Виктор Цой, еще пока не ставший легендарным, но уже достаточно популярный, впервые приехал в Новосибирск в 1984 году. Было это в период с 16 по 23 ноября. Вместо трех дней из-за непогоды Цой не мог улететь целую неделю. Во время своего пребывания в Новосибирске Цой дал два неофициальных концерта, которые прошли в одном из общежитий при НГУ в Академгородке, а также в кафе «Волна» (по другой версии «Чайка») на ОбьГЭС. По воспоминаниям некоторых очевидцев, один из этих концертов прошел совместно с другим популярнейшим в то время исполнителем – Майком Науменко из группы «Зоопарк».
Из воспоминаний Д.Радченко:
Первое известие о Цое в Новосибирск привез Борис Гребенщиков. Случилось это в начале мая 1984 года. Тогда Борис Борисович был в нашем городе «нелегально». Я вам как-нибудь расскажу о тех его первых выступлениях у нас. Так вот, значит, сидит себе Гребенщиков на подпольной квартире после выступления и «ушастик» слушает. (Так тогда «Walkman» звали.) А всем и интересно, что это у него там звучит? Набрался я смелости, спросил, этот отвечает: «Кореец у нас один в Ленинграде есть, в кочегарке работает. Записал в одиночку прекрасный концерт. Уверен, что он станет очень популярным». Стоявший рядом Борис Комаров заметил: «Кореец? В России?! Ну уж вряд ли…» Впрочем, песен-то мы пока не услышали. Валера Мурзин, что был у нас главный по технике, живо пристроил крошечный «ушастик» к широкопленочному «Акаи», и над сибирской землей впервые понеслось: «Восьмиклассница-а-а-а!»
– А как зовут?..
– Виктор Цой.
После рекомендации Гребенщикова стало ясно, кого пригласить в Новосибирск следующим. К ноябрю так и вышло. Прежде чем читать дальше, необходимо понять, что Цой приехал к нам тогда, намного опередив свою популярность. У нас его еще не знали. Лишь студенты университета смогли позволить себе тогда такую «подпольную» роскошь. В их пятом общежитии и прошел первый концерт Цоя в Новосибирске. Своей «ударной» Цой в то время считал песню «Я объявляю свой дом безъядерной зоной», которую, как он рассказывал, пел в Ленинграде на премьере фильма «Европейская история». В зале «пятерки» собралось что-то около семидесяти человек. Публика внимательно слушала и аккуратно аплодировала в конце каждой песни, но выше градус не поднимался. Впрочем, это еще полбеды, второе выступление проходило… в перерыве капустника нашумевшей «Конторы братьев Дивановых», что для менее стойкого человека было бы просто сокрушительным. Все с нетерпением ждали своих любимцев, и Цой здесь вышел явно не к месту. «Ну вот еще, япоха русского рока?» – кто-то зло пошутил рядом. «Вы ошибаетесь, он – кореец», – спокойно сказал я. Когда через пять лет будут штурмом брать спортивный комплекс, чтобы попасть на его концерт, там окажутся многие и из этого зала… И все-таки уже тогда были те, кто ждал его в Новосибирске, ведь после каждого из этих выступлений собиралась-таки стайка знавших его песни, и их расспросам не было конца. Сам Виктор Цой роста был небольшого, не выше Брюса Ли, на которого он потом взялся походить с легкой руки Бориса Гребенщикова. Когда сидел за столом, то руки на стол не клал, во всяком случае, пока не выпьет. Он очень легко пьянел с полстакана «убойного» портвейна «Кавказ», но, в отличие от многих сибиряков, на этом и останавливался. Когда я впервые увидел, как он молча сидел за столом среди хмельных и веселых сибиряков, глядя вниз перед собой, то в голову сперва пришло что-то вроде «Да, занесла нелегкая его, бедного, в сибирскую глушь, к нашим остроумцам!..» Но вскоре я понял, что, эта его манера не глядеть в глаза собеседнику – не более чем форма восточной вежливости. В разговоре с ним чувствовалось, что если надо, то этот парень станет весьма колючим, мягкость его – кажущаяся, и в нем достаточно упрямства. Поэтому, когда в фильме «Игла» вдруг возник этот неожиданный образ «красного» Брюса Ли, я, хоть и посмеивался, но был согласен, что имидж сработан все-таки верно: была в этом малом такая жилка.
Сперва Цой весьма удивил. Разговор шел о том, какой будет его будущая группа, какую музыку он предпочитает, и он неожиданно произнес название – «Japan». И это-то в 84-м! Когда «новая волна» была известна еще весьма немногим. Заподозрив сдуру в нем интеллектуала гребенщиковской школы, я взялся было обсуждать с ним особенности стиля Сильвиана, и тут Цой удивил еще больше, когда открыто и просто сказал: «Не знаю я ничего этого. “Japan” мне интересны потому, что это Восток, и у них безладовая бас-гитара. У нас Титов взялся играть на такой. А музыку я вообще знаю плохо, только пару лет слушаю, как стал песни писать». Такой бесхитростный ответ бил наотмашь, и о «заумном» больше не говорили. Впрочем, Виктор поведал, что участники его нового проекта под названием «Кино» теперь взялись постоянно снабжать его музыкой – и новой, и старой. Даже рок-н-роллом 50-х. Я сразу спросил, можно ли в Ленинграде достать записи Бадди Холли (у нас с классическим рок-н-роллом всегда было туго). «Бадди Холли? – переспросил Виктор Цой. – А что в нем такого особенного?» И я взялся рассказывать ему про эту первую всеамериканскую звезду подростков 50-х. Их героем стал тогда этот скромный парень в роговых очках, а не красавец Элвис. У него почти не было голоса, но слова песен брали за сердце. Двух лет не прошло, как он вошел в зенит славы, едва заработав свой первый миллион, как трагическая случайность оборвала все: в 1959 году, в самом расцвете творческих сил, Бадди Холли разбился на своем маленьком самолете. И тут я заметил, с каким снисхождением восточного принца слушает Цой мой пылкий рассказ. Вот она – скрытая пружина: сам он был из другого теста…За окнами стыла на ноябрьском ветру Вокзальная магистраль, а я продолжал свой рассказ о событиях, которые один в один походили на те, что произойдут с самим Цоем через пять лет: главная пластинка звезды выходит посмертно. Горе американских подростков не утолить. Могила становится культовым местом. Ему посвящают песни, стихи. Если при жизни он только звезда, то после смерти – пронзительная легенда…
Цой дослушал и спокойно, тихо сказал:
– Разве это герой? Вот Моррисон, Хендрикс – это я понимаю.
Я возразил:
– Но гибель Холли – такое было впервые! К тому же ее причина – не наркотики, не алкоголь (когда сам виноват), а роковая случайность!..
– И все же здесь нет героизма. Так, нелепость…
Цой помолчал и неожиданно выдал:
– А записи «КИНО» никогда не выйдут на фирме «Мелодия». Мы андеграунд, и по-другому не быть. А там, у них, с музыкой все давно «схвачено».
Я хотел было возразить, что еще немного и Рейган выбьет из Советов свободу слова, что не сегодня-завтра Новгородцев начнет его гонять по Би-би-си… Будь я поумней, сказал бы: «Виктор, ты же поэт, а значит – провидец. Неужели ты не видишь, что через год-другой это станет им выгодно? Тем более, что в эпоху видео это для них единственный выход?!» Но я был туп и сказал так: «Виктор, да ведь тебя-то они первым и выпустят. Сперва маленькую пластинку, потом – большую. Куда им деться?» Цой промолчал, улыбаясь как Будда. А я с горечью подумал, что он взялся играть в их нелепую игру всерьез. Больше мы не встречались…
Фотографы Андрей Маракасов, Виктор Маздоров запечатлели выступления Цоя в Новосибирске, и их фотоработы сегодня можно легко найти в глобальной сети.
Андрей Маракасов, фотограф:
Мы же просто когда-то жили этим. Года до 1987 я пытался фотографировать происходящее в Новосибирске на свой «Зенит», а когда хватало денег, то и слайды делал. Концерты, квартирники… Про Цоя мне сложно говорить – всего пара вечеров, автографы, несколько вопросов и ответов – вот и все. Про его значение – это уже другой разговор. С Цоем на удивление слайды получились более-менее неплохо, около 20 штук.
Лет 5 назад у меня попросили фотки, я начал оцифровывать архив. Раза 4 выставлялся на выставках, в «Комсомолке» разок напечатали…
– …Вам привет от него (смех, хлопки). А? Да, а? Нет. Нет. Я рассказываю: я написал песню «Весна». Я сегодня пел ее, если помните. Она очень Майку, например, понравилась, вот и он написал песню «Лето», которая, в принципе, выдержана, ну, примерно в том же духе, и там использовано несколько строчек из моих песен, поэтому он посвятил ее мне. Нет, я ее не пою. Это его песня.
– Такой вопрос. Группа как таковая, вообще это очень долгая история, как появлялась группа.
– Такой вопрос сложный, вот. Ну, группа как таковая, вообще это очень длинная история, как появлялась группа. Она сейчас уже есть, а когда она появилась, я даже затрудняюсь сказать, потому что первая запись была сделана в 82 году. И мне помогали ее делать в основном музыканты из группы «Аквариум», наверное, вам известной, вот… Потом выступать приходилось мне все время с музыкантами, которых я просто так приглашал поиграть. Своих музыкантов у меня не было, вот, и в 84 уже году, примерно зимой, мы начали писать второй альбом так называемый. И тогда уже более-менее состав начал оформляться, как то есть хоть мы начали писать его вдвоем, потом появился бас-гитарист Саша Титов. Это очень хороший бас-гитарист. Я его очень люблю. Он сейчас играет в группе «Аквариум» так же параллельно, как и в «Кино», вот. Раньше играл в группах «Земляне», «Август». Ну, может быть, это весело, но играет на самом деле очень классно. Потом появился барабанщик, очень хороший барабанщик. Я его даже считаю одним из лучших барабанщиков в Ленинграде, потому что он не столько техничен, как музыкант, сколько он понимает, что он современный, что он модный, очень стильный человек, и играет по последнему, так сказать, крику. Вот, ну и как таковая группа появилась, в принципе, после записи весной, и мы сразу стали готовиться к фестивалю, который у нас был. Вы, может быть, тоже знаете, Фестиваль самодеятельных рок-групп ленинградских. Готовились, играли на фестивале очень успешно, стали лауреатами. Значит, сейчас, летом, у нас сезон был закрыт, мы все разъехались и валяли дурака, кто где. Сейчас, наконец, собрались, начали репетировать, в среду у нас концерт, хотите – приезжайте (смех). В ДК имени Гааза. Ну вот, какие еще вопросы?
– Образование у Вас какое?
– Образование среднее, среднее специальное. Я в свое время, в общем, учился в художественном училище, сначала хотел стать художником. Потом расхотел. Потом… Ну, в общем, единственная специальность, которую я имею, это резчик по дереву, которая за мной числится, но работаю я не резчиком по дереву, а кочегаром (аплодисменты).
– Какие советские рок-группы ты выделяешь?
– Выделяю? Ну из ленинградских, конечно, «Аквариум», «Зоопарк», «Странные игры»… «Секрет» мне нравится, хотя многим не нравится, на самом деле. И группу Курёхина…
– А джаз-рок?
– Не знаю.
– Панк-рок?
– Тоже не знаю.
– «Динамик»?
– Ребята, мне стыдно обнаруживать свою серость, но я почти не слышал группу «Динамик» (аплодисменты) поэтому… Я слышал одну песню по радио, вот, она на самом деле мне понравилась. Лучше других, которые передавали по радио (смех в зале, аплодисменты).
– Что-нибудь демонстрируется, Вам нравится, Ваши ощущения?
– Нет, опять же, очень, очень стыдно, но я не слышал.
– Из музыкантов кто-нибудь помогает работать?
– Нет, никто не помогает, все бездельники (смех в зале).
– А кроме себя лучшим гитаристом в группе кого считаешь? (Смех в зале.)
– Ну, надо сказать, что я себя гитаристом вообще не считаю, потому что я играю на гитаре достаточно посредственно и выполняю в основном функции такие ритмической игры. Ну, какой-то аккомпанемент я могу, в принципе, сыграть, но дальше этого дело не идет. Я занимаюсь тем, что пишу песни и занимаюсь их аранжировками. То есть, я работаю с ребятами, ребята все играют лучше меня. А что касается лучших гитаристов, то я не знаю. Ну, вот Ляпин, гитарист хороший, знаете наверно, в «Аквариуме» играет. Но мне кажется он ужасно несовременным, то есть это просто и в Ленинграде, на самом деле, он уже начинает терять популярность. Всем уже надоело выслушивать по полчаса, как он играет на гитаре, это уже сейчас не котируется.
– Как появляются песни?
– Это всегда по-разному. Как правило, песни появляются одновременно с музыкой. Иногда появляется сначала текст, иногда появляется сначала музыка, какой-то мотив. Начинается все с самого простого: появляется какой-то скелет, потом он начинает обрастать какими-то… ну, я придумываю партию для второй гитары, в принципе примерно представляю, что будут делать там другие инструменты, вот, и потом встречаюсь с ребятами, играю и пою эту песню. Уже с ними мы это окончательно дорабатываем, то есть группа «КИНО», она принимает участие в аранжировках. Ну, а почему мне все делать.
– Виктор, вы втроем выступаете?
– Нет, вчетвером. У нас барабанщик Георгий такой, Саша Титов – бас-гитарист, ну я играю так, и есть гитарист, который выполняет все функции гитариста, Юра его тоже зовут.
– Как?
– Юра. Каспарян фамилия.
– Он недавно в группе?
– Нет. Он как раз со мной давно играл…
– А «Рыба» еще с тобой играл…
– Играл. Но мне больше нравится новый гитарист. Потому что я очень ценю в людях их чувствительность к современной музыке, к современным каким-то… Даже не чувствительность, а именно вот интерес. Когда люди останавливаются на чем-то, вот им нравится, например, группа такая-то, вот, они новые группы знать не хотят уже, и все… мне это не нравится… А «Рыба» – он… ему вообще наплевать. Я уверен, что он не слышал ни одной пластинки там… – 84 года которая. А он слушает… Мы с ним в принципе встречаемся, он мне, например, ставит мне какую-нибудь пластинку группы «Camel»», если знаете, и говорит – вот отличная пластинка, или группы «Deep Purple», вот говорит – отлично… А я не могу с ним согласиться, и… в общем…
– А тебе что нравится, честно говоря?
– Очень много, я даже просто затрудняюсь перечислять. Мне не нравиться «хеви-металл» это все, что я могу сказать. Мне в принципе нравятся группы такого несколько электронного звучания. Нравится Дэвид Боуи. Нравиться «Roxy Music», нравится Джексон. Дело в том, что это сегодня у нас концерт такой, левый, я сижу на стуле, играю на гитарке, а на электрические концерты приезжайте посмотрите. Там уже идет речь о костюмах, о свете, о гриме.
– Когда вы вообще начали, когда пришла идея записи?
– Идея пришла сразу. Записываться, ну я думаю, что любому человеку, который даже не пишет песни, а который просто играет на любом инструменте, ему всегда хочется записаться. Поэтому идея сразу же появляется у всех. А начали мы… я ответить затрудняюсь… Я начал играть примерно в 80-ом, в конце 81-го года, в общем, или в середине 81-го. То есть я написал эти 15 или 16 песен, которые и вошли в первый альбом, вот. В 82-ом году мы их записали.
– У тебя жилплощадь имеется? Адрес какой?
– Жилплощадь? Имеется. Спасибо… Я живу не в коммуналке, но тоже достаточно стесненно. В проходной комнате. Нет, не на Васильевском. В новом районе.
– Расширение не требуется?
– Жилплощади? Требуется (смеется).
– А как Вам Андрея Макаревича работы?
– Сейчас очень модно ругать Андрея, так все говорят. Все это ерунда… пора кончать. Я на самом деле считаю, что он конечно, оставил свой след.
– Или оставляет?
– Нет, оставил, конечно. И след достаточно яркий в истории русской рок-музыки. Но то, что он делает сейчас – я не знаю. Его вообще не слышно. Иногда он приезжает в Ленинград, но так просто, по каким-то другим делам.
– Человек абсолютно занятой, это правда?
– Правда.
– А Вам приходила когда-нибудь в голову мысль записи для Курёхина?
– Не знаю. Нет, вместе мы не писались лично никогда.
– Очень сильно влияет на Ваши песни творчество Гребенщикова.
– Ребята, мне, на самом деле я предоставляю, судить об этом вам. Потому что мы, у нас такая коалиция своя, мы все, мы втроем такие приятели, вот. И часто очень встречаемся, общаемся.
– А вместе играете?
– Играем. Ну как вместе. У нас бывают концерты например такие вот втроем. Одно отделение играю я, они мне там подыгрывают. Второе отделение играет Майк, мы там с Борькой подыгрываем, третье отделение играет Борька, мы с Майком там ему подыгрываем (смех, аплодисменты).
Это, как правило, очень интересные концерты такие.
– В каких ты городах побывал с концертами?
– Очень много в Москве, в городах, которые, пригороды, в соседних городах, в городах вокруг Ленинграда играем.
– А дальше Новосибирска не забирался?
– Нет.
– Впечатление от Новосибирска или еще нет?
– Нет, есть некоторые впечатления. Дело в том, что у нас в Ленинграде уже на протяжении месяца не появляется ни кусочка синего неба нормального. И мне очень было приятно и очень запомнилось, здесь сегодня такой был день очень светлый, очень. Вот по этому пока самые приятные.
(…неразборчивый вопрос о местном новосибирском музыканте…)
– Нет, Майк с ним общался как-то один раз, как зовут…
– Гена.
– Вот, а я как-то… Они у нас были на гастролях, а я в то время чем-то был занят. В общем…
– А он, кстати, о Вас хорошо отзывается.
– Я знаю (смех, аплодисменты). На самом деле он, мне кажется, судя по тому, я правда мало слышал, ну, со слов Майка немножко, мне кажется, что он человек здравомыслящий и пишет, в принципе талантливый человек, который пишет интересные песни. Во всяком случае то, что я слушал.
– У нас есть группы получше его.
– «Урфин Джюс» не очень нравиться. Всегда трудно говорить о группах, которые тратят очень много энергии…
– А Вы в Новосибирске в первый раз?
– Да. В Новосибирске впервые.
– А Вы слышали группу «Ломбард»?
– «Ломбард»? Нет.
– «Проходной двор»?
– Вот название такое «Проходной двор» я слышал. Не помню где.
…неразборчивый вопрос из зала…
– Я к нему отношусь отрицательно. Точно так же как вот…
…неразборчивый вопрос из зала…
– Нет. Никакого предубеждения. Просто нам, ни мне, ни Майку, ни Борьке, ни группе «Дом» всем… (запись обрывается)
Иван Степанов:
Осенью 1984, согласно советской традиции, первый курс студентов Новосибирского государственного университета им. Ленинского комсомола выезжал на сбор урожая картофеля. Но не всем студентам повезло испытать это удовольствие. Меня, например, в первый же день заезда выгнал, без права возвращения обратно, сам начальник этого мероприятия. А еще две группы математиков были оставлены работать на складах УРСа Советского района города Новосибирска (Управления рабочего снабжения). Это были группы «академгородошные», в них входило большое число жителей Академгородка. В тот год дети многих уважаемых людей поступили учиться. Может в этом и был секрет этой странности.
Три первокурсника отбывали «картошку» на военной кафедре. Один, Влад, по письму академика Ершова, директора ВЦ, так как его ценные консультации для Вычислительного Центра Сибирского отделения Российской Академии Наук (ВЦ СО РАН), требовались ежедневно. Я, так как меня выгнали безвинно с нормальной «картошки», а где-то мне числиться, и что-то сделать со мной было надо. Ведь неучастие в этом мероприятии влекло за собою автоматическое отчисление из состава студентов. И еще был Вадик, человек с нестандартным мышлением из Бердска. Третий год подряд успешно поступавший на мехмат НГУ. Два раза его почему-то отчисляли. Но он набирался опыта и полезных знаний, и третий раз пошел сразу отбывать «картошку» на военную кафедру. Справедливость же должна быть! Он уже два раза был на «картошке»! А положено было в НГУ только один раз, на первом курсе, для дружбы и сплочения. Так что, как он оказался на военной кафедре, я до сих пор не знаю и никогда уже не узнаю.
Вся моя 421 «ФыМыШацкая» группа была в полях, а комнаты, где люди жили, в моем распоряжении и под моим строгим контролем. Я был в то время, пожалуй, самым значительным «комнатовладельцем» в общежитии 8–1 НГУ. Хотя я и был первокурсником, но в среде других первокурсников, оставшихся в этом самом общежитии, слегка выделялся. Да и более старшие студенты на равных общались со мной. Ведь я был опытный, «прожженный» товарищ. Школа ФМШ в прямом и переносном смысле давала ряд конкурентных преимуществ. А уж опыт и пронырливость в решении бытовых вопросов внушали священное уважение другим первокурсникам. У меня было несколько личных тазов для стирки, ведро, много посуды и столовых принадлежностей. Дополнительные одеяла, электрочайник, плитка, утюг, да и много других очень полезных вещей! А главное, опыт добывания всего, что надо, и создания комфорта.
Осень 1984 года, ранний вечер. В «восьмерке» (так все называли наше общежитие) была блочная система – две комнаты по два человека, две – по четыре, душ и туалет, два умывальника на всю эту компанию в блоке. В «двушках» жили старшекурсники, женатые студенты и другие заслуженные люди, но комнаты были маленькие. Первый курс же жил по три-четыре человека в большой комнате. Так что абсолютно пустые большие комнаты были в моем распоряжении. А в «двушке» жил аспирант Андрей с женой и маленьким ребенком. Он зашел ко мне и предложил посетить выступление Виктора Цоя, которое состоится внизу, в переходе между восьмеркой первой и второй. Говорил, что друган его приехал, хочет спеть перед ребятами, а молодежь на «картошке», хорошо бы набрать людей, а то неудобно будет, если в пустом переходе петь. Сказано – сделано! Человек пятьдесят нам удалось найти. Уселись на стульях и стали ждать концерта. Пришел Цой с гитарой. Он так аккуратно с ней обращался, так бережно, что у меня это вызвало какое-то удивление и раздражение. Гитара, какая бы она ни была, это просто инструмент. Но, может быть, у музыкантов другие отношения с инструментами, свои, особенные. Ведь это их продолжение и средство выражения себя. Спел две песни: «Я сажаю алюминиевые огурцы…» и «Восьмиклассница». Скромно похлопали, и Цой, аккуратно сложив гитару в чехол, ушел недовольный. А что он хотел?! Стал петь, так пой песен десять хотя бы! Но десяти песен, которые бы с интересом слушали специально собравшиеся люди, на тот момент у него не было. Андрей спросил меня, нет ли у меня лишней койки в комнате, а то негде спать Вите. У него самого в «двушке» маленький ребенок с женой, некуда положить. Андрей, конечно же, знал, что найти койко-место для меня на ночь в нашей общаге вообще не проблема. Я пообещал ему это все устроить. Он же предложил мне посидеть в компании, попить чаю. Назвал комнату, куда я и прибыл вскоре. Компания была небольшая, человек 7, судя по разговорам, все друг друга хорошо знали. Пили не чай, вернее не только чай, но и водку. Предложили налить и мне водочки, я отказался. В шестнадцать лет я бросил пить совсем, даже кефира опасался. Так что пил чай. Беседа была неспешной и неинтересной мне. Единственная песня, которую я помнил из тогдашнего репертуара Виктора Цоя, была «Эта странное место Камчатка». Я, как камчадал, поинтересовался, жил ли он там? Как оказалось, не жил. Соответственно общих знакомых-приятелей из камчатских кланов Сон, Ли, Ким у нас не могло быть. Тексты его песен, прослушанных мной этим вечером впервые, были слабыми. Группа «Примус», в те времена, пела «Девочка сегодня в баре», и «Восьмиклассница» была подражанием, да еще и тема школьниц младше меня мне была абсолютно не близка. Мне нравились тогда девочки на год – два – три взрослее меня. Про «алюминиевые огурцы» вообще, какая-то фигня. Я таких текстов написать мог в любое время сколько угодно, на любую предложенную музыку. Интеллект будущего кумира миллионов и глубокое его переживание мира не бросились мне в глаза. Сидел пил, закусывал, все как все. Темы для общения не было, было скучно. Я принес заранее ключ от пустой комнаты. Мне надоело скучать, и я предложил Цою отнести вещи и гитару в его комнату, где он может переночевать. Я собирался покинуть эту теплую, но не мою компанию. Виктор отказался туда отнести вещи, видимо, веры в людей и сохранность своих вещей в незнакомом месте у него было мало, а опыта жизни много. В то время в нашем общежитии точно не воровали, я знал об этом наверняка. Но это его вещи, его гитара, его дело. Один пятикурсник из компании позвал меня с собой и дал мне два комплекта общежитского белья. Мол, мне пригодится, мне еще учиться и учиться, а это все – из списанного. Постельные принадлежности были новыми. Я показал Цою дорогу к комнате, кровать, где ему предстояло спать. При нем я быстро поменял белье, отдал Виктору ключ и ушел к друзьям. Миша, мой друг, играл на гитаре, пел песни. Хорошие, любимые нами песни. Мы пили чай. Ели хлеб с маслом и сахаром. Я критиковал Цоя за то, что тот так трясется над инструментом, Миша же его защищал. Мол, гитара очень дорогая и очень хорошая. Миша тоже был музыкантом, а я нет, и не понимал этой тонкой материи. Вечер, как всегда, удался. Утром сосед вернул мне ключ, я сходил в комнату, где должен был спать Виктор. Спал он ночью или не спал – было непонятно. Следов его пребывания не ощущалось, это было хорошо, убирать комнату не было надобности. Я обратно поменял белье на кровати. В результате оказанной услуги, у меня образовалось два дополнительных комплекта белья, что в условиях общежития было совсем неплохо. Визитом Виктора Цоя в Новосибирский Академгородок я был доволен! Как-то мой друг Сергей, лет пятнадцать назад просил свидетельствовать меня о том визите Виктора Цоя перед его подчиненными. Те не верили своему начальнику! Для истории вопроса привожу список свидетелей. Анисимов Михаил, Кузнецов Сергей и я, ваш покорный слуга. Были, конечно, и другие, но всех не упомнить. Хотя, что такого, концерт из двух песен в 1984 году Виктора Цоя в Новосибирском Академгородке?! Вот, у Андрея Макаревича за 2100 рублей в 1985 году был куплен видеомагнитофон «Акай-777», воспетый в песне «Этот видеомагнитофон». Третий, на тот момент в Академгородке. Но это уже другая история…