Матвею запала идея про тоннели. Он взял зажигалку и незаметно ушел в противоположный конец пещеры.
Те тоннели, в которые уходила вода, можно было и не рассматривать. Вверх вода бы не пошла. Всего их имелось пять. Два забиты грязью под самый верх, и в случае нового наводнения их пришлось бы раскапывать, иначе пещере могло грозить затопление. Один тоннель из трех оставшихся был забит грязью наполовину. Видимо он шел вверх, но вход в тоннель сильно затянуло грязью.
Матвей зажег перед ним зажигалку. Пламя вспыхнуло, ударив ярким светом по глазам. Матвею с непривычки даже пришлось зажмуриться. Спустя мгновение глаза привыкли. Пламя колебалось, словно само не могло понять, есть ли движение воздуха. Матвей прошелся вдоль стены к другому тоннелю. Он начинался на уровне одного метра от пола пещеры. Стены его обросли потеками и походили на кишку огромного животного. И здесь пламя вело себя неопределенно. Можно было подумать, что воздух в этом ответвлении двигался порывами то в одну, то в другую сторону.
– Матвей! – под сводами пещеры раздался встревоженно-требовательный голос матери.
Матвей так и не успел как следует проверить последний тоннель. Он зажег огонь, но пламя погасло, и привыкнув слушаться родителей, он вернулся назад, так и не убедившись в наличие тяги.
– Ты почему сбежал молчком? – мать строго посмотрела на сына.
В свете фонаря ее глаза блеснули адским гневом.
– Прости, мам. Хотел проверить теорию отца, про тягу в тоннелях.
– В следующий раз будешь предупреждать, даже когда соберешься в туалет.
– Хорошо. Я понял.
На самом деле Матвей понял, только то, что нужно как следует проверить последний тоннель. Но позже, когда мать чем-нибудь займётся.
– Ты бы лучше Катюшку отвлёк бы, а то она сидит с камешками играет. Телефон ей дай свой что ли, поиграть.
– Не дам! – категорично заявил сын. – Там заряда процентов двадцать осталось. А без моего телефона вы даже знать не будете, какой сегодня день и время суток.
– Жадина, – отозвалась Катюшка, слышавшая разговор.
– Не дам. Могу пересказать последний фильм про хоббитов. Хочешь послушать?
Катя оживилась. Сунула камешки в карман и присела ближе к брату.
– Хочу. Мы закончили в последний раз, когда гоблины чуть не съели гномов, – напомнила она. – Помнишь, когда я за тебя пропылесосила?
Мать резко повернулась в сторону Матвея.
– Матвей, – с укоризной сказала она. – Чтобы в первый и последний раз я слышала об этом.
– Хорошо, мам, – Матвей виновато опустил глаза, тайком показав сестре кулак.
Катюшка поняла, что сболтнула лишнее и прикрыла рот рукой.
Монотонный рассказ Матвея вверг сестру в глубокий сон. Матвей и сам не заметил, как уснул. Когда он проснулся, оказалось, что все остальные члены семьи еще или уже спят. Он включил телефон и посмотрел на время. Был вечер вторника. Трое с половиной суток не утихала стихия.
Матвей вынул зажигалку и высек из нее пламя. Ситуация идеально подходила для того, чтобы проверить тягу в последнем тоннеле.
Егор проснулся с чувством подсознательной тревоги. Он сразу не мог понять, вызвано оно похмельным синдромом, отбитым пальцем или чем-то еще. Он огляделся. Тамара и Катюшка спали, прижавшись друг к другу. Отсутствие Матвея он заметил сразу, но не придал ему значения. Скорее всего, посчитал он, что сын отошел по нужде. Егор занялся своим пальцем. Дергающая пульсирующая боль простреливала по всей руке, до плеча. Егор боялся представить, какие его ждут бессонные ночи. Захотелось до жути, чтобы быстрее все закончилось, вернуться домой, показать палец врачу, получить от него всезаживляющую мазь и наглотавшись обезболивающих, проснуться утром совершенно здоровым.
Сын что-то задерживался. Егор, чтобы немного отвлечься, решил пройтись по пещере, заодно найти Матвея. На входе сына не оказалось, да и делать там ему было совершенно нечего. Слишком много грязи. Егор прошел всю пещеру по периметру, но безрезультатно. Решив, что они разминулись, Егор вернулся на «лежбище». Матвей там тоже не появился. Егора пронзила догадка. Он бросился к Тамаре.
– Тамара! Тома! Проснись!
Жена подскочила и испуганно уставилась на Егора.
– Что случилось?
– Матвея нигде нет. Не в тоннели ли он полез?
– Конечно, вот придурок. Он ходил, светил в них, тягу искал, – Тамара на ходу рассказывала Егору, почти бегом направляясь к последнему тоннелю. – Весь в тебя, если дурь в голову затесалась, не выйдет, пока по башке не получит.
Егор промолчал. Не время и не место меряться характерами. Воображение уже рисовало страшные картины предполагаемых вариантов трагедии.
– Я думаю, он сюда полез, – мать встала перед последним тоннелем. – Я его отсюда согнала. Матвей! – крикнула она в недра горы.
– Матвей! – громким басом прокричал Егор. – Вернись, там опасно!
В ответ тишина.
– Так, так, – заметался Егор. – Мне нужен мел или фломастер, чтобы оставлять заметки на стенах, и запасной фонарь.
Матвей, пока в проходе тоннеля виднелся огонек фонаря, чувствовал себя спокойно и уверенно. Тяга точно показывала ему, в какой тоннель следовало идти. Пройдя несколько развилок, Матвей понял, что поступил опрометчиво, не отмечая пройденный путь. Все повороты выглядели совершенно одинаково, и вскоре паника стала холодными щупальцами стискивать последние здравые мысли ускользающего сознания.
Паника – плохой подсказчик. Вне себя от страха, Матвей то карабкался вверх, то проваливался вниз. Он окончательно выбился из сил. Ему все же хватило ума остановиться и попытаться поразмыслить над той ситуацией, в которой он оказался. Он находился в небольшом гроте, где-то в глубине горы. Куда нужно идти, он не знал даже примерно. Несколько узких ходов разветвлялись в разные стороны. Зажигалка показывала, что тяга есть в паре из них, следовательно, остальные тупиковые.
В этот момент Матвей понял, что наличие острого ума, не подкрепленного жизненным опытом и твердым характером, может сослужить его владельцу очень дурную службу. Страх почти отнял способность нормально соображать, а остальных качеств молодой человек еще не нажил. Больше всего ему хотелось, чтобы за ним пришел отец и отвел назад. Пусть даст оплеуху, он ее честно заслужил. Но только чтобы пришёл.
Матвей решил ждать здесь. Его обязательно кинутся искать, и если он будет плутать по многочисленным тоннелям и пещерам, то его поиски здорово усложняться. В маленькой пещере он просидел около часа. Иногда ему казалось, что он слышит какие-то звуки. Он начинал кричать и звать отца. Но ответа не следовало, и приходилось списывать звуки на игру воображения или на силу стихии, генерирующей звуки в горе.
Примерно через час ему послышался писк. Вначале он подумал, что мерещится, но писк повторялся постоянно. Матвей обвел небольшое пространство пещеры лучом налобного фонаря. Он чуть не лишился дара речи, когда увидел отразившийся свет в десятках пар маленьких глаз.
Не помня себя от страха, Матвей бросился в первый попавшийся тоннель. Он полз, карабкался, где можно было бежать, бежал. Страх застил ему все остальные чувства. Он не сразу заметил, что впереди нет опоры. Нога ушла в пустоту. Потом резкий удар головой и сознание вместе со вспышками в глазах покинуло мальчика.
Егор кричал изо всех сил. Горло уже саднило, но сын не отзывался. Отец уже не испытывал раздражения, остался только страх за него. Стараясь в этом состоянии не натворить глупостей, Егор брал себя в руки и тщательно планировал маршрут.
Тоннели становились то уже, такими, что можно было пролезть только боком, то расширялись, позволяя идти во весь рост не нагибаясь, то переходили в полноценные пещеры, куда не ступала нога человека. Следов присутствия сына в них не было.
– Матвее-е-ей! – прокричал отец в миллионный раз и закашлялся.
Его голос разошелся по разветвлениям тоннелей. Ответа не последовало. Егор нарисовал ноль на том входе в пещеру, из которого только что выбрался, и единицу рядом с тем, куда собирался залезть. Секунду повременив, он ступил в узкий тоннель и почувствовал, какой сильный сквозняк был в нем.
Егор подумал, что сын мог выбрать этот тоннель, и уверенно двинулся по нему вперед. Ответвлений и развилок у него не было. Сквозняк набирал силу и посвистывал в поворотах. Егор даже обрел уверенность, что именно этим путем и направился Матвей искать выход.
Путь прервался мгновенно, за очередным поворотом тоннель внезапно обрывался в горизонтальном расположении и резко поднимался вверх. Абсолютно вертикально, как печная труба. Егор посветил фонарем вверх. Гладкие стены с потеками, за которые не зацепиться. Матвей здесь точно бы не залез. Укоренившаяся надежда, что он на правильном пути, рухнула. Егор ругнулся, пнул ни в чем не повинную стену и уныло побрел по обратному маршруту.
Матвей пришел в себя в полной темноте. Ему казалось, что он ослеп от сильного удара. Лоб саднило, и запекшаяся кровь коркой прилипла к веку. Но с открытыми и закрытыми глазами было одинаково темно. Мальчик ощупал налобный фонарь. Он разбился. Зажигалку он потерял, когда падал. У него остался только телефон. Матвей со страхом нащупал его, боясь, что и телефон мог повредиться от удара.
На ощупь телефон был цел. Экран зажегся. Мальчик осветил им пространство. Вокруг только камень и непроглядная тьма впереди. Матвей дождался, когда загрузится операционка, чтобы включить фонарь.
Более яркий свет осветил перед мальчиком край бездны. На расстоянии вытянутой руки от того места, где он лежал, находился обрыв, до дна которого не доставал луч фонаря. Матвея передернуло от мысли, что было бы с ним, если бы он пролетел еще немного.
Он посветил назад, туда, откуда свалился. Двухметровый уступ находился совсем рядом. Мальчик попытался зацепиться за его край. Пальцы скользили по холодному и мокрому камню. Каменная стена была ровной, ногам не находилось никакой опоры. Вместо того, чтобы залезть, можно запросто свалиться в бездну. Матвей сел на корточки. В голове стучало. Не хотелось ничего, ни двигаться, ни возвращаться, ни пытаться залезть.
Сколько он просидел в таком положении, Матвей не знал. Может быть час, а может и дольше. В какой-то миг ему показалось, что он слышит голос. Неясный, перебиваемый гулом горного «органа». Матвей прислушался. Тишина. Потом снова послышался, и снова минуту было тихо. В третий раз Матвей понял, что это не галлюцинация и не игра сквозняков. Он явственно различил голос отца, зовущего его по имени. Что было сил, мальчик закричал:
– Па-а-а-а-а-ап! – его крик перешел в плач. – Папа-а-а-а-а! Я здесь!
Матвей трясущимися руками включил телефон и принялся махать фонарем в сторону тоннеля, откуда он упал.
– Матвей! – отец услышал его. – Сынок! Ты где!?
– Здесь! Здесь! – кричал Матвей, размахивая телефоном.
Из глаз слезы лились градом. Матвей увидел, как мечется по стенам свет фонарика. Спазмы рыданий сотрясали тело мальчика.
Егор увидел свет фонаря и направился в его сторону. Он слышал, как рыдает Матвей. Но сердце отца переполняла только радость от того, что сын нашелся, и нашелся живым. Пробравшись сквозь узкий тоннель, он подобрался к краю уступа. Свет фонаря осветил лицо сына. Огромная рана на голове, лицо в запекшейся крови, и она частично размазана по лицу вместе со слезами.
– Держи руку! – твердо сказал отец.
Матвей протянул руку. Отец подтянул его как пушинку. Все-таки свое дитя не тянет.
– Ты как? – спросил Егор.
– Нормально, – Матвей прикоснулся к ране на голове. – Болит немного.
– Пустяки, сейчас обработаем.
– Пап… – трясущимся голосом начал Матвей. – Па-а-ап, простите меня, что я полез в тоннели. Я думал… я думал найти выход.
– Ты правильно думал, сын, но сделал это через одно место. Давай договоримся как мужчина с мужчиной, никаких глупостей, без согласования друг с другом. Видишь, что из этого получается, у меня палец разбит, у тебя голова. Так скоро дееспособными останутся только наши женщины.
– Хорошо, пап, даю слово, что никуда не сдвинусь с места без твоего разрешения.
– Молодец. А я, кажется, нашел тоннель, который ведет наружу, в нем такой жуткий сквозняк. Надо будет его непременно обследовать потом. Вместе.
– Хорошо, пап.
Матвей, перенесший всю гамму переживаний, вдруг обрел такую внутреннюю радость, которую можно было сравнить с божественным блаженством. Он понял, насколько сильно любит свою семью, состояние себя внутри семьи и даже строгость родителей в этот момент он любил безмерно.
Тамара вместе с Катюшкой сидели у входа в тоннель и молча ждали. Сколько жутких мыслей проскочило в голове бедной матери. Не хотелось верить в плохое, но оно само настойчиво просилось в мысли. И только когда вдалеке по стенам замелькал свет, она обрадованно вскочила и крикнула в темноту тоннеля.
– Егор, это вы? – она верила, что возвращаются оба ее мужчины.
– Мы, – глухо донесся из тоннеля голос Егора.
Тамара прижала ладонь к лицу. Из глаз брызнули слезы. Катюшка прильнула к матери и уткнулась лицом в одежду. Через минуту вначале Егор, а за ним и Матвей выбрались из прохода. Тамара кинулась обнимать сына.
– Осторожнее, у него ссадина на голове, – предупредил ее муж.
Егор посветил на Матвея. Тамара увидела рассеченную голову, сгустки запекшейся и размазанной по лицу крови, и чуть не лишилась сознания.
– Как же ты так, зачем ты пошел туда? – тараторила она скороговоркой.
– Ладно, Тамар, допросы устраивать, пойдем, обработаем ему рану.
Отмытая водой и обработанная спиртом, она уже не выглядела так устрашающе. Тамара успокоилась немного. Матвей поел и уснул, довольный тем, что ему никто не устроил нудных нравоучений.
– Бедняжка, – мать с нежностью провела рукой по спине сына.
– Это урок, очень жестокий, но на всю жизнь, – сказал Егор, надеясь, что сыну хватило ума его извлечь. – Матвей рассказал, что видел десяток крыс. У этих животных нюх лучше собачьего, как бы они не потянулись следом за нами.
– Вот напасть, одно за другим. Теперь я не смогу спать спокойно. Может, заложить вход?
– Я думал об этом, но не придумал, чем заложить. Если смешать мусор с грязью, то их это не задержит, камней здесь нет, да и палец свой не хотелось бы мочить. До сих пор дергает. Может быть, нам смены организовать? Все равно ночь круглые сутки.
– А вдруг их тысячи?
– Ладно, как только вопрос перейдет из гипотетической фазы в практическую, так мы сразу и придумаем, как действовать.
– Хорошо, но спать теперь все равно боязно как-то.
– Спи, если хочешь, а я пока подежурю. Посижу возле тоннелей.
– Хорошо, Егор, спасибо, я так устала, столько нервов потратила, сил никаких нет.
Тамара поцеловала Егора в губы. Тот шлепнул ее под зад, взял с пола топорик и пошел к тоннелю, из которого совсем недавно выбрался.
В одиночестве мысли упорядочиваются. Сама собой пришла идея о запаске, которую Егор вынул из машины. Крыс, если они и появятся когда-нибудь, можно было бы шугануть дымом горящей резины. Наверняка этот запах напугает животных. Егор не представлял, на сколько времени можно растянуть покрышку. На день или два, если порубить ее на небольшие куски. Тем не менее, идея Егору пришлась по душе. Она выглядела более практичной, нежели гонять топориком скопища шустрых животных по пещере.
Не откладывая дело в долгий ящик, Егор притащил запаску к тоннелю, выпустил из нее воздух и принялся рубить топориком. За час напряженного труда от запаски остались только мелкие куски. Егор сделал «тревожный набор»: сложил в металлическую походную тарелку кусочки покрышки, положил рядом бутылку с жидкостью для розжига и зажигалку.
Немного подумал и решил проверить, как это будет работать. Словно готовя блюдо «а ля фламбе», Егор полил кусочки резины жидкостью для розжига. Выставил тарелку в проход тоннеля, поднес зажигалку к тарелке и чиркнул колесиком. Пламя сразу занялось. Через полминуты зачадила резина. Сквозняк уносил черный дым вглубь хитросплетений пещер и тоннелей. Дабы не допустить быстрого прогорания резины, Егор прикрыл половину тарелки примятой жестяной банкой. Та недолго выполняла свою функцию. Под воздействием температуры банка начала скукоживаться и потекла.
Из ниоткуда, как тень, рядом появилась Катюшка. Она как зачарованная смотрела на пламя.
– Что делаешь? – спросила она.
Егор не хотел пугать ее рассказами про крыс. Впечатлительный ребенок мог начать бояться больше, чем нужно.
– Да тягу проверяю. Думаю, может ветер закончился уже, – соврал отец.
– Гудит, я слышу. Из-за него я и проснулась. Сон страшный видела, там все гудело. Я проснулась, сон ушел, а гудеж остался.
– Не бойся, малышка, мы сейчас в безопасности. Там, снаружи, гораздо хуже.
Егор сам не знал, насколько был прав. Дочь села ближе к отцу. Егор обнял ее, и они долго сидели молча, глядя, как пламя постепенно затухает. Когда оно потухло, Егор понял, что глаза снова ничего не видят. Только в глубине пещеры слабо светил фонарь, указывая им направление, как маяк.
– Есть охота, пап, – пропищала над ухом дочь.
Егор посадил ее себе на закорки, чтобы Катюха лишний раз не месила грязь не приспособленной для этого обувью.
– Сейчас приготовим что-нибудь, – пообещал отец, вспоминая, что из припасов у них еще осталось.
На импровизированной полке стояли в ряд три банки рыбных консервов и полпакетика крупы, воды оставалось меньше половины пятилитровой бутылки и наполовину израсходованный пакет сухпайка. Интуиция подсказала Егору, что пора бы уже начать здорово экономить припасы. Мысленно он разделил оставшуюся еду и воду на пять дней. Выходило совсем по ничтожной порции. Воду еще можно найти где-нибудь в пещерах, но с едой все обстояло очень плохо. Егор вспомнил про крыс. Отличный источник сбалансированного питания. Только как их найти и поймать, Егор не представлял. Возможно, стоило наоборот привлечь грызунов в гости.
Шел пятый день заточения в каменном склепе. Из-за того, что сон и бодрствование перестали подчиняться нормальному распорядку, ориентированному на световой день, Егор понимал, что через несколько дней они совсем потеряют счет дням. А может, уже потеряли. Сон стал частым и прерывистым, и по нему нельзя было отмерить продолжительность суток. Дети просили есть. Родительские сердца надрывались, но поддаться им означало, что в будущем их точно могла ожидать голодная смерть.
Первым не выдержал Егор.
– Всё, я беру Матвея, и мы идем к той пещере, где на него напали крысы.
– Я не хочу крыс, я не буду их есть, – закапризничала Катя.
Но голод заставлял и подошвы грызть. Егор взял многофункциональный топорик, встряхнул и повесил на одну руку рюкзак, дал в руки сыну пустую пятилитровку и решительно направился к тоннелям.
– Егор, а может, скоро все прекратится, может, подождать немного? – неуверенно начала Тамара.
– Не может. Идем, сын, – Матвей потрусил рядом. – Храните домашний очаг! – через плечо крикнул Егор.
– Как скажешь, очаг, так очаг, – вполголоса согласилась Тамара.
Егор шел по своим заметкам. Менее, чем через полчаса они оказались в той пещере, где Матвей увидел крыс.
– Я стоял здесь, – Матвей повторил события того дня. – И думал, куда мне пойти, потом услышал писк и посветил в эту сторону, а там глаза, как огоньки, – его передернуло от воспоминаний.
Егор посветил фонариком туда, куда указывал Матвей. Опустил его почти к самому полу, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Он нашел несколько небольших черных продолговатых комочка.
– Так и есть, крысиный помёт. Тебе не померещилось.
Егор осветил пещеру, из которой пришли крысы. Она была узкой, но пролезть, согнувшись в три погибели, можно было. Егор написал букву «К» перед входом, что означало «крысы».
– Пойдешь со мной, или останешься? – спросил отец сына.
– С тобой, – с готовностью согласился Матвей.
Первым полез Егор. Судя по запаху, крысы часто пользовались этим тоннелем. Чем дальше они продвигались, тем явственнее в воздухе становилось присутствие грызунов.
– Воняет, – заметил Матвей.
– Воняет, – согласился отец. – Мы где-то рядом с их жилищем.
– Пап, а что они едят в пещерах. Здесь же нет ничего?
– Это тебе кажется, что нет, на самом деле здесь полно насекомых, летучих мышей, да и выход на поверхность где-то есть.
– Зачем ты мне про насекомых сказал. Мне теперь страшно руками в темноту опираться.
– Не бойся, где ходят крысы, никаких насекомых нет, одни крысиные какашки.
– Спасибо, теперь мне гораздо спокойнее.
– Тихо! – отец замер. – Слышал?
– Нет.
– Писк.
Егор перехватил топорик поудобнее и уже гораздо осторожнее двинулся по пещере. Вскоре и Матвей расслышал крысиный писк, нехорошими воспоминаниями пробежавший в мыслях.
Пещера расширялась. Егор привстал, разминая уставшие ноги. Вонь тут была ощутимой, а писк стал громче. Через несколько шагов отец остановился. Матвей выглянул из-за него и увидел отсветы в маленьких глазках. Его передернуло. Отец двинулся дальше. Вскоре показались и сами крысы.
Несколько животных, никогда не видевших свет, стояли, приподняв мордочки вверх и смешно дергая мордашками, нюхали воздух. Запах человека им был незнаком. Егор сделал шаг в их сторону. Крысы немного отступили. Тогда Егор сделал рывок и с ходу ударил топориком ближайшую крысу. Кровь брызнула в стороны из разрубленного тела. Егор ударил по другой крысе, промахнулся, ударил еще, попал. Крысы смекнули, что чужак несет им смерть, и быстренько исчезли из тоннеля. На полу осталось лежать три разрубленных тушки. Егор закинул их в рюкзак.
– Брр-р, я не уверен, что смогу их есть, – признался Матвей.
– Голод не тетка, и не такое люди едят, когда прижмет. Кажись, крысы поняли, что на них охотятся, как ветром сдуло.
– Я читал когда-то, что смертельно раненая крыса издает определенный звук, который другие сородичи понимают, как предупреждение.
– Да они и пискнуть не успели. Пройдем еще немного, посмотрим?
– Давай.
Крысиный помёт воспринимался под ногами уже как нечто естественное. Место было давно обжитое и напоминало чердак дома, облюбованного голубями. Кругом одни продукты жизнедеятельности, и ни одной крысы.
– Сообразительные твари, – Егор остановился. – Думаю, что сегодня они нам больше не попадутся. Пошли назад, воду поищем.
Воздух снова стал пахнуть свежестью, когда мужчины вылезли из «крысиной» пещеры.
– А ты не помнишь, что было в той пещере, откуда я тебя вытащил?
– Ничего, вроде, я и не рассматривал. Обрыв рядом, свет от телефонного фонарика до дна не доставал.
– Пошли туда, где я уже проходил, никакой воды не было.
Матвей дорогу не помнил. Шли по отцовским заметинам на стенах. Путь оказался намного длиннее, чем считал сын, проделавший его в беспамятстве.
– Вот мы и пришли, – Егор посветил фонарем в бездну.
Он обследовал края двухметрового обрыва, нашел камешек и бросил его в темноту. Камень гулко ударился о каменное дно.
– Не так уж и глубоко. Оставайся здесь, если, что подашь мне руку, а я попробую рассмотреть, где у этой ямы дно.
Матвей плохо представлял, как он сможет вытащить отца, весящего больше него раза в два, но подчинился. Рана на голове еще отчетливо напоминала о самостоятельном опыте.
– Хорошо, пап.
Егор осторожно спрыгнул с двухметрового откоса. Снял с головы налобный фонарь и на вытянутой руке опустил его вниз. Более яркий свет выхватил из темноты дно ямы. В самом низу, словно шипы в древней яме-ловушке на мамонтов, росли вверх островерхие сталактиты. Образованные растворами светлых минералов, они блестели в лучах фонаря, откидывая по стенам ямы тусклые «зайчики». Между сталактитами блестело дно. Егору очень хотелось, чтобы это была вода. Он нашел еще один камешек и прицельно бросил его в сторону блеска. Камень характерно хлюпнул, как от попадания в воду.
– Там вода! – радостно сообщил Егор.
– Ух, ты, здорово! А как ее набрать?
Егор осветил стены. Они были неровными, но удобных выступов не имелось. Потеки воды с растворенными в ней минералами, откладываясь на стенках ямы, слизали все грани. Без веревки и думать не стоило о том, чтобы опуститься на дно. В голове Егора уже сложился план, но для этого требовалось вернуться на базу.
Обратную дорогу Егор отчасти выучил, и многочисленные одинаковые проходы мог отличить друг от друга. На самом подходе к своей пещере он и Матвей услышали далекое пение. Тамара напевала колыбельную.
– Чего это она? – удивился Егор. – Тут и без колыбельной спать все время хочется.
Они выбрались из тоннеля. В пещере стояла полная темнота. Слабый свет фонарика отсутствовал.
– Тамара! – крикнул Егор. – Это мы!
Как будто это мог быть еще кто-то кроме них.
– У нас фонарь выключился, – сказала Тамара, когда подошли муж и сын. – Катя испугалась темноты, попросила меня петь.
– Так гудеж не слышно, – пропищала дочь.
– Вот незадача. И зарядить его нечем, и налобные фонари скоро сядут. Придется здорово экономить.
– Как сходили? – спросила Тамара.
Егор вывалил из рюкзака три изуродованных крысиных тушки.
– Мамочка! – Катюшка схватилась за мать, увидев окровавленных крыс.
– Шкурку надо снять с них, да варить поставить одну. А консервы пока поэкономить.
Тамара почувствовала, как рвотный рефлекс подкатил к горлу. Она была голодна, но вид дохлой крысы напрочь убивал в ней аппетит. Она представила, насколько ей нужно проголодаться, чтобы захотеть съесть это омерзительное животное.
– Надо, Тома, надо, – наставительно и иронично сказал муж, чувствуя эмоции жены. – А то пропадут. Мы с Матвеем нашли пещерку с водой, сейчас снова туда сходим, попробуем набрать.
Егор разобрал автомобильный набор первой помощи и вынул их него ленточный буксировочный трос.
– Спускаться придется немного вниз, – объяснил он Тамаре.
– Осторожнее, мальчишки, и быстрее возвращайтесь. Нам без вас страшно.
Егор оставил Тамаре свой налобный фонарик, чтобы она смогла разделать крыс, а себе взял старый советский с динамо. Аккумулятор в нем давно не держал, так что приходилось постоянно тренировать динамо, разрабатывая кисть. Под энергичные «вжикания» фонарика они с сыном снова удалились в темные тоннели.
Перед обрывом Егор снял с себя ремень. Свой любимый кожаный ремень, похожий на армейскую портупею, и протянул его сыну.
– Зачем это? – удивился тот.
– Затем, Матвей, что лезть придется тебе. Меня ты не удержишь.
Ремень немного болтался на щуплом теле сына. Егор пристегнул карабин к ремню.
– Это страховка, не надейся, что ремень тебя обязательно выдержит, держись за трос крепко.
Матвей немного растерялся от такого поворота дел. Ему казалось, что отец не совсем вправе отправлять его на дно ямы, что может быть опасно.
– Не трусь, Матвей. В детстве для меня это было такой же привычной вещью, как для тебя вечное сидение в телефоне и компьютере. Просто держись, а я буду травить понемногу.
– Травить? – не понял значения слова сын, воспитанный цифровой эрой.
– Опускать понемногу, – пояснил отец.
Трясущимися руками Матвей ухватился за трос и встал на краю. Отец уперся ногой в выступ, обмахнул в один раз вокруг себя трос и замер.
– Готов? – спросил он сына.
– Готов, кажется, – неуверенно сказал Матвей.
– Ложись на живот и спускайся. Ищи ногами опору, чтобы руки не уставали быстро.
– Хорошо, я попробую.
Матвей лег на краю обрыва, свесив ногу вниз. Егор видел дергающийся фонарик и слышал шарканья ботинок по стене в поисках опоры.
– Тут ничего нет, пап, гладко всё.
– Тогда берись обеими руками за трос и просто спускайся.
Совершенно неподготовленный для этого ребенок слишком много делал всего, чего не надо было делать. Он пыхтел на краю, не решаясь полностью опуститься вниз. Продолжал скрести ногами по стенкам вместо того, чтобы просто повиснуть на тросе.
– Матвей, я начинаю травить, просто держись за трос.
– Сейчас, сейчас, я еще не готов, – испуганно возразил Матвей.
– Соберись, Матвей, я начинаю.
Фонарик дернулся и исчез, выхватив светом край ямы.
– Ты как? – спросил отец.
– Держусь, – с натугой произнес Матвей.
Егор принялся травить трос. Метр за метром он опускал сына вниз. Трос перестало тянуть, когда в руках еще оставалось не меньше метра.
– Я на дне! – крикнул Матвей. Голос его немного дрожал.
– Осмотрись, как следует, точно на дне? – попросил его отец.
Фонарик забегал по дну ямы.
– Точно, – подтвердил сын.
– Отстегивай карабин и лови бутылку.
Матвей отстегнулся. Егор обмотал свободный конец вокруг себя. Потом он достал фонарик и посветил им в яму.
– Лови бутылку.
Пустая пластиковая ёмкость стукнулась о дно. Матвей подобрал ее и пошел в сторону воды. Егор изо всех сил желал, чтобы эта жидкость оказалась нормальной питьевой водой. Матвей нагнулся над поверхностью и утопил в ней бутылку.
– Попробуй, не соленая? – попросил его отец.
Матвей нагнулся над водой по-собачьи и сделал глоток.
– Нет, нормальная, очень вкусная, как родниковая.
Камень с души свалился у отца семейства. В пещере жила еда и была вода, и смерть от недостатка того или другого пока им не грозила. Матвей набрал бутылку, но вместо того, чтобы сразу пойти к тросу немного прошелся по яме.
– Пап, здесь вещи чьи-то лежат! – крикнул Матвей.
– Что за вещи? – Егор зашумел динамо, пытаясь достать светом до того места где стоял сын.
– Рюкзак и одежда.
– Тащи все сюда.
Матвей поднес находку к тому месту, где свисал конец буксировочного троса.
– Цепляй к карабину бутылку, одежду и рюкзак.
Матвей зацепил. Егор вытянул находку сына наружу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, вещи пролежали здесь не одно десятилетие. Старый советский рюкзак из толстого брезента обветшал и с трудом выдерживал на весу свое содержимое.
– Цепляйся сам! – крикнул Егор сыну.
Матвей поймал конец веревки, пристегнул карабин к ремню.
– Готов, тяни!
Подъем прошел проще. Матвей уже разобрался, какие от него требуются действия. Отец помог ему перевалиться через край ямы.
– Прогресс налицо, цифровая интоксикация постепенно покидает твой организм, – подколол Егор сына.
Матвей не ответил на подколку.
– Что там лежит? – кивнул он в сторону рюкзака.
– Еще не смотрел.
Отец нагнулся и попытался расстегнуть кожаные лямки. Неловко потянув, он оторвал их вместе с куском истлевшего брезента. На землю посыпалось содержимое рюкзака. Банки покатились под уклон. Матвей упал, как заправский голкипер в воротах, загородив телом падение.
Вместе с отцом они собрали банки. Бумажные этикетки истлели и поблекли. Разобрать, что было внутри каждой, не представлялось возможным. Этикетка рассыпалась от малейшего прикосновения. Кроме банок из рюкзака вывалился кое-какой инструмент. Раскладной нож, судя по нетронутому ржавчиной лезвию из нержавеющей стали, пара металлических клиньев для забивания в щели, старый железный фонарик, обросший окислами так, что только по форме можно было признать в этом устройстве фонарь. Небольшой термос с лопнувшей от старости пластмассовой крышкой.
Крышка насмерть прилипла к горлышку. Егор попытался ее открыть, но она крошилась под пальцами. Егор разломал ее и понюхал содержимое термоса. Затем перевернул термос и потряс. К удивлению обоих, из термоса вывалился бумажный цилиндр.
Егор поднял его и развернул. Бумага была обильно промаслена. Сквозь ее полупрозрачную поверхность проступал текст, написанный от руки.
– Похоже на послание из бутылки. Кто-то сквозь десятилетия оставил напоминание о себе, – полусерьезно сказал Егор.
Он поднес бумагу ближе к глазам и прочел:
«Меня зовут Хомутов Игорь. Если вы читаете эту записку, значит мое исследование подводной реки окончилось неудачей. Согласно некоторым легендам башкиров именно в Черной пещере имелся проход глубоко в тело горы, где находилась огромная пещера, полная драгоценных самоцветов. Когда людей обуяла алчность, горные духи перекрыли доступ к пещере с драгоценностями подземной рекой. Смельчаки пытались проплыть под водой, задержав дыхание, но никто из них не вернулся. Я беру с собой кислородный баллон и маску. Надеюсь, мне повезет больше. 13.05.1974 г».
– М-да, как видим, дело было не в кислороде. По крайней мере, теперь мы точно знаем, что по реке из пещеры не выбраться. Покойся с миром, Хомутов Игорь.
Еще в рюкзаке обнаружилась окаменевшая соль в спичечном коробке, коробок спичек с полностью растворившейся серой, пачка таблеток сухого горючего, комсомольский билет, журнал «Крокодил», взятый, наверное, для создания стола в походных условиях, но самым интересным и нужным в сложившихся обстоятельствах была литровая банка, залитая под верх парафином. Чтобы не разбить банку, Игорь обмотал ее пеньковой веревкой, которая могла служить фитилем. В парафин были запаяны с десяток охотничьих спичек. В том, что они сохранили свои свойства, сомнений не осталось.
– Не зря мы за водичкой сходили, правда, Матвей?
– Правда, пап. А ты думаешь, консервы, которые старше тебя, еще можно есть?
– Думаю, что с ними ничего не стало. Здесь ведь прохладно, температура как в холодильнике, консервы в таких условиях могут храниться вечно.
– Это хорошо, а то я как-то не хочу крысиный суп.
– Ладно, сын, отложим гурманский подвиг на потом, раз уж судьба сжалилась над нами. Поедим советских консервов. Они, кстати, абсолютно натуральные. Ты такого не ел, гарантирую.
После того, как Егор приказал экономить свет, девчата пользовались налобными фонарями только по необходимости. В пещере было темно. Гул в темноте казался немного громче. Может оттого, что органы зрения не задействованы и мозг в качестве компенсации усиливал слух. Тамара услышала шум до того, как Егор выбрался из тоннеля.
– Пришли? – крикнула она.
– Пришли, включайте свет для ориентира.
Во мраке пещеры светляком вспыхнул и задергался свет. Матвей шел впереди, подсвечивая дорогу отцу, несущему рваный рюкзак.
Удивлению женщин не было предела, когда перед ними вывалили с десяток разнокалиберных банок.
– Откуда это? – спросила Тамара, считающая внутренности горы абсолютно необитаемыми.
– Спелеолог-одиночка один, сгинул здесь, а вещи его остались.
– Бедняга, – пожалела его Тамара.
Но в душе у нее стало радостно оттого, что крысиный суп можно и не готовить.
– А что в них? – Катюха брала в руки банку, вертела ее, трясла, пытаясь определить по звуку ее содержимое.
– Сюрприз будет, – ответил ей брат.
– Семья, в качестве поощрения нас за то, что мы нашли этот схрон, предлагаю устроить небольшой праздник. Откроем самую большую банку и съедим ее. Кто за?
– Я за-за-за! – запрыгала Катюшка, горя от нетерпения.
– За, – подняла руку Тамара.
– И я за, – присоединился Матвей.
Егор выбрал самую большую банку, воткнул в нее нож и открыл крышку. В слабом свете фонаря невозможно было разобрать содержимое.
– Что это? – не удержалась первой дочь.
Егор осторожно лизнул нож.
– Повидло… сливовое, в садике такое ел.
– Ура-а-а! – воскликнула Катя. – Я уже по сладкому соскучилась. Дай попробовать.
Егор зачерпнул ложкой желеобразную массу повидла и отправил дочери, разинувшей рот как птенец.
– Так, семья, я предлагаю вскипятить немного воды и употребить её вместо чая с повидлом, – предложил отец.
Детям трудно было ждать, но Егор настоял на этом. Пока вода закипала, он смастерил из парафина и веревки свечу. Когда свеча была готова, он поднес ее к синему пламени газовой горелки. Немного потрескивая влагой, свеча разгорелась, распространяя вокруг себя уютный теплый свет.
– Тушите фонари, – приказал Егор.
Внутри желтой сферы, создаваемой светом свечи, было уютно. Неровное пламя гипнотизировало. Хотелось смотреть на него, не отрываясь. Каждого из членов семьи в этот момент посетило ностальгическое чувство домашнего уюта. Как мало им нужно сейчас, чтобы почувствовать себя счастливыми, и каким недостижимым казалось счастье тогда, всего неделю назад. Тамара подумала о самой себе до этой поездки и вдруг поняла, что не понимает ту женщину, вечно сравнивающую себя со всеми, отчего в душе всегда было тянущее чувство, что у тебя постоянно чего-то не достает для ощущения счастья.
Егор почувствовал исходящее ото всех чувство умиротворения и сам поддался ему. Оно физически присутствовало в границах, освещаемых трепыхающимся пламенем свечи. В темноте пещеры умиротворения не чувствовалось. Там притаилось леденящее чувство неопределенности, и пока горела свеча, этому чувству не было место в душах людей.
Вода в котелке закипела. Егор разлил кипяток по одноразовым стаканчикам. Кате разбавил холодной водой. Как торт на день рожденья, посередине импровизированного стола стояла жестяная банка с повидлом. «Чай» пили молча, причмокивая да шмыгая носами. У Катюшки кипяток почти не отбавлялся. Вскоре по дну банки застучали ложками. Отец с матерью оставили детям право доесть повидло до конца. Право облизать банку Матвей предоставил сестре. Катя осторожно возила по дну пальцем, собирая липкую сладость, а потом облизывала палец.
После праздничной трапезы всех потянуло в сон. Свет свечи и ее запах создали атмосферу привычности. Егор почувствовал, как внутри него все эти дни жило напряжение, а он и не замечал его, пока оно не исчезло. Ему смертельно захотелось спать. Из последних сил он встал, взял сухой спальник и забрался в него.
– Если ляжете спать, притушите свечку, – отдал он последний приказ и тут же уснул.
Семья последовала его совету. Спать хотелось всем. Девчонки забрались на матрац и накрылись палаткой, Матвей, так же, как и отец, забрался в спальник. Пещера на несколько часов превратилась в сонное царство.
Первый месяц
В тот день, когда наступила полная тишина, у каждого промелькнула мысль, что он оглох. Семь дней продолжался страшный ураган, бомбардирующий корпус подводной лодки. И вдруг все затихло. За несколько часов до этого казалось, что наступил конец света, и ураган не остановится, пока не прикончит последнего человека. Если бы он продлился еще пять дней, то и котловины могло не хватить. За пять дней, что лодка пряталась в ней, уровень воды упал на два километра. Миллиарды кубометров воды распылились по всему земному шару.
Татарчук отдал приказ подняться на перископную глубину. Ураган мог стихнуть, но не прекратиться совсем. Борясь с искушением выбраться наружу, чтобы послушать, что говорят по радио, командир решил, что благоразумнее разведать обстановку.
Первый же осмотр в перископ привел командира в ступор. Терехин забеспокоился за него. Татарчук оторвался от окуляров и долго смотрел в стену, не мигая. – Позвольте мне, товарищ капитан первого ранга, – попросил его Терехин.
Татарчук ничего не ответил, сделал шаг в сторону, не меняя выражения лица. Терехин прильнул к окулярам перископа. Вначале он подумал, что снаружи уже вечер. Темное небо заволокло тучами от горизонта до горизонта. Имели они темно-коричневый цвет, как во время заката. Но садящегося солнца не видно. Терехин посмотрел на часы, показывающие время в соответствии с часовым поясом. На улице был полдень. Виктор внимательнее всмотрелся в перископ. Ему показалось, что тучи висят гораздо ниже, чем обычно. И еще вода. Она казалась черной. На поверхности ее плавало много мусора. Но волн почти не было. Можно всплывать, чтобы убедиться воочию с тем, что сталось с миром после урагана.
Субмарина поднялась вертикально, равномерно закачав воздух. Неожиданно эфир оказался безмолвен. Это стало подтверждением самых дурных прогнозов, которые рождались в разговорах членов экипажа. Татарчук с Терехиным несколько раз устраивали полемику насчет природы и последствий урагана. Они сходились во мнении, что такого в истории человечества еще не было, но оба верили, что катастрофа носила относительно локальный характер, зацепив восточное побережье Северной Америки, и, возможно, Западную Европу с Англией и Исландией.
Молчащий эфир говорил о том, что катастрофа прошлась по всей планете. На секретных частотах никого не было. А это совсем страшно. Они должны работать даже после ядерной войны. В эту минуту каждый член команды атомной подводной лодки «Пересвет» вспомнил о своих родных. Виктор Терехин нашел спокойный и уединенный уголок на субмарине. Он сжал кулаки и изо всех сил попросил у бога, чтобы его жена и дочки остались живы.
Егор никак не мог проснуться. Сон словно придавил его бетонной плитой к земле. Непонятное чувство тревоги настойчиво заставляло открыть глаза, но многодневная усталость требовала отдыха. Тревога поборола. Егор резко сел. В абсолютной тьме пещеры было слышно, как сопят носы членов его семьи.
Стоп! Егор вдруг понял, что слышит их сопение, а раньше его перекрывал гул вибрирующих стен пещеры. «Орган» больше не играл. В пещере стояла полная тишина. Егор не мог поверить в это. За несколько дней он полностью свыкся с мыслью, что ветер – это надолго. На ощупь он добрался до газовой плитки и разжег ее. От огня прикурил огарок свечи, и все еще считая, что тишина ему мерещится, отправился к выходу из пещеры.
Стенки тоннеля не дрожали под рукой. Вход был завален, но грязь уже не сочилась сквозь камни. Ветер наконец-то стих. Егора обуяла такая радость, что раздавленная грудой камней машина казалась ему пустой мелочью. Он поспешил поделиться новостью с семьей.
– Тамара, Тамара! – Егор прошипел на всю пещеру. – Просыпайся!
Супруга, уже привыкшая, что все новости с того момента, как они отправились в эту поездку, были только плохими, испуганно подскочила.
– Что случилось? – вытаращив глаза, уставилась она на мужа.
– Ветер стих, прикинь. Там тишина. Слышишь? – у Егора даже слезы заблестели в глазах от радости.
Тамара прислушалась.
– Точно. Не верится.
Тамара встала во весь рост, и еще не веря до конца, вслушалась в тишину.
– Правда, тихо. Слава богу.
Она обняла Егора и уткнулась ему в плечо. Егор поцеловал ее в макушку. Они оба в этот момент подумали о том, что испытания даны им были неспроста. Слишком много символичности виднелось в этом. Божий промысел словно привел их к тому месту, откуда началась их совместная жизнь, и указал на мелочность тех проблем, которые рушили их брак.
Тамара и Егор не стали будить детей. Они с нетерпением ждали, когда те проснутся сами. Первой открыла глаза Катюшка. Она высунула личико из-под палатки и удивленно посмотрела на родителей, счастливо улыбающихся и держащихся за руки.
– Вы чё? – коротко и ясно спросила она.
– Мы ничё. А ты разве не слышишь? – спросила с улыбкой на губах Тамара.
Катя прислушалась.
– Гудёжа нет, – заметила она. – Ветер что ли закончился?
– Конечно, мартышка, ветра нет, – Тамара подошла к Кате и обняла дочь.
– За нами скоро приедут из МЧС? – спросила Катя.
– Конечно, бабушки и дедушки ваши, наверное, уже все службы обзвонили.
– Я думаю, что в течение суток, ну, максимум двух, за нами приедут, – убедительно сказал отец.
Разговор услышал сын. Он выбрался из спальника и тихо подошел и сел на край матраца.
– Слышал, что ветер стих? – спросила его мать.
– Слышал. Здорово. Но только МЧС ждать не стоит. Надо самим выбираться, – Матвей разрушил торжественную приподнятость настроения.
– Матвей, твои теории имеют право на существование, но я предлагаю подождать двое суток. Если помощь не придет, попробуем найти выход из пещеры.
Егор верил, что выбравшись из пещеры, они смогут получить вполне простое объяснение тем непонятным вещам, вроде рыбы или соленой воды. Ну как могла попасть сюда, да еще и в таком количестве морская вода? Бред.
– Двое суток, Матвей. Вот увидишь, что помощь обязательно придет, – Егор свято верил в то, что говорил.
– Ну хорошо, двое, так двое. Чем займемся в ожидании?
– Может, мне еще раз попробовать разобрать вход? – предложил Егор. – В этот раз при помощи инструмента.
– Потерпи, Егор, не хотелось бы рисковать, когда помощь будет рядом – забеспокоилась Тамара.
Матвей хмыкнул. Он оставался при своем мнении.
– Значит, решено, двое суток ждем, а на третьи идем искать выход из пещеры, – Егор шлепнул ладонями по ляжкам и резко встал. – А пока побалуем себя советской кухней без консервантов.
Понятие «сутки» в условиях полной темноты и отсутствия часов можно было мерить только условно. Субъективно вторые сутки заканчивались, а помощь не приходила. Все знали, что Горбуновы поехали к Черной пещере. И на работе Тамары, и на работе Егора, а также родственники. Неужели им настолько все равно, что они вовремя не явились на работу, давно не звонят?
Тамара постоянно прислушивалась к звукам, идущим со стороны входа. Она пыталась уловить хотя бы намек на звук разбираемых камней. Но в пещере стояла полная тишина. Теперь она давила так же, как и инфразвуковой «орган». Радость постепенно заменялась беспокойством. Надежда на скорое освобождение таяла с каждым часом.
Егор с сыном снова ушли за водой, Катя спала, и некому было остановить поток негативных мыслей. Тамара тряхнула головой, разгоняя их, как собака сгоняет с себя воду. Немного помогло. Война войной, но мужчины просили ее приготовить обед к их возвращению. Если она так и будет сидеть наедине со своим унынием, то от этого никому сытнее не станет. Тамара потрясла над ухом жестяные банки консервов. Выбрала самую густую и вскрыла ее ножом. В банке была тушенка. Ее запах напомнил ей прекрасное время в пионерских лагерях. Теперь она знала, чем пахло из столовой.
Крупы уже не было, поэтому всех ждал жидкий, но наваристый суп из тушенки. Если бы Тамара открыла рыбные консервы, то всех ждала бы уха. Она вывалила тушенку в котелок, добавила кусочек соли и принялась помешивать, пробуя на вкус.
В дальнем конце пещеры послышался шум и забегал по стенам луч фонаря.
– Это вы? – крикнула в темноту Тамара.
– Я, – ответил Матвей.
Тамара дождалась, когда подойдет сын. Матвей подошел и поставил на пол бутылку с водой.
– А отец где? – спросила она.
– Полез искать выход, – ответил сын.
По интонации мать сразу догадалась, что сын ей что-то не договаривает.
– Вы там что, поругались?
– Немного. Отец не верит, что ветер был такой силы, что нанес сильный урон. Я ему все объяснил, это же очевидно. А он разозлился и сказал, что выберется и покажет мне, что ничего страшного там не произошло. Он сказал нам готовиться встречать его с той стороны.
– Матвей, вот зачем ты разозлил отца? Он ведь в таком состоянии обязательно глупостей наделает. У вас, у мужиков, когда тряпкой перед лицом махнут, вы же сразу голову теряете.
– Нет, мам, он успокоился. Мы с ним спокойно до той пещеры дошли, откуда сквозняк дует. Он взял трос, клинья, топор. Он и так собирался лезть, без нашего спора…
– Садись, ешь, – оборвала Тамара сына.
Тоннель так и шел вертикально вверх. Руки и ноги тряслись от напряжения. Егор поднимался на несколько перехватов, затем расклинивался, упершись спиной и ногами в стены тоннеля, и несколько минут отдыхал. Силы были уже на исходе. Падать вниз самоубийственно, но и лезть вверх уже не осталось сил.
Егор снова перехватился. Нога скользнула по мокрой стене и ушла в пустоту. Тело на мгновение превратилось в стальную пружину, расклинив себя на трех точках. Егор выдохнул. Кровь забилась в висках от страха и напряжения. Он уперся соскользнувшей ногой в стену. Зафиксировавшись, он в который раз разогнал динамо фонарика. Ну хоть какая бы трещинка проступила в скальной породе! Выровненные потеками стены были гладкими и сплошными.
Оказавшись в безвыходной ситуации, Егор понял, что каждый раз, принимая скоропалительные решения, он больше всего вредил самому себе. В этот раз ему нужно обязательно выбраться наружу. Семья ждала его, и он не мог подвести их. Если он сгинет в многочисленных тоннелях, и если Матвей прав, то их ждет мучительная голодная смерть. Хотя, если Матвей такой умный, то он возможно и придумает, что-то умнее, чем карабкаться вверх по отвесному тоннелю.
Егор усмехнулся, вспомнив свой спор с сыном. По сути, у него не было аргументов против доводов Матвея, он исходил только из того, что вероятность такого ветра невозможна. А невозможен он был только потому, что в истории человечества таких ветров не описывалось никогда. У Егора имелись кое-какие сомнения на счет своей правоты, но в одиночестве, хорошо поразмыслив, он смог убедил себя, что теория сына неправдоподобна.
Егор снова перехватился, и еще раз. В тоннеле было холодно. Майка уже давно выправилась из штанов и в поясницу дул ледяной сквозняк. Не хватало еще приступ радикулита получить прямо во время подъема. Это была бы очень смешная и нелепая смерть, заслуживающая премии Дарвина.
Кажется, прошел час, или два. Ноги и руки сделались ватными. Егор не чувствовал, как они упирались в стены. Он знал, что они упираются, потому что мозг отдавал им такой приказ, но от конечностей не приходил обратный сигнал. Его мелко трясло. Силы были на исходе. Егору хотелось заплакать от бессилия, но он знал, что плач заберет последние силы и он стопроцентно свалится в бездну, которую преодолел с таким трудом.
Егор уже не был уверен, что перехватываясь, поднимается вверх. Ему казалось, что он просто топчется на одном месте. В это не хотелось верить, но малодушная мысль настойчиво сверлила мозг. В очередной раз Егор уперся спиной и ногами в стену, и взял фонарь в руку. Сил «вжикать» динамо тоже не осталось. Бледный свет фонаря прошелся по стенам и … утонул во мраке. Над головой, метрах в двух, тоннель разветвлялся и одним рукавом уходил в сторону.
Егор бессильно опустил руку, переборол желание разрыдаться и замер, набирая сил для решительного и последнего подъема. Оптимизм придал ему сил. Егор еще раз осветил тоннель. Ромбовидный разлом в горе, по виду относительно свежий, без заметных натеков по стенам, уходил под прямым углом по отношению к тоннелю, в котором застрял Егор.
Мужчина просчитал все движения, куда он будет ставить ногу, где ухватится, как перекинет центр тяжести, чтобы ввалиться прямо в ответвление. План придал ему уверенности. Егор начал решительный штурм последних метров. Поднявшись вровень с ответвлением, он перехватился так, чтобы упереться ногами в противоположные стены тоннеля. Выполнив это, вытянул руки вперед и юркнул внутрь бокового прохода. Егор затянул ноги в тоннель и позволил себе немного порыдать, в основном для того, чтобы снять нервное напряжение.
Но чувство долга не позволило ему пребывать в инертном состоянии. Егор размял затекшие конечности и двинулся дальше. Сквозняк в туннеле присутствовал, а через некоторое время ему стали попадаться маленькие черные комочки, в которых он признал крысиные экскременты. Это был хороший знак. Животные могли жить вблизи выхода из горы. Тоннель расширялся, пока не разошелся до вполне полноценной пещеры. Откуда-то потянуло влагой. Через несколько шагов Егор понял причину запаха. Он с ходу наступил в воду, провалившись ногой почти по колено. Это была не совсем вода, а такая же жижа, как у них в пещере. Егор попробовал ее на вкус. Она оказалась соленой. Выход находился рядом.
Егор принялся интенсивно тренировать динамо фонарика, чтобы лучше осветить пещеру. Он чуть не выбросил фонарь в воду, когда увидел, что весь потолок усеян летучими мышами. Их были тысячи. Егора передернуло от отвращения. Он с детства считал летучих мышей кровопийцами, хотя это и не так, но полностью победить детский страх ему не удалось.
Надо было идти вперед. Пол пещеры блестел спокойной ровной гладью. На ней не виднелось ни одного выступающего островка, чтобы использовать в качестве ориентира и промежуточного пункта отдыха. Егор надеялся, что глубина здесь небольшая и он легко преодолеет препятствие. Он сделал первый шаг. Нога ушла по колено, второй шаг – выше колена, третий шаг – по пояс. Егор хотел уже вернуться, чтобы поразмыслить над тем, как найти более безопасный путь, но четвертый шаг показал, что глубина выровнялась на уровне поясницы. Жижа была холодной и неприятной по составу, напоминая илистое дно у реки.
Егор пересек половину пещеры, подсвечивая себе маршрут. По тому месту, откуда текла грязь, можно было вычислить выход. Пока стены оставались девственно чистыми. Время от времени летучие мыши оправлялись, и их продукты жизнедеятельности с мягким всплеском падали где-то рядом.
Пещера изгибалась пологими поворотами вправо. Глубина варьировалась от колен до почти по шею. Егор прижался к стене, считая, что у нее будет меньше вероятности куда-нибудь провалиться. В намокшей одежде было холодно. Стресс прошел, и Егор чувствовал, как он устал и замерз. Зубы стучали.
В сравнении с Черной пещерой эта оказалась гораздо больше, и Егор пока не достиг противоположной стены. Наконец она появилась в слабом свете фонаря. А вместе с ней и полузатопленный выход из пещеры. Егор заторопился, увидев его. Он отошел от стены, и интенсивно разгребая жижу перед собой, направился к выходу. За что и поплатился. Нога внезапно не ощутила опоры. Егор со всего маха ушел с головой в жижу. Он забил руками, боясь, что его может затянуть в грязь. Ноги достали дно. Егор оттолкнулся от него и выскочил на поверхность. В полную тьму. Фонарь слетел с руки. Егор был полностью дезориентирован. И собраться с мыслями не получалось. Жижа не держала на поверхности. Егор снова пошел ко дну. Когда ноги достигли его, Егор присел и что было сил выстрелил собой вперед. С пятой попытки у него получилось попасть на место, где вода достигала ему подбородка. Тем не менее, куда двигаться, было непонятно. И Егор придумал, как определить, с какой стороны находится стена.
– А! – громко и отрывисто крикнул Егор.
Звук разошелся свободно. Егор развернулся на четверть оборота.
– А!
Звук с правой стороны как будто был приглушенней. Егор сделал еще четверть оборота вправо и крикнул. Звук как будто утонул в препятствии. Для чистоты опыта он сделал еще пол оборота и крикнул. Теперь с левой стороны звук был приглушенней. Егор вернулся на пол оборота назад и осторожно проверяя перед собой дно, двинулся вперед. Вскоре дно пошло на подъем, и Егор уперся в стену. Пройдя приставными шагами влево двадцать шагов, он нащупал проход. Он тоже был затоплен.
Сквозняк в проходе оказался такой силы, что толкал Егора перед собой и свистел в поворотах. Егор шел осторожно, проверяя руками расстояние впереди. Был шанс уткнуться лбом в какой-нибудь выступ. Этого Егор уже не смог бы выдержать. Эмоциональные и физические силы оказались на пределе. Любое препятствие, даже самое безобидное, могло выбить его из колеи.
Егору показалось, что жижа стала теплее и впереди, как будто замаячил свет. Это на самом деле было так. Слабый свет проникал откуда-то в пещеру, и он приближался. Егор выставил руки перед собой и прибавил шаг. Он не мог поверить своим глазам, когда увидел края пещеры на фоне более светлого неба.
Егор вышел наружу. На улице была ночь. Для глаз, привыкших к темноте, она не оказалась такой уж непроглядной. Егор, не веря, что ему это удалось, вышел наружу. Теплое безмолвие ночи приняло его в свои объятья. Звезд на небе не оказалось Егор чувствовал, что небо было тяжелым и близким. В воздухе сильно пахло влажностью, и царила абсолютная тишина. Ни ветерка, ни стрекота сверчков, ни крика ночной птицы. Но это мало волновало Егора. Он выбрался из склепа и был свободен. Как рассветет, он спустится вниз и разберет вход в пещеру, где осталась его семья.
Вокруг пещеры, задержавшись на каменных выступах, лежали остатки грязи. Егор чуть не поскользнулся и не сорвался вниз. Благоразумно решив не испытывать в который раз судьбу, он нашел более-менее сухое место, устроился на нем поудобнее и уснул.
Дабы не угнетать себя монотонностью и бессмысленностью существования, космонавты решили заняться делом. Они решили попробовать связаться с Землей по обычному радиоканалу. Долгое время не было слышно ничего кроме помех. Но спустя неделю с того времени, как началась эта буря, до них долетел первый сигнал. Сигнал от выжившего человечества. Джейн немного понимала испанский и смогла разобрать, что эти люди спаслись в горах, что они ученые и занимались астрономией. Полноценного общения с ними не получилось из-за того, что МКС быстро ушла из зоны приема сигнала.
Из-за сплошных туч лодка никак не могла определить правильные координаты по спутникам навигации. Кто-то из команды предложил установить радиосвязь с космической станцией. И это удалось.
Старшие офицеры собрались на палубе лодки под тяжелыми, низкими тучами. Темный океан лениво колыхался. Погода была почти безветренной. На поверхности воды плавало много мусора. Пейзаж совсем не походил на прежний океан, скорее всего, он был похож на затопленную городскую свалку.
Татарчук прошелся по палубе, внимательно осмотрел повреждения корпуса. «Тело» лодки оказалось все в шрамах. Отметины, оставленные твердыми предметами, покрывали его сплошь. Вдоль правого борта имелись длинные борозды с зазубренными краями, оставленные чем-то крупным. Терехин вспомнил этот скрежет в свою первую смену. Вмятину, оставленную столкновением с дном, сейчас осматривали водолазы. Можно было не сомневаться, что и там не будет особых проблем, иначе на глубине любое повреждение корпуса немедленно дало бы о себе знать.
Можно было считать, что из битвы со стихией подлодка вышла победителем. Неясно только, что делать с такой победой. Ситуация для экипажа военного судна была совершеннонетипичной. О ней не писалось в Уставе, не предупреждалось на разводе перед боевым походом. Как быть в случае, когда не отвечают командные центры, когда не знаешь, существует ли еще государство, которое ты обязался защищать? Субмарина колыхалась на волнах среди бескрайнего океана, как сирота. У нее пропала цель, ради которой она и появилась на свет.
– Товарищ командир, товарищ командир! – из люка показался вахтенный матрос. – Там это, передача с космической станции!
Всех, кто был на палубе, как волной смыло. Впереди всех, как и положено по субординации, в люке исчезла блестящая лысина Татарчука. Когда офицеры ввалились в рубку, передача уже закончилась.
– Связь неустойчивая, скорее всего из-за грязной атмосферы, – предупредил вахтенный офицер.
– Да пес с ней, с атмосферой. Что они сказали? – почти крича, спросил командир.
– Я сейчас, я записал, они несколько раз повторили, – офицер взял со столика листок и волнуясь, начать читать. – Всем, кто выжил и имеет возможность слышать нас, знайте, что катастрофа постигла всю планету. Мы видели, как все начиналось, но очень скоро атмосфера скрыла происходящее. Связь с центром управления прервалась сразу, как фронт достиг его. По нашим данным скорость ветра достигала тысячи километров в час, и более. Мы ослеплены и не знаем, что происходит на земле. Всем, кто имеет возможность радиосвязи, ответьте. Каждые сорок пять минут мы находимся над вами. До связи. А потом на английском еще было, – офицер положил листок, боясь взглянуть в глаза командира.
Татарчук присел. Взгляд его блуждал. Ладонь полировала лысину.
– Вот, значит, как… все-таки, вон как получилось… по всей планете, – он перевел взгляд на команду. – Всем отдыхать до особого распоряжения. Свободны! – затем повернулся к связисту. – Сделаешь нам связь с космосом?
– Так точно, товарищ капитан первого ранга.
– Хорошо, хорошо, – произнес он автоматически. – Вот дела.
Терехину вдруг стало тесно внутри подлодки. Он почувствовал приступы клаустрофобии. Низкий потолок, теснота отсеков и пустота внутри себя вытолкнули его на палубу. Хотелось уединиться, никого не видеть и не слышать. Виктор прошел к самому носу судна. Взгляд его смотрел в никуда, потому что мыслями он был далеко от этого места. Капитан Терехин был дома, с женой и дочерью. Его нос уловил в воздухе знакомые ароматы дома, разошедшиеся теплом по сердцу. Это была работа сознания, подыгрывающая желанию человека. Терехин в этот момент думал только о том, чтобы бросить этот ставший ненужным поход и вернуться домой, узнать судьбу близких.
Тут он был не одинок. Каждый член экипажа подлодки «Пересвет» оставил дома кого-нибудь и переживал за их судьбу. По всем раскладам следовало повернуть назад, ибо то, ради чего задумывался этот поход, потеряло смысл. Если Татарчук вовремя не примет решение, Виктор решил убедить его в разумности возвращения домой. Вряд ли Америке сейчас до конфронтации, как и России.
Непривычный свет раздражал глаза даже сквозь веки, Егор отвернулся от него и напоролся ребрами на камень. Вскрикнув от боли, он проснулся и открыл глаза. И тут же закрыл. Свет резанул, оставив яркие пятна на сетчатке. Егор сел и прикрыл глаза ладонями. Так смотреть было легче, но все равно неприятно. Слезы потекли из глаз.
Егор снял с себя грязную майку и натянул на голову. Обернул ее вокруг в два слоя и вновь открыл глаза. Так стало еще комфортнее. Через полчаса Егор оставил один слой. Еще через полчаса он мог смотреть себе под ноги, разглядывая камни. Наконец, Егор решился выглянуть из-под майки. Он приподнял ее за одну сторону, осторожно приоткрыл глаз и остолбенел.
Он не знал мир, лежащий перед ним. Неестественное коричневое низкое небо, почти соприкасавшееся с пологими вершинами старых уральских гор, и бескрайняя водная гладь у их подножия. Егор встал, зажмурился, для верности потер глаза и снова открыл. Ничего не изменилось. В коленях появилась слабость, и мужчина сел. Разум отказывался верить в то, что видели глаза. Егор решил, что иллюзия могла быть вызвана тем, что он провел в полной тьме больше недели.
Постепенно глаза привыкали к дневному свету, и по мере привыкания Егор замечал, что на улице совсем не день, а настоящие сумерки. Коричневое небо почти не пропускало солнечный свет. В окружающем ландшафте ничего не менялось, напротив, становилось все реалистичнее и пугающе.
Пока Егор ждал, когда глаза полностью приспособятся к дневному свету, он осмотрелся. Если бы ему сказали, что он перенесся в другое место, где горы стоят прямо в черной воде, со склонами, лишенными любого намека на растительность, то Егор с большей вероятностью принял бы эту правду, чем ту, которая к его страху настойчиво напрашивалась. Матвей был прав, и это ужасно.
Мужчина понял, что стоит на той же стороне склона горы, где и располагался вход в Черную пещеру. Впереди за большим черным «озером», теряясь то ли в тумане, то ли в пыли, находилась двойная вершина, она и служила ориентиром, для туристов. Егор посмотрел вниз, чтобы примерно определить, где находится вход. Склон горы был непривычно лишен растительности. Ветер и селевые потоки сбрили все, что росло на ее склонах, и оставили за собой грязные следы.
Рядом с той пещерой, откуда он выбрался, находилась подсыхающая грязная лужица. Егор макнул пальцем и проверил ее на вкус. Соленая. Он не сомневался, что и «океан», раскинувшийся под ним, имел тот же вкус.
Семья теперь с нетерпением ждала результатов его экспедиции. Егор представил их сидящих в темноте и томящихся ожиданием. Наверняка им в голову лезли разные мысли, и Тамара успокаивала детей, в душе со страхом предполагая какой-нибудь страшный исход. Следовало быстрее найти вход в Черную пещеру.
Глаза пытались найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы примерно определить, в какую сторону двигаться. Егор знал, что сейчас он выше, но влево идти или вправо, не мог понять. Мужчина стал осторожно спускаться вниз. Кое-где грязь застряла в неровностях рельефа. Егор не хотел пачкать подошвы ботинок в ней, чтобы не поскользнуться. Но все равно приходилось это делать.
Интуитивно он решил двигаться вправо. Так ему казалось правильнее. Никаких шатких камней на пути не встречалось. Стихия отшелушила с тела горы всю старую «кожу». После свежего и холодного воздуха пещеры Егор не сразу понял, что на улице душно и тепло. Из-за больших усилий по телу потекли ручьи пота. Егор то и дело останавливался, растирая их грязной майкой по лицу.
Его усилия скоро вознаградились, он увидел дорогу, по которой приехал к пещере. Это значило, что он немного отклонился правее, но с другой стороны, идя по ней, невозможно было промахнуться мимо пещеры.
Примерно через полчаса Егор ступил на поверхность вычищенной до блеска дороги. Ветер постарался на славу. Ни один человеческий механизм не смог бы этого сделать. Гладкая, как отполированная, поверхность местами пестрела крупными выбоинами. Егор представил, какие куски камня ударялись в эти места. Но на дороге они не лежали, что прямо указывало на то, какой силы был ветер. Егор подошел к краю. Раньше с него открывался вид на лесистую долину глубоко внизу, а теперь вместо нее раскинулась водная гладь. Неподвижная, черная. Своим неестественным появлением она вызывала суеверный страх. Егора передернуло. Не было никакого желания подойти к бережку, наоборот, хотелось держаться от него подальше.
Егор продолжил движение по дороге. Он вдруг осознал, что вода никак не могла попасть сюда, минуя прочие территории. Что теперь сталось с его родными и близкими? Может быть, стихия обошла их стороной или поверху, не принеся серьезных разрушений? В это хотелось верить, а пока мысли мужчины были заняты своей семьей, запертой в «склепе».
Идти по ровной дороге – это не карабкаться по горам. Егор миновал очередной поворот. Дорога здесь находилась с подветренной стороны и уже не была такой отполированной. Вдоль стен шёл сугроб из камней и грязи. Вскоре Егор вышел на площадку перед входом в Черную пещеру.
Сель, сошедший сверху и заблокировавший выход, почти полностью унесло ветром в долину. Практически вся площадка была чиста, только вдоль обтесанной стены собралась груда камней длиной метров в двадцать и высотой метра в два. Следовало точно определить, где находится вход, чтобы не прилагать больших, чем надо усилий.
Егор вспомнил расположения до начала ветра всех предметов на площадке и деревьев. Нашел оставшиеся от них еле приметные пеньки, выбрал ракурс, с которого, как ему помнилось, он смотрел на них. Примерился и стал разбирать завал. Камни попадались в основном не крупные. Тяжелые катились по инерции дальше, туда, где их подбирал ветер и скидывал в пропасть.
Время от времени Егор применял трос, обёрнутый вокруг пояса, чтобы снова не размозжить себе пальцы. Он почти не ошибся. Вход в пещеру был немного левее. Через пару часов усилий Егор дернул за мокрый камень, который, выскользнув из рук, провалился внутрь. Вход нашёлся.
Егор взял маленький тайм-аут. Он хотел крикнуть в пещеру, но к горлу подкатил ком, и вместо крика он издал шипение. Пришлось подождать, чтобы успокоиться. Вдруг из глубины раздался голос Матвея.
– Пап! Пап! Это ты?
Егор подскочил, как ужаленный, просунул голову в отверстие, освобожденное камнем.
– Я это, сынок! Я! Скоро раскопаю проход, иди, скажи маме. На свет пока не смотрите, а то ослепнете с непривычки.
– Хорошо, пап, скажу. Как там, на улице?
Егор разволновался, говорить сразу или нет, про масштаб стихии.
– Ты был прав, Матвей. Иди к маме, скажи, что все нормально, и я скоро разберу вход и приду к вам. Не забудь сказать, чтобы берегли глаза.
– Хорошо!
Егор услышал, как зачавкали ноги сына по грязи. С утроенным усердием принялся он раскидывать камни. Тамара не послушалась, и Егор услышал ее плач.
– Тамара, не подходите близко, иначе испортите глаза, – предупредил Егор.
– Я уже поняла, – ответила она сквозь слезы. – Как хорошо, что ты добрался живой. Мне в голову чего только не лезло.
– Сейчас я разберу, чтобы немного пролезть.
Егор расчистил проход наполовину. Их машину приплющило к земле так сильно, что до нее он так и не добрался. В пещеру можно было попасть, только сильно пригнувшись. Ему пришлось раскидать камни так, чтобы они снова не завалили проход. Егор забрался внутрь, сделал несколько шагов и увидел Тамару, щурившуюся на свет, за его спиной. Он крепко обнял ее. Тамара прижалась лицом к его груди и разрыдалась.
– Не верится, что все позади, – произнесла она.
Егор не знал, что ей ответить. Он увидел, что в двух шагах стоят Матвей и Катюшка. Они смотрели на родителей. По их щекам катились слезы, отражая дневной свет.
– Все будет хорошо, – Егор поцеловал Тамару. – А сейчас мне хочется пить и есть. Осталось что-нибудь в этом гостеприимном доме?
– Осталось, – сквозь слезы сказала жена. – Без тебя аппетита ни у кого не было.
Обрадованная возвращению главы семейства, семья с удовольствием ела нехитрый обед. Тамара открыла банку, в которой оказалась килька в томате. Из нее получилась жиденькая уха. После обеда Егора отпустило. Он почувствовал, как ноют все мышцы. Спина не разгибалась в пояснице и болела. Руки скрючились, и на попытку разогнуть их отзывались резкой болью.
– Кажется, сегодня я больше ни на что не гожусь, – Егор понял, что заставить себя работать он уже не сможет. – Я выйду, а вы можете посидеть перед входом. Когда глаза немного привыкнут, передвигайтесь ближе.
– Как там? – спросила Тамара, дождавшись, когда муж поест.
– Знаешь… – Егор задумался на мгновение, – кажется, наш сын перещеголял нас в умственных способностях. Вся долина залита водой, даже не водой, а грязью. И она соленая.
– То есть?
– То есть, ее могло принести ветром откуда угодно, с моря или океана.
– Но это невозможно, до ближайшего моря две тысячи километров, – Тамара все еще считала, что есть более рациональное объяснение.
– Когда ты увидишь то, что я уже видел, у тебя и отпадут все вопросы.
– Ладно, вы, мужики, любите все драматизировать. Откопались, и это хорошо. Меня, честно говоря, уже начинала мучить клаустрофобия и боязнь темноты. И после того, как ты ушел, я стала слышать крысиный писк. Матвей пару раз разжигал покрышки, чтобы испугать крыс.
– Ну, теперь все позади, глаза привыкнут, и можете спокойно выходить на улицу. Там кстати, не так уж и светло. Ветер поднял пыль до неба, и облака теперь коричневые и плохо пропускают свет.
– Мы все интересное пропустили, – вставила реплику Катюшка.
– Кать, радуйся, что ты была в пещере, иначе ветер мог унести тебя на другой конец земли, – объяснил ей брат.
– Как Элли и Тотошку, – вспомнила она «Волшебника Изумрудного города».
– Ага, типа того.
– Я бы согласилась.
– С такими умными и смелыми детьми нам никакие ураганы не страшны, – поддержала их разговор Тамара.
– Когда вы выйдете на улицу, то вам покажется, что вас перенесло в другое место на самом деле, – заинтриговал детей отец.
Егор поднялся, попытался подвигать конечностями, заохал и бросил эту затею.
– Я пойду на улицу, не хочу снова привыкать к свету полдня. Пройдусь по округе, посмотрю, что да как.
Заточение в пещере и в самом деле породило нежелание находиться в ней. Стены и темнота давили на подсознание, проявляясь в виде кажущегося недостатка воздуха. На полусогнутых, деревянных ногах Егор пошел к выходу. Сын прицепился с ним.
– Я только до того места, где глазам не будет больно, – пояснил Матвей.
Егор и не сомневался, что сын так и сделает. Матвей остановился метров за десять до выхода.
– Всё, начну отсюда привыкать, – сын остановился и притулился на каменный выступ.
– Хорошо, двигайся понемногу, как глазам будет комфортно. У меня ушло часа два на привыкание, а ты молодой, думаю, за час привыкнешь.
Сын согласно кивнул. Егор пошел дальше. Выбравшись наружу, он щурился на свет еще минут пять. Когда глаза привыкли, Егор направился вниз по дороге. Он решил дойти до уровня воды. Ему хотелось верить, что где-то там откроется понимание причин стихии, и они окажутся локальными, произошедшими только в этом месте. При всех фактах, указывающих на глобальность катастрофы, Егор надеялся найти им вполне простое и успокаивающее объяснение.
Дорога шла кольцом вокруг горы, спускаясь вниз, к подножию. Идти было легко. Но чем дальше уходил от пещеры Егор, тем больше он видел разрушений, причиненных ветром. С наветренной стороны скальные породы выщерблены словно попаданиями пуль и снарядов. Края выбоин ветер успел отполировать до гладкого состояния. От растительности не осталось даже и следа. Горы выглядели как до начала времен. А ведь семья ехала сюда под сенью деревьев, растущих на обочине. Теперь не было и самой обочины. Выметенная пескоструем до зеркального блеска, вся дорога превратилась в одинаковую ровную поверхность.