Владик никогда бы не смог подумать, что такое невинное и обыденное занятие, как поход за водой, может оказаться настолько ужасным и пугающим делом. В прежней жизни, еще до конца света, вода текла из крана, и за ней не нужно было никуда ходить. В процессе странствий они добывали воду либо в бутылках на полках магазинов, либо в колонках, попадающихся по пути. Но вот в этой деревне с водой оказалось неожиданно туго. Водопровода здесь, разумеется, не было, да и будь он, то едва ли система водоснабжения функционировала. Колонка была, но воду оттуда выкачивал электрический насос. Был еще колодец, но Цент и Машка в первый же день пребывания в населенном пункте побросали туда порубленных ими мертвецов.
В итоге, в распоряжении Владика остался единственный источник питьевой воды – родник.
И, опять же, казалось бы – что тут такого? Сходить к роднику и принести воды, это, по существу, плевое дело, за которое едва ли стоит требовать медалей и почетных грамот. Ну, возможно, имейся в виду какой-то иной родник, так бы все и обстояло. Но применительно конкретно к этому роднику, Владик полагал, что и медали и почетные грамоты ему вполне себе полагаются. Впрочем, он с радостью обменял бы все эти бирюльки и бумажки на тушенку и печень трески.
Накинув на голову капюшон куртки, Владик, с дробовиком на плече и с двумя канистрами в руках, вышел во двор и спустился с крыльца. Из дальнего погреба донесся приглушенный вой – то затянул свою зловещую песню Ивашка-нежить. Владика при одних звука сего заупокойного песнопения бросило в дрожь. Он категорически не одобрял содержание мертвецов в качестве домашней живности. И пусть Ивашка сидел в глубоком погребе, откуда он никак не мог выбраться, легче от этого не становилось. Владику было страшно просто из-за одного того факта, что рядом, буквально в двух шагах от дома, в яме сидит мертвец. Присутствие этого существа не давало Владику спокойно спать по ночам. Стоило старому дому издать какой-нибудь скрип, как Владик в страхе вскакивал с постели, разбрызгивая трусливый пот и задыхаясь от ужаса. Ему чудилось, что во тьме к нему медленно подбирается просроченный Ивашка. Иногда воображение подбрасывало дивные картины – Владик спит, весь такой беспечный, а над его сопящим телом стоит чудовище с выгнившими глазами и губами, с провалившимся внутрь черепа носом, черное и страшное, источающее могильное зловоние. Это Ивашка вылез из своего погреба, и явился перекусить. Не ведая, что поздние ужины плохо сказываются на фигуре, мертвец нависает над мирно спящим Владиком, разверзает свою пасть, полную черных гнилых зубов, и со смачным чавканьем впивается в сочную плоть жертвы.
Нафантазировав себе такого на сон грядущий, Владик потом полночи лежал с вытаращенными от ужаса глазами, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу. А когда однажды он услыхал во тьме зловещей быстрый топот крошечных ножек, то разразился таким неистовым криком, что разбудил и напугал всех домочадцев. Цент с перепуга решил, что силы ада пришли по его душу, и, не успев продрать глаза, открыл огонь из пистолета, который прятал под подушкой. Когда же, после всеобщего переполоха, выяснилось, что причиной паники была крошечная мышка, Владик подвергся суровому наказанию. Цент легко изловил грызуна, который бестолково метался по комнате, протянул пищащий комочек шерсти Владику, и приказал сатанинским гласом:
– Ешь!
– Мышку? – ужаснулся бледный и потный от пережитого ужаса программист.
– Да, ее.
– Но она же сырая. И живая.
– Или ты ешь мышку, или тебя ест Ивашка. И поверь, его не смутит, что ты живой и местами сырой.
Владик схватил мышку и сунул ее в свой рот. Куснул два раза, после чего бросился из избы во двор, где его долго и яростно рвало частично переваренным луком.
В том, что ему повсюду мерещатся монстры, Владик винил свою расшатанную нервную систему. И, конечно, присутствие поблизости тухлого Ивашки ей на пользу не шло.
Дождь, как будто, слегка прибавил интенсивности, сильный холодный ветер зловеще завывал в кронах деревьев. Ивашка вторил ему из погреба, чуя приближение ночи. А по ночам зомби любили выть. Не все, но многие из них. И от этого воя волосы вставали дыбом.
Владик миновал подворье, и быстро засеменил по узкой тропинке мимо длинного огорода. В ясную погоду, случись она, сельский пейзаж, вероятно, выглядел бы вполне мирно и местами живописно, но сейчас, в сгущающихся сумерках, он производил пугающее впечатление. Пышные заросли лопуха ужасали – под огромными зелеными листьями вполне мог притаиться мертвец, выжидающий, когда рядом с его логовом пройдет беспечная добыча. Куча навоза, заросшая высокой крапивой, ввергала в трепет – Владику все время казалось, что под слоем навоза таится чудовище. Таится и выжидает удобного момента.
Над головой клубились низкие тяжелые тучи, ветер то и дело срывал с головы капюшон. Гнусный дождик превратил тропинку в грязевое месиво, и Владик, глянув на свои кроссовки, успевшие густо покрыться черноземом, запоздало пожалел, что не надел вместо них резиновые сапоги. Вероятно, он пожалеет об этом еще сильнее, когда придется спускаться к роднику.
Родник! Владик содрогнулся от ужаса и резко остановился. Живот скрутило кишечным спазмом, колени ослабли, и он едва не повернул обратно. Цент, конечно, будет в ярости, если ночью не получит своего чая. Вероятно, побьет. Может вновь заставить съесть какую-нибудь гадость. Но Владик придерживался того мнения, что лучше быть битым и вкушать живых мышей, чем не быть вовсе.
И все же он постарался взять себя в руки, изо всех сил пытаясь убедить себя в том, что его страхи, в данном случае, носят иррациональную природу. Пожалуй, так оно и было. После зомби-апокалипсиса в мире появилось немало того, чего стоило бояться на самом деле. А то, чем ужасал его родник, к их числу не относилось.
Об этом, во всяком случае, ему твердил здравый смысл. И Владик даже верил ему. Верил, пока не наставала пора идти к роднику за водой.
Он вновь побрел вперед, медленно, будто человек, восходящий на эшафот. Капли дождя барабанили по поверхности куртки, под ногами противно хлюпала холодная грязь. Тропинка вела его вниз по пологому склону, мимо бесконечно длинных огородов, на дальнем конце которых маячила стена деревьев. Там-то, в ложбине, и располагался родник. Но не он пугал Владика, и не густые заросли деревьев, куда ему приходилось каждый раз спускаться по крутому скользкому склону. Ему внушало ужас то, что находилось за ложбиной.
Владик увидел это, когда впервые пошел за водой к роднику. Вначале ему показалось, что над деревьями возвышается какая-то старая башня, и лишь присмотревшись, он понял, что это церковь. Точнее, руины церкви. Купол то ли демонтировали, то ли он рухнул сам, осталась торчать только голая колокольня, которая с большого расстояния казалась грязно-серой.
В первый раз Владик не придал этим руинам большого значения. В конце концов, ну что тут такого – руины церкви? Как будто мало их на просторах отчизны. Он много раз видел их, пока они втроем мотались по свету. Перед концом света новые культовые сооружения строились в нечеловеческих количествах, но почему-то никто особо не рвался реставрировать старые, брошенные и давно пришедшие в негодность. Видимо, дело было в том, что на строительстве нового храма можно было украсть гораздо больше денег, чем на реставрации уже имеющейся постройки, но Владик не знал этого наверняка, ибо не был силен в делах духовных. В любом случае, руины культовых сооружений никогда не рождали в нем никакого интереса.
Вот и в первый раз он лишь недолго полюбовался торчащей над лесом башней, и потащил воду к дому.
Ужас же грянул на следующий день, когда он вновь пошел за водой. Цент спал, сотрясая избу своим неистовым храпом, Машка листала журналы про моду и красоту, выясняя, в каких нарядах в этом сезоне зомби-худышки бродят по парижским подиумам. Спешить обратно Владику было незачем, и он, наполнив в роднике обе канистры, и подняв их по склону, решил прогуляться до разрушенной церкви, и посмотреть вблизи, что же это такое.
Как правило, Владик подобные рискованные авантюры не предпринимал, но в этот раз ему показалось, что бояться нечего. Так уж вышло, что после зомби-апокалипсиса самыми опасными местами стали города, а всевозможные глухие и безлюдные уголки, напротив, оставались островками спокойствия и безмятежности. Здраво рассудив, что у него немного шансов встретить мертвецов возле церковных руин, Владик решился на ознакомительную прогулку. На самый крайний случай у него при себе был полностью заряженный дробовик. А на самый-самый крайний случай имелись ноги, которые легко унесут его от любой опасности. В это, во всяком случае, хотелось верить.
Владик преодолел ложбину, и стал неторопливо подниматься на пологий холм. Церковная башня, возвышающаяся над кронами деревьев, медленно приближалась, вырастая в размере. Церковь, судя по всему, со всех сторон заросла лесом, из чего можно было заключить, что место это не пользовалось никакой популярностью как у туристов, так и у местных жителей. Возможно, сюда иногда приходили играть дети. Несчастные дети, у которых не было компьютера и высокоскоростного интернета. Бедные дети, лишенные возможности с головой окунуться в виртуальную реальность, вынуждены были развлекать себя самостоятельно, лазая по всяким запретным и подчас опасным местам, вроде старых руин.
По мере приближения к церкви, Владик стал отмечать, что сюда, похоже, не наведывались даже дети-мученики, которым жадные родители не хотели покупать компьютер. Все подступы к руинам заросли высокой травой, а кое-где и кустарником. Не было никакого намека на дорогу или хотя бы тропинку. А ближе к сооружению темнел настоящий лес, и Владику вовсе не хотелось входить под его кроны. Он, в общем-то, и не собирался. Как не собирался лезть в саму церковь. Здание, похоже, стояло в полуразрушенном состоянии многие годы, возможно, еще с начала двадцатого века, когда культовые сооружения как-то в одночасье вышли из моды. И рухнуть оно могло в любой момент, погребя под собой излишне любопытного туриста.
Продравшись сквозь кустарник, колючий и недружелюбный, нещадно царапающий ладони острыми шипами, Владик увидел ограду. Старую ограду, густо облепленную какими-то вьющимися растениями. Ограда уцелела фрагментарно, и большая ее часть, как понял Владик, либо развалилась сама, либо была демонтирована ушлыми людьми. Он решил дойти до ограды, и на этом завершить экскурсию. От блужданий по сырой траве у него до пояса промокли штаны, а все, что выше пояса, промокло от мелкого, но упрямого дождика. К тому же, в любой момент мог проснуться Цент, и захотеть чаю. Он всегда хотел чаю, когда просыпался. И страшно гневался, если сиюминутно не получал горячий напиток.
Владик стал пробираться к церковной ограде, глядя не вперед, а под ноги, дабы избегать контакта с колючими стеблями кустарника. В одном месте нога его почти по колено провалилась в какую-то то ли яму, то ли нору, и он едва не обзавелся серьезной травмой. Это происшествие окончательно убедило его в том, что с прогулкой пора закругляться. Но поскольку до ограды оставалось всего метров десять, Владик решил завершить экскурсию – зря, что ли, ноги выворачивал?
Он добрался до ограды. В этом месте она неплохо сохранилась. Правда, кирпичи потрескались и местами раскрошились, а кованый металл проржавел почти полностью. Владик остановился, глядя внутрь, где начинался настоящий темный лес. Он полностью скрывал здание церкви, и Владик испытал разочарование, осознав, что отсюда он ничего не увидит. А затем….
Вначале он не понял, что это. Какой-то камень правильной формы возвышался над травой. Чуть в стороне от него Владик заметил еще один такой же камень. А после, невольно вздрогнув, увидел потемневший, покосившийся на сторону, крест.
Это были могилы. Он смотрел не на церковный двор, а на кладбище.
Суеверный страх охватил Владика, но программист успешно обуздал его. Мертвецов, лежащих в могилах, бояться не стоило. Бояться стило тех покойников, что бродили по улицам городов. К тому же, судя по всему, этим могилам было уже более сотни лет, и от похороненных здесь людей давно уже ничего не осталось.
И, тем не менее, находиться в этом месте ему стало крайне неприятно. Владик уже собрался уходить, когда увидел в глубине кладбища надежно скрытое деревьями сооружение. Вначале он принял его за какой-то сарай или строжку, но, приглядевшись, с содроганием понял, что это. Склеп. Это был склеп.
Владику стало не по себе, и он медленно попятился от ограды, крепко жалея, что глупое любопытство заставило его прийти в это нехорошее место. Не стоило этого делать. В нынешние времена любопытство могло очень дорого обойтись.
Владик сам не понял, что произошло, но вдруг он со всей ясностью ощутил на себе чей-то взгляд. Это ощущение оказалось столь сильным, что программист невольно вскрикнул. Он не мог этого доказать, но был твердо уверен в том, что кто-то по ту сторону кладбищенской ограды смотрит на него. Смотрит пристально, не отрываясь. И сила этого взгляда была столь велика, что Владик ощутил его на себе почти физически, будто то был не взгляд вовсе, а чье-то недоброе прикосновение.
Такого ужаса Владик прежде не испытывал никогда. Только что он стоял возле ограды, а спустя секунду уже летел вниз по склону, рассекая своим трясущимся от страха телом заросли колючего кустарника, и не замечая, как шипы ранят его беззащитные ладони. Он сбежал вниз, пересек лесистую ложбину, взобрался по крутому склону, схватил наполненные водой фляги и с ними побежал к дому. Бежал, а сам непрерывно оглядывался, ожидая увидеть позади себя все, что угодно. Но там никого не было.
Рассказывать Центу и Машке о пережитых ощущениях Владик не стал. Главным образом потому, что сам не был уверен в том, что они вызваны чем-то кроме его излишне богатого воображения. Ему даже удалось убедить самого себя в том, что все это ему просто почудилось, что никакого взгляда из склепа не было. Да и кто мог смотреть на него со старого кладбища? Притом смотреть так, что прихватило живот и едва не помутило рассудок. Наверняка, сам все это и нафантазировал, поддавшись гнетущему впечатлению заброшенного погоста.
Таким манером Владик успокаивал себя, и даже практически успокоил, правда, ночью ему приснился сочный кошмар, заставивший кричать и плакать. Крик вызвало чудовищное сновидение, а слезы Цент, разбуженный воплями программиста.
В общем, Владик худо-бедно убедил себя в том, что с ним приключилась игра воображения. Но когда, на следующий день, он вновь пошел к роднику за водой, на подходе к ложбине его охватил такой дикий ужас, что страдалец едва не бросился наутек. Стоило ему увидеть полуразрушенную церковную колокольню, и живот скручивали мощнейшие спазмы. Голос рассудка полностью заглушался неистовым воплем страха – там что-то было. Что-то было! Ему не показалось!
И с тех пор каждый поход за водой оборачивался для Владика суровым испытанием. Первые разы были самыми жуткими. Владик был уверен, что как только он спустится в ложбину, так тут-то ему и конец – неведомое существо, наблюдавшее за ним со старого кладбища, набросится на несчастного программиста и сотворит с ним что-то ужасное. И даже дробовик его не спасет. Свинцовая картечь успешно работала против зомби, снося им головы и отрывая конечности, но то существо, присутствие которого он столь ярко ощутил, оно не от мира сего. Его не убить из ружья.
Затем стало чуть легче. Когда его не съели ни в первый, ни во второй поход за водой, Владик немного приободрился. Он решил так – даже если на старом кладбище и обитало нечто, оно, возможно, не прониклось к нему гастрономическим интересом. И, тем не менее, всякий раз идя к роднику, он буквально умирал от страха. Потому что тот факт, что его не съели до сих пор, ничего не значил. Позавчера не съели, вчера не съели, а сегодня возьмут, да и съедят.
Но вот сегодня, конкретно сегодня, у Владика был особый повод для беспокойства за свою жизнь. Потому что никогда прежде он не ходил к роднику так поздно. Ночь, конечно, еще не настала, до полноценной темноты было далеко, но вечерние сумерки уже сгущались вокруг него. А в голову вползали леденящие кровь мыслишки. Дескать, того-то и выжидали темные силы, когда ты, дурачок, пожалуешь к ним в гости после заката. Уж сегодня-то они тобой славно отужинают. Как набросятся, как накинутся, как вопьются зубами. Да, ты будешь кричать. Громко кричать. Но кто услышит твои предсмертные крики? Цент? Да он и услышь их, не поспешил бы на помощь. Машка? Да плевать той Машке на тебя с вавилонской башни. Сделает вид, что ничего не слышит, и продолжит листать свои журнальчики. А завтра поутру пойдут они тебя искать, да найдут твои обглоданные косточки.
Чем ближе Владик подходил к ложбине, тем больший ужас охватывал его. Он уже отсюда видел, что там, под деревьями, царит зловещий полумрак, и в тенях может прятаться все, что угодно. А ведь ему туда и надо. Прямо туда. Там журчит родник – единственный источник питьевой воды в этой проклятой деревне.
Метрах в двадцати от крутого склона, Владик замер, будто налетев на невидимую преграду. Полными ужаса глазами он смотрел на старую колокольню, что возвышалась над деревьями по ту сторону ложбины. В предзакатный час, на фоне затянувших небо туч, она выглядела зловещей башней, с вершины которой темные силы высматривают себе двуногую поживу.
И вновь Владика охватило страстное желание развернуть оглобли. В конце концов, ну поколотит его Цент, не получив ночью свой чай, и что с того? В первый раз, что ли? В какой-то степени Владик уже привык получать тумаки и выслушивать в свой адрес поток несправедливой критики и речей, унижающих его честь и достоинство. Ни ругань, ни подзатыльники не сведут его в могилу.
Но тут программист с ужасом подумал, что одними подзатыльниками Цент может не ограничиться. Он ведь может сделать еще кое-что. Например, отправить его за водой среди ночи. И уж эта ночная прогулка станет путешествием в один конец. Даже если темные силы и не устроят на него засаду, он помрет сам, без их вмешательства, просто от страха. Будет проходить мимо зарослей лопуха, а те как зашуршат на ветру, как зашуршат…. И все, конец. Разрыв кишечника гарантирован. Так что лучше бы ему набрать воды сейчас, пока еще светло и у него есть хоть какой-то шанс на выживание.
Владик добрался до склона, сбросил вниз обе канистры и стал спускаться в ложбину по земляным ступеням. Эти ступени Владик прорыл собственноручно, дабы облегчить себе спуск и подъем. Без них восхождение по крутому скользкому склону, да еще с двумя канистрами воды, превращалось в крестную муку.
Он преодолел ступени, и оказался в ложбине, густо заросшей деревьями. Под ногами хлюпала вода – сюда, в низину, она стекала со всех окрестных возвышенностей. Будь дождь сильнее, и ложбину затопило бы полностью.
Подобрав канистры, Владик побрел по протоптанной им тропинке к роднику. По сторонам старался не смотреть, потому что стоило поднять взгляд, как за каждым деревом ему тут же начинали мерещиться зловещие темные силуэты. Владик попытался выкинуть из головы все мысли о чертовщине, и подумать о чем-нибудь приятном. Попытался, и не сумел. Ничего приятного в его жизни не осталось. Раньше были хотя бы компьютерные игры, а теперь только страх, ужас и Цент.
Родник представлял собой глубокую чашу, образованную врытым в землю чугунным котлом с отколотым днищем. Один край котла был сколот, и через тот пролом вода из чаши вытекала наружу. Родник был довольно бодрый, и как бы быстро Владик ни черпал из него воду, ему ни разу не удалось осушить котел полностью.
Поставив на землю канистры, Владик снял с них крышки, вооружился алюминиевым ковшом и стал торопливо наполнять емкости ледяной водой. Над его головой ветер раскачивал кроны деревьев, и в его завывании Владику слышались зловещие голоса. Стоило где-то неподалеку треснуть сухой ветке, как программист, вздрагивая, представлял себе, что это силы ада идут по его душу.
К тому моменту, когда он наполнил первую канистру, стало заметно темнее. Владик понял, что нужно ускорить темп, если он не хочет засидеться здесь до темноты. А он этого ну совершенно не хотел. Потому что в темноте сюда точно явится то существо, чей взгляд он ощутил у ограды старого кладбища. Ведь это существо видело его. Видело. И наверняка знало, что незваный гость тоже ощутил его присутствие.
Владик стал торопливо наполнять вторую канистру. Руки у него так сильно тряслись, что большая часть воды выплескивалась мимо горлышка. А ветер над головой шумел все яростнее, срывая с ветвей листья и обламывая мелкие сучки. И в его вое Владик почти расслышал слова. И они были страшны. Ветер пророчил ему ужасную гибель. Он кричал ему, что чудовище уже близко, что оно идет по его душу. Кошмарный монстр, от которого его не защитит дробовик, и не спасут быстрые ноги.
Владик кое-как наполнил половину второй канистры, и решил, что этого хватит. Он больше не мог находиться здесь. Если он продолжит возиться с водой, то точно умрет от страха. А до этого было недалеко. У него уже прихватывало сердце, а в кишечнике воцарилась настоящая вечная мерзлота.
Владик быстро поднялся с корточек, закрутил крышки на канистрах, взял их в руки и повернулся, чтобы идти по тропе к земляной лестнице. Повернулся и поднял взгляд.
Среди деревьев, скрытая по пояс высокой травой, в пяти метрах от него стояла черная фигура с белым овалом лица.
Канистры выпали из ослабевших пальцев. Глаза Владика полезли на лоб, а кишечник, из зоны вечной мерзлоты, стремительно превратился в вулканически активную область, грозящую неминуемым и обильным извержением. Программист попятился, онемев от ужаса. Он отчаянно пытался убедить себя, что это морок, видение, галлюцинация, но знал, что это не так. Черная фигура была кошмарной частью реальности.
Его нога вдруг провалилась в какую-то наполненную ледяной водой яму, и Владик понял, что он наступил прямо в родник. И это происшествие вывело его из ступора.
Владик распахнул рот. И закричал.