Кораблик в бутылке

Старого Илая я нашел в «Месте под солнцем» – одном из многочисленных сомнительных заведений, которых полно в Нью-Чикаго. Только не спутайте этот город с земным Чикаго. Нью-Чикаго находится в Сумеречном поясе Меркурия и сверху накрыт защитным куполом. Но речь сейчас не о городе, а об Илае. Так вот, когда я нашел старика, он был уже порядком пьян.

Этого-то я и боялся. Едва услышав, что старый «солнечник» (так на Меркурии именуют тех, кто мотается на солнечную сторону планеты и отваживается жить в тамошнем пекле) объявился в Нью-Чикаго, я начал искать его по всем дешевым барам и забегаловкам. «Место под солнцем» было тридцать третьим по счету.

Илай всегда был не прочь рассказать какую-нибудь историю. «Солар пресс» – издание, в котором я работал, – заглатывало подобные байки на лету. Правда, в Нью-Чикаго его давно считали завзятым вруном. В самом деле, ну кто поверил бы, что Илаю двести лет? Не знаю, может, какие-то его рассказы о солнечной стороне Меркурия и были правдивыми. Некоторые храбрецы, бывавшие там, подтверждали: да, так оно и есть. Но никто, даже находясь в солидном подпитии, не верил, будто Илай живет уже третье столетие.

Конечно, интересно было бы послушать трезвого Илая. Но такие люди в трезвом виде обычно хранят угрюмое молчание или отличаются редкостным косноязычием. Чтобы заговорить, старику необходимо взбодриться. Впрочем, когда я его увидел, Илай был уже чересчур «взбодрившимся».

Некоторое время он разглядывал меня, щуря мутноватые глаза.

– Сынок, а вообще-то, я ехал сюда повидаться с тобой, – признался он и пьяно хихикнул. – Все время себе твердил: надо встретиться с Шермом.

Он пододвинул мне полупустую бутылку.

– Промочи-ка горло, сынок.

Я показал головой.

– Не могу. Врачи запретили. Желудок взбесится – он у меня такой зверь.

Илай издал какой-то тоскливый звук, затем разухабисто хватил кулаком по столу.

– А-а, вспомнил. Проклятье! Как я мог это забыть? Тебе постоянно нужно глотать какие-то таблетки, да?

– Капсулы, – холодно поправил его я.

Терпеть не могу шуток по поводу собственного желудка.

– Вот-вот, капсулы. Забавные штуки. И водой запивать не надо. Проглотил – и готово дело. А я ни одной таблетки толком проглотить не могу. Приклеится к горлу – и все тут.

Схватив бутылку, Илай качнул ею, будто проверяя, не испарилось ли содержимое, затем перелил часть его в себя.

– Ну и как прогулка по солнечной стороне? – спросил я.

– Почти никак, – признался Илай. – Вернулся с пустыми руками. Крошка Меркурий становится чересчур людным местом. И старателей развелось с избытком. С одним мы чуть не поцапались. Не веришь? Я тоже не верил, пока не наткнулся на того парня. Не нравится мне это, Шерм. Пора перебираться на Плутон. Там, говорят, еще хватает места.

Илай вновь присосался к бутылке, потом обтер влажные усы.

– Я бы туда вообще не сунулся, если б не пообещал доку, что привезу ему кристалликов.

– Каких еще кристалликов?

– Погоди. Значит, я тебе не рассказывал? Док их у меня покупает. Зачем? Черт меня подери, если знаю. Видно, зачем-то они ему нужны.

Илай полез в оттопыренный карман куртки, достал обыкновенный полотняный мешочек и перекинул его через стол.

– Полюбуйся. Может, растолкуешь мне, чего это док по ним с ума сходит. Он хорошо платит за эти кристаллики. Да и меня самого подлечивает. Я еще когда-то давно подцепил на Венере лихорадку. Док делает мне эти… ин… инъекции и обещает вылечить совсем.

То, что он споткнулся на слове «инъекции», безошибочно показывало, насколько старик пьян.

– А кто он, этот док? – осторожно спросил я, боясь спугнуть Илая (такое уже бывало: захлопнется – и слова из него не вытянешь). – Один из здешних врачей?

– Не-а. Большой док. Ну, тот парень в санатории.

– Доктор Винсент? – подсказал я.

– Он самый, – ответил Илай. – Раньше я продавал кристаллики доктору Андерсону, а потом – доктору Брауну.

Я пропустил эти слова мимо ушей. Стопроцентное вранье. Андерсон и Браун давным-давно умерли, причем Андерсон покинул бренный мир задолго до того, как в нем появился Илай.


Я развязал тесемку и высыпал щепотку содержимого себе на ладонь. Крошечные кристаллики переливались всеми цветами радуги, отражая свет ламп под потолком.

– Как-то я решил показать их одному аптекарю, – продолжал Илай. – Тот лишь хмыкнул и скорчил гримасу. Сказал: ничего особенного, просто любопытная кобмин… нет, комбин…

– Комбинация, – подсказал я.

– Вот-вот. Про дока, само собой, я ему говорить не стал. Ну, и где нашел – тоже. У меня мыслишка крутилась: вдруг я нашел что-то важное, а док меня за нос водит? Может, кристаллики стоят куда дороже? Аптекарь их и под лупой смотрел, и какой-то жидкостью на них брызгал. Нет, сказал, просто любопытная ком… бинация меркурианского песка. Так и не купил. Сказал, не по его профилю.

– Слушай, может, ты дашь мне немножко? В качестве образца?

Я все время старался не спугнуть старика. Я уже тогда почувствовал: Илай выболтал мне нечто такое, о чем вовсе не собирался говорить.

Но Илай щедро махнул рукой.

– Бери. Зачем немножко? Можешь взять сколько хочешь.

Я порылся в карманах.

– Какая жалость – мне их не во что положить. Не в карман же сыпать.

Илай хрипло засмеялся и приготовился в очередной раз промочить горло.

– А ты возьми свои капсулы, высыпь оттуда всю дрянь и насыпь кристаллики. Думаю, твой желудок не пострадает, если ты проглотишь на пару капсул меньше. Зря ты меня не слушаешь. Лучшее лекарство для больного желудка – виски.

– Хорошая мысль, – согласился я, дружески улыбаясь старику.

Я достал три капсулы, разъединил каждую из них, высыпал оттуда содержимое и заменил его кристалликами, после чего надежно спрятал подарок во внутреннем кармане. Мешочек я вернул Илаю.

– А где ты добываешь эти кристаллики? – спросил я.

Илай скрючил дрожащий палец и повилял им наподобие собачьего хвоста.

– Секрет, – прошептал он.

Пока мы с ним говорили, глаза старика успели стать еще мутнее. Он качался даже сидя. Но рука, повинуясь могучему инстинкту выпивохи, крепко сжимала бутылку.

– Виски что надо, – бубнил он. – Лучшее лекарство для желудка.

Закончить свой панегирик в честь виски Илаю не удалось: отяжелевшие мозги потянули голову вниз, и она застыла на столе. Бутылка опрокинулась, остатки виски выплеснулись на пол.

– Ведь не поверит, что сам пролил, – заметил я бармену.

– Не волнуйтесь, – отозвался тот. – Когда Илай проснется, ему будет не до этого. Опять смотается из города на солнечную сторону. Уже сколько лет пропадает там. Странный старикан. Скажите, вот вы верите, что ему двести лет?

– Ни единой секунды, – успокоил я бармена.

Тот критически оглядел бокал, который держал в руках, потом, взяв салфетку, поплевал на него снаружи и принялся доводить стекло до зеркального блеска.

– Тут до вашего прихода Илай заливал баки каким-то парням. Они все допытывались у него, будет ли он голосовать за Марти Берга. Я сразу понял, что Марти опять нанял себе помощников.

– Ничего удивительного, – откликнулся я. – Скоро выборы, и Марти очень хочется остаться на новый срок.

Я собрался уходить, но затем вернулся к стойке и выложил несколько монет.

– Когда Илай проспится, угостите его за мой счет. Ему наверняка захочется «поправить голову». Я попробую выловить его снова, пока он не упорхнул на солнечную сторону.

Но встретиться с Илаем мне больше не удалось.

Через сутки труп старика нашли в пустыне, что к западу от городского космопорта. Илая убили тремя ножевыми ударами, каждого из которых было достаточно, чтобы отправить его на тот свет. По мнению полиции, с момента убийства прошло от двенадцати до восемнадцати часов.


Марти Берг принадлежал к числу тех, кому путь на Землю заказан. Почему именно – никто не знал и не пытался разнюхать. Марти – разносторонне одаренная личность, а потому причин могло быть несколько.

В городском округе Северная Стена он был не слишком крупной птицей. Так, мальчиком на побегушках у тех, кто крупнее и сильнее его. И тем не менее на выборах Марти всегда набирал больше голосов, чем остальные кандидаты. Никто не интересовался, какими способами он этого добивался. Чувство гражданского самосознания пока еще не получило в Нью-Чикаго должного развития.

И все же, когда Марти появился у меня в кабинете, я обрадовался и протянул ему руку. Он был для меня источником информации и часто рассказывал забавные вещи о махинациях местных политиков.

– Что-нибудь прояснилось с убийством Илая? – спросил он.

– Пока глухо. Полиция теряется в догадках.

Марти удрученно покачал головой.

– Дело дрянь. Я-то надеялся, что они уже сцапали молодчика.

– У вас ко мне какое-нибудь дело? – поинтересовался я.

– Пустяковая просьба, – ответил Марти. – Слышал, вы решили слетать на Землю. Развеяться, так сказать.

– Да, где-то через день или два я улетаю. Приятно будет снова увидеть нашу старушку. Ностальгические чувства.

Я прикусил язык. Кто знает, может, для Марти это слишком болезненная тема.

Но Марти, похоже, даже не заметил моей деликатности.

– Помните Чести Льюиса? Был еще процесс над ним по обвинению в мошенничестве.

– Как же, я даже пару раз встречался с ним. Нью-йоркские копы не очень-то к нему благоволили. Дадут чуть-чуть погулять на свободе – и снова за решетку.

– Сейчас он вышел, – сообщил Марти. – Хочу отправить ему подарочек. Сувенир от старого приятеля. Может, возьмете эту штучку с собой и передадите Чести? Я бы отправил посылкой, но сами знаете, сколько это стоит.

Я знал, сколько это стоит. Межпланетные почтовые тарифы и впрямь кусались.

Марти достал из кармана сверток и положил на мой письменный стол. Я взял сверток и несколько раз встряхнул.

– Слушайте, Марти, надеюсь, вы не доставите мне хлопот с вашим подарочком?

Берг удивленно всплеснул руками.

– Ну с какой стати мне подводить своего друга? Просто сейчас я не настолько богат, чтобы отправлять подарок почтовой ракетой. И потом, я охотно расскажу вам, что это за вещица. Сувенир. «Песчаная бутылка». Видели, наверное? Стеклянная бутылочка, а внутри – миниатюрный космический корабль. Сам он из белого песка, а языки пламени, вылетающие из ракетных двигателей, – красные.

– Не сердитесь, Марти. Простое любопытство. Конечно, я выполню вашу просьбу.

– Чести будет рад до безумия. Помнится, он всегда обожал такие пустячки.


Флойд Дункан – бессменный начальник нью-чикагского филиала Межпланетного бюро расследований – был первым, кто нашел зацепку в деле об убийстве Илая. Ошеломляющую, невероятную зацепку, в которую с ходу не больно-то поверишь.

Дункан вовсе не был рад меня видеть и не скрывал своих чувств. Такое случалось не впервые, но я умел гасить всплески его дурного настроения. Достаточно скоро он пообмяк, и с ним вполне можно было говорить.

– Это дело меня доконает, – выплескивая последние остатки рычания, сознался Дункан.

– Что, никаких зацепок?

– Есть одна, черт бы ее подрал! Но она еще хуже, чем полное отсутствие всяких зацепок, потому что…

– Потому что… – в тон ему продолжил я.

– Да потому что она… столетней давности!

Он яростно зашелестел бумагами на столе.

– Чувствую, она не дает вам покоя. Только вот не могу понять: как зацепка может быть столетней давности?

– Вы слышали о некоем докторе Дженнингсе Андерсоне? – спросил меня Дункан.

– По-моему, это тот самый энтузиаст, что построил санаторий на солнечной стороне.

– Правильно. И было это полторы сотни лет назад. Самому доку тогда стукнуло пятьдесят. Он вкладывал в санаторий каждый заработанный цент. Думал, что сумеет победить «космовирус». В санатории до сих пор пытаются бороться с этой заразой, но не слишком-то успешно.

Я кивнул. Я знал историю Андерсона. Санаторий на солнечной стороне Меркурия был памятником надеждам и гуманистическим идеалам этого врача и ученого. Посчитав «космовирус» вызовом, брошенным его знаниям и любви к человечеству, Дженнингс Андерсон попытался лечить больных астронавтов дозами солнечной радиации. Однако «космовирус» и сегодня оставался странной, малоизученной болезнью, которая со зловещей регулярностью находила себе жертвы среди пилотов межпланетных кораблей.

Дункан еще какое-то время пошелестел бумагами, затем сгреб их в кучу и продолжил:

– Андерсон умер более ста лет назад. Его похоронили там же, в санатории. На Земле собрали кучу денег, чтобы поставить ему памятник – высокую колонну. Пришлось сделать ее из сплава зеро – только он и способен выстоять в таком пекле.

Я не понимал, куда клонит Дункан. Верно, доктор Андерсон давным-давно умер. Я собственными глазами видел и эту колонну, и имя, выбитое на ней.

– Мы нашли в кармане Илая новенькую долларовую банкноту, – продолжал глава нью-чикагского отделения МБР. – Проверили отпечатки пальцев. Как известно, на деньгах их всегда бывает предостаточно.

Дункан, словно не зная, куда деть руку, запустил ее в свою черную седеющую шевелюру.

– Когда проверили по картотеке, оказалось: несколько отпечатков принадлежат давно умершему доку Андерсону.

– Но такое просто невозможно! – вырвалось у меня.

– Разумеется, невозможно, – согласился Дункан. – Думаю, теперь вы поймете мое состояние.


Вернувшись домой, я вскрыл пакет, взятый от Марти, и искренне удивился. Берг не солгал: там действительно была «песчаная бутылка» – сувенир, который обязательно покупает каждый турист, прилетевший на Меркурий. Все магазины сувениров забиты такими поделками из разноцветного меркурианского песка, среди которых иногда попадаются настоящие произведения искусства.

Правда, подарок для Льюиса я бы таковым не назвал, хотя сделан он был весьма добротно. Я поставил «песчаную бутылку» на стол и стал думать, с чего это Марти вспомнил про дружка да еще решил послать ему меркурианскую безделушку.

Не знаю почему, но мне плохо верилось в дружеские чувства Марти Берга. Что-то здесь явно было не так. Я пробовал выстроить свои рассуждения в логическую цепь, но она все время обрывалась.

Устав ломать голову, я снова уложил «песчаную бутылку» в пакет, а пакет засунул в один из ящиков гардероба. Сделав это, я отправился по магазинам сувениров и, уже не помню, в каком по счету, нашел точно такую же бутылку. Я купил сувенир, попросил упаковать его, затем отнес на почту и отправил Чести. Точного адреса я не знал, а потому указал адрес одного пансионата в пригороде Нью-Йорка, администрация которого поддерживала контакты с людьми вроде Льюиса.

Даже сейчас я не в состоянии объяснить, почему поступил именно так. Называйте мой поступок как хотите: вспышкой интуиции, шестым чувством или как-нибудь еще. Но у газетчиков такое бывает. Эта «песчаная бутылка» не давала мне покоя.

Вернувшись домой, я опустил жалюзи, выключил свет и попытался уснуть. Несмотря на зверскую усталость, сон не шел. Разгоряченный мозг продолжал крутиться.

Мысли возвращали меня к убийству Илая, затем перескакивали на новую долларовую банкноту с отпечатками пальцев столетней давности. Конечно же, я снова и снова размышлял о затее Марти Берга, пожелавшего осчастливить Чести Льюиса «песчаной бутылкой», и вспоминал свой трюк с подменой. Потом я стал думать о докторе Андерсоне, чей прах покоился под раскаленной колонной, отлитой из прочного сплава зеро.

Наконец я все-таки уснул, но вскоре меня разбудили острые боли в желудке. Впотьмах я нашарил на тумбочке пару капсул, проглотил их и снова лег в ожидании, когда боль утихнет.

Я проспал до самого утра, а когда проснулся, желудок молчал. Я чувствовал себя помолодевшим лет на десять. Вставать не хотелось. Удивительно, какие чудеса иногда творит обыкновенный крепкий сон.

Однако нежиться в постели я себе не позволил, а встал и отправился бриться. Вот тут-то меня и удивило собственное лицо, глядящее из зеркала. Сначала я не мог понять, что к чему, и едва не уткнулся в зеркало носом. Отражение было моим и… не совсем моим: на лбу поубавилось морщин; щеки утратили одутловатость и немного порозовели. Перемены этим не ограничились: седая прядь слева попросту исчезла – волосы вновь стали темными. Я встревоженно провел ладонью по волосам, выискивая седые. Их не было.

Я терялся в догадках, пока не вспомнил про капсулы, которые заполнил кристалликами Илая. Я лихорадочно полез во внутренний карман. Капсул там не было. Выходит, ложась спать, я по рассеянности вытащил их из кармана и положил на прикроватную тумбочку, где обычно держу лекарства на случай ночных приступов.

Я вполне допускал, что вместо болеутоляющего средства проглотил кристаллики. Так неужели это им я обязан исчезновением морщин, подтянувшимся щекам и восстановлением прежнего цвета волос?

В полном изумлении я опустился на край ванны. Итак, факты налицо, но нет объяснений. Память подсказала: Илай продавал кристаллики доктору Винсенту. В таком случае нужно незамедлительно встретиться с этим доктором. Я торопливо побрился, оделся и… вспомнил, что в санатории мне очень понадобится одна штука. Раскрыв чемоданчик, где я держал инструменты и кучу всякой всячины, я достал оттуда небольшой стальной брусок. Он прекрасно умещался в кармане куртки. Больше меня ничто не задерживало, и можно было ехать на солнечную сторону, в санаторий, которым нынче руководил доктор Винсент.


Легко сказать – встретиться с доктором Винсентом. Можно по пальцам пересчитать тех, кому это удавалось. И он, и его предшественник доктор Браун отличались затворническим образом жизни и практически не появлялись на публике. Их объяснения не блистали оригинальностью: каждый из них жил только своей работой и не желал отвлекаться ни на что другое.

Андерсон, Браун и Винсент. Ну и троица подобралась! Андерсон вот уже более ста лет покоился под колонной, возвышавшейся перед входом в санаторий. Браун, несомненно, тоже умер, но не на боевом посту. Он неожиданно покинул санаторий, и дальнейшая его жизнь окутана тайной. О Винсенте медицинскому миру не было известно практически ничего, кроме его высокой профессиональной репутации.

Итак, трое врачей, трое исследователей, посвятивших свою жизнь поиску лекарства от «космовируса». Андерсон и Браун потерпели неудачу. Больные «космовирусом» прилетали к ним из всех уголков Солнечной системы. Даже сейчас, через сто пятьдесят лет после начала исследований, эта болезнь означала смертный приговор. Правда, отсрочка его исполнения стала продолжительнее, тем не менее излечить от «космовируса» не удалось никого.

Это не значит, что все усилия были напрасны. Лечение солнечной радиацией уменьшало боль, замедляло распад тканей, дарило жертвам «космовируса» дополнительные месяцы жизни и облегчало предсмертные страдания. И это все. «Космовирус» по-прежнему оставался победителем.

Я был в санатории всего один раз, вскоре после своего приезда в Нью-Чикаго. Тогда нью-йоркская редакция заказала мне документальный очерк о санатории. Материал я получил, но не от доктора Винсента. Робот-секретарь приятным голосом сообщил мне, что доктор крайне занят. Секретарь перепоручил меня заботам другого сладкоголосого робота, вероятно санитара. Тот устроил мне экскурсию по зданию, со знанием дела ответил на все вопросы, после чего дал исчерпывающую информацию о работе доктора Винсента. Располагая столь обширным материалом, я легко написал заказанный очерк.

Меня удивило, что практически весь персонал, какой я видел во время экскурсии, составляли роботы.

– Мы не делаем ошибок, – объяснил мне сопровождающий. – Там, где ошибка может стоить пациенту жизни, мы надежнее людей.

Объяснение звучало вполне правдоподобно, но все равно за ним скрывалась какая-то недосказанность.

Как и тогда, я беспрепятственно добрался до робота-секретаря, охранявшего Винсента от вторжения извне. И ответ был все тот же:

– Доктор Винсент крайне занят. Чем могу служить?

Я перегнулся через стол, загородив доступ к пульту, на котором наверняка была и кнопка тревоги.

– Дело очень важное. Вопрос идет о жизни и смерти.

Произнося эти слова, я выхватил из кармана стальной брусок и со всей силы долбанул им робота между сверкающих глаз.

Одного удара оказалось достаточно. Брусок пробил корпус, повредив тонкие механизмы секретаря. Робот сполз со стула и грохнулся на пол.


Потянулись томительные секунды. Я замер. Больше всего мне в тот момент хотелось, чтобы стены оказались звуконепроницаемыми. Я ожидал: вот-вот в приемной появятся роботы-охранники или на шум выйдет сам доктор Винсент. Ничего подобного. Видно, стены и впрямь обеспечивали полную звукоизоляцию.

Хвала звездам, никому в голову не пришло заменить дверные ручки каким-нибудь новомодным устройством. Как и сто пятьдесят лет назад, двери здесь открывались традиционным способом. Я закрыл входную дверь, пересек приемную и вошел в кабинет Винсента.

Сидевший за столом седовласый человек лет шестидесяти был настолько погружен в свою работу, что при моем появлении даже не поднял головы. Едва ли он вообще слышал мои шаги. А если и слышал, то, наверное, решил, что это робот-секретарь.

– Доктор Андерсон? – спросил я.

– Да. Чем могу…

Он вдруг поднял голову и уставился на меня.

Я негромко рассмеялся:

– Так я и думал.

Андерсон плотно стиснул челюсти, будто не хотел, чтобы я слышал, как у него стучат зубы.

– Кто вы? – наконец хрипло спросил он.

– Друг старого Илая, – ответил я.

– Это он вас послал?

– Нет. Илай мертв.

Андерсон даже привстал со стула.

– Я не ослышался? Илай мертв? Вы в этом уверены?

– О его смерти написали в газетах, – сказал я. – Да и по радио несколько раз передали.

– Я не получаю газет. У меня все равно нет времени их читать. Радио, правда, есть. – Андерсон махнул в угол, где стоял громоздкий старый приемник. – Но я уже забыл, когда в последний раз его включал.

– Я вам не лгу. Илай мертв. Его убили, а кристаллики похитили.

Андерсон побледнел.

– Кристаллики похищены! Кто мог это сделать?

– Наверное, тот, кто знал об их свойствах, – предположил я.

Андерсон медленно оседал, напоминая марионетку, у которой вдруг обрезали нити. Упав на стул, он по-старчески съежился.

– Вы ведь давно боялись, что такое может случиться, – негромко произнес я.

Он отрешенно кивнул.

Воцарилась тишина. Долгая. Гнетущая. Я смотрел на доктора Андерсона и чувствовал, как внутри нарастает жалость к этому человеку.

– Да, я этого боялся, – подтвердил он глухим, усталым голосом. – По двум причинам. Но теперь мой страх уже не имеет никакого значения. Я окончательно проиграл. Лекарство не найдено. У меня оставалась одна надежда, но и она рухнула.

Я несколько раз прошелся взад-вперед по его кабинету.

– Значит, вы подтверждаете, что являетесь не кем иным, как доктором Андерсоном?

– А какой смысл это отрицать?

– Вообще-то, я думал, что вы окажете мне сопротивление. Вызовете охрану, прикажете меня задержать.

– Теперь это бесполезно, – сказал Андерсон. – Двести лет жизни – слишком долгий срок для любого человека. Особенно когда он многие годы подряд терпит сплошные неудачи, пытаясь достичь поставленной цели.

– Итак, я имею удовольствие лицезреть доктора Андерсона и одновременно с ним – доктора Брауна и доктора Винсента, – констатировал я, обращаясь не столько к этому затворнику, сколько к самому себе.

Он вяло улыбнулся:

– Да, всех троих. Трюк нехитрый. Я построил санаторий и был его владельцем. Я ни перед кем не отчитывался и ни с кем не советовался. Я назначил себе преемника, а потом то же самое сделал он. Фамилии я не придумал. Браун и Винсент работали у меня в лаборатории. Гениями их не назовешь, но работу свою выполняли хорошо.

Андерсон вновь улыбнулся. Улыбка получилась вымученной.

– Ну как? Ловко?

– А как вы объяснили это своим сотрудникам? – спросил я.

– Сотрудники у меня были лишь в самом начале. Потом в санатории остались только я, мои пациенты и роботы. Роботы, как известно, не болтливы, а пациенты рано или поздно умирали.

Андерсон забарабанил пальцами по столу.

– А вы кто будете?

Я втянул побольше воздуха и представился:

– Шерман Маршалл из «Солар пресс».

– Хотите взять у меня интервью?

Я кивнул, побаиваясь, как бы наш разговор на этом не закончился.

Но случилось то, чего я меньше всего ожидал.

– Садитесь, – сказал доктор Андерсон. – Раз уж вы явились сюда, вам должно быть известно, что к чему.

– Только самую малость. Остальное надеюсь услышать от вас, – ответил я и внутренне замер в ожидании реакции.

Ее не последовало. Пол подо мной не зашатался, и молния меня не испепелила.

– Скажите, у вас бывало так: вы носите что-то в себе… долго, очень долго… настолько долго, что больше уже невмоготу и хочется кричать? – спросил Андерсон. – Вас когда-нибудь выворачивало наизнанку от этого состояния? Оттого, что вам страстно хочется с кем-то поделиться некой тайной, а вы обязаны молчать.

Я кивнул.

– Тогда вы меня поймете.

Доктор Андерсон замолчал. Надолго. Я уже начал было подумывать, не забыл ли он о моем присутствии.

Наконец Андерсон заговорил…


– Я прилетел на Меркурий, желая проверить свою теорию. Я считал, что солнечная радиация, направляемая избирательно, способна оказывать целебное воздействие на жертв «космовируса». Моя догадка подтвердилась. Но лишь частично. Солнечная радиация приносила облегчение, но не излечивала. Процедуры дарили больным кому несколько месяцев, кому несколько лет жизни, но… потом все равно наступала смерть. Я понял, что проиграл.

Примерно в это же время Илай где-то в пустыне наткнулся на кристаллики. Я вообще удивился, как он выжил после той аварии. Машина почти всмятку, кислорода в скафандре оставалось на полчаса. Я оказал ему необходимую помощь. Тогда-то я впервые и увидел эти кристаллики. Поначалу они показались мне разновидностью меркурианского песка, но я все-таки решил сделать химический анализ. Илай не возражал. Кристаллики он оставил мне, а сам кое-как подлатал свою машину и уехал. Так совсем случайно я узнал об их свойствах.

А через какое-то время жертвой «космовируса» стал один мой очень близкий друг. Я тогда уже вполне понимал собственное бессилие, а при мысли о том, что не в моей власти спасти друга, на душе становилось стократ тяжелее. Тем более что он очень надеялся на мою помощь.

Андерсон принялся разглядывать противоположную стену. Совершенно пустую.

– Так что, кристаллики Илая способны продлевать жизнь? – спросил я.

Доктор вздрогнул, будто его ударили хлыстом, затем откинулся на спинку стула.

– Да, способны, – ответил Андерсон. – Это одно из их свойств. Я очень приблизительно могу объяснить, какое действие они оказывают, но не понимаю как…

– Может, вы лучше расскажете по порядку?

– Попробую. Если попутно принять гипотезу, что смерть является результатом окончательного гидролиза белков в протоплазме, тогда вполне логично сделать допущение: любое вещество или соединение, которое тормозит гидролиз или активизирует повторный синтез белков, будет одновременно отодвигать и наступление смерти.

Кристаллики, вне всякого сомнения, именно так и действуют. Но я не возьмусь даже гадать, каков принцип: то ли они просто замедляют гидролиз и приостанавливают старение, либо заново синтезируют часть белков, содержавшихся в изначальной протоплазме.

Если имеет место повторный синтез, можно сделать еще одно допущение. Вероятно, увеличение дозы принимаемых кристалликов приведет к повторному синтезу всех или почти всех белков, и тогда не просто прекращается процесс старения, но человек начинает молодеть.

Андерсон улыбнулся:

– Меня не интересовали эксперименты – вполне достаточно было отодвинуть собственную старость.

Я молчал, боясь шевельнуться. Невероятно: я сижу и слушаю человека, который рассказывает… Нет, что-то тут не так. Либо он чокнутый, либо я сам свихнулся. Возможно, мы оба сошли с катушек.

Мне хотелось ущипнуть себя и убедиться, что это не сон. А если это не сон, то я сейчас слушаю историю, которой будет зачитываться вся Солнечная система. Андерсон рассказывал о том, о чем в давние времена мечтал испанский путешественник Понсе де Леон[1]. Наверное, не зря человечество из века в век передавало легенды о каких-то чудодейственных снадобьях, возвращающих молодость.

Андерсон опять надолго умолк. Пришлось уже мне нарушить молчание.

– Значит, вы принимали кристаллики, и они позволяли вам продолжать работу?

– Вы правы, – сказал Андерсон. – Я рассказал о них своему другу – тому, что ждал от меня помощи. Повторяю, я-то знал, что не в силах его спасти. Он выслушал и согласился участвовать в эксперименте. Для работы необходимо было продлить собственную жизнь. То же самое требовалось и моему другу, согласившемуся на роль подопытного кролика. Ему было непросто решиться на такой шаг, ведь каждый день, каждый дополнительный год жизни нес с собой новые страдания от изнуряющей болезни. Кристаллики помогали ему справляться с «космовирусом». В какой-то момент нам показалось: вот оно, долгожданное лекарство. Увы, надежды не оправдались. Вирус не отступал.

– Но зачем понадобилось продлевать вашему другу жизнь? – спросил я. – Точнее, зачем это понадобилось для ваших экспериментов? У вас ведь хватало других пациентов.

– Другие слишком быстро умирали, – объяснил Андерсон. – Они жили несколько месяцев. В лучшем случае несколько лет. А мне требовались результаты продолжительных наблюдений.

Он сомкнул ладони, соединив кончики пальцев, и заговорил очень медленно, как будто тщательно подбирал каждое слово:

– Наверное, вы удивляетесь: почему я тащил всю эту работу в одиночку? Почему не подобрал толковых докторов, не передал свои знания и опыт тем, кто впоследствии мог переложить груз на свои плечи? Возможно, это было бы наилучшим решением. Я часто корил себя. Но исследования стали для меня навязчивой идеей. И дело тут вовсе не в гордости и не в научном азарте. В исследованиях всегда присутствует и человеческая составляющая. Любой нормальный человек, видя несчастных, обреченных больных, непременно попытается хоть как-то облегчить их участь. Ведь они не просто пациенты, не «подопытный материал». Они живые люди, взывающие о помощи. Я пытался найти помощников. Бог мне свидетель, сколько сил я на это потратил.

– Но вы их так и не нашли, – констатировал я.

– Понимаете ли, я боялся. Боялся, что другой человек, как бы тщательно я его ни выбирал, все-таки не сможет в той же степени, что и я, проникнуться пониманием важности поставленной цели. Вдруг он устанет, сникнет после цепи неудач, возненавидит свою работу? А это недопустимо. Ни в коем случае. Что бы ни происходило, нужно обязательно продолжать поиски, пытаться помочь больным, даже если помочь им нельзя.

– И тогда вы решили имитировать собственную смерть, – понимающе кивнул я. – Вас якобы похоронили, потом в вашу честь воздвигли эту внушительную колонну… А вы тем временем жили под именем доктора Брауна, затем доктора Винсента… И все же, когда я назвал вас Андерсоном, вы откликнулись.

– Я был и остаюсь доктором Андерсоном. Роботы, конечно же, называли меня так, как я им велел. Но мой друг, с которым мы все эти годы работали вместе, естественно, зовет меня Андерсоном. – Доктор усмехнулся. – Никак не может привыкнуть к этому карнавалу.

– А Илай?

– Илаем было легко управлять. Я внушил ему, что он опасно болен, а потому должен регулярно приезжать сюда на уколы. Несложно догадаться, что я вводил ему кристаллики. Через какое-то время гидролиз в его организме достигал точки, когда требовалось вновь запускать механизм ускорения.

Андерсон встал и начал расхаживать взад-вперед по кабинету.

– Но теперь Илай мертв. Результаты моей работы пошли прахом, а кристаллики перестали быть тайной.

Доктор остановился напротив моего стула.

– Вы представляете, что нас ожидает? Что ожидает Солнечную систему, когда о кристалликах узнают на всех планетах? – спросил он. – Теперь вам понятно, чего я так боялся все эти годы?

– О чем вы говорите? – удивился я. – Кристаллики станут величайшим благом для всей Солнечной системы.

Андерсон уперся в меня взглядом.

– Величайшим благом? Вы так считаете?

Он стискивал и разжимал кулаки.

– Они окажутся величайшим проклятием, которое когда-либо обрушивалось на человечество. Неужели вы не понимаете, что люди не остановятся ни перед чем, только бы их заполучить? Они пойдут на любые преступления, на любое предательство и вероломство. В мире появится новый атрибут власти, и начнется жуткая, кровопролитная борьба за обладание этим атрибутом. Ведь тот, в чьих руках окажутся кристаллики, станет властелином Солнечной системы. Он будет управлять не силой оружия, а силой надежды, давая или отнимая надежду на вечную молодость и вечную жизнь.

Вы можете хотя бы отдаленно представить, как все это скажется на экономике? Люди начнут вымаливать, выклянчивать… – словом, добывать себе дополнительные годы жизни. Страховые компании разорятся, поскольку человечество крепко ухватится за перспективу вечной жизни. А если человек живет вечно, зачем обременять себя какими-то страховками? Разорятся не только страховые компании. Начнется цепная реакция распада существующего миропорядка… Думаю, можно не продолжать: вам все и так понятно.

Андерсон опять начал мерить шагами кабинет.

– Я уже не говорю о невиданных войнах, которые может вызвать охота за кристалликами.

– Постойте! – Голос мой сорвался на крик. – Вы забываете одну простую вещь. Человек, убивший Илая, вряд ли знал, где старик добывал эти кристаллики. Он украл лишь небольшое их количество – и все.

– Невелика разница, – отмахнулся доктор. – Как только в Солнечной системе узнают о существовании кристалликов, люди заполонят Меркурий и начнут искать их на свой страх и риск.

Андерсон умолк на полуслове, потом вернулся к столу и сел.

– Надеюсь, мистер Маршалл, вам понравился мой рассказ.

– Понравился? Да это – величайшая сенсация, какой еще не знала Солнечная система. Я уже вижу газеты с двухфутовыми заголовками. Все издания…

Я заметил, что Андерсон как-то странно глядит на меня, и его взгляд мне очень не понравился.

– Думаю, вы уже догадались, мистер Маршалл, что никогда не опубликуете услышанное здесь?

– Как это не опубликую? – опешил я. – А для чего тогда вам понадобилось откровенничать со мной?

– Я воспользовался вашим появлением, чтобы поделиться тем, что очень долго носил в себе, – ответил доктор. – Мне давно хотелось излить кому-нибудь душу. А еще мне требовалось время.

– Время? – удивился я.

Андерсон кивнул:

– Время, чтобы роботы успели принять необходимые меры безопасности. Они обнаружили нарушение привычного хода событий. А как действовать дальше, им подсказывать не надо.

Мне показалось, что ситуация забавляла доктора.


Мы сидели, глядя друг на друга. Андерсон улыбался. Какое выражение лица было у меня, не знаю. Я был взбешен и в то же время напуган.

– Поймите меня правильно, – заговорил наконец доктор. – Не стоит излишне драматизировать ситуацию. Я не сказал, что намерен вас убить. Просто вы никогда не покинете санаторий. Любая попытка бежать окончится вашей гибелью. И это не шутка. Видите ли, Маршалл, я не могу отпустить вас. Мне неизвестно, что вы на самом деле знаете о кристалликах и как себя поведете. А рисковать я не хочу.

– Вы – грязный и…

– Вам захотелось услышать мой рассказ, – перебил он меня. – Я исполнил ваше желание.

Дверь за спиной Андерсона тихо открылась, и пол в кабинете прочертил луч яркого света. Мне удалось мельком увидеть соседнее помещение. Там была лаборатория.

В проеме стоял высокий сухопарый человек в черном халате. Халат еще сильнее подчеркивал бледность его лица.

– Слушай, Андерсон… – взволнованно произнес вошедший.

– Входи, Эрни, – прервал его доктор. – Не думал, что ты появишься в это время. А у нас гость. Познакомься: это мистер Шерман Маршалл. Он погостит у нас. – Андерсон бросил на меня косой взгляд. – Причем достаточно долго.

– Рад познакомиться с вами, – приветствовал меня Эрни. – Вы, случайно, не любитель виста? А то Андерсон играет неважно. Называет вист пустой тратой времени.

– Я вообще не умею играть в вист, хотя и считаюсь неплохим картежником.

– Должно быть, вы догадались, что Эрни – мой сообщник в этом, так сказать, преступлении, – сказал Андерсон. – Он несколько моложе меня, но ненамного. Кстати, позвольте вам представить: Эрни Хичкок. В прошлом – непревзойденный пилот космического корабля.

– Я вот почему тебя побеспокоил… – Хичкок вновь повернулся к Андерсону. Интонация его голоса была какой-то странной. Старомодной, что ли? – Реакция пошла… в нужном направлении. Я все тщательно проверил.

Андерсон схватился за крышку стола.

– Реакция? – Он даже закашлялся от волнения. – Ты хочешь сказать… именно та? Да?

Хичкок кивнул.

Андерсон повернулся ко мне.

– Извините, мы вынуждены вас покинуть.

Я машинально кивнул, не зная, что сказать. Я пытался связать воедино все, что произошло за это короткое время. О какой реакции сообщил Андерсону его сухопарый друг? Может, они нашли лекарство против «космовируса»? Неужели Андерсон – уставший и раздавленный бесконечными неудачами – все-таки оказался победителем, хотя для достижения цели ему понадобилось полторы сотни лет?

Дверь лаборатории плотно закрылась. Опять потянулось время. Я встал, походил по кабинету, но это мне быстро надоело. Посмотрел книги на стеллажах – сплошь медицинская литература, в которой я ничего не смыслил.

Помня о предупреждении Андерсона, я все же открыл дверь, ведущую в приемную. Покалеченного мною робота-секретаря успели убрать. Посередине комнаты стоял другой робот, скрестив на груди металлические руки. Он посмотрел на меня так, словно ждал, когда же я попытаюсь бежать, но не произнес ни слова. Я тоже молча закрыл дверь.

Я вспомнил про приемник в углу кабинета. Старик говорил, что вот уже несколько месяцев его не включал. Ничего удивительного: радиоприем на солнечной стороне Меркурия сопровождался колоссальными помехами. Однако я знал, что не так давно радиостанция Нью-Чикаго установила более мощные передатчики, и решил попробовать.

Щелкнул выключатель. Шкала осветилась, динамик ожил и затрещал. Я настроился на волну Нью-Чикаго и услышал голос Джимми Дойла, который обычно читал выпуски новостей. Слышно было гораздо хуже, чем в городе, но меня сейчас больше интересовало содержание передачи. Я попал на самое начало выпуска. Первые же слова пригвоздили меня к месту:

«…продолжаются поиски Шермана Маршалла, разыскиваемого по подозрению в убийстве Илая Лоуренса. Ордер на арест Маршалла был выдан десять часов назад, когда в одном из переулков квартала Северная Стена нашли небольшой полотняный мешок, принадлежавший убитому. Как сообщили нам в полицейском управлении, на мешке обнаружены отпечатки пальцев Маршалла. Бармен из „Места под солнцем“ подтвердил, что…»

Джимми рассказывал о ходе расследования, но я его уже не слушал, ибо ухватил главное: на мешке Илая нашли мои отпечатки пальцев, а бармен сообщил, что незадолго до убийства я сидел в его заведении вместе со стариком.

Я представил, какая суета сейчас царит в Нью-Чикаго. Копы прочесывают каждый уголок. Им нужен кто-то, на кого можно повесить это убийство. Тоже понятно: близятся выборы и городским властям просто необходимо шоу о торжестве законности и порядка. И зачем ломать голову? Вот вам улики, вот рассказ свидетеля. Остается только схватить Маршалла.

Не помню, как я выключил приемник, но в кабинете стало тихо. И на Земле, и в Нью-Чикаго мне приходилось писать репортажи из зала суда. Бывая там, я часто пытался поставить себя на место обвиняемого и вообразить, о чем он думает и что ощущает.

Теперь я очень хорошо понимал, какие мысли и чувства владеют подсудимыми!

Правда, пока я находился в безопасности. Вряд ли кому-нибудь придет в голову искать меня в санатории. Даже если полиция и заявится сюда, Андерсон меня не выдаст. Кому-кому, а ему вовсе не нужны мои показания.

Я стал прокручивать в памяти события, происходившие до и после убийства Илая. И тут я вдруг вспомнил про «песчаную бутылку», спрятанную мною в ящике гардероба. Про меркурианский сувенир Марти Берга, который так и не попал к Чести Льюису!


Дверь лаборатории открылась, и оттуда вышел Андерсон. Он улыбался. Правильнее сказать: он лучезарно улыбался.

– Я тут подумал… – начал он. – Пожалуй, я позволю вам уехать.

– С чего бы это вдруг? – вместо благодарности накинулся на него я.

– Говорю вам: я серьезно подумал и понял, что незачем держать вас здесь.

– Но послушайте, док, теперь уже мне хочется погостить у вас подольше, – возразил я. – Мне казалось…

Я осекся, осознав, что дальше оставаться в санатории не имело смысла. Если Андерсон решил меня отпустить, значит я ему больше не нужен и выгораживать меня он не станет.

– Чем вызвана такая внезапная перемена? – спросил я. – Вы же понимаете, что если я выберусь отсюда, то непременно напишу и опубликую рассказ обо всем, что здесь узнал. В этом можете не сомневаться.

– Не думаю, что вы станете об этом писать, – продолжая улыбаться, покачал головой Андерсон. – Я предложу вам кое-что поинтереснее. Это станет настоящей сенсацией.

– Лекарство? Вы нашли лекарство от «космовируса»?!

Он кивнул:

– Нам оставалось сделать последний шаг. Очень опасный и с ничтожным шансом на успех. Мы очень боялись потерпеть неудачу. Случись она – и на всей затее с лечением «космовируса» можно было бы смело ставить крест. Мы исчерпали все возможности. Оставалась последняя.

Мы использовали ее, и… опять осечка. Во всяком случае, так нам показалось. На самом деле нас ждал успех. Просто реакция протекала медленнее, чем мы ожидали, и не сразу дала результаты. Но теперь мы уверены: лекарство от «космовируса» существует!

Он опять уткнулся взглядом в стену. Та по-прежнему была абсолютно белой и пустой.

– Конечно, понадобится некоторое время, – прервал молчание Андерсон, – чтобы усовершенствовать метод лечения. Но у меня есть это время… не слишком много, но есть.

Я не выдержал:

– Послушайте, доктор! У вас наверняка остались кристаллики. Думаю, Илай хорошо вас снабжал. Не могли же вы израсходовать весь запас. Так почему вы говорите о времени?

Он повернулся ко мне:

– Да, у меня еще остались кристаллики. И я вам их покажу.

Андерсон встал и направился в лабораторию. Я двинулся следом. Доктор раскрыл шкафчик, приделанный над раковиной, достал оттуда коробочку и отвинтил крышку. Внутри лежали кристаллики.

– Смотрите, – сказал Андерсон.

Опрокинув коробочку, он высыпал драгоценное содержимое в раковину и повернул кран. Мы молча наблюдали, как вода уносит кристаллики и они исчезают в решетке слива.

– А теперь давайте рассказывайте о кристалликах, пишите статью или даже десять! Вас поднимут на смех и заклеймят как лгуна. У вас нет вещественных доказательств. Я единственный свидетель. Но я скоро умру. – Доктор швырнул коробочку в мусорное ведро и закрыл воду. – Я давно ждал дня, когда смогу от них отказаться. Главное свершилось. Я достиг поставленной цели: победил «космовирус» и тем самым ответил наконец на мольбу, которую видел в глазах умирающих больных. И поверьте: никто из них не осудил бы меня за то, что я сейчас сделал.

– Вы кое о чем забыли, доктор.

– О чем?

– Вещественные доказательства по-прежнему существуют. Ведь кто-то похитил кристаллики у Илая.

Как я и ожидал, Андерсон вздрогнул. Радость опьянила его, и он забыл обо всем. Теперь наступило отрезвление.

Доктор молча смотрел на блестящие капельки воды, скатывающиеся в черную пропасть слива. Передо мной вдруг встала картина всей его жизни: нескончаемая вереница одиноких лет, заполненных работой, надеждой и отчаянием. Последнее сопровождало его на каждом шагу. И теперь, когда лекарство от «космовируса» было найдено, отчаяние никуда не ушло. Изменилась только причина. Андерсон сознавал, что добытые упорным трудом знания могли бы обессмертить его имя, но они же грозили превратить жизнь человечества в кровавый хаос.

– Не все так плохо, доктор, – попытался я его утешить.

– О чем вы?

– Я говорю о кристалликах, которые были у Илая. Не беспокойтесь. Я знаю, где они.

– И вы молчали?

– Нет. Я сам догадался об этом лишь минуту назад.

Я знал, о чем меня спросит Андерсон, и опередил его вопрос:

– Я сделаю все, что необходимо.

Доктор молча протянул мне руку.


Я точно знал, где находятся кристаллики. Но добраться до них было не так-то просто. Теперь я мог назвать и имя того, кто убил Илая. Только как это доказать? Предъявить суду кристаллики? Сомнительно, чтобы судьи поверили моему рассказу. В любом случае это был запрещенный прием. Применить его означало нарушить обещание, данное Дженнингсу Андерсону. Уезжая из санатория, я заверил доктора, что буду молчать о кристалликах.

Молчать-то я буду, только сначала нужно попасть в Нью-Чикаго.

Сейчас я уже не помню все детали. Уверенный, что полицейские обращают внимание лишь на машины, покидающие город, а до въезжающих им особого дела нет, я въехал через западные ворота, и моя машина затерялась в потоке других.

Трюк сработал. Я свернул на тихую улочку, потом в еще более тихий переулок и там остановился. Дальнейший путь к дому я проделал уже пешком, причем пробирался не напрямую, а кружил по переулкам, где прохожих немного. Но и с ними я старался не сталкиваться: заслышав шаги, нырял в какую-нибудь парадную и пережидал. В конце концов я оказался возле многоквартирного дома, где до недавнего времени жил.

Попасть внутрь оказалось проще, чем я думал. Возле парадной дежурили полицейские в штатском, но наблюдение велось не слишком бдительно. Я понимал ход их рассуждений: зачем убийце появляться там, где его наверняка схватят?

Как только полицейские отвернулись от двери, я вошел. В коридоре моего этажа пришлось еще немного задержаться и пропустить человека, идущего навстречу. Я остановился у чужой двери и, предусмотрительно нагнув голову, сделал вид, что ищу в кармане ключи.

Возле моей квартиры охраны не было. Наверное, полицейские решили, что мне все равно не проникнуть в дом, а стало быть, незачем зря тратить силы.

Судя по встретившему меня беспорядку, в квартире уже успели провести обыск. Похоже, полицейские не совсем представляли, что́ искать, и с собой не взяли ничего. Я быстро подошел к гардеробу и выдвинул ящик. Бутылка была на месте. Дрожащими пальцами я вытащил пробку и встряхнул содержимое.

Конечно же, внутри был вовсе не меркурианский белый песок, а кристаллики – те самые, которые Илай показывал мне в «Месте под солнцем».

Я вспомнил слова Андерсона о том, что в случае осуществления повторного синтеза человек начинает молодеть».

Нерешительность моя длилась не более минуты. Затем я взял щепотку кристалликов и проглотил. Они оцарапали мне горло, словно песок, но это меня не заботило. Набрав в рот слюны, я протолкнул кристаллики еще глубже и для большей гарантии добавил к ним еще одну щепотку, после чего остальное содержимое бутылки высыпал в слив ванны и пустил воду.

Теперь оставалось только сидеть и ждать. Риск, конечно, был, но, возможно, здесь я находился в большей безопасности, чем в каком-нибудь другом месте.

Через четыре часа я покинул квартиру, спустился вниз и как ни в чем не бывало прошел мимо начальника местного отделения МБР Флойда Дункана. Тот меня не узнал. Честно говоря, я бы и сам себя не узнал. На вид мне было не более двадцати лет.


Еще на подходе к зданию редакции марсианской «Таймс» в Сандебаре я услышал голоса мальчишек-разносчиков:

– Читайте в экстренном выпуске! Марти Берг признан виновным! Настоящий убийца Илая Лоуренса – Марти Берг!

М-да, много же времени понадобилось Дункану, чтобы расколоть этого типа. Я равнодушно пожал плечами и усмехнулся, вспомнив, как прошел тогда мимо Дункана, а он и глазом не повел.

Я направился прямо в кабинет редактора городских новостей.

– По какому вопросу? – равнодушно спросил меня сидевший за столом человек.

– Мне сказали, вы ищете репортера.

– Да, верно. Вы смыслите в журналистике?

Я кивнул.

– Где успели поработать?

Я выложил ему заблаговременно сочиненную историю.

– А какого черта вас занесло на Марс? – спросил редактор. – Не слишком подходящее место для жизни.

– Люблю путешествовать, – соврал я. – Знакомлюсь с Солнечной системой не по чужим рассказам, а на собственном опыте.

Редактор что-то пометил у себя в блокноте.

– Ладно, проверим, на что вы годитесь, – сказал он. – Мне нравится ваше лицо. Вы чем-то похожи на одного человека, с которым я встречался несколько лет назад. Его звали… – Редактор безнадежно покачал головой. – Хоть убей, забыл его имя.

Зато я хорошо помнил имя этого редактора: Герберт Норт. Несколько лет назад мы действительно встречались с ним на конгрессе журналистов и недурно провели время, когда после занудливых официальных речей началась традиционная шумная пирушка.

– Слышали когда-нибудь о парне по имени Чести Льюис? – спросил меня Норт.

– Читал о нем. Если не ошибаюсь, нью-йоркский гангстер.

– Да. Но в Нью-Йорке ему стало неуютно, и он подался на Марс. Разумеется, и здесь принялся за свои штучки… Где-то через час начинается судебное слушание по его делу. Вот вам первое задание: отправляйтесь в суд и сделайте репортаж. Кое-что расскажу, чтобы вы были в курсе. Случай просто анекдотичный. Чести нагрел одного старого дурня на кругленькую сумму – что-то около миллиарда баксов. Внушил легковерному старикашке, будто обладает редкостным снадобьем, возвращающим молодость. К счастью, полиция не дала Льюису улизнуть с Марса. Думаю, скучать на процессе вам не придется Желаю удачи.

Я внимательно выслушал Норта, естественно не сказав, что история о том, как Чести Льюис продал Эндрю Дж. Расмуссену – миллиардеру, владевшему едва ли не всем городским хозяйством Марса, – бутылочку с неким «средством для мгновенного омоложения», мне хорошо знакома. Как потом установила полицейская экспертиза, в бутылочке находился обыкновенный белый песок с Меркурия.

Загрузка...