Как вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил
Довольно распространено мнение, что первых своих слушателей и почитателей Владимир Высоцкий обрел после своих талантливых стилизаций под «блатные песни». Получил устойчивый «бедовый» имидж, который, увы, для многих чиновников того времени (особенно из числа «официоза от культуры») так и не выветрился с годами.
Но «полукриминальная романтика» в советские годы все же подразумевала исключительно подпольное ее существование: как исполнение, так и прослушивание. Тогда привычная ситуация наших дней: с «Радио Шансон», на всю катушку завывающее в маршрутке что-нибудь про гоп-стоп и лагерную жизнь – была просто немыслима. Бдительные граждане сразу могли сообщить кому нужно. Поэтому «дворовые» песни Высоцкого слушали исключительно в закрытом кругу – на кухнях, дачах, где-нибудь в палатках геологической партии или артели золотодобытчиков.
Лариса Лужина: Мимолетное общение с Высоцким во времена его приходов в общежитие я не считаю. Просто мы, студенты и студентки ВГИКа, слушали его песни, он нам там что-то такое пел. Но к нам много кто приходил из певцов, уже в то время знаменитых. Например, Муслим Магомаев приходил в общежитие – поэтому я как-то тогда особо и не обращала внимания на Володю. Тем более что те его песни не очень-то и воспринимала, не особенно слушала: они были все немного «приблатненными». Это были его самые ранние песни. А вот на съемках фильма «Вертикаль» мы с ним познакомились ближе. И там Володя раскрылся с другой стороны. Хотя для нас он не был кумиром каким-то: мы просто знали, что он певец, сочинитель – поет свои песни. Станислав Сергеевич Говорухин его уже хорошо знал, уже с ним дружил, поэтому он и взял его сниматься в эту картину. Для этого фильма ему нужен был Высоцкий.
Нужно признать, что действительно всенародная (и всесоюзная!) известность к Высоцкому пришла именно с «альпинистских» песен, исполненных им в фильме «Вертикаль». Песни не только зазвучали с киноэкрана, но и передавались по радио, выходили на пластинках. И стали своеобразным «легитимным» пропуском в мир советских масс-медиа.
Фильм стал воистину звездным для молодого актера Высоцкого. И именно с него и начала восходить звезда Высоцкого-барда.
Лариса Лужина: Станиславу Сергеевичу Говорухину дали этот сценарий – фильма про горы – поскольку он имел второй разряд по альпинизму. И, как говорится, хорошо знал тему. Правда предложенный сценарий ему сразу не понравился: первоначально фильм назывался «Одержимый». И они с Борисом Дуровым, вторым режиссером фильма, кардинально переделали весь предложенный сценарий. Хотя намного лучше от этого он все равно не стал. Если честно, даже в окончательном виде сценарий был очень слабый. Да и фильм сам по себе – не ахти какой! Поэтому, наверное, так был нужен в нем Высоцкий! Говорухин знал многие песни Володи: ему хотелось, чтобы Высоцкий у него снимался. Но, насколько знаю, студия запретила снимать Владимира Семеновича, так как именно в те годы он как раз находился под негласным запретом.
Интересно, что как раз вот этот негласный запрет и был снят фильмом «Вертикаль». После этой кинокартины Высоцкого стали отождествлять не с «блатным», а с совершенно с другим репертуаром. Впрочем, не все. Иногда его стилизации про «мужественных ребят» с ледорубами и рюкзаками – все равно (до сих пор!) держат в разряде чуть ли не «блатных понятий»!
Константин Кедров: Очень мне не нравится песня Высоцкого: «Парня в горы тяни… там поймешь, кто такой». Там начинается этот жесткий испытательный срок и все такое. Жуткая, почти фашистская песня. Это опять какие-то дворовые, даже блатные инициации: «Если ты пацан – докажи! Или ты будешь отвергнут, станешь “опущенным”».
Хотя подобная точка зрения – скорее исключение. Ее придерживаются те, кто против перевоспитания личности, какой бы она не оказалась изначально. Мол, необходимо принимать человека таким, каким он хочет быть. Во что бы то ни стало!
Но для подавляющего большинства зрителей и слушателей, из хулигана-блатаря, поющего «политически сомнительные» песни, Высоцкий в одночасье превратился в символ мужественной, проникновенной, а главное – «правильной» советской романтики. В восторженного героя-альпиниста, уверяющего, что «лучше гор могут быть только горы». Хотя это и произошло не без помощи режиссера Говорухина, не отступающего от своего видения творческой задачи.
Лариса Лужина: Мы начали работать над «Вертикалью» в 1966 году. Высоцкий к этому времени уже начал где-то сниматься, хотя и очень понемногу. Уже работал в Театре на Таганке. Но публичные выступления ему тогда еще не разрешали проводить: он считался персоной нон-грата. К этому фильму у нас никаких кинопроб не было: Говорухин нас брал без них – всех, кого решил снимать. Но когда Говорухин назвал всех актеров, кого хотел бы видеть в фильме, директор студии отозвался категорично: нам, мол, не нужен твой Высоцкий! Это-де головная боль, обойдемся без него! Но Говорухин – человек в хорошем смысле «упертый». Его так просто не заставишь изменить свое решение. Он сказал: как хотите, я тогда вообще не буду снимать эту картину!
И тут сработал элемент удачи, тот самый счастливый случай. Могли бы ведь и вообще убрать Говорухина с режиссерского капитанского мостика. Но получилось – как получилось: за что поклонники Высоцкого до сих пор готовы благодарить счастливую планиду любимого певца и актера.
Лариса Лужина: В советские годы киностудия должна была выполнять план: определенное количество фильмов нужно было обязательно снять в календарный год. Если план не выполняли, что-то снимали из уже утвержденных ранее планов, деньги какие-то урезали, уменьшали общий бюджет киностудии. А это как раз была последняя картина, которую нужно было снять обязательно, чтобы киностудия выполнила план. И тут Говорухин категорично заявляет: без Высоцкого я не буду снимать! Поскольку руководству студии этот фильм был просто позарез необходим, они сдались: хорошо, пусть снимается Владимир Высоцкий, только чтобы не было ни одной песни! Говорухин понял, что все равно их в конце концов переиграет, поэтому с готовностью согласился: «Ладно, не будет его песен!» Так Володя Высоцкий и попал в картину.
А дальше – события стали происходить максимально благоприятно для включения песен Высоцкого в готовящуюся кинокартину. Чисто гипотетически: взялся бы Говорухин снимать фильм о дружном экипаже рыболовецкого траулера, мы бы и песни «на выходе» получили бы от Высоцкого совсем другие. Конечно, не «Ты морячка – я моряк, Ты рыбачка – я рыбак». Уверен, что-то гораздо более проникновенное. Только уже не про горы, а, скажем, про соленые брызги да крепкие снасти.
А тут – Высоцкий целиком окунулся в новую для себя среду! Ведь чтобы попасть «в десятку», чтобы песни органично «легли» в фильм об альпинистах – ему нужно было создать не «нечто на горные мотивы», а непосредственно что-то, идущее от духа гор: песни из самой сердцевины альпинистской темы, чтобы люди, живущие от восхождения до восхождения, восприняли их своими.
Лариса Лужина: Мы снимались в фильме целых пять месяцев. Причем непосредственно в горах: Кабардино-Балкария, Баксанское ущелье. Рядом был Эльбрус, гора Ужба. Жили мы в гостинице «Иткол» – она находилась на большой высоте и предназначалась в основном для горнолыжников и скалолазов.
Итак, необходимый антураж имеется. Все необходимое для вдохновения располагается вокруг: снизу, вверху, сбоку… Осталось лишь получить всю сопутствующую информацию: чтобы не быть голословным, не надумывать да додумывать.
Лариса Лужина: У нас на съемках «Вертикали» очень известные альпинисты работали – Елисеев, Кахиани, Маргиани, Абалаков. Все – заслуженные мастера спорта. Они и снимались в нашей картине, и были нашими консультантами. Конечно, мы все находились в общей компании – и актеры, и скалолазы. А Володя очень любознательный был, всем интересовался! Всегда расспрашивал какие-то нюансы об альпинизме: как что называется, как снаряжение используется.
Важно, что Высоцкий не просто хотел получить некий информационный массив, который можно бы было затем переплавить в песни. Подход известный, хотя больше чисто журналистский: накидал антуража да экзотики, желательно с профессиональными терминами, причесал, облек в некую удобоваримую форму – и вперед! Тут же у Высоцкого стояла совсем иная задача, которую традиционно ставят перед собой актеры: вжиться в тему, максимально точно ее прочувствовать, прожить ее, пропустить через себя. Поэтому так и интересовали Высоцкого все нюансы этого нового для него, альпинистского мира. В том числе – даже те, что не могли по ряду причин быть использованы при написании песен.
Лариса Лужина: Я сама слышала, как эти ребята, альпинисты, рассказывали Володе, например, такую историю. Они шли на очень сложное восхождение, и у них сорвалась девочка – упала на скалу, ее не смогли удержать. И тело разрезало почти напополам. Они много ему таких жутких историй рассказывали. Но многое из того, что они говорили, я не слышала – они с одним Володей беседовали. Не то чтобы от меня что-то скрывали! Но я просто не могла сидеть ночами напролет и все это выслушивать. Мне как-то и не нужно это тогда было. А вот Володе все это было дико интересно! Почему он всю эту романтику альпинистов очень точно ощущал? Почему, например, «Песня о друге» возникла? Думаю, потому, что в тех рассказах как раз было то самое важное, что крепко связывает ребят-альпинистов, а именно – дружба. Когда они в горах находятся, друг за друга готовы жизнь отдать!
Да, песни для фильма получились жизнеутверждающими. Но для этого Высоцкий должен был «пропустить» через себя много трагического – не только рассказы о радости покорения вершин, но и о горечи потери друзей, нашедших в горах свой последний скорбный приют.
Лариса Лужина: Помню, альпинисты из нашей съемочной группы помогли спустить своего погибшего товарища. Там еще были пострадавшие. Это на наших глазах все происходило, на большой высоте – около четырех тысяч метров. Мы как-то занимались репетициями, а тут сверху спускаются два очень расстроенных парня-альпиниста. Они видят, что у нас экипировка альпинистская, спрашивают: «Вы альпинисты?» Мы отвечаем: «Нет, мы артисты. Мы кино снимаем». Тут Володя спрашивает: «Ребят, а что случилось-то?» Отвечают: пошли на восхождение четыре человека из клуба «Спартак». Вершину они, мол, не успели взять до ночи. А ночью по инструкции нельзя восхождение продолжать, поэтому и решили заночевать. Специальные металлические костыли вбили в скалу, привязались веревками – и вот в таком висячем положении ждали, как начнет рассветать. А тут начался камнепад. Одного альпиниста убило насмерть, еще двое – сильно пострадали. Хорошо, что у них с другой группой была радиосвязь! Они с ней связались, а те дали сообщение в лагерь «Шхельда», где находятся спасатели. Но пока еще спасатели поднимутся… Так вот эти ребята, как раз и были из той группы, с кем успели связаться попавшие под камнепад альпинисты. Мы были от пострадавших недалеко, поэтому наши ребята и не стали ждать спасателей. Саша Фадеев, Гена Воропаев, Володя Высоцкий, Станислав Сергеевич Говорухин, даже оператор Алик Осипов – все пошли. И помогли спустить пострадавших ребят в лагерь.
Думаю, что поведанная партнершей по фильму история как раз и доказывает, что для Высоцкого альпинистская тема была не просто дежурной стилизацией, пусть даже и вполне удачной. Ведь не по рассказам абстрактным его песни писались – а с соленым по́том и кровавыми мозолями на свет появлялись!
Лариса Лужина: Целый месяц мы жили так, как живут в горах альпинисты: на леднике, в палатках. Естественно, мы там и тренировались, и репетировали. Поэтому и приходилось делать все, что делали настоящие альпинисты. Даже нам с Володей: хотя он играл радиста, а я – врача. Но нужно было уметь носить рюкзаки, «зарубаться» ледорубом: ведь мы были на этой большой высоте – вместе со всеми! Мы не могли же где-то в гостинице отсиживаться!
Отсидеться в гостинице никому бы не позволил требовательный режиссер Говорухин. Даже своему другу Владимиру Высоцкому. Днем – работа со съемочной группой: тренировки со снаряжением, репетиции, прогоны, дубли, съемки. Вечером – после столь насыщенной дневной программы, по идее, ранний отбой и здоровый сон. Но это только по идее…
Лариса Лужина: Вся съемочная группа очень сдружилась, потому что мы жили в достаточно спартанских условиях. После одиннадцати часов вечера в гостинице был строгий режим: нельзя было выходить из своих номеров. Даже свет специально везде гасили. Но это было очень забавно, потому что все равно все ползали по балконам – перелезали из номера в номер. Если выйти вечером, после одиннадцати, и со стороны посмотреть – то там буквально шевелилась вся стена! А потом всю ночь сидели в номерах и разговаривали. Володя Высоцкий все ночи напролет просиживал с альпинистами: они ему рассказали столько историй, столько песен своих спели! У них же тоже были какие-то свои, самодеятельные песни на тему альпинизма.
Важно отметить, что не каждый мог добиться подобной привилегии: просиживать ночи с инструкторами. Для этого действительно нужно было быть самим Высоцким! Интересно свидетельство еще одного эксперта про информацию, которая витала уже непосредственно внутри «альпинистского сообщества» того времени.
Андрея Юрков: Владимир Высоцкий во время пребывания в горах быстро нашел ход в инструкторскую столовую – своего рода полузакрытый клуб, предназначенный строго для избранных. Это единственное место в любом альплагере, где полуофициально разрешалось употреблять алкогольные напитки. Вообще-то, в альплагерях всегда соблюдался жесткий сухой закон, но после серьезных восхождений узкому кругу лиц это негласно позволялось. Красивых видов из альплагеря и общения вечерами в инструкторской столовой с бывалыми альпинистами Владимиру Высоцкому вполне хватало для глубокого погружения в свое творчество. Так песни и рождались!
Это, кстати, к теме строгого режима, неких правил распорядка, норм, устоев, традиций, гласных и негласных законов… и прочих условностей. Не думаю, что Высоцкий не принимал их просто в силу своего перманентного бунтарства. Скорее – просто не замечал. Если не мешали – то пусть будут себе. А так – ниспровергал, особо не задумываясь. Во имя творческого вдохновения…
Лариса Лужина: Хотя это только вначале все строго запрещалось. А потом, когда уже вовсю стали сниматься, Володя Высоцкий уже постоянно внизу появлялся, на первом этаже гостиницы. У нас там находились столовая, ресторан-бар – и мы вечером стали частенько собираться там. Володя всегда был с гитарой. И, естественно, всегда пел свои песни. Причем это не выглядело, как концерты. Нет, он просто нам, своим друзьям и коллегам, исполнял написанные им вещи.
Вот такой ритм жизни. Днем – напряженная работа. Вечером – импровизированный концерт для друзей. Ночью – беседы с профессиональными альпинистами, изучение «горной темы» из первых уст. А когда же он тогда написал все эти свои ставшие столь знаменитыми песни из «горного цикла»?
Лариса Лужина: Я не видела, когда Высоцкий в горах писал. Или хотя бы записывал в блокнот какие-то свои мысли, отдельные строчки. И он никогда никому не показывал какие-то черновики, наброски. Я часто слышала от общих друзей, что он именно по ночам писал свои песни: сидел, работал. Наверное, так и есть, потому что днем – ну просто некогда было этим заниматься!
Так ведь нашел время! Ведь, как уверяют исследователи, на начало съемок готовых «домашних заготовок» у Высоцкого в творческом загашнике не имелось. Все рождалось непосредственно в процессе, во время погружения в соответствующую атмосферу. Как вариант, возможно, Высоцкому иногда необходимо было выйти из данной альпинистской ауры. Чтобы посмотреть на ситуацию немного со стороны. Во всяком случае, есть свидетельство, что Владимир Семенович привозил альпинистские песни во время коротких вылазок на большую землю.
Лариса Лужина: Кстати, с песней «О друге» была очень смешная история. Володя иногда ненадолго улетал в Москву: он все-таки уже в Театре на Таганке тогда работал. А когда возвращался – обязательно всегда с новой песней. Так вот, Говорухин после очередного возвращения Володи зашел к нему в номер. Но Высоцкого там не застал – Володя куда-то вышел. А мы же там не запирались, все номера были открыты… Он заходит – а на столе лежат листочки с песней «Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг…». Она запоминается очень легко. Говорухин прочитал, запомнил. А потом встречает Володю на съемочной площадке и говорит Высоцкому: «Слушай, ты можешь написать что-нибудь о дружбе? Песню о друге, скажем? Например, как-нибудь вот так: “Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг – а так…”» У Володи глаза начинают на лоб лезть: он бледнеет, потому что Говорухин слово в слово повторяет его песню. А Станислав Сергеевич просто решил Высоцкого разыграть! Но Володя-то не знал о том, что тот уже прочитал его песню. Высоцкий нахмурился, спрашивает: «А почему именно такое начало?» На что Говорухин с серьезным лицом отвечает: «Да я уже слышал здесь примерно вот такую же: ребята-альпинисты ее пели!» И Володе аж плохо стало, он заметно погрустнел. Потом Говорухин увидел, что испортил человеку настроение, говорит: «Да ладно, не переживай – и не разбрасывай листочки на столе. Я прочитал, и все запомнил!»
Вот так, потихоньку, песни и начали просачиваться в фильм. Сейчас уже, пожалуй, никто не оспаривает то, что песни Высоцкого буквально спасли «Вертикаль» от забвения. Без них она не то что не произвела бы такой впечатляющий фурор, но и вообще бы вряд ли запомнилась зрителям.
Лариса Лужина: Финал у нас в «Вертикали» был вначале какой-то совсем не яркий. Вот альпинисты на перрон вышли – и все, прощаются. Кого-то встречает невеста, кого-то жена, а мою героиню, например, встречает отец. И мы все расходимся… Когда сделали сначала такой финал – смотрим предварительный монтаж, а Станислав Сергеевич Говорухин говорит: «Финала нет: не хватает завершающей точки – и все!» Что делать? Говорухин, помню, мучился – искал решение. Потому что тот диалог, который у нас стоял по сценарию, – он незначимый совершенно, совсем ничего не дающий. Володя пишет тогда свою знаменитую песню:
В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы – просто некуда деться.
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
Оставляя в горах,
Оставляя в горах свое сердце.
Эту песню он прямо тогда написал и принес режиссеру. И Говорухин убрал все наши прощальные диалоги в концовке и поставил вместо них эту песню. Получилась красивая точка: очень хороший конец фильма! А если бы не было всех этих песен Володи Высоцкого? Сам Говорухин говорил, что никогда и не думал, что картина будет так долго жить. И что это, конечно, только благодаря Володе: не будь его песен, картина уже давно бы умерла, о ней никто и никогда бы не вспомнил!
Подобное утверждение – не единственное. Наоборот, не удалось найти ни одной даже слабой реплики, что «Вертикаль» без песен Высоцкого имела бы хоть какой-то шанс на зрительское внимание!
Андрей Юрков: По сути, своими песнями Высоцкий «Вертикаль» и вытянул! Надо сказать, что примерно через 6–7 лет начали снимать фильм «Пока стоят горы». На ту же тему. Была надежда как минимум повторить успех «Вертикали». Были приглашены известные артисты. В частности, на главную роль, руководителя группы альпинистов, был приглашен культовый актер того времени – брутальный красавец Олег Видов. Снимали в Домбайском ущелье, очень старались. Да и фильм получился добротный. Но помнит ли сейчас кто-нибудь его? Едва ли… А песни из фильма «Вертикаль» поют до сих пор. Исполняют даже те вещи, которые были написаны Владимиром Высоцким в тот самый короткий горный период – в основном под впечатлением разговоров в инструкторской столовой альплагеря «Шхельда», – но так и не вошедшие в фильм.
Эффект, который произвел фильм «Вертикаль», трудно описать словами. Это был небывалый всплеск интереса к альпинистской теме, к горной романтике. Дети стали наперебой писать в школьных сочинениях, что мечтают стать альпинистами…
Наталья Козырева: Мое знакомство с творчеством Высоцкого началось с фильма «Вертикаль». С моими одноклассниками после его первого просмотра мы с ужасом поняли, что не запомнили тексты песен, а они нам очень понравились, и хотелось их петь – причем сейчас же! Это заставило нас еще раз отправиться в кинотеатр, в самое ближайшее свободное время, где каждый из нас лихорадочно записывал все, что успевал. Потом мы все вместе расшифровывали наши каракули, соединяли записанное каждым и пели, дополняя «ммм…» – в недостающих строчках. А особо нетерпеливые – снова ходили в кино и с гордым видом приносили «добычу».
Думаю, что исследователи модных социальных тенденций советского периода не могут не отметить, что после «Вертикали» на советский героический Олимп мирных профессий уверенно вскарабкался образ романтика-альпиниста. Потеснив уже прочно обосновавшихся ранее на этой вершине полярных летчиков, моряков-подводников, сибирских геологов, первопроходцев-целинников да бдительных пограничников. Но интересно, что альпинисты – пожалуй, единственные в этом мужественном кругу, чья повседневная деятельность не приносила каких-то зримых результатов для народного хозяйства. Тут больше или спорт, или хобби. Хотя в случае спорта имелась, конечно, и мощная идеологическая подоплека. Советские чемпионы выполняли миссию пропагандистов социалистического строя: победа во имя родной страны! Преодоление – если и не забугорных соперников, то хотя бы неких необузданных сил природы…
И Высоцкий, и его песни, написанные для «Вертикали», одномоментно стали, что называется, культовыми! Думаю, в этой связи крайне интересен следующий рассказ. Важно, что с момента премьеры фильма «Вертикаль» (июль 1967 года) прошло всего лишь чуть больше года. Но Владимир Высоцкий уже воспринимался поклонниками как бог альпинизма!
Валерий Поволяев: В 1968 году отмечалось пятидесятилетие комсомола. Естественно, была шумиха в прессе, много разных начинаний и молодежных инициатив. Была сформирована молодежная группа альпинистов, которая должна была отправиться в район ледника Федченко: штурмовать там безымянную гору, которой было решено присвоить имя «Молодой гвардии». А поскольку мы все тогда были влюблены в горы, то были влюблены и в Высоцкого! Поэтому и взяли с собой громоздкий, очень тяжелый катушечный магнитофон. Это, конечно, безумие – тащить его в горы. Но никаких компактных магнитофонов на батарейках тогда еще не было. А вот электричество уже много куда провели.
Я даже не могу сейчас точно определить, что это было. Представьте: ригель с гидрометеостанцией «Ледник Федченко» находится примерно на высоте пять с половиной тысяч метров. До него – исключительно пешком, в полном альпинистском снаряжении. Затащить туда тяжелый бобинный магнитофон – для этого надо было иметь нечто большее, чем просто любовь к творчеству Высоцкого! Тут даже и слова «восторженное почитание» или «благоговение» – не особо подходят. Тут – что-то большее!
История очень интересная. Тем более, увы, так и не получившая должной известности даже среди высоцковедов. Думаю, есть смысл остановиться на ней более подробно.
Валерий Поволяев: Состав группы подобрался очень интересный. Прозаик Давид Маркиш, он сейчас является председателем Союза русскоязычных писателей Израиля. Сын знаменитого Переца Маркиша, заместителя председателя Антифашистского еврейского комитета, где незадолго до смерти Сталина расстреляли все руководство, в том числе и отца Давида. Следующий член группы – Михаил Лаврик, редактор издательства «Молодая гвардия». Третьим был я, молодой тогда художник, а четвертым – опытный альпинист Учкун Курманов, мастер спорта, заведующий отделом пропаганды Фрунзенского горкома партии. Он был единственным среди нас опытным альпинистом, к тому же хорошо знал Памир: это была его родина.
Вот как. Профессионал – лишь один-единственный. Все остальные решились на рисковое восхождение исключительно под впечатлением эмоционального порыва да воодушевления от альпинистской романтики. В том числе – и не в последнюю очередь – от горного песенного цикла Высоцкого.
Валерий Поволяев: Экспедиция проходила под эгидой комсомола. И мы, и наши комсомольские кураторы очень спешили, потому что альпинистский сезон уже практически закончился. Мы опаздывали, но нельзя было сорвать акцию: накостыляли бы всем так, что мало бы не показалось. Времени в обрез: ведь обязательно надо было останавливаться на определенной высоте, привыкать к ней какое-то время. Иначе, если пойдешь наверх без остановок, без акклиматизации, – охватит страшная горная болезнь, что может привести даже к летальному исходу!
Туристической прогулкой данное мероприятие уж никак нельзя было назвать. Тут скорее некое преодоление, порой – на стыке с понятием «гражданский подвиг».
Валерий Поволяев: Шли мы очень тяжело. От трудностей нас никто не оберегал – изначально экспедиция планировалась на пределе сил. И неслучайно мы все потом получили памятные комсомольские знаки и почетные грамоты с пафосными формулировками: «за мужество, проявленное при восхождении…» Помню, нас тогда предупредили: «Ребята, не так много альпинистских групп в этом году было, год был очень тяжелый!» И действительно: незадолго до нас разбилась группа Минобороны, десантники, причем все мастера спорта, которые совершали коллективный прыжок на пик Ленина – тоже к комсомольскому юбилею. По-моему, четыре человека погибло тогда у них: когда оставалось совсем чуть-чуть, грохнула лавина в одном из близких ущелий, и по их ущелью, как по аэродинамической трубе, на них выкатил шквал ветра. Их всех снесло с горы, кто-то успел зацепиться, но четверых унесло: скомкало парашюты, разбились… А еще там в тот год разбилась группа пензенских альпинистов: они сходили с вершины и побоялись ночевать в неуютном месте. Срезали снежный пласт под горой – и их накрыло.
Казалось бы – прямая угроза жизни и здоровью. Да к тому же, на кону не просто какие-то личные спортивные амбиции, но престиж всего Ленинского комсомола. При успехе – открывались дополнительные карьерные перспективы (все же социальные лифты посредством комсомольско-партийной линии тогда очень неплохо работали – примеров масса!). При неудаче – ожидались неумолимые в таких случаях оргвыводы. Вроде бы: все силы бросить на выполнение поставленной задачи, отставить все второстепенное. Ан нет…
Валерий Поволяев: Где бы мы ни останавливались – сразу же искали электричество и слушали песни Высоцкого. Мы других катушек с собой даже и не взяли! Вначале это было в Дараут-Кургане, – первая точка, откуда можно было уехать на машине, а раз в неделю даже самолеты четырехкрылые летали. Там мы встретились с двумя совершенно легендарными людьми, прославленными альпинистами, чемпионами Советского Союза: Виталием Абалаковым и Иосифом Кахиани. Мы вместе с ними сидели в горах, в небольших палатках, к которым шнур питания от генератора был брошен, – крутили катушки с песнями Высоцкого, восхищались. Альпинисты с мировым именем – Абалаков и Кахиани – все слушали и слушали, без перерыва. По нескольку десятков раз: просили включить снова и снова! Вот насколько в горах соскучились по альпинистским песням Высоцкого! Альпинисты-чемпионы ведь уже уходили вниз, а мы только шли наверх.
Даже обычные туристы (а уж альпинисты – тем более!) очень тщательно следят за лишним весом носимого снаряжения, стараясь избавиться от него по максимуму. Мне рассказывали о целлофановых пакетах вместо мисок (делалась небольшая ямка, а затем в заботливо распластанный в земле пакет выгружалась пища). О таблетках сахарина вместо сахара (стремление сэкономить каждый грамм!). И много еще чего подобного. А тут – громоздкий звукозаписывающий аппарат, весящий, как скромных размеров шкаф. Что и по дому-то переставлять не всегда хватит сил и упорства!
Валерий Поволяев: Мы подключали магнитофон к источнику электричества и слушали Высоцкого практически до самого нашего подъема. Кроме одного места, которое называется «Алтын Мазар». Это такая метеостанция в горах, мы там ночевали – непосредственно перед уходом на сам ледник Федченко. В том месте не получилось подключиться: просто не было ничего такого у них предусмотрено. Помню, там как раз большая группа наших метеорологов дежурила: очень сокрушались, что не удастся послушать песни Владимира Семеновича! А самая последняя наша стоянка – гидрометеостанция «Ледник Федченко», что находилась на ригеле. Ригель – такая каменная основа на леднике, которую льды обходят. Представьте: скала, а со всех сторон идет ледник: движется вниз и обтекает ригель – слева, справа. На гидрометеостанции у них свое электричество, свой генератор, там все проще. Там мы и слушали Высоцкого перед самим восхождением. И там же, на ригеле, мы оставляли все вещи, в том числе и магнитофон: наверху, на самой вершине, его просто не к чему было подключать.
Просто не мог удержаться от вопроса: наверное, все же пожалели, что потащили с собой такую тяжесть? Вначале легко было. А потом, высоко в горах, при разряженном воздухе, не возникали мысли: может, зря?
Валерий Поволяев: Мы ни разу не пожалели, что протаскали тяжеленный стационарный катушечный магнитофон практически по всем горам. Так и шли, попеременно меняясь: в одной руке – ледоруб, в другой – магнитофон с Высоцким. Думаю, без его песенной поддержки вообще бы не дошли! Самое великолепное, что когда мы уже спустились с вершины назад – измотанные, буквально выжатые, – нам зимовщики баню приготовили! Баня была примитивная: надо было окунаться в бочку – другой воды просто не было. Но это казалось настоящей сказкой, которая запомнилась точно так же, как и песни Высоцкого, которые мы, выйдя из бани, слушали на своем магнитофоне!
Специально привел историю во всех подробностях. Думаю, едва ли был другой человек в Советском Союзе, кто сделал бы так много для пропаганды альпинистского спорта! И неслучайно вот уже не одно поколение альпинистов считает Высоцкого своим в доску.
Если вспомнить про мифологизацию личности, без сомнения, Высоцкий является узнаваемым символом альпинизма, даже своеобразной иконой движения. Если же брать строгие факты – разумеется, никаким альпинистом Высоцкий не был по определению. Просто как гениальный актер удивительно органично вжился в эту роль.
Константин Кедров: Высоцкий, думаю, до конца жизни продолжал оставаться дворовой шпаной. А дворовые ребята – они же все дети, независимо от того, сколько им уже стукнуло лет. Этот мир шпаны, мир пацанских понятий – довольно инфантильный, привязанный к авторитетам. Вся эта их бравада: я все могу, мне все по плечу! Василий Аксенов красочно описывает, как Высоцкий в Коктебеле на какую-то там скалу полез. Мол, «лучше гор могут быть только горы!» Все решили, что раз лезет – значит, знает, зачем лезет! Значит, он, мол, альпинист. А Высоцкий там застрял, повис где-то. Его всем Домом творчества потом полдня снимали. Но он вот просто захотел выглядеть таким – сильным, ловким, выносливым, мужественным, умелым альпинистом.
Не только коллеги-литераторы традиционно скептически относятся к Владимиру Семёновичу. (Ну, во всяком случае – в отдельных проявлениях его талантов.) Многие энтузиасты-альпинисты, отдавшие любимому увлечению скалолазанием половину жизни, также несколько скептически относятся к наделению Высоцкого сиятельным ореолом лидера альпинистского движения.
Андрей Юрков: Высоцкий и горы – тут все очень непросто. Высоцкий никогда альпинистом не был. И после фильма «Вертикаль» альпинистом он также не стал: не ездил больше в горы и песен про горы больше не писал. С другой стороны, сыграл он альпиниста в фильме «Вертикаль» настолько убедительно, что многие зрители поверили, что есть такой бард-альпинист Высоцкий. Сменилось поколение, и песни про горы Владимира Высоцкого стали образцовыми, буквально классикой жанра. Хотя, помню, в горах его песни вначале не сразу прижились. С другой стороны, обычные люди – не альпинисты – про горы тут же начали петь на площадях и в скверах.
Непосредственно альпинистский послужной список Высоцкого (без учета творческих заслуг в пропаганде движения) хорошо известен профессионалам. Назвать Владимира Семеновича далеким от темы ни у кого, даже у его откровенных хулителей, язык не поворачивается. Все же Высоцкий прошел необходимое горное посвящение.
Андрей Юрков: Говорят, что другие режиссеры отказывались снимать фильм «Вертикаль» из-за откровенно слабого сценария. А Говорухин взялся – во многом потому, что сам был альпинистом. И знакомств у него в горах было много. К съемкам фильма привлекли знаменитых альпинистов, а актерам предложили пройти обучение в альплагере по программе на значок «Альпинист СССР», считавшейся самым начальным уровнем. Большинство актеров предложение приняли, а Высоцкий не то чтобы отказался, но на занятия ходил редко. Во всяком случае, так рассказывали сами альпинисты, что были тогда там. Актеры двадцать дней изучали передвижение по осыпям, по скалам, по снегу и льду, ходили в перевальный поход. А в конце их ждало зачетное восхождение на гору – завершающий пункт программы обучения на значок «Альпинист СССР».
Кстати, не могу не похвастаться откровенной журналистской удачей. Партнерша Высоцкого по съемкам фильма «Вертикаль», Лариса Лужина, рассказала мне совершенно эксклюзивную историю про это финальное восхождение. Во всяком случае, с ее слов, раньше она всегда опускала важные детали из этой истории. Думаю, что известный высоцковед Лев Черняк удивился, услышав от меня (во время интервью) эту информацию. Даже пообещал найти профессиональных инструкторов по альпинизму, которые могли быть непосредственными участниками данных событий. Чтобы уточнить детали. Да и вообще – подтвердить сам рассказ… Не знаю, правда, чем дело у него кончилось.
Итак, из первых уст…
Лариса Лужина: В сценарии и в жизни так происходит, что альпинисты очень дружны в горах – когда они в связке, когда покоряют вершину, когда чувствуют себя храбрыми, смелыми, сильными, упорными. Человеком с большой буквы себя ощущаешь! Это мы на себе испытали, когда пытались покорить вершину Вулей, вся наша актерская группа. Там Володе, как он потом признался, и пришла строчка:
Весь мир на ладони – ты счастлив и нем,
И только немного завидуешь тем,
Другим – у которых вершина еще впереди!
А целиком эта песня была написана как раз после того, как мы вернулись с покорения вершины Вулей. Не я у него спрашивала, но хорошо запомнила ответ Володи, так как присутствовала при том разговоре. Он рассказывал, что должен быть первый толчок для песни. Когда мы подошли к этой вершине, а мы уже шли почти весь день: преодолели леса, альпийские луга, ледник. И подошли уже к взятию этой вершины, осталось совсем немного добраться до нее, чтобы флажок свой воткнуть. А там уже кругом сверкает лед, кругом вершины в снегах, и вот Высоцкий, как увидел эту красоту, так у него и родилась строчка: «Весь мир на ладони – ты счастлив и нем…»
Впрочем, здесь постараемся отвлечься от рассмотрения творческого процесса. И перейдем непосредственно к сопутствующим ему событиям.
Лариса Лужина: Думаю, так и родилась эта песня: «Сверкает изумрудным льдом, вершина, которую ты так и не покорил». Эти строки пришли к нему здесь, при восхождении на Вулей! Который мы, к сожалению, так и не взяли. Ведь когда мы к пику самому этой вершины подошли, у нас уже просто сил никаких не было. Знаете, я это раньше никому не говорила. Мы ведь по возвращении все дружно заверили Говорухина, что, мол, эту вершину покорили! Но на самом деле мы ее не взяли, – у нас просто сил больше не осталось! Там нужно было пройти еще совсем немного, но это был самый трудный путь. Это уже практически скалолазание – надо было в связке идти!
Невинная по-своему ложь, если подумать. Просто не хотелось расстраивать своего режиссера, что имел некие организаторско-альпинистские амбиции. Но ведь не стоит забывать, что в той штурмующей вершины группе находились две хрупкие женщины – актрисы, а не спортсменки. Привыкшие дефилировать на высоких шпильках, а не продираться куда-то вверх с ледорубом!
Лариса Лужина: Сил не было ни у кого – мы же нетренированные люди! Эта вершина, вообще-то, считается не очень сложной. Она находится около трех тысяч метров над уровнем моря, но она снежная. Нам говорили, что берут ее обычно «значкисты», то есть начинающие альпинисты. И вот нас Говорухин послал эту вершину взять – чтобы мы получили те самые значки и стали наконец «значкистами». А мы дошли – и все, нет просто больше никаких сил! Нас сопровождала опытная альпинистка, заслуженный мастер спорта. Она посмотрела, какие мы все бездыханные, и говорит: «Ладно, ребята – отдохните пока: я сейчас, быстро!» Ей-то такое восхождение – раз плюнуть: она берет по шесть-семь тысяч метров вершины! Вскарабкалась одна – и все!
Помню, озадачился во время интервью: а инструкторша-то зачем тогда туда полезла? Что, просто нельзя было сказать? Оказалось, все не так-то просто. Там же целый ритуал у альпинистов продуман. Чтобы не примазывались к ним те, кто не прошел всех этих горных инициаций. Впрочем, в данном случае случилось исключение из жестких правил. Из гуманных, я думаю, соображений.
Лариса Лужина: Там же нужно было доказать, что мы действительно взяли эту вершину! Нужно было поставить флажок, отрыть специальную ямочку, где лежит список предыдущей группы. Все фамилии, имена вновь взобравшихся кладутся в эту ямочку, ставится флаг. А когда следующая группа покоряет эту вершину, то достает и этот флаг, и эти имена – складывает туда свой список и уже свой флажок ставит. И вот с этим флажком ты спускаешься и доказываешь, что ты, мол, эту вершину взял. Но у нас сил нет. Она говорит: ладно, ребята – не надо, я сейчас сама. Заслуженная альпинистка, жалея нас, за полчаса «сбегала» наверх, положила наши фамилии, флаг наш поставила, забрала с вершины что нужно вниз – отдала нам. Помню, когда мы возвращались уже, то под Вулеем как раз поляна была такая огромная. Так там прямо минеральная вода бьет из земли – мы припали, оторваться не могли, так устали. Ног своих просто не чувствовали: потому что спускаться еще сложнее, чем подниматься, – все время очень быстро идешь, практически бежишь.
За давностью лет данная история почти забылась. Тем интереснее открыть в ней новые важные детали.
Лариса Лужина: Говорухину мы ничего не сказали, что до самого конца не дошли – так формально и не покорили вершину! Сказали, что, мол, взяли. И никто потом так и не открылся. Я Говорухину буквально за несколько лет до его смерти только рассказала правду! Помню, он так злился. Говорит: «Какие же вы сволочи, артисты! Вы меня обманули, а я вами так гордился: всем друзьям-альпинистам рассказывал, что мои артисты – они вон какие!» Про съемки «Вертикали» я много, конечно, рассказывала. Но вот про то, что вершину актерская группа так и не покорила, – раньше не говорила нигде в прессе. По-моему, это и никто другой не рассказывал. Думаю, что можно теперь и широкому читателю сказать правду: считаю, что это действительно интересный и даже по-своему смешной эпизод. Тем более что кроме меня и Риты Кошелевой никого уже в живых не осталось из нашей актерской группы.
Рассказ Ларисы Лужиной крайне интересен. И не только тем, что стала более понятной известная строка из песни: «Вершина… которую ты так и не покорил…» Но и тем, что раскрывает какие-то новые детали в характере Высоцкого. Возможно, этот эпизод можно было дать в соответствующей главе, где речь пойдет о характере Владимира Высоцкого, его личностных чертах. (Действительно, тут же много может быть интерпретаций: не видел смысла в тщетном упрямстве; умел сдаваться, признавать свое поражение; жалел по-рыцарски хрупких дам – что уж точно имели сил гораздо меньше, чем у него, известного своей отменной физической подготовкой; умел благородно хранить чужие и общие секреты… Последнее, кстати, специально для тех, кто уверяет, что для Высоцкого не было ничего святого. И, мол, он ерничал практически над всем, с чем сталкивался. Мог бы ведь и высмеять неудачное восхождение, но нет. Хранил тайну восхождения до самого конца!)
И все же думаю, что данный рассказ уместнее оставить в этой главе. Пусть иллюстрирует непростые отношения прекрасного актера Высоцкого и высокой идеи покорения горных вершин. Как видим в его активе таковых нет. Что, впрочем, никак не помешало ему войти в шкуру горных покорителей, выразив их надежды и чаяния максимально проникновенно.
Неудивительно, что сам Высоцкий после кинокартины «Вертикаль» стал, как бы сейчас сказали, лицом советского альпинизма. Предание об альпинисте-Высоцком как-то без особого труда завоевало сердца простого советского человека. Хотя, как это ни странно, среди самих скалолазов песни Высоцкого не сразу были встречены на ура. Думаю, тут и соответствующая ревность присутствовала: «Мы, мол, тут вершины, рискуя жизнями и здоровьем штурмуем, а он всего лишь пару песенок спел…» И профессиональный снобизм закрытой группы, куда допускают лишь после особых, суровых инициаций.
Андрей Юрков: Песни о горах, написанные Высоцким, довольно долго в горах не приживались. Причин тут было несколько. Ведь до фильма «Вертикаль» альпинисты привыкли к тихим задушевным песням, что-то типа: «Ночи платье бальное звездами вышито…» В горах пели «Военную баксанскую песню», на мотив танго Бориса Терентьева. Пели «Барбарисовый куст». Это все – достаточно лиричные песни. А тут – такие надрывы: «…свою добычу смерть считала!» Хотя после выхода «Вертикали» многие в горах стали принимать Высоцкого за своего. Но другие возражали: дескать, своим в горах он никогда не был! Мол, историей со съемками фильма его горная жизнь и закончилась. Если не считать еще пару эпизодических выездов в Приэльбрусье. Плюс к этому, многие в горах обсуждали несколько неприятных случаев: например, когда за выступления в альплагерях Владимир Семенович потребовал деньги – искренне при этом считая, что дает концерты. А народ же в альплагерях после выхода фильма «Вертикаль» стал считать Высоцкого своим. А как же может свой брать деньги за песни? Визбор-то, мол, всегда пел бесплатно… Я вот еще помню времена, как начинали кривиться губы у старых альпинистов, когда молодежь затягивала «…ведь это наши горы, они помогут нам!» Но это было в середине 70-х годов, не позже… А дальше – пошло-поехало! Да как! Молодые альпинисты опять поверили, что Высоцкий – свой.
Теперь то давнее скептическое отношение старых альпинистов – уже история. Ныне молодые романтики часто заболевают горными восхождениями именно после песен Высоцкого. При этом могут даже и не быть знакомыми с тем фильмом, для которого все эти песни были написаны.
Андрей Юрков: Прошли годы. Подросло молодое поколение альпинистов, уже целиком воспитанное на песнях Высоцкого про горы. И так вот стали складываться легенды про «мастера спорта по альпинизму Высоцкого». Я как-то раз – уже в нашем тысячелетии – попытался объяснить молодым, что не было такого мастера спорта. Побить, слава богу, не побили… Но недовольны молодые были сильно. Главный их аргумент: «Так он же наш!» И правда, в Харькове, например даже скалодром назвали «Высоцкий». А рядом поставили памятник. Так что теперь назначают время тренировки молодых альпинистов так: «Сбор на тренировку – в семь, у Высоцкого».
Но если не забегать так далеко, отодвинуть в сторону вот эти самые «прошли годы», то нужно признать, что для самого Владимира Семеновича фильм «Вертикаль» стал в определенном смысле судьбоносным. Именно с ним связана резкая смена его публичного имиджа.
Если раньше – у тех же чиновников, скажем, – с Высоцким ассоциировались «неполиткорректные» песни, наподобие «Я был душой дурного общества», то теперь – вполне себе идейно выдержанные воспевания красот альпийских лугов и заснеженных вершин.
На записях ранних концертов Высоцкого можно услышать, как его объявляют организаторы: «актер и большой друг альпинистов». Имидж романтика горных вершин как раз и поможет Высоцкому в организации своих первых творческих вечеров и концертов.
Многие новые зрители, не слышавшие до этого его «блатного цикла», станут воспринимать Высоцкого исключительно как романтика гор с гитарой. В круг почитателей его таланта начнут массово подтягиваться туристы, альпинисты, романтики лесных костров из движения «Самодеятельной песни». А главное, сольные выступления Высоцкого, его песенные концерты уже не будут восприниматься некой крамолой!
Впрочем, рассказ о концертах пойдет в одной из следующих глав…