Наконец-то выпал снег. Жидкий и какой-то серый, он сиротливо прикрывал оледеневшие куски земли. Жалкие крупинки даже не хрустели под ногами. Они только сделали воздух тяжелым, а небо – грязным.
Витт шагал дальше. Подгорная провинция давно уже была позади. Вместе с ней растаяли за спиной относительное спокойствие и иллюзорно мирная жизнь. Теперь Витт шел по бесконечному лесному краю, в котором жили одичавшие от страха люди. Сумрачные, хмурые лица, заполненные тревогой глаза. Они дарили путнику печаль и горечь.
Прошлой ночью, которую Витт провел в убогом сарае в какой-то опустевшей деревне, его посещали воспоминания. Снился путнику Тайный Город, братья-монахи, огромные башни из темно-коричневого камня, белизна гор. Снился ему и мэтр Аркис. Седой воин с необыкновенно живыми глазами цвета моря восседал в кресле с высокой прямой спинкой. За спиной мэтра весело трещал камин. Аркис смотрел прямо в глаза Витта и говорил:
– Помни, странник войны, что на тебе, как и на всех братьях, лежит проклятье. Этим проклятьем являются знания. Все мы понимаем и чувствуем природу вещей, мы живем в оборотной стороне легенд и сказок, мы видим, что они сделаны из грязи и крови. А потому мы не имеем иллюзий. Не ты, не я, не братья. Но мы же должны дарить иллюзии другим. Создавать легенды, строить сказки. Помни это…
Дальше рассказывал мэтр о пути, которым предстоит пройти Витту. И этот путь должен казаться сказкой. Другим, но не Витту. Странник войны превратится в героя. Он пройдет через все земли империи, он уничтожит армию врага, и он лично вонзит меч в сердце Зверя. Такой путь подобен чуду, а именно чуда от Витта и ждут. Аркис верил, что все получится, верил в путь, верил в Витта.
Шагая по замерзшей дороге, путник думал о мэтре, о его словах, о его вере. Все это поддерживало его, но… Витт тоже носил на себе это проклятье, он тоже чувствовал природу вещей, тоже знал, что сказки вырастают из крови и грязи. И он понимал, что не верит в себя, понимал, что может не пройти путь, может не стать Героем и Судьей. Хотя так странно и горько было осознавать, что люди из этих мрачных краев уже смотрят на него, как на Избавителя. Они пересиливали свой страх, они становились прежними, пока он говорил с ними, во время редких встреч, выпадавших на пути. Их беспричинная вера пугала, но и поддерживала, как и слова мэтра. Хотя Витт знал, что не все нуждаются в Герое. Когда-нибудь, очень скоро, ему придется пролить чью-то кровь, поддерживая свое знание об оборотной стороне сказок.
Витт почувствовал, что за ним наблюдают, и отвлекся от своих мыслей. Пока никого не было видно, но воин знал, что несколько пар глаз настороженно следят за ним откуда-то справа из глубин спящего леса. Он остановился прямо посреди дороги и вынул меч. Клинок блеснул в неровном сером свете, ожили на нем руны. Витт прислушался. Где-то хрустнула ветка. Потом еще и еще. Они приближались.
Первым на дорогу вышел невысокий крепкий мужчина с хмурым лицом, испещренным морщинами. В его глазах не было страха, только настороженность воина. В руках он держал меч. Витт улыбнулся. Он был рад, что не все еще сломлены войной. За мужчиной выступили из леса два молодых парня. Похоже, они приходились сыновьями своему вожаку.
– Здравствуй, – сказал Витту старший.
– Здравствуй, – отозвался он.
– Судя по твоему плащу и по тому, как острижены волосы, ты монах горного монастыря, – рассудил незнакомец. – Но разве монахи ходят с оружием?
– Нет. Они его не любят, – опять улыбнувшись, ответил Витт. – Я был гостем в монастыре. Целых пять лет.
– Тогда понятно. Но почему же ты спустился с гор?
– Война, – Витт пожал плечами. Это слово объясняло все.
Стоящие чуть поодаль пани скупо улыбнулись и закивали. Воины всегда понимали друг друга.
– Если ты не спешишь, странник войны, – уже более приветливо сказал вожак. – Загляни в наше селение.
– Хорошо, – согласился Витт. – Но прежде скажи, для чего ты зовешь меня?
– Помнишь обычаи? Когда вершится суд, то нужен судья. Прохожий беспристрастен, потому что он чужак и не имеет выгоды в нашем деле. Мы пришли на дорогу за судьей.
Витт помнил обычаи. Он кивнул и вложил меч в ножны. Кому как не герою становиться судьей.
Еле заметная тропинка вывела отряд к лесному селению. У этих людей и правда не было страха. Они могли себя защитить. Вокруг деревни возвышался частокол. Толстые бревна стояли плотно, зазубренные концы их вздымались вверх и выглядели довольно внушительно. Стена охранялась. В маленькой лесной крепости было многолюдно и шумно. Люди ждали суда.
Староста Олим вместе с сыновьями провели путника в избу. Тут их ждал обед. Поедая со здоровой жадностью похлебку, они рассказывали Витту о преступлениях, о деле, достойном суда.
Все началось чуть больше седьмицы назад. Петух уже пропел, но было еще темно. Несколько женщин с детьми пошли к ручью за водой. Одна девочка отстала от отряда, занятая какой-то ей одной понятной игрой. В лесу крик ребенка был хорошо слышен. Все поспешили вернуться к ней. Огромный зверь, похожий одновременно и на волка и на медведя, набросился на девочку. Позже ее тело нашли в лесу. Две ночи после этого вся деревня слышала вой чудовища. В вечер третьего дня монстр загрыз молодого охотника, возвращающегося в селение. Позавчера погиб еще один ребенок. Староста отправил отряд на охоту за чудовищем. Проходили по лесу весь день, а в сумерках зверь сам нашел их. Сын мельника, хороший лучник, успел ранить монстра. По следам крови отряд дошел до старого кладбища, где стоит изба ведара…
Суд проходил на площади в самом центре селения. Витта усадили в высокое кресло. Справа от него стоял Олим, который должен был выступать обвинителем. Было видно, что эта роль его слегка смущает. Слева встал маленький толстый человечек с редкими волосами и злыми круглыми глазками. Это был отец девочки, убитой у ручья. Он сам вызвался быть защитником. Витт подумал, что этим двоим стоило бы поменяться местами, если кто-то хотел честного суда. Толпа с любопытством и нетерпением смотрела на двери огромного сарая, где держали ведара. Витт тоже смотрел туда, ожидая появления обвиняемого.
И вот его вывели. Со связанными руками, высокого, седого мужчину с длинными спутанными волосами. Ведар слегка задержался у двери, давая глазам привыкнуть к свету дня, а потом обвел взглядом селян, всю площадь, посмотрел на обвинителя и защитника. Потом старик встретился взглядом с Виттом. Судья удивился ясности и спокойствию, застывшим в глазах ведара. Слишком осмысленным и прямым был этот взгляд, не было в нем даже намека на безумие оборотня, не было ни капли ненависти.
Ведар сделал первый шаг вперед. Толпа загудела, злобно, осуждающе, хотя вина его еще не была доказана. Витт поймал себя на мысли, что хочет ободряюще улыбнуться обвиняемому, и удивился этому желанию. Этот гордый старик не нуждался в одобрении. Гул толпы все увеличивался. Угрозы, оскорбления и проклятия сыпались из уст селян. Какая-то женщина с растрепанными волосами, брызжа злобой, метнула в старика камень. Ее примеру последовали другие.
Витт резко поднял руку, произнося нетрудное заклинание. Вокруг ведара загорелась сфера, спасая его от ударов камнями. Потрясенные люди замолчали и уставились на Судью.
– Олим, – обратился Витт к старосте. – Ты говорил об обычаях. Вина еще не доказана, а ты уже позволяешь своим людям наказывать. Где же твое уважение к законам предков?
Олим зычным голосом призвал всех к порядку и тишине.
Ведар, прорвав взглядом защитную сферу, благодарно, но гордо кивнул Судье. Потом суд начался.
Происходящее на площади напоминало фарс. Ведару тут же приписали обвинение в оборотничестве и три убийства. Он был умелым травником и лекарем, а это, по мнению Олима, являлось не даром, а наукой. Истинный же, «Темный» дар раскрылся в старике только сейчас. Легкое возражение защитника, которого звали Тик, говорило о неизбежной смерти ведара, при появлении второго дара, а лекарство магическим искусством он все же признавал. Олим возразил, что во время войны и смуты сама Природа меняет свои рамки и законы, а значит, ведар не обязательно должен был умереть. Да и оборотничество явно дарит старику вторую жизнь.
Потом вызвали свидетелей. Несколько человек рассказывали суду и селянам о монстре, виденном в лесу, описывали его следы, ведущие к избе ведара. Витт не очень-то вслушивался в эти рассказы. Он прекрасно знал, как выглядит оборотень и уж тем более – какие у него следы.
Судья наблюдал за ведаром. Что-то было не так в этом человеке. Какая-то тайна скрывалась за ясностью и спокойствием его взгляда, за следами тяжелой усталости на лице, за слишком прямой осанкой, за напряжением мышц. Внезапно вспомнился Витту горный монастырь, последний виденный им обряд в храме Семи Богов. Таинство шло всю ночь, и жрецы выстояли под мощными потоками силы, бьющими в них. Такие же напряженные, прямые, ясноглазые и спокойные. Аркис тогда указал Витту на расширенные зрачки жрецов. Элексир аты спасал их от смерти…
– Кто ранил оборотня? – громко спросил Судья.
Из толпы выступил вперед молодой парень. Он высоко держал голову, а в глазах были гордость и вызов.
– Я попал ему в правый бок, – четко сказал охотник.
Витт кивнул.
– Хорошо, – а потом обратился к толпе. – Вам всем известно от мудрости предков, что рана зверя сохраняется на нем и в человеческом обличии. Осмотрите ведара. Двое. Вон в том доме.
– Нет! – возразил Тик. – Пусть видят все.
Ни один мускул не дрогнул на лице старика. Сфера защиты погасла, повинуясь жесту Витта. Высокий здоровый детина подошел к ведару и резко дернул у горла его одеяние. Ткань поддалась и свободной массой осела у ног старика. Раны не было.
– Он ведь лекарь, – как-то потеряно напомнил Олим.
– Я принял решение, – не слушая его, провозгласил Витт, поднимаясь с кресла. – Этот старик…
Он не договорил. Ведар вдруг согнулся. Дикая судорога прошла по его лицу, и он зашелся в страшном приступе кашля.
Витт среагировал быстро. Метнувшись к больному, он одной рукой сдернул с себя плащ, другою – выхватил нож. Веревки были перерезаны, освобождая ведару руки. Судья закутал старика в теплый мех своего одеяния.
– Уведите его, – велел Витт. – Дайте старику хлеба и горячей похлебки.
Толпа пыталась протестовать.
– Вам нужны жертвы? – крикнул Судья. – Получите. Завтра в полдень вы можете убить его. Виновен он или нет. А ночью я сам поймаю оборотня. Смерть ведара будет на вашей совести. Двое ночью пойдут со мной. Олим?
– Хорошо, – тут же откликнулся староста. В его голосе слышалось облегчение. – Вторым возьми Янека. Он лучший мечник у нас и… он честен.
Старика проводили в избу, укутали шкурами и принесли ему еду. Витт решил поговорить с ведаром.
– Твой плащ, -старик указал на одеяние Судьи.
– Вижу, – коротко отозвался тот. – Это смертельно?
– Да. До казни все равно не дожить. На рассвете…уйду к Мелит.
– Я догадался. Проклятье ведаров. Они не знают, а я знал. Все умирают, не смея применить дар к себе.
– Да… – старик улыбнулся.
– Ты принял эликсир Аты перед судом. Он был у тебя с собой?
– Нет, – ведар уставился в миску с похлебкой.
– Почему ты не пришел в селение, когда установили частокол?
– Привык жить в своем доме, – в тоне старика зазвучали упрямые нотки.
– Не злись, – грустно попросил Витт. – Я все понял. И прости меня, старик.
– За что? – на миг спокойствие ушло из глаз ведара.
– Ты знаешь…
Подхватив плащ, Судья вышел на улицу.
Оборотень возвращался в избу ведара. Еще было темно, но рассвет уже витал в воздухе. Чудовище шло неспеша. На его морде, покрытой клоками грязной шерсти, бурели пятна крови. Охота была удачной.
До дверей избы оставалось совсем немного, когда Олим, с мечом в руке, вышел из-за угла. Чудовище зарычало и бросилось на человека. Староста отпрыгнул в сторону и сделал выпад. Монстр увернулся. Тут же из-за другого угла избы показался Янек. Вдвоем с Олимом они начали наступать на оборотня, изредка путаясь достать его мечами. Зверь уворачивался, рычал и пятился.
Витт легко соскочил с ветки кедра, на которой просидел почти всю ночь. Он оказался прямо за спиной чудовища. Оно резко развернулось и прыгнуло на нового противника. Витт вскинул правую руку, под рукавом скрывался маленький взведенный арбалет. Левой рукой Судья быстро спустил стрелу. Серебряный наконечник блеснул в воздухе и утонул в сердце зверя.
Трансформация была мгновенной. И вот на земле уже лежало голое грязное тело мальчишки. Слева из груди торчала стрела. Лицо было испачкано чужой кровью.
– Вот и все, – пробормотал Олим.
Они повернули к деревне.
Ведар умирал. Он почти постоянно в течение ночи кашлял. Теперь же, когда светало, болезнь отступила, освобождая дорогу смерти.
– Я приютил его, – шептал старик Витту. – Нет детей… Я его любил… Хотя знал… Лучше я за него…
– Поздно, – ответил грустно Судья.
– А ты… Он говорил о тебе.
– Мальчишка?
– Нет. Другой…Приходил. Плащ черный… с соболем. Капюшон…Только глаза…Книга у сына мельника… Пророчество.. Герой с гор… Судья…
– Обо мне нет пророчеств.
– Он принес…Еще сказал…Не на юг…Запад… Туда…Ты долж….
Старик зашелся в диком приступе кашля. Изо рта пошла кровь. Ясные глаза закрылись. Смерть, прекрасная дева Мелит, забрала свое.
Витт вышел из избы. Было уже совсем светло. Опять падал редкий, грязный снег. Сын мельника молча отдал Судье книгу.
Не было пророчеств о Разрушителе, не узнан остался он. Зато все ждали Героя…
Витта передернуло от отвращения.
На поляне, среди леса, заваленного хлопьями снега, разметались тела. Кровь пачкала белёсый покров земли. Так начинался день.
Облокотившись спиной о дерево, на краю этой смертельной поляны сидел человек. Его одежда пестрела порезами. На груди рваной раной блестела кальчуга. Кое-где бурели пятна крови. Не его, а тех, кто по лезвию его клинка ушёл в объятия Мелит. Воин отёр щеку, по которой бежала струйка тёплой тёмно-красной жидкости. Царапина на виске – единственная плата за семь смертей.
Он ждал. Ждал тех, ради кого рисковал сейчас жизнью, один, против толпы. Он хотел увидеть, как смягчатся их лица, замороженные ранее страхом, как в глазах вспыхнет надежда, радость свободы. Ради этого следовало встречать рассвет с мечом в руках.
Они появились. Горстка крестьян тихо подобралась к поляне. Оборванные, холодные, отчаявшиеся. Они столпились на другом конце поляны. Воин замер, наблюдая за ними.
В тишине послышался их испуганный шепот. Кто-то тихо читал охранительную молитву. Трупы внушали людям ужас. Слишком яркой казалась кровь на фоне снега, слишком непривычны позы разметавшихся тел, слишком много боли в глазах умерших.
Понемногу крестьяне осмыслили увиденное, осмелились поглядеть дальше, через поляну, на того, кто убивал ради них. Он затаил дыхание. Вот сейчас, сейчас свершится чудо. Они начнут оживать, улыбки, неумелые, робкие расцветут на лицах, в глазах появится тихий вопрос: свободны?…
Чуда не было. Крестьяне опускали глаза, не смея встретить его ожидающий взгляд. Для них он был страшнее поверженных врагов. Машина смерти, живой ужас, чудовище…
И тут он понял, что устал. Дикая ноющая боль коснулась сердца. Всё напрасно. Напрасно он рисковал ради этих жалких людишек, не способных даже подумать, как постоять за себя. Напрасно убивал. Может, даже жил напрасно. Теперь он хуже зверя. Для них, пославших его в бой.
Нет. Так дальше продолжаться не может. Не стоит жизнь того, чтобы растрачивать её на ненужные битвы, на бессмысленные смерти. Нужно идти. Уходить из этих краёв, полных бездеятельной, трусливой жестокости. Здесь никто не стоит его смерти. Здесь, как и везде. Он так давно бродит по этому миру в поисках того, что возможно даже и не существует. Что было просто очередной сказкой его любимой бабушки.
А на юге война… Там его родина, его дом, его клан. Не быть одиноким на поле битвы. Сражаться вместе со всеми. Не бессмысленно, не геройски глупо. Пора…
Его звали Барс, изредка добавляя прозвище – Счастливчик. Его дом был далеко на юге, где от побережья до центральных равнин, растянулась великая Степь. В его клане рождались самые ловкие и бесстрашные воины-оборотни, поклоняющиеся тотему Кота и богине сражений Дикате. Таким же родился и Барс. Но, кроме быстроты и ловкости, была у него и удача. Никто не знал, за что удостоился этот молодой воин такого подарка Богов. Это было его тайной. Молчаливой и тёмной. Он хранил её в глубине своей души и только перед боем давал ей время свободно летать… в своих мечтах.
Он стал счастливчиком, благодаря Мелит. Барс не боялся смерти, не бегал от неё, а наоборот, стремился в её объятия. Если другие члены его клана проявляли бесстрашие на полях сражений, зная силу и ловкость своих движений, веря в своё оружие, то Барс не знал страха, благодаря своей мечте о тёмной богине. Всю свою жизнь он шёл к ней. Он любил Мелит, всею своей душой, всем существом. Любил так, как не смог бы любить ни одну женщину.
Много образов у Мелит. Приходит она, как вселенская мать, давая покой страдающим ; как злобная старуха, несущая мор и чуму; как надменная, холодная статуя встречает она королей; ребёнком бежит к поэтам; воительницей предстаёт перед трусами и убийцами. Для воинов есть у неё особый лик: прекрасная молодая женщина с золотой волной волос и сияющими светлыми глазами. Она принимает их в свои объятия, даруя неземную любовь, она ведёт их за руку по последней тропе к покою и безмятежному счастью.
Такую Мелит и любил Барс. В песне боя слышал он её зов. И кидался в битву, ликуя и любя. Не думая об опасности и страхе. На стороне таких, как он, всегда удача и победа. Боги оберегают безумных влюблённых. А Мелит… только во сне видел он её. Только там, в ночных иллюзиях, она ждала его. Пока…
Промёрзший тракт скрипел под ногами. Где-то в лесу выл мертвяк. Голодный монстр, покинувший свою могилу, бродил среди деревьев в поисках жертвы, но при свете дня всё же боялся выйти на дорогу. Солнца не было видно за серыми облаками. Выпотрошенные снегом с утра, они теперь просто и мёртво висели в небе.
Барс неторопливо брёл вперёд. Думать ни о чём не хотелось. Нагрянувшая ещё на рассвете душевная усталость понемногу отступала куда-то в глубины сознания, становясь осколком чёрного опала горького воспоминания. Барсу начинала нравиться эта дорога, без мыслей, без дум, в пустоте снега, под вой мертвяка. Она дарила какой-то странный покой, какой иногда подкрадывается к костру бивака, в перерывах между сражениями.
Сзади, где-то пока ещё далеко, скрипнули колёса и послышалось фырканье лошади. Затих мертвяк, поймав в воздухе зимы дух живого. Барс улыбнулся. Его догонял обоз. Воин поправил порезанную куртку, поплотнее закутался в неё и встал на краю дороги. Каблуки сапог слегка помяли сугроб.
Телега, катившаяся вслед молодой бодрой лошадке, подъехала ближе. Сидящий на козлах мужчина в медвежьей шубе и такой же шапке натянул поводья, поравнявшись с Барсом.
– Куда? – ворчливо спросил он воина.
– На юг.
– Далеко?
– На войну.
– А-а-а, – чуть презрительно протянул владелец повозки и усмехнулся. – Могу подбросить. Не до линии фронта, конечно, но… Деньги есть?
Барс достал из кармана несколько мелких монет – скудную плату за тех семерых, что остались лежать на лесной поляне.
– Не густо, – прокомментировал незнакомец, накручивая поводья на кулак. – До ближайшего селения подкину. Залезай.
– Спасибо, – Барс запрыгнул в телегу, уселся рядом с возницей. – Ты купец?
– Точно. Везу шкуры в город. По деревням собирал.
– Ясно.
– Ты бы кольчугу починил, – посоветовал купец. Барс решил, что совет разумный, и занялся делом.
Ехали молча, лишь изредка обмениваясь грубоватыми шутками. Барс починил кольчугу, заштопал куртку и лёг на шкуры вздремнуть.
Со смотровой площадки Башни Ветров можно было увидеть многое. Казалось, половина империи лежит перед наблюдателем. Под зимнем солнцем вся картина становилась более яркой, чёткой и правильной. Не было буйства красок, они ушли вслед за летом; не было обмана, который раньше отдыхал в гуще зелёных крон; не было той красоты, что всегда отвлекала взор. Сейчас вид с Башни Ветров больше напоминал карту, чем прекрасную живую картину просторов империи. Такое застывшее безмолвие могло порадовать полководца, стремящегося овладеть этими землями.
И он радовался, глядя на свои будущие владения. Там в маленьких селениях и городках, что окружают Школу школ, никто ещё не знает, какую судьбу он уготовил для них. Не знает и великая Степь, как пойдёт он по её просторам со своим диким войском. И те далёкие глиняные домики не подозревают о том, что он уже решил смести их с лица земли. Никто ещё ничего не знает. Пока…
Их незнание радовало его. И эта доверительность, с которой раскинулась перед его взором империя, тоже приносила ему радость. Скоро, очень скоро его планы осуществятся. Он почувствовал, как нетерпение мягким покалыванием пробежало по его телу. И улыбнулся, хищно, победно, как голодный волк, увидавший добычу. Не долго осталось ждать.
Холодный ветер, налетев неожиданно, прервал его размышления. Даэрон, поёжившись, поплотнее закутался в плащ. Это резкое и неожиданное вторжение в его мысли вернуло полководца в сегодняшний день.
Школа школ – первая крупная победа, счастливое окончание первого этапа его плана. Первая его маленькая месть. За те семь лет.
За одиночество, за ненависть и страх, которыми его здесь травили. Но теперь он расплатился. Дворы пусты, знания молчат. Нет больше в империи тех, кто может учить. Бурые пятна на полу – всё, что от них осталось. И это не жестокость, а справедливость. Более того, он назвал бы это необходимостью. Война питается смертью и кровью. Он начал эту войну. Собирать для неё обильные жертвы – его обязанность, хоть и обременительная, но такая приятная…