Власть и свобода на весах конституционного правосудия: Защита прав человека Конституционным Судом Российской Федерации - читать онлайн

Конституционные характеристики Российской Федерации как демократического правового социального государства (ст. 1, 7 Конституции РФ) предопределяют в качестве одной из ключевых проблему достижения баланса интересов личности, общества и государства, гармонизацию власти в ее соотношении со свободой в экономической, социальной, политической сферах как при решении публично значимых задач по защите основ конституционного строя, обеспечению обороны страны и безопасности государства, так и в процессе выполнения государством конституционных обязанностей по защите прав и свобод человека и гражданина.

В этом находит свое отражение тот достаточно очевидный факт, что соотношение власти и свободы как взаимосвязанных, взаимозависимых и при этом чаще всего конкурирующих, а нередко и конфликтующих ценностей составляет основу современного конституционализма и, соответственно, конституционно-правовых характеристик современного государственно организованного общества.

1.1. Сущность конституции как отражение баланса власти и свободы

В современных условиях, когда с переходом России к новому конституционному строю в обществе и государстве по-новому и весьма остро проявились многие конфликты и противоречия, оценка соответствующих проблем социальной действительности, в особенности в конституционно-правовых формах их проявления, приобретает повышенную актуальность. Бесспорным является тот факт, что эффективность конституционного регулирования, степень реальности провозглашаемых Конституцией демократических принципов во многом определяется глубиной ее проникновения в противоречия между властью и свободой, в природу других социальных конфликтов современного общества и государства.

Конец ХХ в. был ознаменован стремительными и масштабными конституционными преобразованиями во многих странах. Оценка этих процессов предполагает необходимость учета глубинных причин общесоциального и одновременно социокультурного плана, предопределяющих, с одной стороны, сущностные характеристики конституции как основного закона общества и государства и, с другой – оказывающих национально-специфическое влияние на состояние политической и правовой культуры каждого конкретного общества, включая его господствующую конституционную идеологию и даже социальную психологию.

Важно понимать, что конституция – при всей космополитичности данного понятия и самого по себе термина constitutio – представляет собой явление конкретно-историческое, социокультурное и уже в этом смысле всегда национально-специфическое. Это тем более важно учитывать, имея в виду, что общечеловеческие ценности демократии, свободы, равенства, справедливости, священной и неприкосновенной частной собственности, прав человека и их примата по отношению к правам социальных общностей, в концентрированном виде сформулированные на заре современного конституционализма (XVII—XVIII вв.)[1], не остаются неизменными ни во временном, ни в социокультурном пространстве. Вместо прежних, двухвековой давности, конституционных положений о безусловном примате личности по отношению к обществу и государству и, соответственно, первенства свободы в ее соотношении с государственной властью современные демократические конституции исходят из возможности и необходимости активного участия государства в обеспечении прав граждан не столько с учетом приоритета какой-либо из соответствующих ценностей, а скорее с целью достижения баланса между свободой личности и властью государства в рамках и на основе реализации конституционных принципов демократического правового государства с рыночной социально ориентированной экономикой.

В этом плане процесс исторических преобразований, сопровождающий Россию на протяжении двух последних десятилетий, который включает в том числе и принятие новой Конституции РФ 1993 г., выдвигает на передний план исследование Конституции как документа, впитавшего в себя все многообразие социальных противоречий в условиях политических и экономических преобразований и призванного конституционно-правовыми средствами способствовать – как реально действующий, работающий акт – разрешению соответствующих противоречий между властью и свободой при переходе к качественно новым направлениям социально-экономического и политического развития общества и государства.

Сама сущность конституции как политико-правового явления, призванного отражать основополагающие качественные характеристики общества, государства и личности в их соотношении и взаимосвязях, предопределяет необходимость восприятия конституционных явлений во всей их многогранности и противоречивости, когда конституция может рассматриваться как порождение и своего рода нормативный правовой результат разрешения противоречий между властью и свободой.

Современный цивилизационный подход, характерный для конституционализма стран развитой демократии, основан на признании того факта, что сущность конституции демократического государства должна проявляться не в регистрации итогов политической борьбы, победы одной политической силы (части общества) над другой, а в юридическом закреплении согласованных интересов и воли всех социальных групп, наций и народностей, составляющих государственно организованное общество. Согласование, приведение к общему знаменателю интересов и воли различных групп общества происходят на основе объективно складывающегося соотношения социальных сил в обществе. Однако показателем этого соотношения и его результатом должна быть не классовая, национально-этническая, религиозная или иная борьба, а достижение гражданского мира и согласия в обществе, социальная солидарность.[2]

Сущностная же характеристика конституции в этом случае проявляется в том, что она (конституция) является юридически узаконенным балансом интересов всех социальных групп общества, мерой достигнутого в обществе и государстве баланса между властью и свободой. Уже поэтому в юридическом плане конституция есть политико-правовое порождение наиболее значимых социальных противоречий, выражающих в том числе взаимоотношения между личностью, обществом и государством, свободой и властью. Конституция как основной закон государства призвана отражать на правовом уровне соответствующие противоречия и, по мере возможности, способствовать их разрешению с помощью специфического, юридико-правового конституционного инструментария воздействия на различные сферы общественных отношений.

Не является исключением в этом плане и Конституция РФ 1993 г., которая стала государственно-правовым результатом разрешения политических противоречий между прежней системой политической власти и новыми общественно-политическими силами, провозгласившими лозунги демократии, обновления на основе отказа от классовых приоритетов и признания общечеловеческих, общедемократических ценностей.

В основе такого понимания сущности Конституции лежит оценка всей системы конституционно-правового регулирования, понимание как предмета конституционного права с точки зрения не только «количественно-объемных», но и качественных характеристик соответствующих общественных отношений, составляющих предмет данной отрасли права), так и самой по себе системы ее норм и институтов.

Речь идет о том, что в своем формализованном, нормативно-правовом выражении проблема соотношения власти и свободы прямо или косвенно пронизывает всю систему конституционного регулирования, «присутствует» в каждом конституционном институте, каждой норме и статье Конституции. В этом смысле следует согласиться с тонким замечанием М.В. Баглая, что «нахождение баланса власти и свободы составляет главнейший и деликатнейший смысл конституционного права»[3] и, добавим, конституционного правосудия. Этим подходам во многом созвучна и позиция А. Шайо, который под сущностными характеристиками современного конституционализма понимает такую систему самоограничения власти, при которой на первом месте стоит обеспечение свободы граждан.[4]

В чем же состоит смысл баланса власти и свободы? Как его обеспечить, если иметь в виду, что, с одной стороны, реальная свобода личности невозможна вне сильной государственности, а с другой – сильное государство, не обеспечивающее последовательную защиту свободы, обречено на вырождение в тоталитарный режим? Поиск ответов на эти вопросы требует дальнейшего проникновения в содержание и природу Конституции как нормативно-правовой основы обеспечения баланса власти и свободы.

1.2. Конституция России – юридизированная форма выражения конфликта между властью и свободой

Каждый народ имеет такую конституцию, которой он достоин. Судьба российской Конституции, история ее становления и развития достаточно адекватно отражают общую сложную, противоречивую судьбу Российского государства.

История конституционного развития России подтверждает тот непреложный факт, что конституция, в силу самой сущности данного явления, представляет собой политико-правовое отражение и порождение несовпадающих интересов власти и свободы, иных социальных противоречий общества в их историческом развитии. Признание всеобщей, универсальной роли социальных противоречий как «локомотива» конституционного процесса не исключает специфики их проявления на отдельных этапах исторического развития общества и государства.

История российского конституционализма наполнена причудливым переплетением самых сложных, нередко, казалось бы, внутренне несовместимых политико-правовых тенденций, связанных, например, с периодом дворянского конституционализма (XVIII – начало XIX вв.), в последующем – с придворно-бюрократическим, просвещенно-монархическим, а на протяжении семи десятилетий XX в. – с советским конституционализмом. Весьма противоречивым оказался и новый, современный этап российского конституционализма.

Принятию Конституции 1993 г. предшествовало, как известно, начало конституционной реформы, которая проходила параллельно со становлением новой российской государственности в условиях острой политической борьбы. На начальных этапах это была борьба между старой советской системой и новыми политическими силами, провозгласившими лозунги демократии и обновления. На последующих этапах, в том числе непосредственно предшествовавших принятию Конституции 1993 г., развернулась не менее острая борьба между противоборствующими группами новой политической элиты и государственной бюрократии. В этом плане новая Конституция как юридизированная форма отражения социальных противоречий начала 90-х гг. имела триединое назначение: а) устранить несоответствие новым общественным отношениям сохранявшейся на тот момент советской конституционно-правовой системы, преодолеть противоречие между старой юридической формой в лице многократно «латаной» Конституции 1978 г. и реальным (материально-политическим) наполнением нового вектора конституционного развития новой России; б) с помощью обновленных конституционных средств преодолеть сопротивление экономическим и политическим преобразованиям в обществе; в) создать устойчивую систему конституционных противовесов неизбежным проявлениям негативных тенденций и противоречий в новых условиях зарождающейся рыночной экономики и плюралистической демократии.

Качественно новая для российского конституционализма сущностная характеристика вновь принятой Конституции – как юридического средства социального компромисса, поддержания и обеспечения гражданского мира и согласия в обществе – получила также институционно-правовое наполнение: всем своим содержанием она отражает тот непреложный факт, что с развитием рыночной экономики и плюралистической демократии действие социальных противоречий не только не «отменяется», но и во многом усиливается. Тем самым был подтвержден факт смены господствующих тенденций развития конституционных отношений: тенденция к их мнимой чистоте, «социалистической бесконфликтности» после достижения конституционной цели «полного подавления буржуазии, уничтожения эксплуатации человека человеком и водворения социализма» (ст. 9 Конституции РСФСР 1918 г.) сменилась тенденцией к усложнению конституционных процессов, наполнению их внутренними противоречиями, развивающимися на своей собственной основе. При этом «созревание» внутренних противоречий новой демократической государственности, усложнение спектра социальной действительности происходит вместе с формированием нового конституционного строя России как государственно-правового выражения гражданского общества.

Конституция 1993 г. исходит из того, что сила государственной власти, прочность, незыблемость основ нового конституционного строя России определяется не его «монолитностью», недопустимостью столкновения и противоборства идей и интересов, а, напротив, наличием плюрализма в системе несовпадающих конституционных ценностей институтов организации и функционирования публичной власти, федерализма, правового положения личности и, соответственно, закреплением уже на основе конституционного строя системы сдержек и противовесов как правовых механизмов разрешения противоречий не только на уровне системы организации публичной власти, но и в виде правовых форм выражения свободы личности. Речь идет, в частности, о правозащитной природе не только отдельных институтов публичной власти, но и самого по себе принципа разделения властей.

С учетом различной степени «зрелости» и особенностей форм проявления несовпадающих начал в соотношении власти и свободы в отдельных сферах общественных отношений на уровне конституционного регулирования в той или иной мере находят свое отражение: а) противоречия-несовпадения (отражающие многообразие несовпадающих личных и общественных, федеральных и региональных, государственных и муниципальных интересов и т. д.); б) противоречия-противоположности (основанные на противоположных ролевых функциях и интересах субъектов конституционного права в отдельных сферах социальных отношений); в) противоречия-конфликты, возникающие, как правило, в результате развития, «вызревания» социальных противоречий и их трансформации в правовую, политическую, властно-управленческую, экономическую сферы, что проявляется, например, в виде коллизионно-правовых, управленческо-компетенционных конфликтов или национально-этнических, социально-экономических и иных конфликтов.[5]

Таким образом, определяя стратегию конституционного регулирования новых явлений общественной жизни, порожденных демократическими преобразованиями, следует исходить из того, что социальные противоречия, конфликты и различия во взглядах на их разрешение – дело нормальное. Конституция и текущее законодательство должны не нивелировать, а, официально, на нормативно-правовом уровне признав сам факт существования несовпадающих интересов, конфликтов и социальных противоречий, предложить эффективные правовые средства их разрешения.

1.3. Конституционно-правовая основа разрешения противоречий между властью и свободой

Данное назначение Конституции определяется уже тем, что она призвана раскрывать содержание важнейших принципов и закономерностей социально-экономического, политического развития общества, действие которых проявляется через развертывание социальных противоречий в соответствующих сферах общественной и государственной жизни. Включением в сферу конституционного воздействия противоречивых явлений социальной действительности, несомненно, повышается не только реальность, но и эффективность всей системы конституционного регулирования.

Отдельным видам противоречий, как и уровням их развития, соответствуют свои, специфические способы правового воздействия на них. Во-первых, в условиях плюралистической демократии становится возможным и необходимым максимальное использование позитивного регулирования несовпадающих интересов и противоречий между властью и свободой, создание правовых условий для достижения оптимального сочетания, гармонизации взаимоотношений сторон конфликтной ситуации, которая имеет объективные предпосылки для своего существования. Яркий пример в этом плане – позитивное, многоуровневое полиструктурное регулирование социальных противоречий между государством и гражданским обществом, что находит свое отражение прежде всего в системе институтов конституционного строя России. Во-вторых, установление норм, ориентирующих на постепенное преодоление различий между сторонами социального противоречия, в том числе в подходе к решению конкретной конфликтной ситуации (здесь могут быть как поощрительные или обязывающие нормы, так и институты коллизионного права, судебного контроля и т. д.). В-третьих, запретительное воздействие на социальные противоречия и конфликты, которые обнаруживаются в виде не только антиобщественных действий, преступлений, терроризма и т. п., но и, например, захвата власти или присвоения властных полномочий (ч. 4 ст. 3 Конституции), дискриминации (ч. 2 ст. 19), монополизации или недобросовестной конкуренции (ч. 2 ст. 34). Каждый из этих методов находит свое воплощение в конкретных правовых нормах и институтах различных отраслей права, имеющих в конечном счете конституционное обоснование.

Конституция является не только некой праксиологической основой государственно-властной деятельности по разрешению социальных конфликтов и противоречий между властью и свободой; конституционные институты имеют достаточно определенное аксиологическое значение в качестве основы разрешения правотворческих и правоприменительных противоречий в соответствующих сферах социальной действительности. Будучи нормативным правовым актом высшего порядка, Конституция является выражением ценностно-нормативной системы общества, которая, получая свое конституционное оформление, оказывает на общество обратное воздействие посредством учреждаемой Основным Законом институциональной системы.

Причем речь идет не только об организационно оформленных, юридически формализованных институтах политической системы, как то: политические партии, иные общественные объединения, избирательная система и т. п. Важным и весьма специфичным нормативным правовым каналом такого воздействия является, например, конституционная идеология и конституционное правосознание российского общества в целом. Очевидно, что ценностно-идеологическое воздействие Конституции РФ 1993 г. на сознание людей коренным образом отличается от «воспитательно-идеологического» воздействия всех ранее действовавших конституций советской эпохи. Основной целью принятия действующей Конституции и одновременно условием ее реальности стало достижение в государстве общественного согласия на основе определенных принципов и ценностей. Однако демократическое общество плюралистично по своей природе, так как в нем сосуществуют различные или даже несовместимые, конфликтующие идеи, ценности, доктрины политического, экономического, религиозного и иного характера, представляющие интересы различных социальных групп[6]. Поэтому основная задача Конституции в процессе формирования единого в своей основе конституционного правосознания российского общества состоит не в отражении и придании общеобязательного характера идеологии какой-либо партии или класса, социальной или иной общности, а в закреплении определенных всеобъемлющих общедемократических мировоззренческих ценностей, оказывающих влияние на сознание и поведение людей и в конечном счете способствующих формированию у них демократического мировоззрения, отвечающей сегодняшнему уровню и требованиям цивилизационного развития политической и конституционной культуры, социально-правовой активности.

Определенные социальные ценности, относящиеся к той или иной области жизни, в специфической форме закрепляет в своих источниках каждая отрасль права. Однако ведущая роль в этом принадлежит именно Конституции. Отражаемые в Основном Законе социальные ценности можно рассматривать как обобщенные, получающие всеобщее признание и общеобязательное значение представления людей об общественном благе и человеческом достоинстве, добре и справедливости, о целях и нормах своего поведения, желаемых и, по мнению ведущих политических сил общества, наиболее целесообразных формах общественного и государственного устройства, концентрированно воплощающих национально-исторический и общедемократический опыт развития данного общества[7]. Одним словом, к соответствующим ценностям относятся наиболее значимые предписания и ориентиры, приобретающие характер неких социальных императивов. Будучи закрепленными в Конституции, они трансформируются в конституционные идеи-принципы, а в результате их восприятия отдельными индивидами становятся элементом их конституционного правосознания, неотъемлемой частью их психологии и, воздействуя на потребности, интересы, цели человека, способствуют выбору участником конституционно-правовых отношений наиболее приемлемого для общества варианта поведения. Базовыми ценностями российского общества, основополагающими принципами функционирования государственной власти Российской Федерации являются в этом плане принципы демократического правового социального государства, признания, соблюдения и защиты прав и свобод человека и гражданина.

Одновременно Конституция призвана определять и институционные средства достижения баланса между властью и свободой и на этой основе – разрешения социальных противоречий. Среди таких средств можно выделить две основные разновидности: а) всеобщие, универсальные институты, которые могут быть использованы для гармонизации любых противоречий и конфликтов между властью и свободой; б) специальные институты, имеющие конкретно-целевое назначение с точки зрения разрешения конфликтов в конкретных сферах государственной и общественной жизни. К специальным относятся как публично-правовые институты организации политической власти, например институты роспуска Государственной Думы (ст. 109), президентского вето (ст. 107), недоверия Правительству (ст. 117), так и институты экономической власти: экономической конкуренции (ч. 1 ст. 8, ч. 2 ст. 34), равно как и конституционно-правовые институты свободы личности: петиций (ст. 33), индивидуальных и коллективных трудовых споров, включая право на забастовку (ч. 4 ст. 37), судебного обжалования решений и действий органов государственной и муниципальной власти, общественных объединений и должностных лиц (ч. 2 ст. 46) и т. д.

К универсальным институтам обеспечения баланса власти и свободы на основе разрешения противоречий и конфликтов относятся институты разделения властей по горизонтали (ст. 10) и вертикали (ст. 11, 12), федерализма (ст. 5), политического и идеологического многообразия, многопартийности (ст. 13), экономического плюрализма, множественности форм собственности (ст. 8), равно как и комплексные по своему характеру институты социального государства (ст. 7), с одной стороны, и правового государства (ст. 1) – с другой (с их несовпадающими конкурирующими конституционными ценностями) и т. д.

Особым универсальным институтом разрешения социальных противоречий и достижения баланса власти и свободы является судебно-конституционный контроль, представленный деятельностью Конституционного Суда РФ, а также конституционных (уставных) судов субъектов РФ.

1.4. Конституционный Суд – универсальный институт обеспечения баланса власти и свободы

Важнейшим государственно-правовым механизмом обеспечения баланса власти и свободы является правосудие, реализующееся в рамках судебной власти. Это вытекает уже из того обстоятельства, что в результате исторического правового прогресса государственности именно суд выделился в качестве единственного самостоятельного органа, предназначение которого состоит в разрешении споров о праве, а следовательно, и в поиске справедливого баланса вступивших в противоречие интересов.[8]

В наиболее полном объеме предназначение судебной власти раскрывается в ситуациях, когда человек приобретает юридически обеспеченную возможность спорить с государством, обладает всей полнотой прав на судебную защиту от произвола власти независимо от уровня ее проявления, а суд при этом наделяется реальными и эффективными полномочиями по пресечению незаконных, противоправных действий и по упорядочению, согласованию – исходя из свойственных ему средств, способов и методов реализации государственного управления – частных и государственных интересов в таких спорах. В этой связи и сама по себе судебная власть предстает не только в качестве организационно-правовой формы реализации права на судебную защиту, но и формой осуществления свободы, т. е. не только ее защитой, но и утверждением, созиданием, расширением.

Именно поэтому право на судебную защиту, как неоднократно подчеркивал в своих решениях Конституционный Суд РФ, носит абсолютный характер. Оно универсально и не знает никаких исключений. Одним из проявлений качеств права на судебную защиту как абсолютного является возможность обращения человека за защитой своих прав и свобод не только в суды общей юрисдикции, арбитражные суды, но и в органы конституционного правосудия, к которым относятся Конституционный Суд России, а также конституционные (уставные) суды субъектов РФ.

В системе разделения властей Конституционный Суд является уникальным публично-властным субъектом, призванным находить оптимальный баланс между властью и свободой, публичными и частными интересами, защищать личность, общество и государство от необоснованных посягательств, поддерживать состояние защищенности и безопасности конституционно-правового статуса всех и каждого субъекта социальных и правовых отношений. Такой подход непосредственно вытекает из конституционных полномочий и функций Конституционного Суда как единственного органа, могущего толковать Конституцию и оценивать на ее основе действующее правовое регулирование и правоприменительную практику, а следовательно, и обладающего возможностью взвешивать воплощенные в тех или иных анализируемых конституционных и законодательных нормах и институтах конституционные ценности. Это подтверждается и положениям ст. 1 (ч. 1) и 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», согласно которым защита основных прав и свобод человека и гражданина является, наряду с защитой основ конституционного строя, обеспечением верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации, основной целью деятельности Конституционного Суда Российской Федерации как судебного органа конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющего судебную власть посредством конституционного судопроизводства.

В этом плане все полномочия Конституционного Суда РФ по осуществлению нормоконтроля и разрешению компетенционных споров, официальному толкованию Конституции Российской Федерации, как и все виды обращений в Конституционный Суд, включая запросы Президента или Правительства РФ, парламента в лице его отдельных палат или одной пятой депутатов Государственной Думы (членов Совета Федерации), высших органов судебной власти, непосредственно или в конечном счете, направлены в том числе и на обеспечение оптимального и гармоничного сочетания (равновесия) названных конституционных ценностей, в концентрированном варианте предстающих в облике власти и свободы.

Разрешая конкретные дела о конституционности оспариваемых законодательных положений и, тем более, осуществляя непосредственное толкование Основного Закона, Конституционный Суд Российской Федерации раскрывает содержание конституционных норм, оценивает проверяемые положения отраслевого законодательства в их системной взаимосвязи, одновременно утверждая на основе конституционных императивов верховенства и прямого действия Конституции РФ (ст. 15) непосредственность действия и самих по себе прав и свобод человека и гражданина (ст. 18) – как для законодателя, так и для всех правоприменителей. В этом плане Конституционный Суд не только призван обеспечивать достижение баланса власти и свободы, создавать условия для конституционно-правовой оптимизации публичной власти, с одной стороны, и для эффективной защиты прав и свобод человека и гражданина – с другой, но Суд играет активную роль в формировании новых доктринальных подходов к институтам публичной власти и основных прав и свобод человека и гражданина и механизмам их обеспечения, а в конечном счете, и в утверждении приоритетов конституционных ценностей.

Таким образом, на весах конституционного правосудия практически всегда присутствуют власть и свобода, права и свободы человека и гражданина – как в рамках конкретного, так и абстрактного нормоконтроля.

1.5. Власть и свобода как конституционные ценности в их коллизионном единстве

В чем состоит смысл баланса власти и свободы? Как его обеспечить, если иметь в виду, что, с одной стороны, реальная свобода личности невозможна вне сильной государственности, а с другой – сильное государство, не обеспечивающее последовательную защиту свободы, обречено на вырождение в тоталитарный режим?

Все это отчетливым образом проявляется в том числе в судебных процедурах защиты прав и свобод человека и гражданина. Ведь любое нарушение прав и свобод представляет собой либо необоснованное чрезмерное властное вмешательство в сферу автономной самореализации индивида и тем самым чрезмерное ограничение его свободы, либо произвольный отказ публичной власти от принятых на себя позитивных обязательств по обеспечению свободы индивидов (в большей степени это относится к социальным правам) и, следовательно, недопустимое блокирование реализации конкретного права человека и гражданина. В результате снижается активность и инициатива индивида, он перестает ощущать себя ответственным как за свою собственную судьбу, так и за решение общих дел.

Отсюда со всей очевидностью вытекает, что конфликтующая с властью свобода нуждается в «покровительстве» со стороны самой власти, в публично-властном обеспечении прав и свобод человека и гражданина. Неограниченная, неконтролируемая свобода неизбежно порождает анархию и произвол, который отличается от произвольного вмешательства публичной власти в сферу автономии личности лишь тем, что носит неорганизованный, неупорядоченный характер. Отсутствие властных ограничителей свободы особенно опасно в условиях переходных периодов общества, когда социальная доминанта связана с изменениями политической и экономической систем, что чаще всего сопровождается разрушительными, а не созидательными тенденциями. Соответственно, в этом случае и сама по себе свобода воспринимается в своей основе в негативном аспекте – как запрещение вмешательства в автономию личности («свобода от…»), а не в позитивном – как ответственная самореализация, сообразующаяся с общественным интересом, пользованием социальным благом («свобода для…»).

Анализ деятельности Конституционного Суда в контексте достижения баланса власти и свободы предполагает выяснение содержания данных конституционных ценностей, их взаимосвязей, позволяющих говорить о существовании принципа баланса власти и свободы, а также о внутренних и внешних механизмах его обеспечения.

Несмотря на их системное, диалектическое единство, власть и свобода представляют собой самостоятельные конституционные ценности, каждую из которых необходимо оценивать с учетом собственной значимости и своих особенностей. Так, публичная власть как политическая функция по обеспечению нормального функционирования общества объективируется посредством права в конструкции государственной и муниципальной власти. Такая объективация означает внутреннюю сущностную ограниченность государственной и муниципальной власти правом, их подчиненность праву.

В демократических правовых государствах, к которым относится в соответствии с Конституцией РФ и Российская Федерация, ограничения государственной власти правом приобретают четко структурированный характер, что на формально-юридическом уровне выражается, с одной стороны, в конституционном закреплении, признании прав и свобод человека и гражданина как высшей ценности, а значит, и высшего ориентира (эталона) ограничения власти, а с другой стороны, в конституционализации принципов формирования, организации и функционирования государственной власти как внутренних самоограничителей власти и одновременно – институтов обеспечения, гарантирования свободы личности. К ним относятся, в частности:

принцип народовластия, предполагающий, что единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ, осуществляющий свою власть непосредственно и через своих представителей (ст. 3 Конституции);

принцип разделения властей, относящийся к числу общих принципов демократического федеративного правового государства и требующий разделения в рамках единой в своем социальном предназначении государственной власти функций законодательствования, исполнения законов и правосудия и гарантирующего в известной степени недопущение произвольного властвования. Данный принцип означает, в частности, что органы законодательной и исполнительной власти в пределах своей компетенции действуют независимо друг от друга, каждая власть формируется как самостоятельная, а полномочия одной власти по ограничению или прекращению деятельности другой допустимы только при условии сбалансированности таких полномочий, обеспечиваемой на основе законодательных решений[9]. Принцип разделения властей предполагает не только распределение властных полномочий между органами различных ветвей государственной власти, но и взаимное уравновешивание (сбалансирование) ветвей власти, невозможность ни для одной из них подчинить себе другие (ст. 10, 11 Конституции РФ);[10]

принцип федерализма как способ территориальной децентрализации государственной власти, обеспечивающей, в частности, возможность культурного развития народов России посредством внутреннего самоопределения в рамках Российской Федерации[11] (ст. 5 Конституции). Он не допускает каких-либо произвольных изменений в статусе субъектов Российской Федерации, в том числе одностороннего перераспределения государственной власти.[12]

Очевидно, что каждый из конституционных принципов организации публичной власти несет в себе определенное сочетание власти и свободы. Достаточно сказать, что народовластие, разделение властей и федерализм не только гарантируют незыблемость свободы в государстве и обществе, но эти принципы реализуются посредством осуществления прав граждан, в частности посредством пользования правами: на участие в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей; избирать и быть избранными в органы государственной власти и органы местного самоуправления, а также участвовать в референдуме; на равный доступ к государственной службе; на участие в отправлении правосудия (ст. 32 Конституции РФ) и др.

Одним из принципов организации публичной власти, наиболее ярко отражающим внутреннее единство власти и свободы, является принцип самостоятельности местного самоуправления. Местное самоуправления в отличие от государственной власти – это прежде всего институт гражданского общества. В этом качестве местное самоуправление, во-первых, закрепляется как одна из форм народовластия, основа конституционного строя Российской Федерации (ст. 3, 12 Конституции). Во-вторых, это институт правового положения личности. Этот аспект местного самоуправления находит свое закрепление в целом ряде конституционных норм, посвященных индивидуальным и коллективным правам на местное самоуправление (ст. 24, 32, 33, 40, 41, 130, 131, 132 и др.), что подробно будет раскрыто в дальнейшем. И лишь в-третьих, местное самоуправление – это институт организации публичной власти. Поэтому, рассматривая местное самоуправление в данных аспектах[13], и возможно утверждать, что местное самоуправление, с одной стороны, может существовать вне организационных структур муниципальной власти (в рамках государственной модели местного самоуправления), а с другой – оно может находить свое воплощение в муниципальной власти как организационно обособленной от государства самостоятельной форме публичной власти. Именно организационное обособление местного самоуправления от государственной власти – как функции по самоорганизации и налаживанию совместной деятельности населения, проживающего на соответствующей территории, – придает ему природу муниципальной власти как особой формы публичной власти. Одновременно подобный подход позволяет выявить глубинные характеристики местного самоуправления, его сущность, которая находит свое воплощение в балансе и высоком уровне единства власти и свободы. Ведь самоуправление населения невозможно без свободы. По самой своей глубинной природе и целевому назначению местное самоуправление есть проявление свободы общества и личности. Общинная свобода и права личности – глубинная основа местного самоуправления. При этом своеобразным связующим звеном между личностью и ее свободой, с одной стороны, и местной властью как функцией – с другой, является свобода местного сообщества, общинная свобода. Еще А. Токвиль, один из основателей теории свободной общины, отмечал естественный характер общинной формы человеческой жизнедеятельности и, соответственно, наличие определенного уровня общинной свободы. Он подчеркивал, что «община является тем единственным объединением, которое так хорошо отвечает самой природе человека».[14] Это становится возможным, между прочим, еще и потому, что сама общинная (местная) власть, если она не навязана извне, а ее реальным источником и субъектом выступает вся община (местное сообщество), может рассматриваться не только как функция по управлению, но и как своеобразный масштаб, предел свободы деятельности субъектов самоуправления, их возможностей распоряжаться материальными и духовными ценностями местного сообщества. Тем самым в системе реальных отношений самоуправления воплощается воля местного сообщества, его общинная свобода в сочетании со свободой каждой отдельной личности. Ведь местное сообщество является в этом случае в одинаковой мере субъектом власти и субъектом свободы, а личность – главным компонентом субъекта и объекта системы местного самоуправления. Поэтому свобода личности должна рассматриваться как составная часть понятия муниципальной власти, ее высшая ценность и органическое проявление самоуправленческих начал в нашем обществе. Ведь сама по себе возможность для граждан управлять местными делами, осуществлять местную власть является важнейшим проявлением свободы личности.

Очевидно однако, что такая степень единства (а не только баланса) власти и свободы становится возможной в современном обществе лишь на уровне местного самоуправления. Государственная власть имеет более жесткие линии взаимосвязей с личностью и ее свободой. Но и в том, и в другом случаях главным внешним ограничителем публичной власти являются права человека, признание которых означает позиционирование человека в обществе и государстве как самостоятельного, автономного, свободного и равноправного субъекта.

В Конституции РФ это выражается путем провозглашения человека, его и прав и свобод высшей ценностью, определяющей смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти и обеспечиваемой правосудием (ст. 2 и 18). Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – императивная обязанность государства. Вместе с тем признание человека высшей ценностью не должно абсолютизироваться, восприниматься таким образом, что ради блага одного индивида можно пожертвовать общим благом. Неограниченная свобода опасна настолько же, насколько опасна и чрезмерная власть.

Поэтому Конституция РФ, основываясь на принципе единства свободы и ответственности, исходит из необходимости установления пределов осуществления прав и свобод, фундаментальными среди которых являются следующие:

1) принцип недопустимости злоупотребления правом, вытекающий из ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, согласно которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Содержание данного принципа значимо не только для граждан, но и для органов публичной власти, включая и законодателя, который не вправе принимать решений, способствующих злоупотреблению правом, и во всяком случае должен стремится к тому, чтобы свести возможности для злоупотребления к минимуму[15]. Он предполагает также, что развитие и защита одной категории прав никогда не могут служить предлогом или оправданием для освобождения государства от развития и защиты других прав. В противном случае при реализации любого права будет иметь место не осуществление права, а злоупотребление правом;[16]

2) принцип допустимости соразмерного ограничения прав и свобод в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства, т. е. в том числе и в целях поддержания нормального режима функционирования публичной власти, стабильности политической системы, в рамках которых создаются условия для удовлетворения и (или) удовлетворяются основные потребности всех или большинства членов общества (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ).[17]

Данные принципы находятся в тесной взаимосвязи, которая выражается, в частности, в том, что государство, даже имея цель воспрепятствовать злоупотреблению правом, с тем чтобы осуществление конституционных прав одного не нарушало права и свободы других лиц, должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные целями меры.[18]

Важнейшим институционным средством обеспечения баланса власти и свободы является принцип взаимных прав, обязанностей и ответственности гражданина и государства, впервые сформулированный Конституционным Судом РФ в постановлении от 20 декабря 1995 г. №17-П по делу о проверке конституционности ряда положений п. «а» ст. 64 Уголовного кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.А.Смирнова[19]. Данный принцип основан на идее наличия фундаментального конституционно-правового отношения между гражданином и государством, в рамках которого государство вправе осуществлять регулирование общественных отношений посредством установления общеобязательных правил поведения (ст. 4 (ч. 2), 15 (ч. 1) Конституции РФ), а гражданин обязан этим правилам подчиняться (ч. 2 ст. 15 Конституции РФ); наряду с этим государство обязано признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина (ст. 2 и 18 Конституции РФ), а гражданин вправе требовать от государства исполнения этой обязанности (ст. 45, 46, 52, 53, 125 Конституции РФ).

Следовательно, при неисполнении или ненадлежащем исполнении государством своей обязанности гражданин вправе требовать привлечения государства к ответственности и восстановления нарушенных прав, в связи с чем Конституция РФ предусматривает, что права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом; государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба (ст. 52), а также провозглашает право каждого на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц (ст. 53).

При этом очевидно, что в условиях демократического правового государства единственным надлежащим способом привлечения государства в лице его органов и должностных лиц к ответственности, разрешения коллизии между властью и свободой является судебная процедура рассмотрения соответствующих претензий гражданина, т. е. реализация гражданином его права на судебную защиту, включая право на конституционную жалобу.

2.1. Граждане – главные субъекты конституционной жалобы

2.2. Иностранные граждане и лица без гражданства – субъекты конституционной жалобы

Право на конституционную жалобу принадлежит определенному кругу субъектов, а именно: гражданам Российской Федерации и их объединениям (ст. 96 Закона «О Конституционном Суде РФ»). В то же время ч. 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации, как, впрочем, и иные конституционные положения, не содержит каких-либо ограничений по субъектной принадлежности права на конституционную жалобу. Определяя подведомственность Конституционному Суду Российской Федерации дел, возбужденных посредством индивидуальных жалоб, Основной Закон указывает лишь на то, что жалоба должна быть связана с нарушением конституционных прав и свобод граждан, а также на конкретную форму нормоконтроля по данной категории дел. Следовательно, конституционного ограничения или, тем более, запрета на участие в споре с государством лиц, не находящихся с Российской Федерацией в устойчивой правовой связи в виде гражданства, нет.

В то же время ни в Конституции Российской Федерации, ни в Законе «О Конституционном Суде РФ» не содержится и прямого допущения для иностранных граждан и лиц без гражданства обращаться в Конституционный Суд Российской Федерации. Но формальное отношение к механизмам судебной защиты конституционных прав и свобод, принадлежащих только гражданину конкретного государства, но не каждому человеку, в отношении которого была применена соответствующая норма российского закона, не соответствовало бы не только духу, но и букве Конституции Российской Федерации. Защита нарушенных конституционных прав и свобод, представляющих собой высшую форму нормативного выражения основных прав и свобод человека и гражданина, не может быть поставлена в зависимость от наличия или отсутствия политико-правовой связи между государством, принимающим закон (в данном случае, по мнению заявителя, «правонарушающим» законом), и лицом, на которое действие этого закона распространяется. Необходимым юридическим условием, обуславливающим возникновение права на конституционную жалобу на нарушение прав человека законом, является применение или реальная возможность применения к лицу правонарушающего закона[29]. Именно из этого исходит Конституционный Суд России.

Принимая жалобу заявителя к рассмотрению, Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал правовую позицию, в соответствии с которой по смыслу ч. 1 ст. 96 Закона «О Конституционном Суде РФ», закрепляющей право на обращение в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой на нарушение конституционных прав и свобод за гражданами, чьи права и свободы нарушаются законом, примененным или подлежащим применению в конкретном деле, и объединениями граждан, а также иными органами и лицами, указанными в Федеральном законе, в ее взаимосвязи со ст. 46, 17 (ч. 2), 62 (ч. 3) и 125 (ч. 4) Конституции Российской Федерации, возможность защиты прав и свобод посредством конституционного правосудия должна быть обеспечена каждому, в том числе иностранным гражданам и лицам без гражданства, если законом нарушены их права и свободы, гарантированные Конституцией Российской Федерации. Следовательно, лицо без гражданства Яхья Дашти Гафур имеет право на обращение в Конституционный Суд Российской Федерации и является в данном случае надлежащим заявителем. Поскольку оспариваемое положение Закона затрагивает конституционное право заявителя и применено в конкретном деле, его жалоба отвечает критериям допустимости, установленным ст. 97 Закона «О Конституционном Суде-РФ».

По итогам рассмотрения данного дела оспариваемая норма была признана не соответствующей Конституции Российской Федерации.

Еще один, более колоритный пример: 12 (!) решений было принято Конституционным Судом РФ в течение нескольких лет по жалобам гражданина Республики Грузия Вельмира Арамаисовича Аветяна, который оспаривал, в частности, положения ст. 211 КЗоТ Российской Федерации, устанавливающей месячный срок для обращения в суд с заявлением по делам об увольнении со дня вручения копии приказа об увольнении либо со дня выдачи трудовой книжки, и ст. 222 Гражданского процессуального кодекса РФ, регламентирующей порядок и последствия оставления иска без рассмотрения[31]; п. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей», и ст. 447 Гражданского кодекса РСФСР об ответственности государства за вред, причиненный незаконными действиями должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда[32]; ст. 3 Закона Российской Федерации от 25 февраля 1993 г. «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан»[33]; п. 1 ч. 2 ст. 333 Гражданского процессуального кодекса РСФСР, устанавливающий исчерпывающий перечень оснований для пересмотра решений, определений и постановлений судов, вступивших в законную силу по вновь открывшимся обстоятельствам[34]; ст. 123 Гражданского процессуального кодекса РСФСР, допускающей передачу вышестоящим судом дела из одного суда в другой, а также ст. 115 и п. 1 ч. 2 ст. 122 указанного Кодекса[35]; ст. 220 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР[36]; ст. 220.1 и 220.2 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.[37]

Нет сомнений, что такая активность иностранца (гражданина Республики Грузия) имела в своей основе не только личную заинтересованность заявителя, но и публичное значение конституционного разрешения по крайней мере отдельных вопросов, поставленных заявителем перед Судом. В то же время нельзя не признать, что подобного рода примеры, относящиеся к рассмотрению Конституционным Судом жалоб некоторых своего рода «постоянных клиентов конституционного правосудия» (а они есть, начиная от одного из известных в городе Воронеже юриста и заканчивая несколькими лицами, отбывающими длительные сроки лишения свободы, количество конституционных жалоб которых исчисляется десятками), заставляют задуматься над проблемой злоупотребления правом на конституционную жалобу. При очевидности и, естественно, возможности подтверждения факта злоупотребления заявителем своим правом на подачу жалобы в Конституционный Суд данное обстоятельство должно рассматриваться как основание для отказа в принятии такой жалобы как недопустимой. Такой подход находит свое подтверждение и в практике Европейского Суда по правам человека.[38]

2.3. Юридические лица как субъекты обращения в Конституционный Суд

Отсутствие в Конституции Российской Федерации четкого определения категории допустимости конституционной жалобы по субъектному составу, а также предусмотренная ст. 96 Закона «О Конституционном Суде РФ» возможность обращения в федеральный орган конституционного правосудия объединения граждан, с учетом распространения на данное законодательное положение требования о нарушении оспариваемой нормой прав и свобод граждан, а не их объединений, порождает вопрос о допустимости обращения в Конституционный Суд объединения граждан при условии, что примененной или подлежащей применению в деле заявителей законодательной нормой были нарушены права соответствующего объединения[39]. Разрешая данную проблему, Конституционный Суд Российской Федерации изначально взял курс на наиболее оптимальное с точки зрения правозащитной функции и социального предназначения института конституционного контроля истолкование соответствующих взаимосвязанных положений Конституции Российской Федерации и Закона «О Конституционном Суде РФ».

Для оценки конституционности обжалуемых заявителями законоположений Конституционный Суд Российской Федерации предварительно разрешил вопрос о допустимости обращения с точки зрения субъектного состава.

По смыслу ст. 96 Закона «О Конституционном Суде РФ» граждане и созданные ими объединения вправе обратиться с конституционной жалобой на нарушение прав, в частности, самого объединения в тех случаях, когда его деятельность связана с реализацией конституционных прав граждан, являющихся его членами (участниками, учредителями). В данном случае акционерное общество, товарищества и общество с ограниченной ответственностью, обратившиеся в Конституционный Суд Российской Федерации, по своей сути являются объединениями – юридическими лицами, которые созданы гражданами для совместной реализации таких конституционных прав, как право свободно использовать свои способности и имущество для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности (ч. 1 ст. 34 Конституции Российской Федерации) и право иметь в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом как единолично, так и совместно с другими лицами (ч. 2 ст. 35 Конституции Российской Федерации). Следовательно, на данные объединения граждан в качестве субъектов названных прав в полной мере распространяется требование ст. 57 Конституции Российской Федерации о недопустимости придания обратной силы законам, ухудшающим положение налогоплательщиков.

Нарушение законом конституционных прав и свобод служит основанием для обращения за их защитой в Конституционный Суд Российской Федерации. Заявители по данному делу – товарищества и общество с ограниченной ответственностью и акционеры акционерного общества реализовали это свое правомочие.

Таким образом, рассматриваемые жалобы являются в соответствии с требованиями Закона «О Конституционном Суде РФ» допустимыми.[41]

Двумя годами позже Конституционный Суд Российской Федерации в развитие использованного им в приведенном решении правозащитного подхода расширил категорию «объединение граждан», включив в нее в том числе акционерные общества и государственные унитарные предприятия. Дело в том, что Конституция Российской Федерации в рамках получившей всеобъемлющее, комплексное закрепление модели рыночной конституционной экономики[42] гарантирует равную защиту всех форм собственности – частной, муниципальной, государственной, следовательно, равная защита, и в первую очередь равная судебная защита, должна быть обеспечена всем лицам, осуществляющим правомочия собственника.

Согласно ч. 1 ст. 96 Закона «О Конституционном Суде РФ» правом на обращение в Конституционный Суд Российской Федерации с индивидуальной или коллективной жалобой на нарушение конституционных прав и свобод обладают граждане, чьи права и свободы нарушаются законом, примененным или подлежащим применению в конкретном деле, и объединения граждан. Право акционерных обществ на обращение с жалобой в Конституционный Суд Российской Федерации обосновано в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 24 октября 1996 г. по делу о проверке конституционности ч. 1 ст. 2 Федерального закона от 7 марта 1996 г. «О внесении изменений в Закон Российской Федерации «Об акцизах». Исходя из этой правовой позиции жалоба АО «Кондопожский комбинат хлебопродуктов» является допустимой в соответствии с требованиями Закона «О Конституционном Суде РФ».

В отличие от акционерного общества, обладающего правом частной собственности на свое имущество, НИЦИАМТ как государственное унитарное предприятие собственником имущества не является, а обладает правом хозяйственного ведения. Между тем согласно ст. 8 (ч. 2) Конституции Российской Федерации в Российской Федерации частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности признаются и защищаются равным образом. Юридические лица, как частные, так и государственные (независимо от их организационно-правовой формы), являются субъектами конституционной обязанности платить законно установленные налоги и сборы, закрепленной ст. 57 Конституции Российской Федерации.

Споры по жалобам юридических лиц, возникающие при определении соответствия законов ст. 57 Конституции Российской Федерации, затрагивают ряд конституционных прав граждан, в частности право на равенство, право частной собственности, право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской деятельности.

Поскольку конституционная обязанность платить законно установленные налоги и сборы распространяется на всех налогоплательщиков, на государственные предприятия – юридические лица распространяются и конституционные принципы и гарантии в той степени, в какой эти принципы и гарантии могут быть к ним применимы.

Следовательно, жалоба НИЦИАМТ также может быть признана допустимой в соответствии с требованиями Закона «О Конституционном Суде РФ».[44]

2.4. Некоммерческие объединения, муниципальные образования

Конституционным Судом Российской Федерации в качестве допустимых рассматриваются жалобы, поступающие и от некоммерческих объединений, включая религиозные, правозащитные и иные общественные объединения.[45]

Особым субъектом обращения в Конституционный Суд Российской Федерации является население муниципального образования, представляющее собой коллективного носителя права на осуществление местного самоуправления и, соответственно, располагающее возможностью защищать гарантируемые Конституцией Российской Федерации права и свободы, связанные с осуществлением местным сообществом самостоятельной и под свою ответственность деятельности по решению вопросов местного значения, в рамках судебной процедуры, включающей, разумеется, и конституционное судопроизводство. Не имея прямого законодательного закрепления, это положение получило свое обоснование в виде имеющей общеобязательное значение правовой позиции Конституционного Суда.

Анализируя возможности судебной защиты прав граждан, включая выборных должностных лиц, и населения муниципального образования в целом в связи с осуществлением процедур досрочного отзыва выборных должностных лиц муниципального образования, Суд указал, что субъектом права на самостоятельное осуществление муниципальной власти – непосредственно и через органы местного самоуправления – выступает население муниципального образования (ч. 2 ст. 3, ст. 12, ч. 2 ст. 130 Конституции Российской Федерации). Согласно ст. 133 Конституции Российской Федерации местное самоуправление в Российской Федерации гарантируется правом на судебную защиту. Данное положение во взаимосвязи со ст. 46 (ч. 1 и 2) Конституции Российской Федерации призвано обеспечить защиту в суде прав и законных интересов всех лиц, чьи права могут быть затронуты в процессе отзыва, с тем чтобы гарантировать в том числе право возражать против его проведения. Право на судебную защиту может быть использовано отзываемым выборным должностным лицом, органами местного самоуправления, а также самими избирателями – как сторонниками, так и противниками отзыва, и должно служить предупреждению необоснованного отзыва, объективно приводящего к дестабилизации местного самоуправления в соответствующем муниципальном образовании.

Обжалованию в судебном порядке подлежат в силу ст. 46 (ч. 1 и 2) Конституции Российской Федерации и действующего законодательства любые юридически значимые решения и действия (или бездействие), связанные с основаниями и процедурой отзыва выборного должностного лица местного самоуправления. В процедуре конституционного судопроизводства в соответствии со ст. 125 (ч. 4) Конституции Российской Федерации могут быть оспорены и сами законы – федеральные и законы субъектов Российской Федерации, примененные или подлежащие применению в конкретном деле, по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и их объединений. Как следует из данной конституционной нормы в системном единстве с ч. 1 ст. 96 Закона «О Конституционном Суде РФ», при этом не исключается защита средствами конституционного правосудия прав муниципальных образований как территориальных объединений граждан, коллективно реализующих на основании Конституции Российской Федерации право на осуществление местного самоуправления.

Конституционное право на судебную защиту местного самоуправления получило нормативное развитие в положениях федерального законодательства о судопроизводстве и о судебной системе Российской Федерации и в Федеральном законе от 6 октября 2003 г. № 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» (ст. 46 и 52). Данное право может быть использовано и в связи с назначением и осуществлением отзыва и реализуется в процедурах административного судопроизводства.[47]

Из данной правовой позиции Конституционного Суда РФ вытекает, что право на судебную защиту в конституционном судопроизводстве является разновидностью коллективных муниципальных прав местного сообщества[48], которое может быть реализовано от имени местного сообщества выборным должностным лицом, органами местного самоуправления, а также самим населением муниципального образования.

Следует при этом иметь в виду, что сформулированная Конституционным Судом правовая позиция, признающая муниципальные образования субъектами обращения в Конституционный Суд, не исключает необходимости закрепления данного права на надлежащем законодательном уровне, что позволило бы в том числе более детально урегулировать порядок и особенности обращения в Суд от имени муниципального образования органов местного самоуправления, с одной стороны, и непосредственно населения – с другой. Важно, например, иметь в виду, что бы в обращении органа местного самоуправления был выражен интерес не самого органа, а муниципального образования как «территориального объединения граждан, коллективно реализующих на основании Конституции Российской Федерации право на осуществление местного самоуправления». Что же касается процедуры, то в целом она должна соответствовать процедуре обращений граждан.[49]

2.5. Запрос суда – опосредованная конституционная жалоба

Наряду с правомочием гражданина обращаться в Конституционный Суд Российской Федерации с конституционной жалобой непосредственно, ч. 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации предусматривает и опосредованную форму защиты гражданином нарушенных законом прав и свобод. Запрос суда в Конституционный Суд РФ – это правовой институт в системе конституционного судопроизводства, регулирующий деятельность судов общей юрисдикции и арбитражных судов по участию в возбуждении и рассмотрении дел о конституционности законов, примененных или подлежащих применению в конкретном деле[50]. По количеству обращений в Конституционный Суд РФ в связи с защитой прав и свобод человека и гражданина на втором месте после граждан (от них поступило 58% таких обращений) находятся суды общей юрисдикции и арбитражные суды (17% обращений за 12-летний период деятельности Конституционного Суда РФ).

Эта форма заключается в обязанности[51] суда любого вида юрисдикции и любой инстанции в случае, если при рассмотрении конкретного дела суд придет к выводу о несоответствии Конституции Российской Федерации закона, примененного или подлежащего применению в указанном деле, приостановить разбирательство и обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с запросом о проверке конституционности данного закона (ст. 101—103 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», абз. 6 ст. 215 и абз. 5 ст. 217 ГПК РФ, ч. 3 ст. 13 и п. 1 ч. 1 ст. 143 АПК РФ). При этом суд может направить запрос в Конституционный Суд Российской Федерации как по собственной инициативе, так и по ходатайству заинтересованного лица. Однако вне зависимости от того, связано направление запроса с активностью одной из сторон по делу или же это проявление самостоятельной инициативы суда, по своей правовой природе такой запрос представляет опосредованную конституционную жалобу и он не должен приобретать форму абстрактного нормоконтроля. Данный тезис, правда, требует некоторых пояснений.

Во-первых, регулирование непосредственной конституционной жалобы и судебного запроса в Конституционный Суд Российской Федерации содержится в рамках одной и той же нормы Конституции Российской Федерации (ч. 4 ст. 125), что свидетельствует о их сущностном единстве с точки зрения конституционного законодателя.

Во-вторых, предпосылкой допустимости и конституционной жалобы, и судебного запроса является применение или реальная возможность применения оспариваемого закона в конкретном деле. Из этого следует, что ходатайство перед судом о направлении запроса в Конституционный Суд Российской Федерации выступает в качестве специфической процессуальной формы возбуждения процедуры конституционной защиты прав и свобод конкретного лица, а инициативный запрос суда является выражением правозащитной функции правосудия, объективирующейся во вспомоществовании конкретному лицу защитить его права и свободы в наиболее полном объеме[52]. Нельзя в данном случае не обратить внимание и на то, что зачастую судебные органы используются заинтересованными лицами, наделенными законодательством Российской Федерации правом на конституционную жалобу, в качестве способа обеспечения наиболее благоприятного режима конституционного судопроизводства. Здесь имеется в виду: а) несколько более ускоренный порядок принятия запроса суда к рассмотрению – направление его непосредственно на предварительное изучение судье Конституционного Суда Российской Федерации в порядке ст. 41 Закона «О Конституционном Суде РФ», как правило, сокращая таким образом процедуру изучения обращения Секретариатом Конституционного Суда Российской Федерации; б) уход гражданина от уплаты государственной пошлины и, наконец, в) привлечение на сторону заинтересованного лица авторитета суда.

Порой стремление к достижению «режима наибольшего благоприятствования» в конституционном судопроизводстве приводит к противоречие, нежелательным результатам. Примером может быть рассмотренное Конституционным Судом Российской Федерации дело о проверке конституционности абз. 2 п. 3 ст. 6 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации»[53]. Основанием для рассмотрения данного дела послужили самостоятельные обращения в Конституционный Суд Российской Федерации администрации муниципального образования «Смольнинское» и Санкт-Петербургского городского суда по одному и тому же вопросу, поскольку в производстве данного суда находилось дело по заявлению администрации указанного муниципального образования. Администрация муниципального образования «Смольнинское», как заинтересованный субъект, фактически воспользовалась своим правом на конституционную жалобу дважды – посредством непосредственного обращения и через судебный запрос, т. е. посредством опосредованной конституционной жалобы.

В-третьих, и конституционная жалоба, и судебный запрос в Конституционный Суд Российской Федерации имеют в качестве своего сущностного наполнения определенное сочетание частного и публичного элементов, каждый из которых получает большее или меньшее содержательное раскрытие в зависимости от конкретных обстоятельств дела. Из этого непосредственно вытекает внутреннее единство гражданской и судебной процедур инициирования конституционного судопроизводства, заключающееся в сбалансированности механизма конституционно-судебной защиты прав и свобод конкретного индивида, а также иных субъектов, подпадающих под действие оспариваемой нормы, и, таким образом, отражающее оптимальный баланс частных и публичных интересов.

Соответственно можно выделить конституционные жалобы с преобладающим публичным элементом и, напротив, судебные запросы с преобладающим частным элементом. Так, граждане С.А. Бунтман, К.А. Катанян и К.С. Рожков обратились в Конституционный Суд Российской Федерации с требованием признать не конституционными некоторые положения Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», регулирующие деятельность организаций, осуществляющих выпуск средств массовой информации, в связи с информационным обеспечением выборов[54]. По мнению заявителей, чрезвычайно широкое законодательное определение предвыборной агитации, не позволяющее провести четкого разграничения между предвыборной агитацией и информированием избирателей, предвыборной агитацией и выражением журналистом своего мнения, во взаимосвязи с запретом представителям средств массовой информации при осуществлении ими профессиональной деятельности проводить предвыборную агитацию под угрозой дисциплинарной и административной ответственности, а также принудительного прекращения деятельности СМИ, нарушало их конституционные права, в том числе право на свободу слова и свободу массовой информации. Вместе с тем заявители подчеркивали, что подобное законодательное регулирование информационных отношений в предвыборный период несет в себе серьезную угрозу институту свободных выборов, т. к. избиратели будут вынуждены определить свое отношение к тем или иным кандидатам в условиях отсутствия надлежащей информированности, проистекающей как из невозможности СМИ распространять сведения в отношении кандидатов, так и из невозможности граждан вести публичную политическую дискуссию по жизненно важным для общества и государства вопросам. Таким образом, доминирующим аспектом данной конституционной жалобы являлась защита целого комплекса публичных интересов, таких как существование института свободных выборов и независимых и самостоятельных средств массовой информации, реальная возможность публичного обсуждения принципиальных вопросов жизнедеятельности общества и государства. И лишь на втором плане обозначался вопрос о пересмотре неправомерно возложенных на заявителей дисциплинарных и административных взысканий.

Применительно к запросам судов с преобладающим частным элементом следует заметить, что большинство судебных обращений в Конституционный Суд Российской Федерации необходимо отнести именно к данной категории по причине возбуждения судебной процедуры защиты прав самими гражданами.

Придя к выводу о несоответствии Конституции Российской Федерации подлежащих применению в данном деле положений Закона Российской Федерации от 14 июля 1992 г. № 3297-1«О закрытом административно-территориальном образовании», согласно которым: в особый режим безопасного функционирования предприятий и (или) объектов в закрытом административно-территориальном образовании включаются ограничения на въезд и (или) постоянное проживание граждан на его территории (п. 1 ст. 3); решение об обеспечении особого режима в отношении конкретного закрытого административно-территориального образования принимается Правительством Российской Федерации, а обеспечение особого режима осуществляется в порядке, установленном Правительством Российской Федерации (п. 2 ст. 3); органы местного самоуправления закрытого административно-территориального образования участвуют совместно с руководителями предприятий и (или) объектов, по роду деятельности которых созданы закрытые административно-территориальные образования, и органами федеральной службы безопасности в порядке, устанавливаемом Правительством Российской Федерации, в определении пропускного режима в закрытом административно-территориальном образовании, за исключением режимных территорий (абз. 4 п. 2 ст. 4); органы местного самоуправления закрытого административно-территориального образования по согласованию с органами федеральной службы безопасности имеют право давать разрешение на въезд граждан в закрытое административно-территориальное образование и выезд из него, за исключением режимных территорий предприятий и (или) объектов, находящихся в границах внутренних контролируемых и (или) запретных зон (абз. 5 п. 2 ст. 4), суд обратился с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации с требованием признать названные положения неконституционными по основанию неопределенности их нормативного содержания.[55]

Очевидно, что в данном случае суд исходил в первую очередь из необходимости защиты частного интереса конкретного гражданина.

В наиболее развернутом варианте сущностное единство конституционной жалобы и судебного запроса в Конституционный Суд Российской Федерации на основе сбалансированности частного и публичного элементов (соотношение защищаемого частного и публичного интереса) проявляется при предметном совпадении обращений в федеральный орган конституционного правосудия граждан и судебных органов. К примеру, в конце 2003 г. Конституционный Суд Российской Федерации рассматривал дело по запросам судов общей юрисдикции и жалобам граждан о проверке конституционности ряда положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, которыми определяются последствия отказа от обвинения или изменения обвинения государственным обвинителем при производстве в суде первой инстанции и регламентируется содержание решений, принимаемых по уголовному делу судами первой, кассационной и надзорной инстанций при выявлении нарушений закона, допущенных в ходе предварительного следствия или дознания.[56]

В Конституционный Суд Российской Федерации могут обратиться суды любой юрисдикции и любой инстанции, в том числе и конституционные (уставные) суды субъектов Российской Федерации, и такие случаи не редки в практике федерального конституционного правосудия[57]. При этом необходимо учитывать, что обращение судов в Конституционный Суд может быть направлено только в порядке конкретного нормоконтроля. Это означает, что запрос суда не только должен проистекать из конкретного дела, находящегося в производстве данного суда, но и должен быть связан с защитой нарушенных конституционных прав и свобод человека и гражданина. К сожалению, суды не всегда учитывают это обстоятельство, порой их запросы (в целом или в какой-то части) содержат вопросы, относящиеся к абстрактному нормоконтролю.

Указав на то, что положением ч. 6 ст. 388 УПК РФ не ограничиваются полномочия суда или судьи, в случае несогласия с указаниями суда кассационной инстанции, сформулированными применительно к самому существу уголовного дела и выступающими в качестве препятствия для вынесения законного, обоснованного и справедливого приговора, суд вправе при новом рассмотрении дела, подчиняясь только Конституции РФ и федеральному закону (ч. 1 ст. 120 Конституции РФ), самостоятельно принять в пределах собственной компетенции процессуальное решении.

Согласно ст. 123 (ч. 1) Конституции Российской Федерации судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Как неоднократно указывал в своих решениях Конституционный Суд Российской Федерации, применительно к уголовному судопроизводству это предполагает, что суд в ходе производства по делу не может становиться ни на сторону обвинения, ни на сторону защиты, подменять стороны, принимая на себя их процессуальные правомочия, а должен оставаться объективным и беспристрастным арбитром (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 20 апреля 1999 г. № 7-П, от 14 января 2000 г. № 1-П, от 4 марта 2003 г. № 2-П, от 8 декабря 2003 г. № 18-П). Функция правосудия (разрешения дела), осуществляемая только судом, отделена от функций спорящих перед судом сторон. Суд при этом уполномочен разрешать подсудные ему дела лишь на основе соответствующих обращений участников судопроизводства, выступающих на стороне обвинения или защиты, либо обращений иных лиц, чьи права и законные интересы были затронуты действиями и решениями органов и должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство. Наделение же суда в ходе производства по уголовному делу полномочиями по оспариванию решений, принятых другими, в том числе вышестоящими, судами, на чем настаивает в своем запросе Всеволожский городской суд Ленинградской области, фактически превращало бы его из органа правосудия в одну из спорящих сторон и тем самым приводило бы к нарушению ст. 46 (ч. 1) и 120 Конституции Российской Федерации.

Исходя из этого, Конституционный Суд пришел к выводу о том, что отсутствие таких полномочий у суда не затрагивает конституционные права и свободы граждан А.А. Мкртычяна и П.Н. Байкова, в рамках уголовного дела по обвинению которых Всеволожский городской суд Ленинградской области обратился в Конституционный Суд РФ. При таких условиях не имеется предусмотренных ст. 36 (ч. 2) Закона «О Конституционном Суде РФ» оснований для рассмотрения запроса Всеволожского городского суда Ленинградской области в порядке конституционного судопроизводства.

Сказанное позволяет сделать вывод о наличии в современной России надлежащей законодательной регламентации права на конституционную жалобу, обеспечивающей оптимальные и сбалансированные возможности для граждан защитить свои конституционные права и свободы в рамках конституционного судопроизводства. В этом смысле вполне можно согласиться с утверждением, что успешная конституционная защита прав граждан невозможна, если к этой защите активно не была бы подключена вся судебная система, включая суды общей и арбитражной юрисдикции, конституционные суды.[59]

Анализ положения ч. 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации и корреспондирующих ему норм Закона «О Конституционном Суде РФ» позволяет выявить ряд критериев допустимости конституционной жалобы или, иначе говоря, условий реализации права на конституционную жалобу.[60]

3.1. Если конституционная жалоба недопустима в связи с неподведомственностью

Как свидетельствует практика деятельности Конституционного Суда РФ, граждане весьма широко прибегают к праву на обращение в Конституционный Суд. Вместе с тем нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что количество обращений, направляемых в высший орган конституционного контроля Российской Федерации, существенным образом превышает количество выносимых Конституционным Судом РФ на основе жалоб граждан решений[61]. Одной из основных причин этого являются проблемы, связанные с невозможностью признания соответствующих обращений в качестве конституционных жалоб ввиду несоблюдения установленного порядка реализации соответствующего конституционного права. Так, удельный вес (в процентном отношении) явно неподведомственных Конституционному Суду РФ обращений в общем количестве хоть и снизился с 82% в 1992 г. до 51% в 2004 г., никогда за весь период деятельности Конституционного Суда РФ не был менее 50%. В ряду неподведомственных Конституционному Суду значительным остается число обращений о пересмотре решений и приговоров судов общей юрисдикции. Так, из общего количества поступивших в Конституционный Суд в 2004 г. обращений (15 561 обращение) количество неподведомственных «жалоб на другие суды» составило 338, включая 279 по гражданским делам, 73 человека просили оказать содействие в пересмотре приговоров, устранении нарушений при проведении дознания и следствия.

Нередки случаи направления в Конституционный Суд РФ и обращений, содержащих признаки злоупотребления правом на конституционную жалобу. Разграничение предметной компетенции между судами общей юрисдикции, арбитражными судами и конституционным судом является одной из важных в этом плане проблем.[62]

Вместе с тем даже в случаях, если обращение не соответствует установленным требованиям, Секретариат Конституционного Суда РФ может разъяснить положения Закона «О Конституционном Суде РФ», касающиеся порядка обращения в Конституционный Суд РФ, в необходимых случаях предоставить выписки из данного Федерального конституционного закона и реквизиты для оплаты государственной пошлины, оказать содействие обратившемуся в надлежащем оформлении жалобы (к примеру, в 2004 г. количество таких лиц составило 150). В случае, если обращение явно не подведомственно Конституционному Суду РФ, Секретариат Конституционного Суда РФ может направить его в государственные органы и организации, компетентные решать поставленные в нем вопросы (ч. 4 ст. 40 Закона «О Конституционном Суде РФ»). Данная норма, направленная на оказание гражданину правовой помощи и имеющая глубоко позитивный правозащитный потенциал, ни в коем случае не может рассматриваться в качестве препятствия для реализации права на конституционную жалобу.

Изучив представленные заявителем материалы, Конституционный Суд РФ не нашел оснований для принятия его жалобы к рассмотрению, поскольку его права оспариваемой нормой нарушены не были.

Из представленных материалов следовало, что заявитель по существу выражает несогласие с решением Пенсионного фонда Российской Федерации по Челябинской области об отказе в повышении расчетного размера его пенсии с учетом п. «и» ст. 110 Закона Российской Федерации «О государственных пенсиях в Российской Федерации» на основании предоставленной им справки о реабилитации. Между тем проверка правильности конвертации пенсионных прав застрахованных лиц в расчетный пенсионный капитал может быть осуществлена только вышестоящим органом (в данном случае – Пенсионным фондом Российской Федерации) или в порядке, установленном законодательством о гражданском судопроизводстве. Для рассмотрения обращения заявителя по существу на основании ч. 4 ст. 40 Закона «О Конституционном Суде РФ» оно и было направлено в Департамент организации назначения и выплаты пенсий Пенсионного фонда Российской Федерации.

В течение 2004 г. было оказано содействие в приеме граждан Верховным Судом РФ, Генеральной прокуратурой РФ, приемной Администрации Президента РФ, приемными Министерства внутренних дел РФ и Министерства обороны РФ.

3.2. Форма нормативно-правового акта как критерий допустимости конституционной жалобы