Где наше будущее?
В этой гигантской могиле?
Разве здесь рай?
Наш подземный убийственный рай?
А мертвые ангелочки, порхающие среди фонарей – хозяева нового мира?
Мы дети тех, кто создал идиллию жизни.
Они верили, что так будет лучше. Надеялись, что уцелевшие уцелеют и глубоко под землей человечество продолжится во времени, произведя на свет таких же благоразумных и предусмотрительных потомков, какими являлись далекие предки.
Они ошиблись.
Легкие силуэты скользят вдоль аллей. Наяды и скоморохи, рыцари и хохочущие феи. Но их оживленность надумана, – эффект голограмм, навязанная радость, отсутствие идей. Реален лишь тремор бледных пальцев над подоконником, за которым вечная ночь, пляс бездушных огней, фейерверк одиночества каждого с каждым в этом мире.
Галлеор вытащил из письменного стола упаковку ампул, обхватил голову руками. Кончики пальцев различили пульс на висках.
Что значит себя убить?
Размазать тело по улицам и площадям?
Оставить часть плоти на стенах и витринах, как нестертую пыль?
Он распахнул окно.
В комнату хлынули волны веселья, звуки легких страданий и ссор:
– Эй, Паулиссимо! Сегодня твой день! Ты слышишь, красавчик?
– Я буду ждать тебя в холле под «Маленьким Эльдорадо».
– В том ресторанчике, где подают славерсы без джейра? Обожаю!
– Поторопись!
– Надеюсь, ты изучил мое резюме?
– У нас с тобой совпадет! Мы получим звание самой сексуальной пары!
– О, да!
Разрывы ракет и россыпи радужных искр оглушили на миг и ослепили. Сквозь ливень конфетти Галлеор разглядел собравшуюся в ожидании праздничной церемонии толпу.
Длинные когти фейерверка вгрызлись в стеклянный купол дворца. Ликование толпы смешалось с шуршанием ажурных рукавов и скрежетом фольги под ногами.
– Иди к нам, Галлеор! – приветливо помахали две дамы в масках.
– Развейся, красавчик! Или тебя уже кто-то выбрал? Тогда поздравляем твою даму!
Он наглухо прикрыл створки окна.
Беспрерывное звучание музыки, примитивной, плоской, чертящей в душе не волны, а дикие зигзаги, опустошало. Одни и те же монотонные ритмы – пытка. Изо дня в день они убивают разум, приучают одинаково мыслить, одинаково чувствовать и дышать. И люди не замечают, что происходящее вокруг мелочно и бессвязно. Прошлое оторвано от будущего, оно провал в пустоту.
Мы катимся в бездну.
Но страдания пар под окном не об этом:
– Вайра, ты поняла, что мы нарушили закон? Я не мог отказать. Ты навязалась, а я всего лишь проявил слабость. Ты сама вовлекла меня в незапланированную близость. Запомни. И повтори это на Совете Матерей.
– Я сделаю это. Не беспокойся.
– Твоя дефлорация не преступление. А мне будет предписано, сама знаешь что.
– Смена пола не для тебя.
– Да. Я не смогу зачать и выносить ребенка. Это выше моих сил! Ты понимаешь, что я рожден мужчиной? И приговорен до конца жизни трахать вас, мелких, мелочных, пакостных самок.
– Это подвиг, да.
– Ты тоже способна проявить характер и хотя бы сознаться в своей вине.
– Вот как? А для чего?
– Хотя бы затем, чтобы спасти меня. Вайра! Слышишь? Разве ты не знаешь, как мало осталось нас, мужчин? Умоляю!
– Завтра на Совете Матерей я скажу все, что ты хочешь. Но вряд ли это тебя спасет.
Если захлопнуть окно, отвратительная музыка просочится сквозь пластик условных стен.
Он вздрогнул, услышав под окном свое имя.
– Галлеор стар! Ему тридцать.
– Через год ему предложат эвтаназию.
– Он тебе не соперник, Диего! Не психуй! Лучия не для него!
Лучия?
Он подошел к окну и заметил две карнавальные маски, две шпаги, плащи на широких плечах.
В этом сезоне в моде романтический стиль. Роскошные шляпы с перьями сменили прошлогодние рейдерские шлемы и закопченные бластеры.
Тяжелые шаги, удаляющихся кавалеров заглушили спор:
– И ты не лезь! Держись от нее подальше…
– Ч-черт! Ненавижу перья! В каких шутов нас вырядят в следующем году?
– Только бы не во фраки!
Юнцам нет дела до настоящих проблем. Но никто не хочет слушать.
Стар?
Могли бы не напоминать.
Пора на тот свет?
Врешь.
Люди и амебы. Между нами нет разницы. Волны вечного удовольствия гнут и корежат организмы в одном беспроигрышном ритме, ни печали, ни сомнений.
Говорят, нам всем не хватает озона.
Его избыток там, где небо и грозовые раскаты.
Но туда нельзя.
Там, наверху, осталась брошенная планета, залитая морем дезрастворов, выжженная, искореженная напрасной борьбой.
Землю густо усыпал пепел крематориев, где беспрерывно сжигались миллионы окоченевших тел.
Малейший ветерок вздымал из-под ног тучи пепла, закрывая небо от солнечных лучей.
Человечество проиграло войну.
Решено было уйти глубоко под землю и там переждать триумф мельчайших.
…Толпа собралась у главного терминала.
Слезы текли по щекам провожаюих, все плакали, словно прощались сами с собой.
Люди успели создать спасительный рай. Но он предназначался для избранных.
Восемь женщин вступили на платформу, она через мгновение должна была унести их вниз.
Лица избранниц ловили лучи заходящего солнца, глаза блестели от слез.
Когда последняя платформа тяжело и глухо вошла в полость входа, лифт погрузился в густую мертвую темноту. Она свистела в ушах, звенела в костях.
Это продолжалось долго, целую вечность, пока вдруг не вспыхнул ослепительный искусственный свет.
Женщины оглядывались по сторонам, их лица оживали, они увидели сказку:
– Дворцы! Фонтаны!
– Готика! Ампир! Как все удачно сочетается! – восхищались они.
– Орхидеи! Магнолии! Водяные лилии!
– Сад – просто чудо!
– Эти двенадцать лун вполне заменят нам Солнце.
– Наши дети получили в подарок рай.
– Мы должны оправдать затраты человечества на этот рай.
– Пройдет время, и планета очистится от заразы.
– Мы вернемся. И наши дети заново отстроят погибший мир.
– Наша задача в том, чтобы выжить. И мы ее выполним!
А наверху толпа уже напирала на заграждения, повсюду раздавались проклятия и стоны. Кулаки мужчин сотрясали металлические решетки.
Люди кричали:
– Почему – не мы?
Кто-то бил по ограде камнями, арматурой.
Появился сварщик, запахло паленым, посыпались искры.
– Бульдозер! – толпа отхлынула от заграждений, уступая место подоспевшей технике.
– Дави! Вали!
– Там, внизу, мы спасемся!
Появились военные вертолеты, слезоточивые ракеты посыпались с неба на бунтовщиков. Раздалась автоматная очередь.
Это не помогло. И тогда толпу усмирили «Грифы».
Тысячи людей замертво упали возле платформы.
Но счастливые избранницы уже не слышали отчаянных воплей:
– Будьте вы прокляты!
Глухо захлопнулись люки.
Толща бетона запечатала выход.
Опустевшую площадку разутюжили тяжелые катки.
Глубоко под землей образовалась гигантская, выпеченная ядерным взрывом сферообразная полость, в которой больное человечество решило сохранить свой вид и вырастить детей.
Здесь было все, как наверху: проложены дороги, размечены парки и аллеи.
Лучшие архитекторы планеты в малом объеме воссоздали копию погибшей цивилизации.
Заботливое человечество внесло в повседневность жителей Витасферы штрихи всех архитектурных стилей.
Не экономили на рациональном кубизме, избежали двухмерных плоскостей.
Витиеватый сквозной ампир, устремленный в зеркальную высь, не отрицал тяжелой поступи романских построек с таинственной сетью подземелий, складов и застенков.
А золото и аметисты Ренессанса рационально соседствовали с убогим пластиком окраин.
Первые градостроители дотошно исследовали каждый уголок образованной под землей сферы и обнаружили подземные реки, озера и ущелья, уходящие круто вниз.
Бурный ледяной поток, который перечеркнул ландшафт, был заключен в стальные оковы и стал невидимой жизненной необходимостью подземного убежища.
Вокруг него были построены мосты, великолепные набережные и каналы.
Ярусы центральных дворцов подпирали хрустальными куполами искусственное небо, с которого улыбались двенадцать ослепительных лун.
Высокие башни и колонны не затеняли прекрасных садов и оранжерей. Грандиозные фонтаны в стиле рококо оживляли нежным звучанием глухую тишину подземного города.
По сути, это был гигантский ковчег, предназначенный сохранить в первозданном виде все достижения погибающей цивилизации.
Маленький кусочек живого мира со всей его флорой и фауной был надежно скрыт от разгулявшейся на планете пандемии.
Главным было обеспечение абсолютной стерильности. Ее создал испепеляющий огонь подземного взрыва и беспроигрышная радиация, которая, разложив базальт на атомы, словно из кирпичиков, заново сложила обновленный мир.
Восемь избранниц, которых эскалатор унес под землю, отличались широкими бедрами и отменным здоровьем. Им доверили важную миссию: продолжить род, продержаться и сохранить под землей элитный генофонд человечества.
Каждая избранница получила отдельный инкубатор, оснащенный самой совершенной техникой. Каждая прародительница должна была проконтролировать рождение двадцати своих потомков – пробирочников.
Ежедневные тесты и анализы доводили до полного опустошения. Но избранницы не позволяли себе расслабиться. Они понимали, что их контракт стал началом эры новой цивилизации.
Связь с землей была регулярной, женщины отчитывались о проделанной работе. Прислушивались к советам «Центра», вносили прогрессивные поправки в проект.
До запуска программы воспроизводства оставались считанные дни, как вдруг связь с «Центром» прервалась.
Постепенно, теряя один канал трансляции за другим, Витасфера оказалась в полной изоляции от внешнего мира.
– Связи нет. Наверху все погибли, – сказала Рогранда, статная полногрудая красавица с гордо посаженной головой и необыкновенной твердостью в голосе.
Она решительно поднялась из-за стола.
– Теперь я должна принять полномочия.
– А почему ты? – удивилась Маргарет, откинув несвежие пряди со лба.
– У меня королевская кровь. – Рогранда гордо тряхнула головой и выпрямила спину. – Об этом вы все проинформированы.
– Зато у меня двенадцать ветвей! По генам, я самая плодовитая. Не твоя, а моя линия должна получить преимущества! – заявила Маргарет, комкая подгузник в руках.
– Замолчите вы обе! – вступила в спор красавица Ланданелла, и золоченые пружинки ее волос разом пришли в движение. – Хочу напомнить, что у меня гены Мисс Вселенной и Мистера Звезд. Будущее человечество должно быть прекрасно. Красота – главное. Всю жизнь люди стремились к идеальной любви. Гармония – условие прогресса. Мой клан должен получить преимущества.
– О каких преимуществах вы говорите? – поднялась из-за стола Верлинда, нахмурив высокий лоб, словно пыталась выцедить из его бездны что-то недоступное остальным. – Не надо споров! Не надо войны! Мы должны выбрать самую мудрую из нас.
– Тогда в чем дело? – Рогранда гордо взметнула голову. – Мои гены тестированы на честность и благородство. Мой предок – испанский король Хуан Третий. Только я смогу вас всех объединить и сплотить. Почему не я?
– Потому что мы выбираем не королеву. Мудрость – вот идеальное качество власти. Нам необходимо спокойствие и умение решать сложные проблемы.
– Ты лучше скажи: умение решать задачки! – хихикнула красавица Ланданелла. – Верлинда, как ловко ты нас уводишь от главного! Но ученые звания не улучшат качества твоих яйцеклеток!
Маргарет поддержала:
– Ученая дама пытается доказать нам, что она, как потомок великого Дарвина и Эйнштейна, ценнее прочих. Но для чего нам здесь под землей гены известных хлюпиков и коротышек? Нашим детям не обязательно думать о скорости света. Когда появятся младенцы, мы будем озабочены только их здоровьем. Главное – в короткие сроки восстановить численность населения на Земле. Образование при таких скоростях второстепенно.
– К тому же гениям не свойственна внешняя привлекательность, – добавила красавица Ланданелла. – Это общеизвестный факт! А дети будущего должны быть прекрасны!
Остальные поддержали:
– Потомки гениальных личностей никогда не блистали здоровьем.
– Да-да, и я где-то слышала, что гениальность сжигает плоть. Если к власти придут хилые и слабые интеллектуалы, мы выродимся. Постепенно превратимся в мозги на малюсеньких ножках.
– Разумеется, мы должны выбрать Старшую. Но это будет не магистр Верлинда. Ее достославный предок Эйнштейн тоже не смог бы объединить кланы. Во все века умные были на службе у властных, а не наоборот, – сказала Рогранда.
– Властократы без мудрецов – ничто, – возразила Верлинда. – Вспомним хотя бы Аристотеля и его знаменитого ученика. Кем стал бы юный Александр Македонский без автора «Органона»? Кем стал бы Нерон без Сенеки? Но мудрость всегда за кадром.
– За кадром? Ты сама определила свое место, – произнесла с чувством превосходства Рогранда и отвернулась от конкурентки.
Ландонелла присела перед Рограндой в реверансе, насмешливо глядя на Верлинду.
Над столом поднялось тяжелое тело Титаниды. Она расправила широкие плечи, праматери задрали головы вверх, но разглядеть выражения глаз черной великанши не смогли.
– Так и быть, я постараюсь справиться, – раздался ее низкий простуженный голос. – Мои потомки будут выносливы, подвижны, а главное – сильны. В моей родословной имена тринадцати олимпийских чемпионов. Я выведу нашу команду в финал.
Женщины за Круглым столом потупились. Первой опомнилась и нарушила молчание Ланданелла:
– Мы не имели в виду тебя, Титанида.
Ее поддержали остальные:
– В инкубаторах не нужна сила и тем более скорость!
– Чтобы долго жить и размножаться, нужны иные качества!
– Атлеты не долгожители! Мы не хотим рисковать!
– Значит – я? – из-за стола нерешительно поднялась крошка Сильвансия. – Мои гены обладают завидными качествами здоровья и продолжительности жизни. Двести лет для моих потомков не предел.
– Уж лучше бы ты не встревала! – сказала Ланданелла.
– Но почему?
– Твое потомство энергетически ослаблено, – объяснила Рогранда. – Мы знаем, за счет чего ставятся рекорды по продолжительности жизни. Твои клетки постоянно голодают. И даже на стадии зародыша.
– У клана Сильвансии врожденная резекция желудка! Вот в чем секрет продолжительности, – добавила Маргарет. – Считаю, что чрезмерная продолжительность жизни – мутация. Дети будущего не должны страдать от голода.
– Нет необходимости экономить на объеме. В Витасфере хватит места и большим и маленьким. Мы не в космосе.
– Только не Сильвансия! Она переживет не только всех нас, но и не одно поколение наших детей. Долговластие хуже монархии, – сказала Рогранда.
– Да, это так.
– Тогда кто?
– У нас осталась Барбамилла. Но, похоже, она чем-то занята.
Рогранда возмутилась:
– Барбамиллу – нельзя. Ни в коем случае. У нее гены рабов. Психогенетический анализ выявил ослабленность волевых ресурсов, следовательно, и порядочности от ее потомства мы тоже не дождемся.
– Порядочности? Но почему же? – из-за стола приподнялась Барбамилла, не отрывая взгляда от вязанья.
Ее крючок, ни на минуту не останавливаясь, ловко нанизывал петли рюрикса на разноцветную пряжу. Она продолжила:
– Извините, я не расслышала: чем не угодили мои гены? – повторила она, внимательно разглядывая половинку чепчика.
– Какая прелесть! – бросилась к связанной вещице Ланданелла. – Но почему не из натуральной пряжи? Фи! Разве ты не в курсе, что триалон вызывает потертость?
Кулак Рогранды громко ударил по столу:
– Я тоже в этом уверена! Отсутствие волевых качеств – регресс! Предотвратим снижение духовности! Плебеи во власти – это зависимость от обстоятельств. Это коррупция и беспринципность! И… триалон вместо натурпона!
– Привыкшие к нищете лишат наших потомков беззаботной радости и удовольствий, – поддержала Ланданелла. – Я тоже считаю, что Барбамиллу – нельзя!
– Итак, свое мнение по поводу выборов Старшей Матери, не высказала одна Астрид. Она почему-то молчит. Что скажешь, Астрид? – обратилась к ней Верлинда.
Астрид резко повернула голову, и ее зеленые волосы затрещали, рассыпав по сторонам сноп искр. Она подождала, пока разбушевавшийся нимб вокруг головы не утих, и сказала:
– Я жду, когда вы все, наконец, заметите, что во мне гены самого нормального современного человека. Их качества – компиляция ваших. А значит, именно они самые совершенные и необходимые для человека будущего. Они способны быстро мутировать и, тем самым, не позволят мельчайшим слишком быстро прогрессировать по сравнению с нами.
При слове «мутировать» женщины зашумели:
– Мутации – враги наследственности!
– Мы потеряем достигнутые результаты селекции!
– Мутации непредвиденны! Где гарантии стабильности?
– Вы слышите, как трещат зеленые волосы Астрид? А если ее младенца погладить по голове? Выживет ли крошка после разряда? Или останется на всю жизнь дурачком? Не стоит рисковать.
– Современные способности человека не оправдали себя. Из-за них мы здесь. Астрид нам не подходит.
– Если Старшей Матерью станет она, то мутанты получат преимущества, а элитные качества остальных детей пропадут!
– Все кланы должны быть равноправны!
– Только не Астрид!
Когда шум затих, прозвучал голос Верлинды:
– Итак, никто не избран. А «никто» значит – все. Управлять Витасферой должен Совет Матерей.
Матери задумались:
– А почему бы нет?
– Обойдемся без Старшей!
– Кто за Совет Матерей? Кто за равенство кланов? Единогласно!
С этой легенды начинается история той далекой эпохи, когда матери в шутку называли себя Матерями Круглого Стола.
Галлеор с детства мог видеть незримое.
Упругая соска, раздвигающая беззубые десны и впрыскивающая в рот молочные струи, давала повод спроецировать взгляд в то место, откуда эта благодать явилась. Он мог различить в темноте неровную шероховатость, которая периодически распахивалась и вместе со сквозняком впускала пленительные ароматы другого мира.
Неизвестность завораживала и манила.
Его взгляд избегал разноцветных бликов, развешенных перед носом, и был всегда устремлен в сторону пленительной тайны.
Он ждал. Он обожал. И был благодарен.
Но ни разу никого не увидел там, за холодной стеной.
Нежность к тому, кто кормит и заботится о нем, с каждым днем становилась безысходнее.
– Мама! – первое слово было обращено в пустоту.
Он не нашел ее ни глазами, ни детскими ладошками.
Что нужно матери?
Чтобы ребенок был сыт, здоров, благополучен, чтобы звонкий смех переполнял залы и туманные углы садов, чтобы сон его был долог и глубок, а на губах роился шепот колыбельных песен.
На свете нет ничего краше спящего младенца, ослепительного бутона, мирно растущего, туго спеленатого, нереализованного до поры.
Время каждой матери остановлено в момент рождения ее божества.
Она не знает и не поверит никому, что ее драгоценность однажды вырвется из рук, убежит и не оглянется.
Для нее он всегда беспомощный. Он же ее малыш!
Его голова не больше ее груди, а пальчики на руках такие крохотные, что его так легко спутать с куклой и бросить ради других неотложных дел.
Но дети растут, становятся непослушными и опасными для своих неопытных тел.
Нежных и заботливых мамочек вокруг малышей всегда было предостаточно. Они качали на руках своих питомцев, тискали их и тормошили. С мальчиками они катали машинки, а с девочками баюкали кукол.
Каждый день мамочки сменяли друг друга, то, куда-то исчезая, то, появляясь вновь.
Разноголосый детский гомон оглушал. Дети сосредоточенно копошились в подогретом песке, строили замки, плескались в бассейнах, вертелись на тренажерах.
Однажды к Галлеору подошла малышка Тенсия, которая постоянно расчесывала пушистые концы кос, достающие до колен.
– Какой ты смешной! – сказала она, погружая свой колючий гребешок в его густую шевелюру. – У тебя ресницы длинные, как у девочки. И волосы не торчат, а вьются колечками. Может быть, ты девочка наполовину?
Он резко отвернулся и пошел прочь.
– Глупый! Я сделала тебе комплимент! – закричала она вслед. – Девочки ценнее мальчиков, значит мальчик, который наполовину девочка, лучше целого мальчика. Это каждому понятно!
Он задумался.
Да, главными в жизни были девочки.
Значит, он лучше мальчиков?
Ну, нет! Никакой он не «девочка»!
Девочки – глупые, у них не бывает тайн.
– Ты умеешь так? – спросил он Тенсию, заткнув указательными пальцами свои уши.
Она повторила жест.
– Ты что-нибудь слышишь?
– Нет.
– Что-нибудь изменилось в мире?
– Да. Стало плохо слышно.
– У тебя нет мозга! – Галлеор убежал от подруги.
На следующий день они встретились снова.
Она увлеченно ковырялась в носу, но, заметив Галлеора, тут же переключилась на вчерашнюю тему:
– Ты не прав! У меня тоже есть мозг. Перед сном в постели я заткнула уши и долго слушала и слушала и, наконец, услышала. Сначала я удивилась: почему стали не нужны слова и язык? А потом я вспомнила, что мамочка Лиссандра зря меня при всех отругала за описанные колготки. И я подумала, что буду ее ненавидеть за это всю жизнь. А ведь это нельзя, потому что она мамочка. Я поняла, когда неслышно песенок, становится грустно. И как же тут быть? Когда из моих глаз побежали ручейки, я испугалась, перестала зажимать уши и заснула. И ты никогда не отключайся. Если не будешь спать – не вырастешь.
Он демонстративно зажал уши и отвернулся от девочки.
– Ты меня снова обидел! – Тенсия побежала жаловаться.
Вскоре она вернулась с мамочкой Лиссандрой.
– Немедленно вытащи пальцы из ушей! – мамочка схватила его за упрямые вырывающиеся кулаки. – Ты должен постоянно слушать музыку! Ты должен быть в курсе наших указаний! Сегодня мы все учили песенку про правильного зайчика. А ты почему не выучил? Ты должен петь хором вместе со всеми!
– Я хочу думать. Когда тихо, я слышу свои мысли.
– Какие такие мысли у тебя могут быть? Ты же не калькулятор! Мальчик должен думать только о девочках, и о том, как оказать им любезность.
– А почему все девочки глупые? Потому что – главные? Или наоборот?
– Не смей плохо думать о девочках! Девочки – будущие мамочки. Они родят еще девочек, они спасут человеческий род от вымирания. И никаких мыслей они от тебя никогда не потребуют. И чтоб я никогда больше не видела, как ты затыкаешь уши! Ты знаешь, что бывает с непослушными?
Он знал.
Непослушные мальчики проходят тестирование.
А это очень скучное и неприятное дело, когда нужно долго стоять на одной ноге, уметь закрывать глаза по одному, нажимать на кнопку после свистка и прочая неинтересная ерунда, растянутая на целый день. И еще при этом мамочки будут долго измерять ядрышки, а это самое противное дело.
На следующий день все дети на площадке знали о том, что мальчик Галлеор «не получился», и его скоро отправят в Ад.
Как только он появился на площадке, девочки начали скакать, извивая длинные мокрые языки:
– Бе-бе-бе!
– Катись в ад!
– Мы не для тебя!
Он снова заткнул уши. А Тенсия побежала к мамочке Лиссандре жаловаться:
– Мальчик Галлеор опять не послушался!
Повторное тестирование считалось позорным. Выйти незапятнанным из страшного кабинета было почти невозможно. Здесь решалось, кто прав: ребенок или мамочка, приведшая его сюда?
Как правило, побеждал взрослый.
– Проходи! Садись в кресло! – раздался нежный электронный голос.
Галлеор остался один в белоснежном кабинете.
Ослепительно белели стены, пол и потолок. Их грани слились, мир стал беспределен, опора под ногами исчезла, и мальчик завис в пространстве.
Лишь три разноцветные кнопки перед носом напоминали о том, что он еще жив.
– Перед тобой три розы.
Красная означает: «Я – хороший».
Черная означает: «Я – плохой».
Завядшая коричневая роза означает:
«Я – мертвый».
Ты должен выбрать!
Он выбрал красную.
– Перед тобой три дома.
Один с открытой дверью.
Другой с открытым окном
А третий – без окон и дверей.
Он выбирал и выбирал, напряженно следя за экраном.
Он не хотел стать мертвым и попасть в Ад.
У него ужасно устала спина, и он отсидел попку, но ничего не просил, только тер кулачком глаза и напряженно вглядывался в экран.
Он с ужасом ожидал очередного каверзного вопроса. Но страшнее всего было дождаться окончания поединка с невидимой программой.
– Перед тобой три девочки.
Одна – в пятнышках.
Другая – без ручек.
А третья – без головы.
Ты должен выбрать.
Выбирай!
Время пошло!
Он смотрел на три картинки, но решить задачки не мог.
Он представил лицо Тенсии – в пятнышках, а тело – без ручек.
Потом – без головы.
Пустой желудок начал резко сокращаться.
«Жду ответа!» – требовал голос.
Галлеора стошнило кислым воздухом.
Таймер тикал с устрашающей скоростью.
«Жду ответа… Жду ответа…», – барабанило во всем теле.
Мозг отказывался повиноваться.
Противные ябеды!
Гадкие обзывалы!
Лучше бы они все были в пятнышках!
И для чего им руки?
Они так любят швырять песком в глаза!
Девочки – глупые! Значит, им и головы не нужны?
«БЕЗ ГОЛОВЫ», – обреченно хотел выбрать он и уже потянулся к третьей кнопке, как вдруг услышал:
«Ты свободен!»
Перед ним со скрежетом распахнулась дверь.
Он вышел в коридор.
Где-то совсем близко спорили из-за него мамочки.
Голос Лиссандры звучал приглушенно, она оправдывалась:
– Пора изменить программу тестов! Самый аномальный мальчик избежал отсева!
– Но он сидел там два дня подряд! Сколько можно мучить ребенка! – возражал другой голос.
– Мальчиков нужно отбирать строже!
– Но их и без этого мало!
– Чем меньше – тем лучше! Содержание кавалеров обходится очень дорого! Я снова собираюсь вынести этот вопрос на обсуждение в Совете Матерей.
– Разве ты не знаешь, что у малыша редкие гены?
– Да, я помню твои причитания: «Иссякли гены Мудрой Верлинды». И все такое. Но я, например, заказываю для себя только белокурых с античным профилем и без всякой арифметики в голове.
Галлеор уже не в состоянии был понять, о чем спор.
О его ли неидеальных ушах, или о новой программе для выявления плохих мальчиков?
Тело малыша обмякло, спина заскользила по стене, голова свесилась на грудь, и он заснул прямо возле страшной двери в камеру тестирования.
Он не заметил, как чьи-то ласковые руки подняли и унесли его в постель.
Проспал он долго. Наверно, сто дней.
Его не будили.
Однажды на прогулке к нему подбежала малышка Лизетта, но на ее бледном личике он не обнаружил насмешек.
В то время, когда другие девчонки задирались и корчили рожи, эта смотрела на него теплыми песочными глазами с неподдельным сочувствием.
Она перехватила его взгляд, но дразнить не стала, а только таинственно зашептала:
– Я тоже необыкновенная! Только никому не рассказывай. Я могу делать так, – она пальцами зажала свой нос, при этом щеки ее надулись, как шары, а сжатые губы побелели. Она терпела, пока не раскраснелась, как малиновый джем:
– Ты пробовал так? Ты умеешь умирать, как я?
– Разве ты умеешь умирать?
– Когда не дышу – я мертвая.
– Это не смерть. Это пауза. Из смерти вернуться нельзя.
– Нет, я по-настоящему умираю, по-настоящему не дышу!
– Если бы ты умерла, тебя навсегда бы отправили в ад.
– Откуда ты знаешь?
– Один мальчик сунул другому палкой в лицо. С тех пор оба пропали. А мамочки сказали, что они никогда не вернутся.
– Почему?
– Потому что один – опасный, а другой – слепой. Они оба в аду. Иначе где им быть? Все неправильные там.
Рядом раздалось громкое улюлюканье. К ним незаметно подкралась орава девчонок:
– А мы слышали!
– И всем расскажем, что Лизетта – зомба!
– А Галлеор – непослушный! Мамочки сказали, что у тебя редкие гены! Но ты все равно – неправильный!
– Неправильный!
– Неправильный!
– Неправильный!
Праматери не любили собираться в холодном зале экстренных заседаний.
Круглый стол обычно пустовал. Но в этот день все пришли, чтобы выслушать важное сообщение Мудрой Верлинды.
Она окинула быстрым взглядом собравшихся и начала:
– На прошлом совещании мы решили, что у нас не будет главы нашего маленького подземного государства.
– Именно так, – подтвердила Рогранда и кивнула головой. – Для чего мы собрались в этот раз?
– Нам нужно решить важный вопрос, имеющий отношение к благополучию наших будущих детей. Вы все принесли свои генетические сертификаты? Да? Тогда приступим!
С этими словами Верлинда разорвала и бросила свой сертификат на середину Круглого Стола. Подруги повторили то же самое.
Когда на столе набралась приличная куча мусора, Верлинда щелкнула зажигалкой, и пламя осторожно лизнуло бумагу. Разгорелся яркий костер. Отблески пламени плясали на лицах праматерей.
Верлинда протянула руки к огню, согрела пальцы в горячих струях и глухо произнесла:
– В этом костре мы навсегда уничтожили рознь между нашими детьми. Теперь наши потомки не будут напрасно тратить драгоценное время на ссоры о власти и генетических преимуществах.
– И чем же они будут заняты всю жизнь? Неужели и поспорить нельзя? – послышался сдавленный смех красавицы Ланданеллы.
– Они будут писать картины, создавать грандиозные проекты. Их головы должны сохранить интеллектуальные достижения человечества. Им придется заново отстроить города, навсегда покончить с болезнями. Если бы головы мальчиков не были с детства забиты стратегиями, мы не оказались бы здесь в столь плачевном положении.
– Нам не хватает мужчин, – вздохнула Ланданелла, переглянувшись с Титанидой.
Остальные подхватили:
– Без мужчин мы сдохнем!
– Мужчины сразу нашли бы выход!
– Глупости! – возмутилась Верлинда. – Мужчины сразу бы затеяли войну. И я уверена, они перебили бы друг друга до появления первых младенцев.
– Довольно о мужчинах! Только женщины у власти способствуют прогрессу! – поддержала Рогранда.
– Девочки, мы отвлеклись. Пусть Верлинда скажет, что еще нужно сделать, чтобы наконец-то отдохнуть от совещаний. Осточертела постоянная нервотрепка. У меня ПМС, и я должна срочно принять реокс, – закапризничала Ланданелла.
– Постойте, не расходитесь! – воскликнула Верлинда. – Мы должны решить еще один вопрос.
– Что за вопрос?
Верлинда выдержала паузу, подождала, пока шум не утих, и сказала:
– Мы должны смешать весь генетический материал.
– Как смешать? Для чего?
– Для того чтобы наши дети стали общими, – объяснила она.
– Правильно! Все нужно разделить поровну! – откликнулась Барбамилла, не отрываясь от вязания. – Всем – все! Или никому – ничего! Всех детей нужно воспитывать, кормить и одевать одинаково. И тогда не будет никаких ссор. Никаких различий, никаких разногласий.
– Позвольте, мы увлеклись политикой. Монархия или демократия? Для чего нам эти сложности? Главное – дети. Лишь бы они были счастливы! – воскликнула Маргарет.
Завязался спор. Каждая пыталась перекричать каждую.
– Власть – вот что в основе стратегии любого, даже стадного общества, – резонно заключила Рогранда.
– Ты хочешь сказать, что мы стадные?
Обстановка накалялась, и Верлинда решила на этом закончить.
– Итак, главный вопрос о будущих наших детях решен. Девиз нашего маленького государства: «Все дети – наши!»
– Да! – подхватили остальные.
– ВСЕ ДЕТИ НАШИ!
«Хлопай ручками, топай ножками!»
«Мы рождены, чтобы родить других!» – эти песни звучали на детской площадке с утра и до утра.
Каждый ребенок их знал и, едва проснувшись, присоединялся к общему хору.
О тишине приходилось только догадываться. Ее не существовало в этом мире, как и блаженного одиночества. Оно тоже было под запретом.
Под запретом были все возникающие из ниоткуда мысли и беспричинное желание ухватиться за них, чтобы распутать странный клубок навороченных тайн.
Но Галлеор научился отключать бравурную какофонию.
Когда дети укладывались спать, он в глубине спасительного одеяла слушал собственные мысли.
«Я знаю, как скрыться от пристального наблюдения мамочек. Но и они знают, как найти меня. Они заблуждаются, искренне веря, что одиночество – это отчаянье и заброшенность. Они думают, что от него нужно лечить и спасать. Нет! Оставьте меня себе. Не надо мне музыки, чтобы дергаться в одном ритме со всеми».
Со временем странные мысли стали его врагами. Они преследовали его по ночам и превращались в жутких советчиков, которые предлагали ужасные скверные дела.
«Я знаю, что нужно сделать. Где-то есть место, откуда не возвращаются.
Ад?
Почему бы нет?
Им пугают. Его боятся.
Почему бы мамочкам не посмотреть друг другу в глаза?
Разве они живые?
Разве он сам живой?
А музыка не с наших, давно состоявшихся похорон?
Мелодия никогда не меняется.
Определи ее, попробуй, выдели в ней такты, миноры и диминуэндо. Она звучит, как одна сплошная, растянутая нота…»
Мамочка Лиссандра первая заметила, что Галлеор изменился.
– Галлеор! Объясни, пожалуйста, куда ты все время смотришь? Ты за мной подглядываешь!
– Я не подглядываю.
– Но я же видела, как резко ты отвел взгляд от моей груди!
– Я думал, что это Вам не понравится.
– А почему ты так подумал? Отвечай!
– Потому что я не античный.
– Ты хочешь меня разозлить? Ты подслушиваешь разговоры мамочек? Ты снова стал непослушным? Ты забыл, куда мы отправляем таких, как ты? Учти! Третий раз – последний! И запомни: я за тобой буду следить!
Однажды одеяло над Галлеором взлетело высоко вверх.
Тело обдало сквозняком.
Он услышал хихиканье мамочки Лиссандры:
– Я же говорила! Вот и пятна!
– Бедняжка! Это может остановить его рост! Он может замкнуться! – сокрушалась добрая мамочка Лута.
– Это аномально! Он кандидат на вылет! И не жалко! Нужно очень строго отбирать кавалеров!
– Посмотри на него! Он красавчик! Я заметила: некоторые девочки к нему неравнодушны.
– Он не годен! Какой из него кавалер? Я об этом докладывала! Но непонятно: каким образом, ему постоянно удается обойти программу? Я вынуждена снова обратиться в Совет Матерей.
Галлеор не подозревал о существовании взрослых мужчин.
Он никогда их раньше не видел ни на детской площадке, ни в зрительном зале. Вид взрослого кавалера его ошеломил.
Доктор Бернард был необыкновенно высок и широкоплеч. Его лицо украшала ухоженная рельефная растительность. Тонированные платиной волосы были высоко зачесаны и открывали приветливое лицо.
Блестящие внимательные глаза глядели на мальчика с нескрываемым сочувствием. От него пахло изысканными духами торжественно-мажорных оттенков.
Галлеор потянул носом незнакомый аромат.
– Тебе нравится мой лосьон? – улыбнулся врач. – У тебя хороший вкус. Запах размороженных желез янтарных мух доводит женщин до апогея чувствительности. Подожди, вырастешь, и я научу тебя комбинировать ароматы. У тебя найдутся влиятельные покровительницы среди матерей… Ну, давай приступим. Не стесняйся, я должен хорошенько тебя размять… Рассказывай, что ты снова натворил? За что тебя не любит мамочка Лиссандра?
– Я не белокурый.
– Посмотри на меня: и я не блондин. Но меня она любит. И тебе есть чем гордиться. У тебя особые, редкие гены.
– Но мамочка Лиссандра сказала, что я неподходящий.
– Забудь. Все должны быть разными. Разные мамочки, разные детки и, тем более кавалеры. Привыкай! Ты же знаешь, что нет минуса без плюса? И наоборот. Никогда не называй женщин глупыми. Они этого не прощают.
– Но они же на самом деле без мозгов! Если бы у них были мозги…
– Я же сказал тебе: все – разные! Даже сейчас у тебя есть покровительницы и враги… А ты знаешь легенду о том, как перессорились все наши первые матери? Мы должны помнить наши легенды. Они объясняют причину всех наших современных проблем. Скоро ты все узнаешь. Но помни, что если появились враги, появятся и друзья.
Доктор долго мял и выворачивал худое тело мальчика, дергал, просил наклониться, показать, собрать в пробирку, подуть в трубку, что-то протоколировал, изучал инструкции, тяжело вздыхал при этом и, наконец, сказал:
– Поздравляю! Из тебя получится отличный кавалер. Все в тебе гармонично и высшего качества. Попробую доказать мамочкам, что у тебя будет высококачественное потомство, умные, красивые, сильные и здоровые дети. Совет Матерей одобрил твой перевод из детского сектора в юношеский. Там тебя научат другим дисциплинам. Главным для тебя.