ВНЕПЛАНОВАЯ КОМАНДИРОВКА
Ночь. Духота. Августовская жара. Страна не спит. Не сплю и я. Я взмок до пота. И мысль куда-то потекла: Ей полетать охота. А ну, вернись в болото! Вот так лежу, Не смежив глаз, Уже не час. Так режет сон Тупой алмаз, Выдавливая воспоминания из нас. И вспомнил я, В который раз, Но это был другой рассказ. Здесь было все жестоко. Плету из слов я кружева, К савану тянется рука Прикрыть товарища тогда, Закрывшего меня от пулемета. Начну рассказ.
Я только пододвинул к себе тарелку с биточками, как два длинных занудных звонка отвлекли меня от такой приятной процедуры, как заслуженный обед. Так звонить может или нахал, но учитывая мою должность в этой воинской части, навряд ли, или посыльный. Что, собственно, тоже не лучший вариант. Посыльный.
– Товарищ старший лейтенант, товарищ капитан прислал меня к вам передать, что комбриг сказал вам прибыть к нему сразу после обеда.
– Так я после обеда все равно пришел бы.
– И я так ему сказал, но он говорит, что вы можете в штаб не зайти.
– И то верно. Понял. Спасибо. А что случилось?
– Понятия не имею.
– Ладно. Давай.
Аппетит почему-то пропал. Где-то я проштрафился, и меня вызывают на ковер. А кому это понравится. Тем более начнутся упреки типа: тебе только присвоили старшего лейтенанта, а ты…. Дома уже не сиделось, поэтому просто попил кофе, и пошел к дежурному.
– Серж, что случилось? – обратился я к помощнику оперативного дежурного. – К чему хоть готовиться? Что-нибудь в казармах?
– Нет, вроде бы. Может, это из-за груза, который сегодня прибыл. Особисты с утра суетятся.
– А я-то причем?
– А я откуда знаю. Вон командир идет, у него и спрашивай.
Я оглянулся и увидел входящего в штаб командира нашей бригады.
– Смирно! – крикнул помдеж.
– Вольно. А, Щетинин, пошли ко мне в кабинет.
Если предполагался “пистон“, то кричать уже начал бы. В назидание присутствующим. А так говорит спокойно. Это уже успокаивает.
– Так, старший лейтенант,– проговорил комбриг, заходя в кабинет. Я, как и положено по военному этикету, остался стоять невдалеке от двери.– Щетинин, ты уже ездил в командировку во Вьетнам. Съездил успешно. Молодец. Но так сложилась ситуация, что уже завтра надо отправить борт с грузом, а послать некого. Ты оказался крайним. Я помню, что у тебя маленький ребенок, но не грудной. Правильно?
– Так точно, товарищ полковник. Скоро два года.
– Вот. Верно. А у Пономарева, твоего дружка, еще грудной. (Р.S.: ст. лейтенант Пономарев через полтора года поехал в командировку в Афганистан, и там в первый же день подорвался со всем экипажем БМД на мине. Все погибли. Осталась жена и двух годовалый ребенок.). Короче, готовься. Завтра в девять тридцать шасси должны быть уже в воздухе. Все загрузят без тебя. Твоя задача – оформить командировочный, забрать документы на груз у зам. по вооружению и не опоздать на борт. Понял?
– Так точно, товарищ полковник.
– Хорошо. Иди. Да, жене скажешь, что едешь, как обычно в Средне – Белую.
– Товарищ полковник, а по времени это на сколько?
– Доставишь. Там его проверят. Дадут заключение, и привезешь его.
– Ё-ё, так его ж могут испытывать месяц.
– Нет. Максимум неделя. Это приказ из Генштаба.
– И то хорошо. Разрешите идти?
– Иди.
– Есть.
Неделя там плюс дорога. Отлично. Летать я люблю. Тем более питаться приходится в летной столовой и на халяву по летным талонам. Экономия денег опять же. А здесь недавно на прииск в магазин завозили японский автомат – проигрыватель на пять пластинок. Денег не хватило, а так бы купил.
Пришел домой. Жена стирает. Ребенок один играет в комнате.
– Командир вызывал. Завтра с утра в Средне – Белую улетаю деньков на десять. Примерно.
– Ты ж недавно был в командировке?!
– Я сам что ли напросился! Сама же видела, что посыльный приходил.
– Вечно у тебя. Другие офицеры постоять за себя могут. А тебя вечно куда-нибудь посылают. Все дырки затыкают. Вот посмотри, твоего друга Игоря посылают куда – нибудь? Нет. А Пономарев?
– Так у него же грудной ребенок. Вот вместо него и посылают меня. Мне так сам командир сказал.
– Да что ты врешь! Пономарев – артиллерист, а ты? Что ты все врешь! Сплошное вранье. Не умение постоять за себя даже в элементарном. Ну, что за наказание такое.
Я понял, что ловить здесь больше нечего. А что будет дальше, я уже знал. Не говоря ни слова, я повернулся и пошел на кухню.
– Я с тобой, кажется, разговариваю! Ты куда пошел? Вернись!
Она говорила еще что-то, но я уже не слушал. Я переключил себя на “автопилот“, и ее нотации и упреки шли простым звуковым фоном, не проникая под мою подкорку. Хотя под корку они потихоньку проникали, потому что вскоре на душе стало так противно и тошно, что захотелось выпить. Я понимаю некоторых офицеров, которые, живя здесь, спились, и от них уехали жены. Я своей такого повода не дам: я слишком себя люблю, чтобы так относиться к своему здоровью. Я лучше схожу на тренировку по каратэ к солдатам. Там хоть толк есть и забываешься о том, что тебя ждет дома.
В восемь пятнадцать уже был на аэродроме на КП. Летчики, увидев меня, улыбнулись и помахали рукой.
– Опять с нами.
– По-моему, сегодня вы со мной. Крайним оказался.
– Я не знаю, сколько у тебя прыжков, но по налету, тебе можно засчитывать год за два.
– Ой, да ваши бы слова, товарищ майор, да начальнику отдела кадров в Москве в уши. Хорошо хоть месяц за полтора идет за прыжки.
– Ладно. Пошли. Пятнадцать минут осталось. Не люблю опаздывать.
– А что, с вами до самой Камрани пойдем?
– Да ну. Нет, конечно. Подкинем до Белогорска, а там перегрузят тебя.
– А жаль.
– Нам тоже. Слетали бы с тобой и были бы спокойны за налет. Сейчас с топливом перебои. Не все свои пятьдесят часов налетывают.
– Понятное дело. Год службы терять кому охота.
– То-то и оно.
Мне нравилось летать этим бортом. Механик молодец: сделал гамак, и в полете можно было довольно комфортно отдыхать.
Загудел, закружил пропеллер. Взлетели по – самолетному: с разбега. Судя по размерам изб внизу, поднялись примерно метров на восемьсот. С примерно такой же высоты мы всегда и прыгаем при десантировании. Люблю такие командировки: ни за что не отвечаешь, подчиненных нет, отвечаешь только за себя и за свой желудок.
Сели в Белогорске. Поели в столовой. За это время механики уже перекантовали груз. Я залез на новый борт сам. Снова перелет. Пересадка в Хабаровске, и далее все по отработанной схеме.
Камраньский аэродром встретил нас липким потом. У летчиков хоть вентилятор есть. А у меня в салоне даже иллюминаторы задраены, как на подводной лодке.
Ночь. Духота. Жара. Часовой не спит. Не сплю и я. Я всегда себе удивляюсь: как я при такой худобе умудряюсь еще и потеть? Нонсенс. Хорошо хоть до вечера, до темноты никуда дергаться не надо. Сейчас бы на базу к морячкам. У боевых пловцов всегда в кубриках кондиционер исправен, в холодильнике – ледяная минералка. Иначе здесь очень тяжело. Интересно, меня поселят далеко от них? До наступления темноты оставалась еще пара часов, как я увидел, что ко мне, сидящему под тентом рядом с ящиками, стал подруливать УАЗик. За рулем сидел знакомый еще по моей первой командировке капитан – лейтенант. С ним был незнакомый старший лейтенант и четыре молодых морячка. Судя по нашивкам, старлей, как и капитан – лейтенант, был из боевых пловцов, а морячки – морпехи.
– О, вот, что, значит, человек прибыл с большой земли. – Приветствуя меня, сказал капитан. – Уехал зеленым лейтенантом, а вернулся уже старшим.
– А то. Трудился не покладая рук, не щадя живота своего в солдатской столовой. Начальство заметило, оценило. И вот результат. Не то, что вы здесь.
– Да уж. Уж куда нам простым спецам против тебя.
– Ничего. Пока в командировке буду – научу вас жизни, возьмусь за ваше воспитание. Кстати, а сейчас-то, что сюда прикатили?
– Так наше начальство работает с опережением. Уже нас и подослали научиться уму-разуму. А начнем с того, что загрузим твои ящики, и сопроводим тебя до места. Читай пакет.– С этими словами он протянул мне запечатанный пакет. В пакете был приказ начальника группировки доставить указанный груз на одну из наших засекреченных баз на побережье Тонкинского залива северо – восточнее от Хайфона.
– Нет проблем. По мне, так еще и лучше. А это, я смотрю, пополнение.– сказал я, глядя на старшего лейтенанта.
– Да. Растим молодежь.
– А я и не знал, что у вас некомплект.
– А это на смену Еноту.
– Сережке?! Как? А он где?
– Ушел в дальний морской поход.
– Давно?
– Считай два месяца скоро.
– Жаль. Придем – помянем. Хороший мужик был.
– Был.
– По-крайней мере, ему не грозит дряхлая старость.
– Да. В этом ему повезло.
– Да упокоится его душа в Господе.
– Аминь. Ну, что? Давай грузиться.
– А темноты дожидаться не будем?
– Нет. Приказ выскочить в составе колонны, а потом уйти в автономное плавание.
– Приказ есть приказ. Военные, открывайте бортик. Старшой, помоги. Мы загрузили три ящика с изделиями на УАЗик и прикрыли их брезентом. Следом залезли туда и сами.
– А далеко ехать-то? А то что-то неудобно. Тесно.
– Не дрейфь. ГАЗ-66 уже под парами дожидается нас.
Судя по всему, нас уже ждали. Едва мы заняли свое место в колонне, и старший лейтенант с моряками пересели в ГАЗ-66, колонна тронулась в путь. На скорости семьдесят километров в час пронеслись мимо аэродромного КПП. В нескольких километрах от аэродрома вся колонна ушла налево, а мы – направо, поближе к побережью.
– По-моему, удачно оторвались. Без хвоста. – Сказал мне капитан, когда мы на огромной скорости неслись мимо плантаций, глотая пыль от несущегося впереди нас автомобиля прикрытия ГАЗ-66. Почти сразу тихо зазвучал зуммер радиостанции Р-105.
– Да, первый. Понял. Конец связи.– И чуть позже, но уже мне.– Черт накаркал. Разведка сообщает, что по морю нам наперерез идут бомберы.
– А это значит?
– Это значит, что будет ковровое бомбометание. Не очень приятно. Хотя напалмовые бомбы с Фантомов тоже не хорошо.
– Не накаркай.
– А что здесь каркать. Сам смотри.
– Черт! Второй! Второй! На четыре часа пара Т-28. Набирай скорость! Держись, старлей! Родео начинается. Надеюсь, игрушки позади нас не рванут.
– Нет. Там нечему взрываться.
– И то хорошо.
Самолеты на бреющем полете прошлись над нами. Убедились, что мы – это мы. Развернулись и стали заходить на боевое бомбометание.
– Хреново тем, что у этих истребителей – бомбардировщиков и ракеты, и бомбы, и пулеметы. Никогда не знаешь, чем вдарит на этот раз.
– А это все от задачи зависит. Если нужен груз – будут бить из пулемета. Если хотят уничтожить – сожгут напалмом.
– Значит, будут жечь. На хвосте никого нет.
– Точно. Давай машины в рассыпную.
– Второй, второй, готовься к бомбометанию. Уходи влево с дорого на поля. Действуй.
Только наши машины разъехались, как на нашем предполагаемом месте загремели взрывы, и заполыхали небоскребы огня – это взорвались напалмовые зажигательные бомбы. Убедившись в своей неудаче, американские летчики начали охоту за нами. Они разделились и стали играть с нами в игру на выбивание. Смотреть по телевизору, как фашистские самолеты расстреливали машины на дорогах, было как-то спокойнее. Нам не повезло. Рядом разорвалась бомба, и взрывной волной нас швырнуло далеко вперед.
Четыре трупа возле танка Дополнят утренний пейзаж.
Не знаю почему, но я очнулся, напевая эту песню про танкистов. Оглушенный, я с трудом встал на четвереньки. Смутно увидел уносящийся в даль ГАЗ-66. Хорошо хоть они спаслись. Надеюсь. Невдалеке заворочался капитан. В десятке метров от нас на боку лежал наш УАЗик. За ним метрах в пяти бушевало море огня. Нестерпимый жар чувствовался даже здесь. С моря заходила армада бомбардировщиков, и уходила туда, куда унеслись наши товарищи.
Все кто там был, получили увечья. Лишь только те, кто в гробу – ничего.
Опять хриплым голосом пропел я.
– Эй, капитан, живой, как посмотрю.
– А ты думал. Боевые пловцы – не сухопутные крысы. Мы погибаем только в море.
– И это хорошо. А то, как мне пришлось бы тащить эти ящики одному.
– Ну, ты загнул. Я – моряк, а не верблюд.
– И это правильно, потому как приказ есть приказ.
– Ё-мое. Но как мы дотащим все три?
– Понятия не имею. Но один ящик, по-моему, разбит.
– Хорошо бы.
Очевидно, мы достаточно долго лежали , так как бушующее пламя еще гудело, но жар уже был не такой. Действительно, два ящика были разбиты, и их содержимое было покорежено. Зато один ящик был совершенно цел. Посоветовавшись, мы швырнули два поломанных ящика в пламя, чтобы секреты нашей оборонной промышленности не стали достоянием американцев до того, как мы сами испытаем это в бою.
– Старлей, что думаешь? Предложения.
– Судя по карте, недалеко побережье залива. А там должны быть деревни или еще что-нибудь.
– Правильно думаешь. Где-то здесь должен быть рыбсовхоз. Если мы его не проскочили, конечно.
– Тихо. слышишь?
– Да. Нашим братишкам коврик стелят. Они думают, что эти ящики в большой машине. Простите, братишки.
– Война есть война. Здесь всегда кто-то гибнет за другого.
– Ты прав. Пошли. Минут через пятнадцать будет совсем темно, а идти еще далеко. Не будем терять времени.
С трех метров трудно не попасть в дом. Так и нам километр влево, километр вправо, но все равно выйдем к заливу. К утру дошли до воды, но признаков жилья не было абсолютно никаких. Решили поспать и идти дальше. Минут через двадцать после рассвета, чуть в стороне он нас пролетели два “Хьюи“– американские турбореактивные вертолеты Ю-21Б.
– Ой, не нравится мне это. Не к добру эти геликоптеры здесь летают. Ой, не к добру. Пошли. Дойдем до леса. Там поспокойнее будет. Взявшись за ручки ящика, мы быстрым шагом пошли вперед. Добравшись до опушки, решили передохнуть. Рокот моторов привлек наше внимание. Примерно в месте нашего последнего отдыха сел вертолет, и с него посыпались солдаты.
– Вот так дела. Оборзели, янки. Война еще когда закончилась, а они…. Старлей, это по нашу душу.
– Не по душу, а по тело. У американцев нет выражения “по душу“. Они говорят “no body“, то есть по телу.
– Нам от этого не легче.
– Наверное. Побежали?
– Бегом быстро выдохнемся. Пойдем быстрым шагом.
– Хорошо хоть ящик не очень тяжелый.
– Как думаешь, они по нашим следам идут?
– А то.
– Тогда я им растяжки оставлю.
– Ты что? Откуда у тебя граната?! Ты ее с большой земли, что ли притащил?
– Что я, ненормальный что ли. У тебя из бардачка стащил. Хотел рыбу глушануть. Люблю жареную рыбу.
– Ну, ты даешь, маэстро. Надо же. Салага, морская рыба не всплывает после глушения. А почему – ты узнаешь у учительницы по биологии. Ладно, тогда и я им сюрприз оставлю. Работаем. Минут через семь мы опять превратились во вьючных животных, надеясь, что наши сюрпризы хоть немного их задержат, и “мы успеем добежать до канадской границы, хотя силы наши уже не те“. Бежать с ящиком по лесу, в котором полно кустарников, крупных лиан и змей, свисающих с ветвей, будто ветки и веточки, не лучший вариант. Но так была хоть какая-то надежда, что наши следы затеряются. Мы надеялись на отсутствие следопыта в этом отряде. Где-то в этих местах находился дивизион БМ-13, знаменитых Катюш, который прикрывал эту часть побережья от вторжения с моря. Но где же вы, хлопчики наши вьетнамские? Нас достаточно быстро и верно догоняли.
– Наверное, придется уничтожить изделие, так как принимать бой нечем. Да и их с десяток будет.
– Девять.
– В смысле, ты посчитал их что ли?
– Само собою.
– Молодец, но рыть девять могил для них в джунглях накладно. Проще – две и для себя. Оружия-то нет.
– Пистолет и две обоймы.
– По количеству пуль – хватит. А по качеству? Там же или береты, или рейнджеры. Все они тоже стрелять умеют. Тем более, у них автоматические М-1, а у тебя Макаров.
– ТТ.
– ТТ? Ты где его нашел?
– Здесь еще и не такое можно найти. Давай, взваливай ящик на горб и беги. А я в охотника поиграю.
– Только не увлекайся. Мне нравится, как ты рыбу жаришь.
– Но это, сам понимаешь, и от них тоже зависит.
Он помог мне закинуть ящик на спину, и я пошел дальше. Через какое-то время раздался взрыв. Хотелось думать, что это была моя растяжка. Потом – пистолетные выстрелы. В ответ – автоматные очереди. И так несколько раз. Гранат американцы не жалели. Оно и понятно, ведь из М-1 дерево не пробьешь, а гранату можно кинуть и дальше. Потом все стихло. Почему? Не хотелось верить, что капитана убили. Война есть война, и приказ есть приказ. Мой ящик уже был килограмм под восемьдесят. Как я ненавидел лианы, постоянно цепляющие ящик, знал и слышал только я. За очередным высказыванием своего отношения к лианам, к джунглям и ко всему Вьетнаму в целом, я прозевал приближение ко мне человека. Неожиданно сбоку, совсем рядом со мною появилось тело. Совсем, как у американцев. К моей радости это был капитан. Но ранен. Первая пуля осталась в руке, вторая прошла как раз между телом и прижатой к телу рукой. Так, ерунда, две рваненькие ранки. В руках у него был гранатомет М-79, больше похожий на одностволку огромного калибра.
– А ты побольше ничего не нашел? А пистолет-то где?
– В кобуре, естественно. Это же мой табельный.
Он ухватился здоровой рукой за ручку ящика, и мы быстрым, максимально возможным в этих условиях, шагом понеслись прочь от погони.
– Сколько их осталось? – прохрипел я.
– Не знаю. Троих положил точно. Сколько еще ранил и сколько от твоей растяжки – не знаю.
– Так это моя сработала все-таки?
– Ну, да. Они и шарахнулись в мою сторону. Пришлось стрелять на опережение.
– Все хорошо, что хорошо кончается.
– У кого это кончается? У нас? У нас только самое начало.
Пробежав еще шагов двадцать, я услышал крик капитана:
– Базуки. Ложись!
Мы с размаху рухнули в высокую траву, и тут же снаряд угодил в одно из деревьев, осыпав осколками все в округе. Мы избежали осколков, но меня слегка контузило, заложило уши. Почти сразу же вскочил капитан и выстрелил из М-79. Невероятно, но он стрелял по ходу движения. Как они могли нас опередить? Раздумывать было некогда. Схватив ящик, мы опять рванули вперед. Трое солдат в камуфляжной форме, раскинув руки, лежали в траве. У одного из них выпала из руки пачка вьетнамских сигарет “Ха-Лонг “. Я всегда говорил, что курение вредит здоровью, а иногда даже и убивает. Хороший пример. На какое-то время мы оторвались от погони. Но надолго ли?
– Стой. – закричал мне капитан.– Делаем ход конем. Пока они обшаривают джунгли, мы рванем на берег и по песку побежим. Отбежим хоть метров на сто, а потом заляжем. Я с их эмки положу всех, кто дернется за нами. Одиночными она бьет хорошо.
Тут я увидел, что у него за плечами болтается трофейный автомат. А мне и в голову не пришло подхватить оружие у убитых. Видимо, этот ящик настолько уже достал меня, что я стал думать только о нем и о бегстве. Такая степень отупения чревата гибелью. Мы, как стадо кабанов, рванули к берегу. Первая промелькнувшая моя мысль была, что мы, наконец-то, добежали до рыбсовхоза, и, значит, до помощи. Но, увы. Это были всего лишь брошенные бочки. Некоторые из них стояли на деревянных поддонах. Некоторые – просто валялись на земле. Часть из них была прикрыта кусками брезента. И все. И влево, и вправо – пусто. Пусто, но не совсем. Впереди по ходу движения, примерно в двух километрах поднимался в воздух вертолет. Американский. А около него, защищая глаза от песка, стояло еще семь солдат. Этих я сосчитал. Мы были окружены. Нас можно было по-пластунски обложить с трех сторон, и мы не сможем даже голову поднять, не подставив ее под снайпера или пулю, хорошо стреляющего бойца. Вертолет поднялся и на высоте метров в десять ушел в сторону моря.
– Вот и нам бы туда.– Мечтательно сказал я.
– Будем.– Ответил мне кэп.– Побежали.
Подхватив ящик, мы побежали к бочкам.
– Что задумал?– Спросил я, думая, что он хочет сделать из бочек своеобразную крепость.
– Помогай.– Только и ответил он.
А что мне еще оставалось делать? Подчиненный всегда должен делать то, что ему приказывает старший, и надеяться, что этот приказ верный и сохранит ему жизнь.
Мы убедились, что две валяющиеся бочки пусты и наглухо закрыты пробками. Подкатили их к кромке воды, а потом взгромоздили на них один из контейнеров. Концами веревок, торчащими от брезентового куска, мы и привязали этот самый брезент сверху, типа коврика на палубе, прихватив им еще и бочки. Небольшое усилие и плот был в воде. Поставить сверху ящик, было делом двух минут.
– Весел нет, поэтому я буду буксиром спереди, а ты толкай сзади. – Крикнул мне капитан и бросился в воду. Я, естественно, тоже.
Обе группы американцев подоспели к берегу, когда мы были от него почти в ста метрах. Восходящее солнце слепило глаза целящихся в нас. Волны, блики – все это играло на нас и за нас. Мы уплывали все дальше и дальше от них. Если бы у них был вертолет, то, конечно, мы бы ушли в плавание кормить рыб. Но и здесь нам повезло. Вскоре ко мне подплыл капитан. Возле него было характерное облако розового цвета.
– Ты что, ранен?
– Зацепило.
– Ты же впереди плыл. Как это?
– Это еще в лесу.
Надо же. Он бежал, а потом еще мастерил плот. Раненый. И даже не стонал. Я бы так не смог.
– Давай, залезай наверх. Не хватало тебе от потери крови умереть. Пятьдесят процентов потеряешь и каюк. Да еще и акул приманишь.
– Не боись. Американская винтовка хоть и хуже нашей, но акул распугает.
– Уж лучше не давать повод. Давай, лезь, говорю. Ты же кровь теряешь.
Кэп подтянулся, вскарабкался и растянулся на крышке ящика. Я постарался поэнергичнее отбуксировать наш плот подальше от этих кровавых прикормок для акул. Собственно, никаких проблем у нас и не было. Морская вода хорошо держала тело на поверхности. И, если бы не осознание того, что мы методично отдаляемся от родного берега на какую-то кудыкину гору, куда Макар, уж точно, телят не гонял, можно было бы представить себя отдыхающим. Я тихо плыл, и мне опять захотелось на Средиземное море, на южное побережье Франции. Нет, я там не был, но, когда я сидел на аэродроме на ящиках, мне хотелось туда съездить.
Но, как постоянно говорил один из тренеров по у-шу, никогда нельзя расслабляться. Даже в спокойной и вроде бы безопасной обстановке. Он, разумеется, имел в виду не мышечное расслабление, а мысленное. А я расслабился. Просто плыл и балдел. Вдруг мой живот теранулся обо что-то большое холодное и, возможно, скользкое. Это что-то, как мокрая длинная доска, протерлось до самых пальчиков на ногах. Я в ужасе ждал, когда же она меня схватит своими ужасными зубами. Только ужасные зубы и длинные клыки могут вызывать ужас. Продолжалось это удовольствие долго. Я успел отметить, что, если мы идем встречным курсом, то челюсть уже где-то позади меня, и ее, то есть челюсть, надо еще развернуть для второй атаки. Страх придал мне силы, и я с криком начал выпрыгивать из воды. Если останусь в живых, то уеду в Арктику и устроюсь тренером к пингвинам. Буду учить их, как правильно и повыше надо выпрыгивать из воды на скалы, если за ними гонится касатка.
– Что, что случилось? – встревожено спросил меня кэп.
– Акула! Огромная акула. Метров пять. Не меньше.
– А где плавник? Они всегда плавают на поверхности. Никаких плавников не было. Я контролирую море.
– А что же это было? Оно постоянно скользило по груди и до ног. И долго так. Ужас. Я говорю, что метров пять по мне прокатилось. Или я по нему.
– А может, это кит сюда забрел?
– А где фонтанчик, как у маленького мальчика, который сидит в тазике с водой?
– Мальчика нет. Согласен.
– А может, это была подводная лодка?
– А вот это уже интересная мысль. Но не наша. Это однозначно. Хм. Любопытно.
– Да, уж. Я чуть не обделался. Хорошо хоть в воде был.
– Тут тебе, братишка, опять повезло.
– И не говори. Давай, ты сиди и смотри сюда, а я возьму себе этот сектор обстрела. Чуть что и мы их со Шмайсера срежем.
– Заметано. – Сказал кэп и начал типичным армейским голосом напевать военный шлягер на мотив детской песенки:
Вместе весело шагать- По болотам, по зеленым! А деревни поджигать Лучше ротой, лучше ротой. В небе зарево полощется, полощется… Раз бомбежка, два бомбежка – нету рощицы. Раз атака, два атака – нет селения, Ах, как мы любим коренное население!
Хорошая песня. Жаль автора не знаю. Эх, когда же я переведусь куда-нибудь, где не так жарко и нет этого поганого гнуса.
– Ты думаешь люди в САВО служат, им хорошо? Средняя Азия – это по телевизору интересно, а наши гарнизоны стоят, так вешалка сплошняком.
– Ты не прав. Везде хорошо, где нас нет.
– Правильно. Поэтому соседский шмат сала всегда кажется толще, а его жена проворнее.
– Вот поэтому я до сих пор и не женат.
Было жарко. Дул легкий бриз, но он не спасал от яркого солнца.
– Хоть бы чепчик какой. Голову припекает капитально.
– А ты нырни, поплавай.
– Куда? Туда?! Нет уж. Два раза в детстве тонул. Только что меня чуть не зачифанила какая-то морская тварь. Не-е-е. Умный в воду не пойдет, умный воду обойдет. Отныне я купаюсь только в ванне или бассейне. Я как вспомню свои ощущения верхом на той твари, так начни сейчас стрелять по нам из пулемета, но и тогда я в воду не сигану.
– Не загадывай. Ты – солдат. А у нас многое идет на уровне инстинкта, рефлекса. Ты и сообразить не успеешь, как уже что-то сделаешь.
– Может, ты и прав. Но я сейчас от водочки не отказался бы. Немного – грамм сто пятьдесят – двести, но с малосольным огурчиком.
– И все?
– Да. А что? Согласен. Можно даже половину огурчика, а то закуска останется – придется еще выпивку искать. Замкнутый круг.
– Да уж. Переход количества в качество. Кончается закуска – покупаешь еще. Закончилась выпивка, а закуска – нет, покупаешь выпивку. И так до бесконечности. Знаем. Плавали.
– Селяви.
Мы опять на долгое время замолчали. Я умудрился даже немного вздремнуть, скрючившись на ящике. Хорошо, когда у тебя за спиной школа караульной службы, где я пару раз умудрялся спать на ходу, обходя свой пост, который был шестьсот тридцать четыре шага только в одну сторону.
– Читал я как-то рассказ – не удержался я – Рея Брэдбери, в котором земляне прилетели осваивать опустевший Марс. Со временем у них стали глаза золотистого цвета, а сами – смуглые, и говорить начали по – марсиански.
– “Были они смуглые и золотоглазые“. Читал.
– Правильно. Я что подумал, если мы так поплаваем недолго, пару недель, закоптимся на этом солнышке. От этого же солнца будем вечно прищуренные. Представляешь: приплываем мы куда-нибудь, а нам заместо русского “здрасте“– привет, граждане китайцы. Какого?
– Ты лучше надейся, чтобы эти самые китайцы тебя раньше наших или вьетнамцев не встретили. Помяни мое слово, что встреча с китаезами для тебя будет не очень приятной.
– Да где ж ты их встретишь?
– А ты считаешь, что у них лодок нет? Их пограничные катера на Амуре помощнее наших будут. Да и пираты китайские такой шмон на море устраивают, что мало не кажется.