Августина Блюм
– А знаешь, я сначала принял тебя за мальчишку!
– Многие так думают, – пожала она плечом. – Но представь, что я нацеплю какое-нибудь платье! Или отращу длинные волосы. Скажи, кошмар?
Я попытался представить. Да, получалась какая-то нелепость.
Мы сидели на тёплых деревянных ступенях кухни. Втроём – Августина, Вилли и я. То есть, конечно, Вилли не сидел, но он был с нами, а это то же самое. Августина угощала меня своим печеньем, оно и правда было сумасшедше вкусным.
В общем, не так уж и плохо, что она девчонка. Правда, девчонка, которая печёт волшебное печенье с изюмом и корицей, – это куда обыкновенней, чем мальчишка. Но необычного в ней было и так хоть отбавляй. Взять хотя бы говорящий велосипед!
– Скажи, а как твоё имя будет полностью? – спросила вдруг она.
И откуда она знает?.. Никто раньше не спрашивал. Севка и Севка. Моё полное имя мне велико, и я путаюсь в нём, как в папином пальто.
– Зачем тебе? Севка, и всё.
– Нет, скажи, – упрямо произнесла она.
– Ладно. Понимаешь… Мои родители. Всё дело в них. Папа решил, что раз у меня такая обычная фамилия, Воробьёв, значит, имя должно быть особенное. И ещё они с мамой очень любят старую музыку. И больше всего – одного композитора, мама постоянно слушает пластинку.
– Какого это – старого? Сто лет?
– Нет, намного, намного старше.
– Ну, не может быть. Тогда ведь не было пластинок!
Я задумался. Правда ведь, не было. Но это очень старая музыка, точно. Мама говорила, ей три сотни лет, хотя это даже невозможно представить.
– Я спрошу. Но этот композитор ходил в парике, как в старину. И у него было два имени.
– Целых два? Наверное, хороший композитор. Раз заслужил два имени.
– Я не знаю… Не знаю, почему два. – Я решил больше не тянуть и покончить с этим: – Но вот второе из них досталось мне. В общем, меня зовут Себастьян. И я совершенно в этом не виноват.
– Себастьян, – повторила Августина Блюм. – Какое красивое. Серебристое имя.
– Как это – серебристое? – не понял я.
– Похоже на серебристый колокольчик. Все имена цветные. Ты не знал?
– Нет…
– Се-бас-тьян, – повторила она тихонько, и моё имя впервые не показалось мне таким ужасным. – Можно я иногда буду звать тебя так?
– Как хочешь, – пожал я плечами. – А вот твоё имя – Августина, – оно какого цвета?
Я никак не думал, что она ответит. Но она сразу сказала:
– Оранжевое. Августина – жёлто-оранжевое, как осенние листья. И шуршит. Слышишь?
– Августина, – повторил я шёпотом. – И правда оранжевое! Красиво. Хорошо, что у тебя такое необычное имя. А Вилли? Какого он цвета? Тоже оранжевый? – спросил я. Наверное, потому, что сам Вилли был ярко-рыжим.
– Нет, имя Вилли – цвета неба. Цвета бесконечной свободы. Вилли! Слышишь – полетело…
Вилли смущённо хмыкнул, а потом спросил, чтобы перевести разговор:
– А Севка? Какого цвета, по-твоему?
– Севка – зелёное, – ответила она уверенно. – Зелёное, как трава.
Я выпил вторую чашку чая, но уходить не хотелось. Как-то странно будет – уйти и оставить её тут совсем одну.
– Скажи, а почему ты отдаёшь Вилли?
– Ну как же, – ответила она, – видишь? – И она вытянула вперёд свои длинные руки. Они высовывались из зелёных рукавов чуть не до локтя. Да и джинсы были ей коротки: из кроссовок торчали ноги в ярких полосатых носках. – Ничего не могу с этим поделать, – объяснила она, – я слишком быстро расту. Мне прописывали специальные таблетки и даже уколы. Всё равно расту, будто кто тянет меня с неба за уши!.. И вот, видишь, я совершенно не помещаюсь на Вилли. Коленки цепляют руль. Ну и ему, конечно, тяжело…
– Да нормально. Скажешь тоже – тяжело. Богатырь нашёлся, – сказал Вилли. – Ты весишь почти ноль. Но коленки, конечно, – это да. Не погоняешь.
Я впервые видел человека, который переживает из-за своей вышины. Ведь мне всегда казалось: чем выше, тем лучше! Но на всякий случай я кивнул и спросил:
– И что же ты будешь делать дальше?
– Не знаю… Для начала придётся купить взрослый велосипед. Самый большой, какой есть в городе. А потом…
– Что – «потом»? – не понял я. – Так и будешь на нём ездить, на взрослом!
– Ты не понимаешь, – покачала она головой, – с моими темпами роста… Вот скажи, сколько тебе лет?
– Ну, десять, – честно ответил я и пожал плечами. С одной стороны, не так уж и много. С другой – многие принимают меня за первоклашку, так что пусть знает.
– Понятно, – хмыкнула она. – Десять.
А потом выпрямилась, вытянулась во весь свой рост и упёрлась лбом в раму над дверью. Чтобы зайти на кухню, ей приходилось наклонять голову.
– А мне – одиннадцать. Представляешь?!
Одиннадцать! Только тут до меня дошло. Она старше меня всего на год, а выше – ровно в два раза. Августина Блюм была просто великанской девочкой. Пожалуй, это не так уж прекрасно. Бедная, бедная Августина Блюм!
– Ещё года два поезжу, а потом – всё, никаких велосипедов. Не помещусь.
– А как же ты ходишь в школу? – спросил я. – Тебе, наверное, ужасно неудобно сидеть за обычной партой…
– Не хожу я ни в какую школу, – отмахнулась Августина Блюм. – Дел у меня других больше нет!
– Как это?! – поразился я.
– Ну чего мне эта школа… Все смотрят. Я там как жираф, как телевышка. И вообще… Уже сейчас на улице оборачиваются. Я это ненавижу. А дальше что будет?.. И знаешь, спокойно без всякой школы можно обойтись.
– А твои родители… Они что, разрешают тебе не ходить?
– Ну, по правде говоря, нет, – ответила она. – Но я их не очень-то спрашиваю. Их же всё равно никогда нет.
– Как это нет? – испугался я.
– Обыкновенно. На гастролях всё время. Они у меня актёры, – объяснила она.
– Ух ты! Настоящие актёры! – поразился я. – Вот здорово!
– Ничего не здорово, – отмахнулась она. – Всё ездят и ездят. Вот если бы в нашем городе был театр… А так – никогда их нет.
– Подожди, а как же ты? Ты с кем живёшь вообще?
– Ни с кем, – улыбнулась Августина. – Я люблю одна.
– Ничего себе – «одна»! – обиделся Вилли. – Скажешь тоже!
– Ну прости. Конечно, с тобой. Но теперь… Вот теперь буду одна, – вздохнула она.
Как это… Я совершенно не мог себе этого представить. Да, мой папа тоже часто уезжает на работу на неделю, иногда даже на месяц. И тогда мы с мамой остаёмся одни. Но с мамой же! А Августина – она ведь только выглядит большой, а на самом деле…
– Я вот что хотел спросить, – вмешался Вилли. – Мы что вообще, вот так и будем, да? Здесь торчать? Болтать, там, до вечера, да? Совсем уже! Поедем-то когда? А?
– Ой, да, – опомнилась Августина, – ты ведь давно ждёшь! Давай, Севка. Попробуй хотя бы.
Пришлось признаться, отступать-то некуда:
– Понимаешь… Понимаешь, я не умею.
– Не умеешь чего? – не поняла сначала Августина.
– Кататься… Не умею ездить на велосипеде, – объяснил я и отчаянно покраснел. – Понимаешь?
– Нет, – помотала она головой. – Тебе ведь целых десять лет. И ты не умеешь ездить?
– Ну, я не виноват, – стал оправдываться я. – У меня ведь никогда не было велосипеда.
– А, тогда извини, конечно. Но ты всё равно умеешь. Просто не пробовал.
– Ерунда, – поддержал её Вилли. – Этого нельзя не уметь.
– Не бойся, – подбодрила меня Августина, – это же Вилли! С ним не страшно.
Я положил руки на руль. Первый раз в жизни – на руль моего велосипеда.
И мы пошли на дорожку. Впереди – Августина. А за ней – мы с Вилли.
– Я держу, не бойся! – сказала Августина, а Вилли её перебил:
– Не надо, не держи. Я сам.
Я пока ещё не понял, что это значит. Но уже неловко взобрался на седло. Августина уже опустила его как можно ниже, под мой рост. Я поставил ноги на педали и вцепился в руль.
– Чего хватаешься, – обиделся Вилли, – его держат, а он хватается! Совсем уже. Да не бойся ты так, не свалишься!
И правда: Августина отпустила велосипед, а Вилли стоял как вкопанный!
Я немного ослабил хватку и даже погладил руль большими пальцами. Совсем не страшно, если так просто. Сидишь как на заборе. Я слегка нажал ногой на педаль. Совсем чуть-чуть, просто попробовал. Вилли качнулся.
– Ну давай же, давай! Чего ты? Кататься!
Я нажал посильнее. Песчинки скрипнули под колесом. И другой ногой. И…
Как объяснить вот это? Когда едешь сам?!
Конечно, Вилли помогал мне. Это было так странно: он совершенно не собирался никуда падать. Хотя я поначалу и вертел бестолково рулём в разные стороны.
Мы ехали по дорожке мимо сиреневых кустов, мимо заборов, мимо речки, забрались на мостик, переехали его («Та-да-да-да-да-да-да-дам», – сказали нам доски!), мимо колокольни, мимо…
– Ну, как тебе? – спросил меня Вилли.
– Ух! Здорово… Спасибо, ты хорошо меня держишь.
– Я? – хмыкнул Вилли. – Ничего я не держу. Ты давно уже сам едешь.
От неожиданности я дёрнул руль и тут же шлёпнулся на дорожку. Мелкие камешки больно впились в локоть. А Вилли только весело крутил в воздухе колесом.
– Что же ты? – обиделся я.
– Ничего, – засмеялся он, – не упадёшь – не научишься!
Подбежала длинноногая Августина Блюм:
– Ты как? Нормально всё?
– Вроде да, – ответил я, обиженно отряхивая джинсы.
– А, ну тогда ладно. Вставай, – спокойно сказала она и повторила Виллины слова: – Не упадёшь – не научишься. Это он тебя ещё поначалу пожалел. А я ведь по-настоящему училась.
– Просто очень хотелось. Поехать, поехать побыстрее уже хотелось! Понимаете? – объяснил Вилли.
– Ладно, – сказала она. – Раз всё в порядке у вас, то проваливайте уже. Терпеть не могу прощаться.
Глаза её блестели. Она подняла голову к солнцу, чтобы я не видел. Я потрогал её за локоть.
– Слушай, мы будем приезжать к тебе.
– Печенье понравилось? – хмыкнула она.
– Августина… Знаешь что? – сказал я.
– Чего тебе ещё? Давайте уже, хватит. Валите оба.
– Ты очень красивая, – сказал я и нажал на педали. Мы летели непонятно куда, главное – не оглядываться.
Никогда никому не говорил такого. Но она ведь и правда очень красивая. И совершенно не похожа на мальчишку.
Вечером я сказал дома:
– Знаешь, мам, а у меня появился велосипед.
– Да, конечно, – ответила мама. – И у него семнадцать колёс.
– Нет, – удивился я, – зачем семнадцать? Только два…
– Странно, – удивилась в свою очередь мама.
– Ничего странного, – ответил я и добавил: – Его зовут Вилли.
– А, ну конечно, – сказала мама. – Тогда всё понятно.