Не знали они, где мое схищенное имущество. Может, и знали, но заставить их сказать я не мог. Мне даже кричать на женщин при детишках было неудобно. Я обшарил избу, но нашел только свои съестные припасы. Перекусил на ходу. Вся эта орава глядела на меня как на бешеного тигру. Но взглядами мой аппетит не перебьешь.
Наверху, под потолочными балками, я нашел копья. И пару топоров в сенях. И то хлеб.
Заперев плененное семейство в избе – это оказалось несложно, только дверь снаружи подпереть – я отправился на бережок. Лодка была в порядке. Даже заботливо вытащена на песок. Правда, все ценное выгребли. Ну ладно. Придется подождать возвращения братанов.
Под вечер я выпустил бабу помоложе (ту, что атаковала меня с серпом) – покормить и подоить скотину. Под моим присмотром, само собой. Баба косилась на меня опасливо. Не иначе думала: изнасилую. Но насилие над женщинами противоречило моим нравственным принципам. Да и баба мне не очень нравилась. Запущенная какая-то.
Вместо принудительного секса я потребовал козьего молочка. Закусил куском медовых сот. Хорошо!
В этот день братья так и не появились. Пришлось мне «пасти» их семейства еще сутки.
На сей раз я ограничил их свободу двором. Уж не знаю, что бы стал делать, кинься они врассыпную.
Братья (их осталось двое – Вторяка точно в расход пустили) появились ближе к вечеру. Я углядел их издалека и быстренько загнал семейство в избу – чтобы под ногами не путались.
Еще издали братаны стали орать, призывая родичей и грозя разными карами за то, что мало наработали.
Я дождался, пока они войдут во двор, и вышел навстречу. С копьем.
Кажется, они удивились. А ведь можно было догадаться, обнаружив мои сапоги (которые они, как выяснилось позже, прихватили с собой), и отсутствие кобылки.
Удивились, но почему-то решили, что численное преимущество им это самое преимущество дает. И схватились за топоры.
Мне понадобилось меньше минуты, чтобы топоры оказались отдельно от братьев, а сами братья – в состоянии нокаута. Чистое избиение младенцев. Однако эти младенцы меня ограбили и приволокли на казнь. Жалости у меня к ним не было ни на грош.
Я их связал и проверил похудевшие вещмешки. К моей немалой радости, там обнаружились мои сапоги. С портянками. Я с удовольствием обулся. Кроме сапог, единственной ценностью в мешках оказалась серебряная фигурка непонятного пола. Ее я тоже приватизировал. Затем вернулся к очухавшимся братикам и немного их побуцкал. Без членовредительства. Просто чтобы выявить слабое звено. Им, к моему удивлению, оказался старший.
Вот у него-то я и поинтересовался, где мое добро.
Не тут-то было. Жадность сразу прибавила Перваку мужества.
Что же, на этот случай у меня был припасен еще один аргумент.
Я сходил в избу (перепуганные домочадцы шарахнулись, как от маньяка-убийцы), набрал в печке угольков и очень скоро во дворе весело полыхал костерок.
Братья глядели на мои приготовления с большой опаской… Которая сменилась паническим ужасом, когда я, содрав с обоих рубахи, привязал голубчиков к забору и сунул в огонь наконечник копья.
О-о! Они очень хорошо знали, что сейчас будет. И нисколько не сомневались в моей решимости.
Именно на это я и рассчитывал. Честно говоря, я вряд ли смог бы их пытать.
Но, когда я, со словами: «Начнем, пожалуй, с тебя, для начала глазик…» – поднес раскаленное железо к носу Первака, тот забился, как убивец на электрическом стуле, и раскололся. «До самой жопы», как говаривал один мой знакомый, старший следователь прокуратуры.
Через десять минут я уже цеплял к поясу, набитому серебром и золотом, мой славный меч.
Кроме моего добра в схоронке обнаружилось несколько железяк и вполне приличный бронзовый шлем. Его я тоже прихватил. В качестве контрибуции. На этом все. Грабить братанов я не собирался. У них все-таки детишки.
Все добро я отнес в лодку и только после этого отпер дверь в избу.
– Прощайте, девчонки! – бросил я в темноту и покинул «гостеприимное» общество.
Темнело на глазах, а мне еще место для ночевки искать.