И да-а-аже за кулисами… могла быть напомаженной, как на бал. И при этом не выложить на всеобщее обозрение свое селфи. Представляете? Не сделать вот это: сейчас ты увидишь, кого потерял!
Да, «настоящая актриса» может вот так куковать даже в очереди к проктологу: красивая, будто это последний день ее жизни. А может сидеть в пропахшей собачьим угощением драной куртке на сцене театра. И ничего ей за это не будет. Ни-че-го-шень-ки. Даже внутренний критик голову не поднимет. А что вы сделаете женщине, которая даже с гулькой на голове и во флисовых штанах чувствует себя на все сто?
Хотите узнать секрет? «Пейте натощак простой советский…»
Можно ли чувствовать себя Барби последнего поколения, если ты сейчас выглядишь как Валера? И Валера не умытый и не ополоснувший одеколоном свежевыбритые щеки, а Валера, принявший одеколон внутрь? Сразу после работы. А лучше до.
Можно. Сейчас расскажу как.
Представь, что в эту минуту мы с тобой меняем интеллигентный бокал вина на рюмашку клюквенной настойки. Растворяется в небытии твой красивый домашний халат… (у тебя красивый, кстати? Некрасивых нам не надо). На месте розового шелка – оно.
ОНО!
То, что вслух, как имя Темного Лорда, не произносится.
Пропахшая. Собачьими. Мясными палочками. Куртка. Карман которой порван котами, искавшими в твое отсутствие собачьи мясные палочки.
Я не говорила, что у меня еще два кота? Я тебя набубонькала, а точнее – недоговорила про себя.
Кстати, занеси это в список «как расцвести»: недоговаривайте о себе, если не просят, берегите энергию – она еще пригодится на убирание какашек за домашними питомцами, гы-гы.
Итак, ты в куртке маргинала. Она коричневая, и это даже к лучшему: ведь твой огромный пес за одну тренировку оставляет на ней такие же коричневые пятна. Серый полумрак в скандинавском кафе на районе играет на руку – этих свежих пятен как бы и нет. На дыру, оставленную котами-расхитителями, ты поставила детскую заплатку в виде золотой звезды. Почему нет, шальной императрице можно.
Как понимаешь, Меладзе из нашего разговора тоже исчезает, и на его место я включаю Любу Успенскую. Тускло мигает лампочка, и только ярко светящаяся елочка в углу этой таверны напоминает: жизнь есть.
Жизнь где-то за окном, вместе с метровыми сугробами и с ветром (МЧС Санкт-Петербурга уже прислало СМС с предупреждением, и у нас звякнули телефоны).
«Еще сугробы…» – думаешь ты и вздыхаешь так шумно, что повар, варящий тебе солянку, испуганно оглянулся.
Я больше не могу, думаешь ты. Я выгляжу как говно. Я живу как говно. Я уставший главбух Марина и моя бухгалтерия – тоже говно. На море бы сейчас, пяточки в песочек закопать, а может, и себя по горло тоже, чтоб не отыскали, а если и нашли, то не откопали бы. Одна головешка торчала бы и говорила: «Мераба!» («здравствуйте» на турецком). Десять турков бы доставали, за Серканом Болатом бы сбегали, но и он не смог бы тебя выудить.
«Хотя насчет Серкана Болата можно и подумать…»
Но мы сидим с тобой в этом кафе, где никого, кроме нас, нет. Любочка поет на заднем плане что-то про то, как к единственному нежному она по полю снежному… А Марине потом куда? Марина пойдет домой, где все то же самое – один нескончаемый день сурка. Из новинок только еще один добавленный сугроб, который она перепрыгнет и окажется дома. Посмотрит на чувака на диване… может, и хорошего, а может, и не очень. Знаешь, есть такое распределение по поколениям: миллениалы (родившиеся с 1984-го по 2000-й), зумеры (2000–2011), а есть подвид зумеров «поридж» (от англ. «porridge» каша). Пориджи – это те, кто яро и слепо поклоняются всему заграничному.
Так вот, дома, Марин, может, и не поридж вовсе, а борщевик. Работает с утра до вечера. Ночью спит. Любит навернуть супца, но у мамы он все равно лучше. Единственный момент ярких эмоций – это когда он узнает, что Sony из-за санкций заблокировала на приставке его аккаунт с кучей купленных игр. И звучит визг с дивана.
Что чувствуешь, Марин, в нашем с тобой кафе?
Накидывай прямо сейчас картинку. Тлен? Упадок? Деградация? Все самое лучшее в жизни уже было? И не будет, да? Только умирание? Желательно в этой же куртке. Можно в сугробе, замерзнув после настоечки, но дальновиднее – дома, как доползешь. Дома сразу начнешь умирать. Даже коронно руки вскидывать не будешь – сколько раз уже это делала, да, Марин? Просто у порога ляжешь умирать, а в самом конце, на последнем вздохе, когда Харон уже будет перевозить на своей лодке в царство Аида, перед финальным взмахом ресниц подумаешь свою самую последнюю мысль:
– А дома-таки дальновидно было умирать. Из-за котов. Потому что в ближайшие две недели им точно будет что есть. Меня.
The end.
P. S. Потому что Борщевик вряд ли заметит.
А я тебя сейчас и добью, хотя делать такое с мертвыми – какая-то статья какого-то закона. Я снова тебя набубонькала. Я жила в Турции. Недолго, но пяточки в песок закапывала. И красавцев, как Серкан Болат, видела. Но еще я видела такие же недовольные лица. Туристы, местные, мужчины, женщины – в любой стране мира есть люди, будто поевшие содержимое кошачьего лотка.
Да, у моря проще улыбнуться. Но:
Мы не на море, а решать вопрос надо уже сейчас.
Эта книга – для императриц, идущих путем воина.
Если ты по жизни находишь любой вариант, чтобы поесть содержимое кошачьего лотка, то даже на острове Бали ничего не поменяется. Потому что на Бали ты берешь не только чемодан с плавками, но и этот внутренний воняющий лоток. Увы.
Марин, я же с таким же лотком ходила, милая, ну. Я не прыгала по улицам: «Аллах, я на море! Тешекюр эдерим («спасибо» на турецком), Аллах! Отныне и вовеки веков я самый счастливый человек!»
Я не вылезла сразу из штанов в летящие платья, не стала шаловливее, не стала дерзновеннее и игривее. Все это я сделала по одной причине: я очень. Задолбалась. Жить в вечном стрессе.
И разозлилась.
А злость – отличное топливо.
Гораздо продуктивнее уныния и тлена, которое ты нарисовала про мою, вообще-то, любимую курточку.
Мы мысленно возвращаемся с тобой в наше кафе, Марин. Куртка, ох, эта куртка…
Что, если я скажу тебе, Марин, что ты… в куртке, в которой дрессируешь пса, о котором всегда мечтала? Золотистый ретривер, Марин. Мальчик. Преданно смотрит, умный. Поумнее, может, Серкана Болата, а он в этом сериале не семи пядей во лбу. Мечтала ты об этом псе с самого детства, и подарила себе, когда написала первую книгу.
Что, если я скажу тебе, Марин, что ты, конечно, в куртке этой, во флисовых штанах своих, которые дуются на заднице огромным парусом, но какому кораблю не нужны паруса? И дуются они на заднице не просто так – а потому что похудела ты классно, корму свою подкачала, как орех теперь корма.
И знаешь, это не самая обидная причина того, что штаны больше не сидят.
А если я скажу тебе, что ты сидишь в тускло освещенном кафе, в шапке этой несуразной, за окном сугробы метровые, но перепрыгнула ты их сразу после… маникюра? Новенького, блестящего маникюра, сверкающего всеми огнями и стразами к приближающемуся празднику. Ну что за чудо эта женщина, а! Как много в ней составляющих, так и тянет ее разгадать… Ваш папа не фокусник, случайно?
Зачем тебе маникюр, когда ты в образе слесаря Валеры, да, Марин?
Понимаю.
Мы часто делим мир на черное и белое, и это, вообще-то, является когнитивным искажением. Это такая систематическая ошибка в нашем мышлении, которую мы можем допускать, чтобы справиться, например, с переизбытком информации. Или необходимостью решать все, здесь и сразу. И мы так устаем от этого всего, что наш мозг выбирает более легкий путь там, где он может это сделать. Так проще, но это может повлечь за собой другие проблемы.
Или все, или ничего. Если я выгляжу как Валера, то и маникюр будет смешон на мне. Диета – так голодать, любить – только королеву, проиграть – сразу миллион.
Черно-белым мышлением любят баловаться девочки и детки, а мы кто, Марин? Женщины. Классные женщины.
У женщины есть серое, есть розовое, есть зеленое… есть серединка, есть баланс. Наша психика может принять и переработать уже многое в жизни и не выдавать ярлык с полупинка: ага, она живет за счет мужика – эскортница, горит красный – значит, ехать нельзя. Вообще, не обязательно эскортница, и если приглядеться, то, может, красный горит уже добрых десять минут и светофор сломан. У взрослой психики думающей женщины есть неоспоримое преимущество: наш внутренний Лас Вегас таит очень много интересной информации.
Мы слишком много видели, чтобы сразу утрамбовывать информацию по папочкам. Помните тот ролик от женщины в Америке? «Смотря какой fabric, смотря какие details…»
А что, если я скажу тебе, Марин, что после маникюра этого ты в wb забежала, вот он, в соседнем доме. Помаду тебе твою привезли. Ярко-красную, новую, будто специально созданную для твоего подтона лица и типажа внешности. И ты ее открываешь прямо сейчас. Зачем ждать Новый год, если, господа, извольте… каждый день жизни Мариночки с вами в одном городе – уже праздник?
И ты открываешь эту помаду, пальчики наманикюренные так ловко разрывают упаковку. Оп-па! Что за чудесница, что за странная, невпихуемая в рамки и никакие папочки с ярлыками женщина! Господа мужчины, я, право, рвусь в бой разгадать, что она за ягодка…
И эта ягодка явно поинтереснее, чем та, на чем сделала ее настойка, что она пьет.
Есть у меня подруга. Каноничная блондинка, стройная, красивая, изящная. Может, в балете она уже давно? Или в дубайском эскорте?
Блондиночка – очень хороший клинический психолог. Бам! Разрыв шаблона.
Может, в жизни ей повезло и сидит она на шее у какого-нибудь Борщевика? Блондиночка в счастливом браке, и самореализация – одна из главных ее ценностей. Бам! Еще один разрыв шаблона.
И каждый раз, когда эта изящная нимфа идет есть русскую кухню – все эти огурчики маринованные, грибочки соленые, буквально из кадушки достает пальчиками, я восхищаюсь: какая фактура!
Режиссер во мне вскакивает на свой стул, он уже устал от типовых персонажей, и кричит:
– Верю! Верю! Вы, женщина, странная, но вы золото!
Мой внутренний режиссер так счастлив, что, кажется, павлопосадский платок сам вырастает на его голове.
На самом деле мы все устали от однотипных папочек и ярлыков, сухого описания ролей: «мать троих», «жена», «хозяйка большого пса», «повар».
Я видела женщин в лоснящейся Флоренции, в шумном и сбивающем с ног Стамбуле, в маленькой винной деревеньке Кахетии – и ни одна не была похожа на другую. Даже та, по платью и походке которой ты можешь угадать точно, что она живет за счет Мухаммеда в Дубае – даже эта женщина будет намного больше, чем ее образ. Там, может, вообще окажется три высших образования, потому что поистине умные женщины, вообще-то, нашли способ не работать, а мы тут с тобой книжки пишем да декларации заполняем.
Скучно ты живешь, Марин. Не в том плане, что у тебя Мухаммеда нет…
Ты фантазию не подключаешь.
Прости, что так прямо. А ведь еще даже Валерий Шотаевич пел про женщину:
«Она была актрисою…»
Что я имею ввиду и что мы хотим предложить тебе с Валерой?
Побыть актрисою.
Эту практику я хочу дать тебе с самого начала чтения книги.
Сначала я нащупала ее интуитивно.
Затем она мне действительно помогла продвинуться вперед, чтобы не стесняться быть собой.
А потом я узнала, что такая практика широко применяется в театре и кино.
И в ближайший день мы будем соединять актерское мастерство и психологию. Чего не сделаешь, чтобы Маринка засияла, ну!
Тут нужно небольшое отступление.
Читала ли ты откровения какого-нибудь актера о съемках?
«Я не ел сто дней, изучал повадки животных, специально ездил в тюрьму и наблюдал, как писатель и ее редактор обмениваются ниткой из простыни, чтобы делать коррекцию бровей…» Думаю, читала.
Подготовка к роли – важный процесс, результат которого мы видим потом на экранах. «Повезло актерам, – скажешь ты. – Всегда можно проживать разные жизни». Но можешь и ты.
Что надо сделать?
Засыпая сегодня ночью, вместо прокручивания в голове проблем сегодняшнего дня, подумай… кем бы ты хотела оказаться завтра?
Представь, что у меня есть волшебная палочка. Я делаю ею вжух, и завтра Марина может на день стать этим человеком или персонажем. Да, ей, возможно, придется снова идти в бухгалтерию, но мы-то с тобой будем знать, что идет туда утром не просто Марина, а Марина-Барби.
У тебя и платье есть, приготовленное на лучший день, которое ты все бережешь, а оно с каждой секундой стремительно выходит из моды. У тебя и помада новая с wb имеется. Ты, может, вообще уже давно хочешь на работе переобуться не в люто любимые немецкими бабулями сандалии birkenstock, а в туфли. Не бежать, как Людмила Прокофьевна, сдавать первый отчет, второй, третий, что аж в туалет забыла заглянуть весь день, а в свой перерыв сесть, знаешь, вот так… вальяжно. Закинуть ногу на ногу, чтобы туфли были видны. Достать новую помаду. И кушать пирожное макарунс, кроша его на свой стол. «Я девочка, мне можно». А после перерыва вернуться к отчету, ведь ты, вообще-то, Барби-Бухгалтер. Ты же помнишь, что профессий и родов деятельности у кукол Барби, стоящих в магазине в коробках, немыслимое количество? А придет начальник, удивится твоему непривычному поведению… ну так Барби может и мило закатить глаза, сказать: «Ой, Семен Семеныч…» – и показать Трудовой Кодекс. По которому тебе уже давно положено звание Героя Труда.
Что тебе поможет вспомнить существующий персонаж или создать себе нового? Подумай:
Какими чертами он обладает. Что это вообще за фрукт такой.
Как он двигается и проявляет себя в окружающем мире. Он быстрый и стремительный, делает все на лету – или это кто-то медлительный и стремящийся в нирвану, познавший всю суть этой жизни? Говорит резко или плавно? Развязный или скромный? Как с ним чувствуют себя окружающие? Как он ведет машину? Когда он приходит домой, что делает в первый час? Когда встает с утра, что является его ритуалом: может, смузи и йога, или же матерные песни в наушниках и прогулка до метро в патчах под глазами.
Как он может решать проблемы и говорить сам с собой. Каким тоном, каким голосом, какими словами? Если это Тони Старк «Железный человек», как он настроит себя на хороший день? А если это Тося Кислицына из «Девчат»: у нее за душой ни гроша, она ест чужую булку с вареньем, как она сегодня поговорит со своим внутренним критиком? Когда герой придуман, твоя задача – звездить. Конечно, я тебе не советую бить всех клюкой, идя по проезжей части в сторону работы, если ты выбрала себе образ сумасшедшей городской бабули… Хотя дело твое. Но помни: сегодня в магазин идет не Марина, а бабуля. Копошится в ридикюльчике в поисках проездного – бабуля. А может, и не копошится. Может, это бравая женщина, вломившая бывшему палкой по хребту у его подъезда в 7 утра, пока тот чистил свою тачку от снега. А раз она такая смелая, то какое копошение в поисках проездного – он у нее всегда наготове.
Не ссать. Делать и не ссать. В твою адекватность я верю.
Для чего это человеку, занимающемуся декларациями и НДФЛ?
Это заставляет тебя взглянуть по-новому на свою жизнь, потому что рвет те самые шаблоны жизни. Никаких папочек, никаких «я просто мать», «я просто бухгалтер». Ты слишком сложна для ярлыков и одной роли. Если хоть немного выйти из роли жертвы тебе поможет походить по дому в одеяле как в мантии Султана Сулеймана из сериала «Великолепный Век» и понять, что такую славную малышку такими мелкими проблемами не пронять, – значит, наша шалость уже удалась.
Работая в импровизации, мы прорабатываем свои собственные убеждения о себе и мире вокруг нас. Мы работаем как бы вместо психотерапевта: оспариваем уловки разума. «Я не справлюсь, нет, я не справлюсь!» А Барби справится? Ей как-то легче по жизни приходится, вроде. А Людмила Прокофьевна из «Служебного романа»? Она же бронепоезд в очках. Кстати, где мои очки? Не забудь себе их взять как символ образа. Символ, моментально возвращающий тебя в него. Бабуля? Кандибобер на голову. «Имя Ибрагим вам о чем-нибудь говорит? Прекрррасное имя».
С каждой ролью мы чертовски стремительно приближаемся к узнаванию себя.
В Турции я интуитивно перешла на каблуки и платья. Через некоторое время я обнаружила себя в кресле у колориста, который уже порядком устал от моего «еще блондинистее, еще». Начала пользоваться помадами ягодных оттенков. А потом в моем гардеробе появилось много розовых вещей и облегающих юбок. Я ходила в этом обмундировании типичной наивной содержаночки и искренне веселилась – до такой степени, что поняла: а мне нравится.
С этой «slavic bimbo» (тренд про славянок, живущих за счет папика, как нельзя кстати потом завирусившийся в интернете) было очень легко, было дерзко, а еще с ней было очень много… воздуха. И я нежно полюбила эту свою часть. Она проникла в мой блог, и в один день я нацепила на голову розовый бант, не уложила волосы, а оставила их будто слегка сожжеными блондом и… в розовом мини-платье продолжила вещать про психологию. И ощутила тот самый поток – я не знаю, единения со Вселенной, Буддой или просто розовым бантом.
Я поняла: мне так не хватало легкости! Игры. Дерзости. Жеманности. Если хотите, той самой женской энергии, даже такой гипертрофированной. Пройти по улице дубайской роскошницей с полным макияжем, которого ты раньше не делала, в летящем платье и, улыбаясь, выбить себе скидку: и им приятно, и мне весело. Шутить соседним водителям: «Вы женитесь на мне?» Хлопать ресницами: «Да, я могу чего-то не знать, и я не против, чтобы вы мне помогли». Смотреть вот так на приставучих турецких мужчин: берегись, мальчик, сейчас она докопается до тебя…
Приехав в Петербург, я купила себе розовую шубу.
Ни на что другое я уже не смотрела.
Ну как может быть что-то другое, когда на меня уже смотрит эта шальная часть и ждет, когда я проведу оплату именно за эту розовую шубку? Адекватная часть Алёны – как папик, шальная – как наивная русская. И, мась, она вообще-то ждет, когда пикнут банковской картой. Логично? Логично. И леопардовый капор, мась. С ним будет совсем полный фешн.
И этот фешн, легкость и озорство я бережно храню в себе. Выгуливаю по улицам Петербурга с ноября по март – в самое темное время, когда живешь будто в плотном пакете. Солнечного дня мало – но его частичка всегда есть у меня внутри. Дороги не очень хорошо чистят, и ты вместе с ленинградскими бабулями скользишь по гололеду – но сколь-зить в роли миленькой лялечки веселее. Солнце появляется на две с половиной минуты в день – но вот ваше солнышко, смотрите, я туточки и сейчас зайду в ваше кафе скушать соляночку, и заодно маникюр вам свой покажу.
Твоя энергия в роли будет считываться.
Я тебе больше скажу: если персонаж встанет в твое сердечко недостающим пазликом и окажется носителем тех черт, которые ты всегда хотела иметь, – то, как говорят энергопрактики и прочие суетологи… ты войдешь в поток.
Дамочка в розовой шубке забегает в метро, поправляет осветленную прядь – и ей хочется улыбнуться. Она мешкает, завязывая поясок, – и ты подумаешь сто раз, чтобы ей хамить. Скорее, ты придержишь ей дверь, а кто посмелее возьмет и номер телефончика.
Давай еще раз: когда ты в нужном состоянии и сама себе нравишься, ты начинаешь тот самый флирт с жизнью.
А остальные… а остальные подтягиваются.
Даже самые холодные.
Понимаешь, все же говорят, что русские мужчины холодные. Все турки с молоком матери это усвоили и уже в апреле готовятся: вот сейчас-то и приедут недолюбленные славянки. Ах, как мне повезло, ах, какое чудесное время года начинается, и это вовсе не из-за окончания сезона дождей! «Их мужчины холодные, как ветер с Финского залива, а я, Серкан Болат, отогрею Марину Михалну». И Галину Васильевну, и Надежду Петровну, и дочь ее совершеннолетнюю, и, возможно, бабулю их ленинградскую, которую они тоже взяли с собой в «Риксос Белек Лаунж Отель Спа».
Возвращается наша чудесная семья назад: в работу, в быт, в привычное, к мужчинам русским, которым, вообще-то, тоже надо работать, а не глазками стрелять, чтобы привлечь туристов в свою палатку с пахлавой, – и оказывается, что… «наши мужчины холодные».
А я иду вчера по Лиговскому проспекту, там пекарня. Я туда заходить, может, и не планировала. Но в витрину так зырк: шо дают нынче?
А давали там парнишку симпатуличного. Он-то и бежал мне навстречу. Выбежал за сигаретками в соседний магазин, видит – шубка розовая в окна заглядывает. Парнишка в куртке распахнутой бежит: заходите, пожалуйста.
И ты ему говоришь: ой, ну что вы, я только обожрамшись…
А он: а у меня круассаны горячие только подоспели…
И ты думаешь: ну куда, ты сыта, Алёнка. Снова идти в историю, когда это ваше интуитивное питание дало сбой и ты нажрала 10 кило за неделю?
А он тебе: круассаны лишними не бывают. У нас не абы какие круассаны, не дешманские.
И ты такая: ой, все.
И идешь к витрине.
И выбираешь один.
А там акция 3 + 1 – дают четвертый в подарок. И берешь все, что есть.
Муж сейчас заедет за тобой, а тут жена ему перекус приготовила, какая умница жена. Но о муже мы умолчим, да, шубка? Мы уже обсуждали, что договаривать, если не просят, – лишняя трата энергии, ну зачем эти условности. Просто положи эти четыре круассана и налей ваш раф-кофе. Пить кофе тоже не сильно хочется – в тебе и так плещются четыре стакана, ты же книгу пишешь. А есть у вас в кофе сироп с ароматом «Ни к чему не обязывающий флирт на Лиговском?». Обязывающий разве что к трате денежек.
И ты забираешь все круассаны, которыми он так хвалился. Целых четыре штуки. «Ох, снова мне печь круассаны…» – как бы устало вздыхает пекарь и улыбается.
Но ты понимаешь: испечет. Для такой сладкой булочки, как ты, ничего не жалко.
А говорят, русские мужчины холодные. Очень теплый прием, очень теплый. Минус 600 рублей. Муж, жующий в машине круассаны, ржет надо мной. «А я говорил: мы, Ваньки, еще уделаем этих турков».
Написала бы я раньше такое, не примерив на себя образ?
Да никогда.
Я – умная, смешная, «свой пацан». У меня много других характеристик себя, но не «я – игривая и легкая». А играя персонажа, я могу быть такой. И я открываю в себе эту черту, по которой, как оказывается, очень скучала.
И память внезапно разблокирует воспоминание из детства: ты в костюме снежинки участвуешь в школьном конкурсе красоты и тебя выгоняют оттуда за глупость.