Всё утро Крот усердно занимался весенней уборкой своего небольшого жилища. Сначала орудовал щёткой, затем в ход пошли тряпки, и, наконец, взобравшись на стремянку с кисточкой и ведёрком побелки в лапах, Крот принялся белить потолок. Скоро в горле у него запершило, глаза стали слезиться от пыли, чёрная шубка оказалась заляпанной побелкой, а спина и лапки заныли. А наверху в воздухе разливалась весна, и её божественный аромат всё настойчивее проникал под землю, в его глубокую и тёмную норку, вызывая неясное беспокойство и тоску. Поэтому нет ничего удивительного в том, что внезапно с криками: «Надоело!», «Довольно!», «Пропади эта уборка пропадом!» Крот устремился прочь из дому, второпях даже не надев пальто.
Словно услышав настойчивый зов откуда-то сверху, он ринулся в узкий крутой тоннель, заменявший ему посыпанные гравием подъездные дорожки к домам зверушек, обитавших ближе к солнцу и открытому воздуху.
Он карабкался, скрёбся, пропихивался, затем опять карабкался, скрёбся и пропихивался, неистово работая маленькими лапками и повторяя про себя: «Наверх, наверх!» И вот наконец его мордочка высунулась на свет божий, а затем и весь он оказался в тёплой траве на большом заливном лугу.
«Как здорово! – радостно подумал Крот. – Уж куда лучше, чем белить потолок!»
Его шёрстка нагрелась под лучами солнца, разгорячённый лоб ласкал прохладный ветерок, а в уши, привыкшие к тишине подземного дома, врывались ликующие птичьи трели.
От переполнявшего всё его существо радостного ощущения жизни и праздника весны, для которого вовсе не требовалась никакая уборка, Крот вскочил на все четыре лапы и двинулся через луг к дальней изгороди.
– Стой! – раздался чей-то голос из канавы. – Шесть пенсов[1] за проход по частной дороге!
Присмотревшись, Крот увидел старого кролика, но не счёл нужным реагировать и, презрительно фыркнув, затопал вдоль изгороди, посмеиваясь над другими кроликами, которые торопливо выбирались из своих норок посмотреть, что там за шум.
– Кролик в луковом соусе! В луковом соусе! – тем временем вспомнил Крот и поспешил скрыться до того, как кролики придумают достойный ответ.
Те же, как водится, принялись браниться между собой:
– Какой ты тупой! Почему не сказал ему…
– А ты что молчал?
– Мог бы напомнить ему…
Красота пробуждающей природы казалась нереальной.
Крот с наслаждением бегал по лугам, прохаживался вдоль живых изгородей, продирался сквозь молодую поросль, наблюдая, как всюду кипит жизнь, счастливая, молодая, энергичная: строили гнёзда птицы, у цветов набухали бутоны, распускались первые листочки.
Вместо уколов совести, которая вполне могла бы шёпотом напомнить ему про побелку, Крот лишь испытывал счастье, оттого что мог праздно шататься, когда вокруг кипит работа. В конце концов, нет ничего приятнее, чем наблюдать, как работают другие.
И совсем уже блаженство Крот почувствовал, когда, шагая куда глаза глядят, внезапно оказался на берегу полноводной реки. Никогда в жизни он не видел реку – это гладкое извивающееся сильное животное, которое бежало себе вперёд, усмехаясь, с бульканьем хватая предметы и потом со смехом отпуская, чтобы найти новые игрушки, уже было освободившиеся, но пойманные рекой опять. Всё в ней трепетало и колыхалось, искрилось и переливалось, кружилось и перекатывалось, журчало и булькало. Река восхитила, очаровала и, кажется, даже околдовала Крота. Он семенил по берегу, едва поспевая за течением, словно маленький ребёнок, которого взрослый ведёт за руку и одновременно рассказывает увлекательную сказку, пока наконец не устал и не уселся передохнуть. А река побежала дальше, ни на минуту не умолкая, с журчанием унося свои лучшие истории из недр земли в ненасытное море.
Сидя на травке и глядя на воду, Крот заметил тёмное отверстие на противоположном берегу над самой водой и принялся мечтать, как здорово было бы здесь поселиться: ни шума, ни пыли. Пока он так размышлял, в норе что-то сверкнуло, исчезло, затем вновь сверкнуло, словно зажглась крохотная звёздочка. Однако, принимая во внимание необычную ситуацию, это вряд ли была звезда, а для светлячка сверкнуло слишком уж ярко. Крот взглянул ещё раз, и звёздочка подмигнула ему, оказавшись чьим-то глазом, который, словно картину рама, постепенно стала обрамлять маленькая мордочка, коричневая, с усами. Показались и аккуратные небольшие ушки, а затем и туловище, покрытое блестящей шкуркой.
Речной Крыс!
Оба зверька, стоя некоторое время неподвижно, внимательно изучали друг друга.
– Привет, Крот! – воскликнул Речной Крыс.
– Здорово, Крыс! – ответил Крот.
– Может, переберёшься сюда? – после некоторой паузы предложил Крыс.
– Легко! – проворчал Крот.
Впервые оказавшись у реки, он понятия не имел, как местные обитатели переправляются с берега на берег.
Крыс тем временем нагнулся, отвязал канат, который удерживал маленькую лодку, и легко прыгнул. Голубая снаружи и белая внутри, лодка словно идеально подходила для двух зверьков и очень понравилась Кроту, хотя он и не сразу понял её назначение.
Ловко работая вёслами, Крыс быстро пересёк реку, а когда Крот осторожно спустился к воде, протянул ему лапку.
Оказавшись на корме самой настоящей лодки, Крот с восторгом воскликнул:
– Какой замечательный день! Я ведь первый раз в жизни плыву на лодке.
– Неужели? – Крыс даже рот открыл от изумления. – Первый раз в жизни?! Ну, знаешь! Да как же ты жил до сих пор?
– Наверное, это очень здорово, – робко заметил Крот, хотя сам уже не сомневался, что это именно так, откинувшись на подушки и рассматривая вёсла, уключины и прочие удивительные приспособления под лёгкое покачивание лодки.
– Здорово? Да лодка вообще единственная стоящая вещь! – заявил Крыс, ухватившись за вёсла. – Знай же, мой юный друг, что нет ничего, совсем ничего, что может сравниться с удовольствием просто покопаться в лодке, просто покопаться…
– Осторожно, Крыс! – вдруг закричал Крот.
Но было уже поздно: на полном ходу лодка врезалась в берег, и через мгновение размечтавшийся было весёлый гребец уже болтал в воздухе задними лапками, плюхнувшись на дно судёнышка.
– …в лодке или с лодкой, – рассмеялся Крыс, поднимаясь, – в ней или около неё – неважно. Вся прелесть в том и состоит, что совершенно неважно, отплываешь ты или остаёшься, доберёшься ли туда, куда хотел, а может, совсем в другое место или вообще никуда; ты всегда занят, но ничем конкретно, и когда что-то сделал, у тебя ещё остаются дела, которые ты можешь при желании сделать, но лучше не надо. Послушай! Если тебе нечего делать сегодня утром, давай вместе поплывём вниз по реке и насладимся жизнью.
Крот радостно всплеснул лапками, удовлетворённо вздохнул и, блаженно откинувшись на подушки, воскликнул:
– Как мне повезло сегодня! Поплыли!
– Одну минуту!
Привязав лодку к кольцу на причале, Крыс забрался в свою нору и вскоре вылез оттуда, пошатываясь под тяжестью плотно набитой корзинки с провизией. Передавая её Кроту, Крыс попросил:
– Поставь её вниз, в лапы.
Затем он отвязал лодку и вновь взялся за вёсла.
– А что там, внутри? – поинтересовался Крот, сгорая от любопытства.
– Внутри холодный цыплёнок, холодный язык, холодная ветчина, холодная говядина, – затараторил Крыс, – огуречный салат, мясные рулеты, сандвичи с кресс-салатом, мясные консервы, имбирный лимонад, газировка…
– Хватит, хватит, – заволновался Крот. – Куда нам столько!
– Ты так думаешь? – удивился Крыс. – Это всего лишь то, что я обычно беру с собой на небольшие прогулки по окрестностям, а здешние обитатели считают меня настоящим скрягой!
Но Крот уже не слышал его. Захваченный новыми ощущениями, вступая в новую жизнь, опьянённый бликами на воде, запахами, звуками и солнечным светом, он опустил лапу в воду и словно грезил наяву. Как и подобает настоящему другу, Крыс взял всю работу в свои лапы и не беспокоил Крота.
– Мне очень нравится твой костюм, старина, – заметил Крыс по прошествии получаса. – Придёт время, и я тоже смогу позволить себе чёрный бархатный смокинг.
– Извини. – Крот с трудом вернулся из мира грёз к действительности. – Я, должно быть, кажусь тебе невежей, но для меня это всё так ново. Вот она какая – речка!
– Не речка, а река, – поправил его Крыс.
– Как, наверное, это здорово – жить у реки!
– У реки, с рекой, на реке и в реке, – заметил Крыс. – Она и брат мне, и сестра, и остальные родственники и друзья. Она и еда, и питьё, и, разумеется, вода для бытовых нужд. Она для меня целый мир, и другого не нужно. Если в ней чего-то нет, то это и не нужно, и если чего-то она не знает, то и мне необязательно. Нам есть что вспомнить! Зимой и летом, весной и осенью у неё свои забавы и развлечения. Вот в марте, например, когда случается половодье и вода заливает мои кладовки и подвал, за окном моей любимой спальни плещется бурая вода, а когда она отступает, то остаются комья ила, пахнущего как сливовый кекс, ветви и камыш засоряют притоки, и я могу ходить по её дну, почти не замочив лап, и находить не только еду, но и всякие вещицы, которые падают с лодок беспечных людей!
– А тебе никогда не бывает скучно? – робко поинтересовался Крот. – Только ты и река, и не с кем даже словом перекинуться.
– Не с кем… тебе это трудно понять, – снисходительно произнёс Крыс. – Тебе это всё в диковину. Здесь на берегу теперь полным-полно народу, и многие даже уходят отсюда. Совсем не то, что раньше. Выдры, зимородки, утки, куропатки целыми днями всё хлопочут, всё чего-то от меня хотят, будто без них дел мало!
– А что там? – спросил Крот, махнув лапкой в сторону леса, тёмной стеной обступившего заливные луга на берегу.
– Там? О, это Дикий лес, – лаконично ответил Крыс. – Мы, речные жители, туда редко заглядываем.
– Тамошний народец, наверное, не слишком приветлив? – боязливо заметил Крот.
– Да как сказать… С белками вполне можно иметь дело, а кролики… среди них всякие встречаются. Ну и Барсук, разумеется. Он живёт в самой чаще и никуда оттуда не выходит, хоть ты его озолоти. В его дела никто не вмешивается: себе дороже. – Крыс многозначительно помолчал, и Крот удивился:
– Неужели кто-то не прочь был бы вмешаться?
– Есть тут некоторые, – неохотно ответил Крыс. – Ласки, горностаи, лисицы там… да мало ли кто. Я-то против них ничего не имею: в хороших отношениях, здороваемся при встрече, и всё такое, – однако, по правде говоря, никогда не знаешь, чего от них ждать. Что есть, то есть, чего уж тут скрывать.
Крот прекрасно знал, что среди зверей не принято обсуждать возможные неприятности, и поспешил сменить тему:
– А что там, за Диким лесом? Какая-то голубая дымка: то ли холмы, то ли город, то ли всего-навсего плывущие облака?
– А за Диким лесом лежит Широкий мир, – ответил Крыс, – но к нам он не имеет никакого отношения. Я там никогда не был и не буду, так же как и ты, если у тебя есть хоть капля здравого смысла. Пожалуйста, давай больше не будем об этом, тем более что мы уже в заводи. Здесь и перекусим.
Прибрежная заводь, куда Крыс направил лодку, выглядела как маленькое озерцо. Там к реке спускался пологий травянистый берег, сквозь зеркальную гладь воды проглядывали похожие на змей коричневые корни деревьев, а впереди виднелся серебристо-пенный каскад плотины, мельница с остроконечной крышей и мельничное колесо, наполнявшее воздух умиротворяющим монотонным гулом, в который изредка вплетались чьи-то весёлые голоса. Это было так красиво, что от избытка чувств Крот всплеснул передними лапками и воскликнул:
– О боже, боже!
Крыс причалил к берегу, привязал лодку, помог ещё не освоившемуся с водной стихией Кроту сойти на сушу и вытащил корзинку с провизией. В знак благодарности Крот вызвался всё распаковать. Крыс с радостью согласился и растянулся на траве, пока его взволнованный друг встряхивал и расстилал скатерть, доставал загадочные пакетики и выкладывал их содержимое в нужном порядке, не уставая повторять «О боже, боже!» при появлении каждого нового продукта. Когда все было готово, Крыс на правах хозяина скомандовал:
– Давай, старина, налегай!
Ему не пришлось повторять дважды: как и положено, Крот начал весеннюю уборку своего жилища с утра пораньше и с тех пор не брал в рот ни крошки, а времени уже прошло достаточно.
– Что ты там высматриваешь? – поинтересовался Крыс, когда они утолили первый голод и Крот смог оторвать глаза от скатерти с едой.
– Я смотрю на вон ту дорожку из пузырьков, которая движется по поверхности воды. По-моему, очень забавно.
– Пузырьки? Ого-го! – воскликнул весело Крыс и запищал, словно приглашая кого-то.
Над кромкой берега показалась широкая блестящая мордочка, а потом вылез из воды и отряхнулся и её обладатель.
– Ну и жадюги! – воскликнул гость, оглядев остатки трапезы. – Что же ты меня не пригласил, Крыс?
– Да мы как-то неожиданно собрались. Кстати, знакомьтесь: мой друг, мистер Крот.
– Очень приятно, – сказал гость. – Выдр.
Оба зверька сразу почувствовали взаимную симпатию.
– Не река, а сумасшедший дом! Все будто сговорились сегодня вылезти из своих нор. Хотел немного покоя и тишины и забрался в эту заводь, а тут вы! Ой, простите, я не то хотел сказать, вы же понимаете…
Позади них, из-за живой изгороди, покрытой толстым слоем прошлогодних листьев, послышался шорох, а затем показалась полосатая голова и уставилась на них.
– Пожалуй к нам, старина Барсук! – крикнул Крыс.
Барсук сделал было пару шагов по направлению к ним, но затем, фыркнув, развернулся и скрылся из вида.
– Вот такой он, – разочарованно произнёс Крыс. – Совершенно не выносит общество! Ну, расскажи-ка нам, друг Выдр, кто сегодня на реке.
– Например, Жаб в гоночной лодке последней модели и новом купальном костюме. Такой весь из себя франт!
Зверьки переглянулись и расхохотались.
– Раньше он признавал только парус, – пояснил Крыс, – потом ему это наскучило и он стал плавать на плоскодонке с шестом. Но и это увлекло его ненадолго: в прошлом году придумал плавучий домик. Мы все в этом шалаше перебывали: делали вид, что нам это очень нравится, а на самом деле спешили поскорее унести лапы. С ним всегда так: сначала увлекается, потом остывает и хватается за что-нибудь другое.
– В сущности, он неплохой парень, – задумчиво изрёк Выдр, – но очень уж непостоянный!
С того места, где они сидели, из-за небольшого островка открывался вид на реку, где внезапно появилась гоночная лодка с коренастым гребцом, который ожесточённо плюхал по воде вёслами, то глубоко их утапливая, то поднимая тучи брызг. Крыс вскочил и окликнул его, но Жаб (а это был, конечно же, он) замотал головой и ещё яростнее заработал вёслами.
– Так машет вёслами, что того и гляди из лодки вылетит, – заметил Крыс усаживаясь.
– Ясно, вылетит, – усмехнулся Выдр. – Кстати, я не рассказывал занятную историю о Жабе и начальнике шлюза? Дело было так…
Как было дело, компания не услышала: в этот момент над водой, опьянённая весенним воздухом, пролетела муха. Тотчас раздался всплеск воды, и оба исчезли: и муха, и Выдр.
Крот глазам своим не поверил. Голос Выдра всё ещё звучал у него в ушах, но место на траве, где он только что возлежал, пустовало, а на поверхности воды тянулся след из пузырьков воздуха.
Крыс замурлыкал что-то себе под нос, и Крот вспомнил, что у зверей не принято ничему удивляться: подумаешь, кто-то исчез…
Крыс тем временем, погладив себя по плотно набитому брюшку, сказал:
– Что ж, думаю, нам тоже пора отправляться в путь. Как считаешь, у кого из нас лучше получится упаковать корзинку?
Поскольку особого энтузиазма заняться этим он не проявил, Крот попросил:
– Пожалуйста, позволь мне.
Крыс, разумеется, позволил.
Распаковывать корзинку было гораздо приятнее, чем собирать грязную посуду и остатки трапезы, однако Крот, настроенный только на положительные эмоции, смело принялся за дело. Уже упаковав и крепко перевязав корзинку, он обнаружил в траве ну просто таращившуюся на него тарелку. Пришлось снова всё развязывать, а когда и она была упакована, Крыс указал на вилку, лежавшую на самом виду. Когда и вилка отправилась в корзинку и все ремешки были затянуты, оказалось (вот ведь незадача!), что он сидит на горчичнице. И всё же Кроту наконец удалось справиться с этой задачей.
Полуденное солнце клонилось к горизонту, а Крыс задумчиво грёб к дому, что-то бормоча себе под нос. Крот же, довольный сытным обедом и собой, вполне (как ему казалось) обжившись в лодке, решил попробовать свои силы и попросил:
– Пожалуйста, дай мне погрести!
Крыс усмехнулся и покачал головой:
– Не сейчас, мой юный друг. Сначала нужно немного поучиться – это не так просто, как кажется.
Крот вроде бы успокоился, но Крыс так ловко и легко орудовал вёслами, что и ему хотелось поработать. Гордость к тому же нашёптывала, что он справится с этим ничуть не хуже друга. И он схватил вёсла так неожиданно, что Крыс, пребывавший в лирическом настроении и задумчиво смотревший на воду, свалился на дно лодки, дрыгая в воздухе лапками. Крот же победоносно занял его место и с уверенным видом принялся грести.
– Да стой же ты, болван! – закричал Крыс со дна лодки. – Ты не умеешь! Мы перевернёмся!
Размахнувшись, Крот залихватски завёл вёсла назад и хотел было опустить в воду, но промахнулся: вёсла пронеслись над поверхностью воды, лапы гребца взлетели выше головы, и он свалился на беспомощного Крыса.
В ужасе схватился Крот за борт, и в следующую секунду – плюх! – лодка перевернулась и он очутился в реке.
Какой же холодной и мокрой оказалась вода, как шумело в ушах, когда он опускался всё глубже и глубже ко дну, и как ярко и приветливо светило солнце, когда ему удавалось, отфыркиваясь, всплыть наверх.
В отчаянии Крот почувствовал, что снова идёт ко дну, когда внезапно чья-то сильная лапа схватила его за загривок. Это был, конечно же, Крыс. Крот понял, что друг буквально сотрясается от хохота, – почувствовал это через его плечо, лапу и собственную шею.
Крыс подсунул весла под лапы Крота и поплыл сзади, толкая беспомощного зверька к берегу, а затем вытащил из воды и усадил на траву. Друг теперь напоминал пропитанный водой, съёжившийся комок.
Проведя лапами по его шёрстке, отжав её немного таким образом, Крыс сказал:
– Ладно, старина! Побегай по берегу, пока не согреешься и не обсохнешь, а я нырну за корзинкой с провизией.
Подавленный и пристыженный, Крот трусил вдоль берега, пока Крыс снова и снова нырял в реку, переворачивал и привязывал лодку, ловил в воде вещи, доставал со дна корзинку, а потом пытался забраться с ней на берег.
Когда всё было готово для того, чтобы продолжать путь, Крот, кроткий и грустный, уселся на корме и, как только они отплыли, тихо и с чувством произнёс:
– Мой великодушный друг Крыс! Мне очень стыдно за свой глупый поступок. У меня просто сердце разрывается при мысли, что из-за меня ты мог бы лишиться этой восхитительной корзинки. Сможешь ли ты простить меня?
– Да, всё в порядке! – весело ответил Крыс. – Ведь вода – моя стихия: там я провожу больше времени, чем на суше. Не бери в голову!
И кстати, почему бы тебе не погостить у меня немного? Обстановка у меня, конечно, поскромнее, чем у Жаба, ну да ничего. А я научу тебя грести и плавать, и скоро ты будешь чувствовать себя в воде не хуже всех нас.
Крота так тронула доброта Крыса, что горло сдавило от волнения и он смахнул слезинку тыльной стороной лапки. Крыс тактично отвернулся, и постепенно к Кроту вернулось бодрое расположение духа, так что он смог достойно ответить двум куропаткам, осмелившимся было хихикать над его непрезентабельным видом.
Когда они пришли домой, Крыс развёл в комнате огонь, усадил Крота в кресло, принёс ему халат и шлёпанцы и до самого ужина развлекал всяческими речными историями, которые показались гостю очень увлекательными и необычными. Крыс описывал плотины, наводнения, выскакивающих из воды щук и пароходы, а также гордых цапель, которые ещё не со всяким будут разговаривать. Рассказал он Кроту и про приключения в дренажных канавах, и про ночные рыбалки с Выдром, и про дальние вылазки с Барсуком. Ужин прошёл очень весело, но вскоре гостеприимный хозяин был вынужден проводить сонного Крота на второй этаж, в самую лучшую спальню, где тот, довольный и умиротворённый, уснул, едва коснувшись головой подушки.
Этот день стал для Крота первым из целой череды таких же увлекательных, интересных и познавательных. По мере того как лето близилось к своему пику, он научился плавать, грести и наслаждаться струящейся водой, а порой даже мог услышать и понять, о чём шептался с тростником ветер.