Затащить волка в дом оказалось задачей не из легких. Но Леся не привыкла отступать. Тем более, бросать дело на полдороге. Ухватившись за края покрывала, она стащила на снег тяжеленное тело. Сдула непослушную прядь, упавшую на глаза. Оглянулась на дом. Расстояние до крыльца было метров пять, не больше, если поднапрячься – уже через пару минут она втащит это животное в дом.
Егор чуть не крякнул, когда нежные женские ручки отнюдь нелюбезно скинули его на землю. И это забота о раненом животном? Его, трехсотлетнего альфу, бросают на землю, как последнюю шавку. Только толстый слой снега спас его бока от встречи с бетонными плитами, которыми был выложен двор. Захотелось вскочить и напомнить девчонке, что она тащит не мешок с костями… Но он благоразумно сдержал этот порыв.
Ничего, он потерпит. Сейчас у него другие заботы. Нужно проникнуть в дом не напугав девчонку. А потом у него будет много времени, чтобы научить ее уважению и покорности, как подобает примерной волчице.
Между тем девушка, отдуваясь и проклиная собственную доброту, подтащила волка ко входу в дом, сунула ключ в замочную скважину и толкнула тяжелую дверь. Та приветливо распахнулась. Леся готова была ликовать: она справилась, она дома!
Последнее усилие – и покрывало с неподвижным животным преодолело порог.
Захлопнув дверь, Леся оставила волка посреди прихожей и, не разуваясь, бросилась на кухню. Нужно было переодеться и поставить телефон на зарядку, но это потом. Пока что ей безумно хотелось отмыть руки от этой сухой шелушащейся корки неприятного бурого цвета, которая стянула ее ладони.
Девушка подбежала к раковине, включила холодную воду и начала сосредоточенно смывать с рук кровь животного. Потом набрала воду в ладони и плеснула на лицо. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Появилось странное ощущение приближающейся опасности. Как будто кто-то чужой стоял за плечом и дышал, и от этого дыхания зашевелились волосы на затылке.
Нет, это все выдумки подсознания. Никого в доме нет. Она здесь одна.
Почти одна. В прихожей все еще лежит этот несчастный волк. Надо бы пойти проверить, вдруг он уже околел?
Тихий хруст заставил ее подпрыгнуть и обернуться.
Леся на мгновение остолбенела. Потом завизжала, хватая стоявшую возле раковины тяжелую табуретку. Прямо на нее надвигался огромный незнакомый мужчина.
Нет. Не так.
На нее надвигался огромный голый мужик, заросший щетиной по самые уши! Он шел прямо на нее, раскинув перевитые мышцами руки, будто медведь. Каждое его движение, каждый жест были наполнены дикой мощью, а в колючих глазах пылала самая настоящая ярость.
– Стой, где стоишь! – голос Леси сорвался на визг.
Как? Откуда он взялся здесь? Как сумел проникнуть в охраняемый дом? Почему не сработала сигнализация?
И, о боже, почему же он голый?!
Маньяк!
Замахнувшись, она вжалась спиной в бортик раковины. Но дубовая табуретка в ее руках казалась ненадежной защитой против почти двухметрового незнакомца.
Тот прищурился. Тяжелый взгляд заставил девушку задрожать. Узкие губы мужчины скривились, их уголки дернулись вниз, словно в усмешке.
Взгляд девушки скользнул по его лицу, метнулся вниз, застыл чуть ниже пупка, уткнувшись в густую поросль, ведущую вниз.
– Ты… положи… – голос незнакомца был хриплым, каким-то полузадушенным. Он словно через силу выталкивал из себя каждый звук. Но тон был угрожающим.
Леся затравлено огляделась по сторонам.
Черт возьми, он зажал ее в самом углу. И, что теперь? Изнасилует?
Глянуть на его орган она не могла. Не могла себя пересилить. Не каждый же день ее зажимают на кухне огромные бородатые мужики!
– Леся!
Голос отца, наполненный отчаянием и страхом, разорвал напряженную тишину. Незнакомец втянул в себя воздух, хищно раздувая крылья носа.
– Папа!
Она швырнула табуретку, метя в голову нападавшему. Тот небрежно отмахнулся, будто от комара, и одним незаметным движением оказался вплотную к ней.
Чужие руки, твердые, будто выкованные из железа, подхватили ее. Сухая ладонь запечатала рот, обрывая зародившийся крик. Еще мгновение – и в глазах потемнело.
Последнее, что запомнила Леся – это глаза. Светло-карие, почти желтые глаза незнакомца, окаймленные пепельными ресницами. В них светилось странное предвкушение.
Егор перебросил бесчувственную девушку через плечо и вскочил на подоконник. С этой стороны земля шла под уклон, и окно кухни находилось в полутора метрах от нее. А еще внизу весьма кстати стоял грузовик. Егор быстро просчитал варианты. Если он прыгнет на крышу кабины, а потом на фургон, то сможет, оттолкнувшись от него, запрыгнуть и на забор. А уж там – дело техники. Уходить от погони и путать следы он умел, как никто другой. Да и снегопад был ему только на руку. Природа сама скроет следы.
Тишину дома разорвали крики охотника. Тот бежал по коридору и отчаянно звал свою дочь. А еще Егор учуял запах оружия – запах вороненой стали и ружейной смазки, ударивший в нос. Захотелось немедленно покинуть это место. Сморщившись, Егор потряс головой и покрепче прижал к себе девушку, готовясь к прыжку. Древнейший инстинкт продолжения рода взял верх над рассудком, и сопротивляться зову природы было бессмысленно. Так уж устроены лугару: встречая истинную пару, они забывают обо всем, и неистовое желание соединиться с ней, пометить ее, наполнить своим семенем берет верх над человеческим разумом.
Теперь, когда девчонка была в его руках, он ощущал тепло ее кожи, вдыхал ее запах и хотел насладиться вкусом ее кожи. Теперь все его помыслы были только о ее теле. И теперь его ничто не могло удержать.
«Моя! Только моя!» – отбивал пульс в его голове.
– Стой!!!
За спиной прогремел выстрел, и плечо обожгла адская боль. Раздался звон разбитого стекла. Пуля прошла на вылет, прямо в окно, и стекло, лопнув, осыпалось вниз. Вслед за осколками на подоконник упало несколько капель крови.
Егор оглянулся. Хищная гримаса исказила его лицо.
Ермилов!
Он стоял на пороге кухни, направив на него ствол карабина. Лицо охотника, выдубленное солнцем и ветром, было перекошено яростью. В глазах застыло немое предупреждение.
– Оставь мою дочь, ублюдок! – слова ударили наотмашь, вырывая из груди лугару угрожающее рычание.
Степан целился в ногу. Стиснув зубы до скрежета и пытаясь унять мелкую дрожь в руках. Надеялся, что глаза ему врут. Но внутренний голос шептал: нет, это не сон, не разыгравшееся воображение. То, чего он боялся больше всего, случилось. «Они» настигли его. Настигли его семью. Как и тогда, двадцать лет назад.
Его дочь безвольным кулем свисала с плеча монстра.
Да, именно монстра. Потому что на подоконнике, чуть согнув ноги, стоял не человек. Чудовище, поросшее грязной клочковатой шерстью. Оно обхватило девушку за спину, прижимая ее к себе когтистыми пальцами, и его деформированная вытянутая морда ухмылялась, демонстрируя хищный оскал.
Прогремел второй выстрел.
Егор прыгнул вниз.
Раздался удар о металл, вой сирены.
Охотник бросился к окну, но не успел. Зверь исчез, унося с собой самое дорогое, что было у Степана Ермилова.
***
– Леся!
Он выдохнул имя дочери, падая грудью на подоконник. Машинально перебросил через плечо уже бесполезный карабин. Лихорадочно обшарил взглядом пустой, запорошенный снегом двор.
Под окном заливалась сиреной «ГАЗель» с вмятиной на крыше кабины. Какая-то тень мелькнула на секунду, привлекая внимание – и пропала.
Забор! Этот ублюдок перепрыгнул через забор!
Степан перемахнул через подоконник, повторяя путь, пройденный монстром. Ударился о крышу автомобиля, скатился вниз. Бросился к тому месту, где мелькнула двуногая тень. И остановился. Трехметровый забор был непреодолимой преградой для человека.
Он побежал вдоль забора к калитке, отодвинул тяжелый засов, вылетел на дорогу. Но вокруг уже не было ни души. Только безмолвный лес, темной стеной стоявший по обе стороны от шоссе, да круглая луна, то и дело выглядывавшая из-за туч. Ни один звук не нарушал ночной тишины.
Слишком много времени он потерял, гоняясь за тенью.
Страх, подспудный, взращенный ночными кошмарами, исподволь, незаметно начал овладевать его разумом. Медленно пополз вдоль позвоночника леденящей волной. Сжал горло, перекрывая дыхание. Заставил сердце остановиться, пропуская один удар.
Ноги, внезапно ставшие чужими, непослушными, подкосились, и мужчина упал в снег на колени. Из горла вырвался нечеловеческий крик, полный боли.
– Леся!!! Доченька…
Степан ударил кулаком по снегу, потом схватился за голову и завыл, словно раненый зверь. Перед глазами стояла картина, которую он столько лет пытался забыть: лесная поляна, разорванная палатка, разбросанные угли, еще дымящиеся в свете встающего солнца, перевернутый котелок. И тела. Искалеченные, разорванные когтями чудовищ. Тела его старшей дочери и жены. Они лежали на траве, побуревшей от крови, и земля под ними превратилась в жидкую грязь. Две изломанные, измочаленные куклы с переломанными костями.
Они всего лишь решили устроить поход в лес с ночевкой. Решили провести выходные на лоне природы. Только младшую дочь, которой на тот момент было шесть месяцев, оставили дома с бабушкой. Это ее и спасло.
Благие намерения обернулись кошмаром, который преследовал его двадцать лет.
Двадцать лет он пытался забыться, выслеживая и уничтожая монстров, убивших его семью. Двадцать лет он маниакально оберегал свою единственную дочь, боясь, что однажды эти выродки доберутся и до нее.
И вот этот день настал. А он оказался к нему не готов. Он держал эту тварь на мушке – и промазал. Промазал, когда чудовище стояло на расстоянии вытянутой руки!
Невыносимое отчаяние заставило его закричать, посылая в небо проклятья.
Где он, тот бог, когда он так нужен? Куда смотрит? Или он слеп и не видит, что происходит? Как допустил существование этих чудовищ? Или он наслаждается, наблюдая чужие страдания?
Степан утратил веру еще тогда, когда стоял на коленях у растерзанных трупов своих любимых. Когда в немом безумии пытался их оживить, закрывая ладонями разорванные артерии, из которых хлестала кровь. Когда в одиночку шел по следам, оставленным чудовищами. Когда встретил других людей, называвших себя охотниками на оборотней.
Они объяснили ему: это не сон, не порождение чьего-то воображения. Оборотни существуют. Монстроподобные лохматые твари, принимающие облик волка и человека. Они живут стаями, стараются не выделяться в толпе, успешно скрываются среди людей. Идя по улице, никогда не знаешь, кто шагает навстречу – то ли монстр в облике человека, что ли действительно человек. Они повсеместно: сосед за стеной, коллега, начальник, курьер, кондуктор в автобусе – кто угодно из них может оказаться чудовищем, которое только и ждет, чтобы вцепиться тебе в горло. И бороться с ними нужно, пока они не напали. Уничтожать – вот единственный выход.
Тогда Степан не колебался. Он почувствовал в этом свое призвание. Его жизнь обрела утраченный смысл. Преследовать, выслеживать и убивать – мстить этим выродкам за отнятые жизни. На Земле, где царствует человек, не место подобным тварям – он твердил это, как мантру, собираясь на очередное задание.
А сегодня он промазал. Единственный раз с тех пор, как начал охоту на оборотней. Рука дрогнула, когда он увидел дочь, безвольно свисавшую с плеча монстра. Сердце сжал такой ужас, что разум отступил, выпуская на свободу кошмары прошлого. И это было ошибкой.
Набрав в руки рыхлого снега, Степан вытер лицо. Одинокая слеза, случайно сорвавшаяся с ресниц, была тут же размазана. Потом он рванул воротник джемпера, обтер шею и нервно дергающийся кадык. Холод понемногу возвращал мысли на место. Нужно было брать себя в руки. Нужно было спасать свою дочь.
Он поднялся на ноги и достал из внутреннего кармана мобильный телефон. Набрал номер, шедший вторым, после дочери, в списке контактов.
– Алло, Макс? Поднимай парней. У нас дело.
– Понял, – голос на том конце связи звучал лаконично и по-деловому сухо. – Встречаемся, где обычно?
– Нет. Сбор через полчаса у меня дома. Берите с собой все, что есть.
Хлопья снега, кружась, падали на его обнаженную голову и медленно таяли, стекая с коротких волос на лицо. По лбу и вискам бежали тонкие ручейки. Отключив связь, Степан положил телефон назад во внутренний карман распахнутой дубленки. Взял в руки карабин и проверил магазин. Внутри оставалось всего два патрона.
Два патрона, начиненных нитратом серебра – бесцветными ромбическими кристаллами. Но под домом, в подвале, переоборудованном в арсенал, находилось еще много оружия: охотничьи нарезные ружья, винтовки с оптическими прицелами, карабины, переделанные из автоматов Калашникова, ящики с гранатами и патронами, заполненные единственным веществом, способным оставить на оборотне тяжелые раны.
Нужно было вернуться в дом и проверить кровь, оставшуюся на подоконнике.
Степан быстрым шагом направился к входной двери. Она так и остались стоять открытой, когда он, ворвавшись в дом, распахнул ее настежь. Зимний ветер уже нанес снег на порог. Мужчина дулом карабина приподнял окровавленное покрывало.
Как умно. Оборотень притворился раненым волком. Этакой безобидной собачкой, чья несчастная мордочка вызывает умиление у старушек и глупых детей. И теперь эта тварь думает, что уйдет от возмездия?
Ненависть заставила мужчину заскрежетать зубами. На его щеках, испещренных морщинами, заходили суровые желваки, глаза сузились, потемнели под нависшими бровями, а от плотно сомкнутых губ вниз пролегла глубокая складка.
Этот выродок еще не знает, с кем связался. Очень скоро жизнь заставит его пожалеть о том, что случилось.