советники скоро вас сдвинут. Хотите намекнуть, что она и со мной попытается разобраться, чтобы добраться до статуса архонта?
Майрон остался доволен ответом, но не стал комментировать. Под моим удивлённым взглядом дедушка поднялся на ноги, отошёл к неприметной двери справа и постучал в неё несколько раз. Он молча сел обратно и одарил меня успокаивающей улыбкой.
– Хорошо, что тебе известна ситуация. Так будет проще объяснить. Не хотелось бы, чтобы на Совете тебя сбили с толку.
Дверь, в которую постучал Майрон, распахнулась, и под свет зарева вышла женщина. Стул заскрипел от того, как резко я вскочила на ноги. Внешне незнакомке было под сорок, я бы дала даже меньше, если бы не её усталый вид. Сдержанное по фасону платье было расшито дорогой нитью, половина волос закреплена заколками на затылке, пока другая половина лежала на плечах. Она настороженно замерла, с не меньшей пристальностью разглядывая меня в ответ. Если мои волосы были полностью белыми, то её имели слабый тёплый оттенок, но глаза – жёлтые. А такие только у…
– Это Лиана, Кассия. Младшая сестра моей покойной жены.
Не отводя от Лианы взгляда, я открыла рот, чтобы выяснить, почему она здесь, но не издала ни звука, когда рядом с ней появилась девочка-подросток. Вопросы были ни к чему: её белые, как и у меня, волосы и жёлтые глаза сказали достаточно.
– Кассия, – обратился Майрон. – Это Хлоя. Дочь Лианы.
Я нахмурилась, а Хлоя, услышав своё имя, изящно вскинула голову и выпрямила спину, демонстрируя надлежащее для наследницы поведение: благородное, но сдержанное. Я сглотнула, прикидывая, есть ли у меня хоть шанс избежать расставленного капкана.
Лиана держала дочь за руку, глядя в мою сторону пристально и с нескрываемым подозрением, будто это ей нужно меня опасаться, а не наоборот. Я прислушалась к гулу её силы, но не ощутила ничего, кроме слабой вибрации. Это было сравнимо с обычными палагейцами, но никак не с представителем семьи архонта. И тогда я почувствовала нечто другое, внимание само собой переместилось на Хлою.
– Лиана, Хлоя, присядьте, – распорядился Майрон, те подчинились, но обошли стол с дальнего конца, избегая приближаться ко мне.
Я пристально следила за Хлоей. Моя с ней сила звучала органично, в унисон, точно так же, как и с дедушкой. И без лишней подсказки я поняла, что по уровню способностей и крови эта девочка может претендовать на место архонта.
Откровение ударило наотмашь, но я не смогла понять собственные эмоции, поэтому просто остолбенела, обескураженная фактом, что я не единственная надежда этого Дома и моё положение в качестве наследницы весьма шатко.
– Сядь, Кассия. Они не представляют угрозы, – привёл меня в чувство Майрон.
Все уже расположились, и я тоже опустилась на стул. То ли я стала более недоверчивой, то ли всё произошедшее сделало меня дёрганой, но держала руки поближе к ножам. Лиана была напряжена не меньше, и лишь Хлоя с Майроном не обращали внимания на гнетущую атмосферу.
– Известная тебе история – ложь. Кто её тебе рассказал? – поинтересовался дедушка.
– Представитель Дома Кошмаров, – ответила я, не желая упоминать Кая конкретнее. Мне всё ещё непонятно, кому и что я могу рассказывать, и пока не узнаю, не стану раскрывать секреты Гипноса Майрону и наоборот.
– Отлично. Это именно то, что мы хотели.
– Нам нужна помощь, кириа, – впервые заговорила Лиана, Хлоя тем временем пододвинула к себе один из десертов.
Я уставилась на женщину, недоумевая от её обращения. Искренна ли она или вежлива ради того, чтобы получить необходимое?
– Лиана действительно слишком слаба, чтобы стать архонтом, а я никогда не планировал сидеть во главе Совета, но мне пришлось, – пояснил Майрон. – Со смертью Калисто начались проблемы, и чтобы не усугублять пошатнувшегося положения, я занял место архонта. Благо у меня была хорошая репутация, чтобы все советники поддержали мою кандидатуру как временное решение. Но и остальные архонты быстро осознали, что достаточно убить Лиану – нашего последнего представителя прямого рода и женского пола, чтобы Дом Раздора никак не смог оправиться.
Я слушала, не перебивая и не отрывая глаз от Лианы, которая отдала всё право рассказа Майрону. Она заботливо поправила локон, выпавший из причёски дочери. На Хлою я и вовсе смотрела с едва скрываемой растерянностью. Наши лица не были похожи, но цвет волос и глаз с такой ясностью кричал о родстве, что мне стало не по себе.
– Мы распустили слухи, что не ладим с Лианой. Это дало отсрочку, чтобы поразмыслить о дальнейшем.
– Ради чего эти слухи внутри Дома? – уточнила я, оторвав взгляд от Хлои.
– Чтобы другие Дома нам поверили. Узнав о внутреннем разладе, они оставили попытки и будто падальщики принялись ждать, пока мы сами себя разрушим. Даже в этот период на Лиану было совершено несколько покушений, которые мне удалось предотвратить. Когда же мы узнали о будущем ребёнке, я отослал её за пределы города и спрятал.
– Кто отец?
Внезапное молчание дало нужный ответ, и я просто кивнула. Не мне осуждать его. Не знаю, какие отношения были у Майрона с Калисто. Может, это был политический брак или во внешности Лианы он увидел свою умершую возлюбленную. Майрон потерял жену и дочь, около двадцати лет удерживал Дом от развала. Однако теперь объяснима сила Хлои. Он и Лиана восстановили род. Я не единственный шанс его продолжить.
– Почему вы не поженились и не раскрыли правду?
– Наши ближайшие советники всё знают, и мы планируем так поступить, когда Хлоя подрастёт и ситуация станет безопаснее. Чтобы скрыть сам факт беременности, мы на ранних сроках распустили слух, что я отослал Лиану подальше из-за некоторых советников, готовых поддержать её в желании занять место архонта. Все эти годы я держал их за пределами Пелеса вдали от шпионов других Домов. Остальные до сих пор верят, что у нас конфликт из-за титула архонта.
– Тогда почему Лиана и Хлоя здесь?
– С твоим появлением у нас появилась возможность прекратить эти игры.
Я невольно сжала пальцами ложку. Нехорошее предчувствие поселилось где-то внутри, и вечер становился всё менее приятным. Я не ответила, дожидаясь пояснений.
– Я мужчина, Лиана слаба. Наследницы на место архонта – только ты и Хлоя. Тебе наш мир чужд, а Хлоя слишком юна. Сейчас остальные Дома прекратят сдерживаться, у них буквально последний шанс, прежде чем я официально передам звание архонта тебе. Поэтому есть два варианта. Либо ты примешь титул в ближайший год и останешься архонтом до конца своих дней, либо возьмёшь титул на время и поможешь мне удержать власть, чтобы защитить Хлою до того времени, когда она будет в состоянии взять ответственность и венец главы нашего Дома.
Я медленно закрыла глаза, стараясь не морщиться. Дедушка просит меня принять весь удар на себя, а, судя по рассказам, покушения тут – обычное дело. Я хотела бы ощутить страх, разочарование или облегчение, что мне не обязательно брать на себя обязанности архонта до конца жизни. Хотела бы ощутить ревность, что по закону предназначавшееся мне место готовы отдать кому-то другому. Я ещё даже не успела осознать, нужно ли оно мне самой, а уже надо решать, отдать ли его другой. Хотела бы ощутить хоть что-то, но почувствовала лишь вялое биение собственного сердца.
Я словно играла чужую роль.
– В каком возрасте можно принять титул архонта?
– Двадцать лет – минимальный возраст.
– А сколько Хлое?
– Шестнадцать с половиной.
Значит, мне нужно быть мишенью и отвлекать внимание на себя около трёх-четырёх лет.
– С этого дня Хлоя и Лиана будут жить здесь или вновь уедут?
– Они вернутся за город, там безопаснее. Нам же предстоит укрепить твои позиции в Совете среди других архонтов, – заверил Майрон, и в его голосе была слышна уверенность, которую я не разделяла.
Он не давил с выбором. Не спрашивал, готова ли я взять титул навсегда или только на время. Я была благодарна и вместе с тем сбита с толку, даже не понимая, на что соглашаюсь и хочу ли соглашаться на что-либо вообще.