Ночь скользила мимо окон. Касалась занавесок легким ветерком, щедрой рукой рассыпала звезды, подправляла очертания предметов, задевала своим роскошным платьем море, и оно тихо вздыхало вдалеке. Оно тоже дремало под теплым прикосновением ночного ветра. Все было так хорошо и спокойно. В кои-то веки спокойно, что я даже придремала. И подскочила, словно ужаленная, когда с улицы донеслось…
Шум.
Треск.
Лязг.
Грохот.
И в завершение всего этого аккорда безумия – истошные крики боли. Так может кричать только человек, которому что-нибудь ломают или рвут.
Я подорвалась быстрее ветра. В дверях пришлось расталкивать людей, которые сбежались посмотреть на чужую трагедию, но я справилась. И что за мерзкие привычки – прибежать не чтобы помочь, а чтобы полюбоваться на чужое горе?
На улице царил хаос. Глаза просто не привыкли и выхватывали из общей картины какие-то детали. Колесо кареты, откатившееся к стене… Покалеченная лошадь, кричащая от боли… Какие-то красные брызги на стене…
Только через пару невероятно долгих секунд я понимаю, что это – кровь.
– Помогите!!!
Чей-то истошный крик заставил меня встряхнуться, и я наконец увидела все целиком. Словно кто-то сдернул повязку с глаз.
Недавно среди аристократической молодежи появилось такое увлечение. Гонки на каретах.
Берется карета, укрепляется, облегчается, снимается передняя стенка, или делается так, чтобы сидящий в карете мог сам править лошадьми, запрягается четверней, в данном случае, парой, – и вперед, по улицам города. И плевать на всех, кто подвернулся под колеса.
В основном молодежь гоняет по Желтому городу, по улицам, ведущим к морю. Алетар Раденор строил свой город основательно: улицы широкие, вымощены добротным камнем даже здесь. И проходит все это по ночам. Потому что если его величество узнает – гонять без правил молодчики будут по тюремной камере. Будь там хоть герцоги.
Скоты малолетние!
Ну да ладно. Сначала надо оказать помощь, а убить можно и потом.
– Тамира, мужчин позови! Силена, немедленно ко мне!
Я сбежала с крыльца.
Первым делом – лошади.
Вы даже не представляете, сколько дел может натворить одна испуганная лошадь. Особенно если ей больно, если она пытается сделать свечку, бьет копытами. Хорошо, что я маг жизни, а не смерти. Некромантов животные не слишком любят, а вот меня…
При моем приближении лошадь чуть успокоилась. Достаточно, чтобы я перехватила ее за узду.
– Ну-ка, тихо…
Пара движений – и кожаные ремни упряжи лопаются под моим ножом.
Одна, вторая, третья…
Освобожденные лошади понимают, что здесь их ничего хорошего не ждет, и пытаются ускакать. Я не обращаю внимания. Алетар – город большой, в нем что хочешь потерять можно, не только пару лошадей. Найдутся им хозяева поприличнее.
Теперь участники.
Осторожно открываю дверцу одной кареты, и на руки выпадает тяжелое тело, едва не сбивая с ног. Подхватываю его под мышки, кое-как тяну на себя и распластываю на мостовой. Быстро провожу руками.
Внешние повреждения?
Да, безусловно. Кровь на голове, кровь на губах – ребро пробило легкое или прикусил язык? – сломанная рука повернута не предусмотренным природой образом, видна белая кость. Это надо срочно вправлять, шить, перевязывать.
Рядом оказываются служители с носилками, на них осторожно перегружают мужчину. Тамира командует уверенно. Я специально попросила именно ее позвать мужчин, ей в лечебнице никто отказать не может, да и не хочет.
Ладно, тут все будет в порядке.
– Силена, с ними. Срезать одежду, промыть раны. Справишься.
За спиной что-то мяукают, но я не слышу. Заглядываю в карету. Никого нет? Нет, больше никого.
Вторая карета лежит очень неудобно, на боку. Мне приходится подоткнуть юбки и лезть на колесо, чтобы что-то увидеть. Распахиваю дверцу и вглядываюсь внутрь.
Темного крабом!
В этой карете двое.
Мужчина и женщина, тела переплелись так тесно, что непонятно, где кончается одно и начинается второе. И как же их вытащить?
Через дверь? А если перелом позвоночника? А если… Я навскидку назову больше десятка травм, при которых такие упражнения для них станут смертельно опасными. И я ничего не успею сделать даже с моим даром.
– Слазьте, госпожа Ветана! Я щас помогу!
Гулкий бас снизу приводит меня в чувство. Я прищуриваюсь.
– Имон?
– Ага, я. Щас мы его вытащим!
Я оперлась на протянутую руку, спрыгнула на землю, блеснув голыми ногами, и только сейчас увидела топор, стоящий рядом с каретой.
Имон поплевал на ладони, прикинул направление, размахнулся – и только щепки от кареты полетели. Они ж легонькие, дерево тоненькое…
Пары минут не прошло, а я уже оглядывала парочку. И понимала, что женщине уже ничем не помочь. Голова у нее была под таким углом вывернута, что живому не добиться. Перелом шейных позвонков. Она даже почувствовать не успела ничего. А вот мужчина еще дышал. Хотя досталось ему определенно больше, чем первому. Тут и как подступиться-то не знаешь, чтобы выжил.
А выживет – до конца дней своих лежать будет – подсказал мне дар целителя. И поделом бы, но я уже чувствовала, как пробуждается сила в моей крови. Она разворачивалась, пела, требовала выхода на волю. Что ж, этим кретинам сегодня повезло дважды. И живы остались, и мне в руки попались.
Я помогла переложить второго пострадавшего на носилки и направилась в лечебницу. Тамира с Силеной ждали в перевязочной. Горели лампы, заправленные вонючим земляным маслом, стояли два стола, накрытые белыми простынями, на одном уже лежал человек.
Я наклонилась над ним, прощупывая обнаженное тело, на этот раз беззастенчиво пользуясь и своим даром. Когда распознаешь болезнь, оно почти незаметно. Жив, и жить будет. Кроме руки ничего страшного, разве что язык прокусил. Ребра, конечно, сломаны, так о карету грянуться, но легкие целы. Тугую повязку наложить, и пусть проваливает.
А, еще зрачки нехорошие. Были б мозги – было б сотрясение, а так…
Полежит, не помрет.
Вот со вторым все намного хуже. Не знаю, чем ему так досталось посреди спины, но позвоночник хрупнул, как та сухая веточка. Аккурат под ребрами. И ноги ему нехорошо зажало. Ой как нехорошо. Надо срочно чистить, складывать, шить, пока кровью не истек.
Силена накинула мне на платье зеленый балахон, и я принялась за работу.
Балахон пришлось менять два раза. Кровь брызгала так, что страшно становилось, я иногда не успевала пережать артерию, и все чаще понимала, что если бы не опыт…
Дар тут не поможет.
Он может удержать человека, не дать уйти за грань, стимулировать выработку крови, запустить остановившееся сердце, благо, когда возишься по уши в крови, даже как-то и не заметно ничего, но дар не сложит кости, не сошьет жилы. Он может заставить их срастись, только вот если оставить все как есть – человек калекой очнется.
Светлый, как же мне не хватает знаний! Обыкновенных знаний.
Наконец мы закончили, и девчонки потащили из перевязочной груды грязных окровавленных тряпок и инструменты, а обратно – ведра с водой. Я посмотрела на усталых служительниц, махнула рукой – и тоже взялась за тряпку, получив в награду удивленные взгляды.
А что ж теперь?
Они стараются, а я буду сидеть смотреть? Это аристократы… Хотя – нет! Бабушка себе такого никогда бы не позволила. И тоже взялась бы за тряпку. Благородство – оно ведь не в золотых кольцах, хоть ты ими себя с ног до головы унижи, и не в том, чтобы руки замарать бояться. Это нечто совсем иное.
В шесть рук мы комнату отскребли намного быстрее, и я махнула рукой.
– Девочки, тут до рассвета часа три осталось. Давайте так: рядом с этими посидеть бы надо, поделим на троих, кому какое время?
Тамира и Силена переглянулись и, конечно, согласились. И даже договорились, что мое дежурство – первое. Я-то сейчас все равно не усну, пальцы до сих пор трясутся, голова легкая и ясная, а хуже всего – дар.
Я ж его почти не выпускала наружу. Так, узнать, где что перехватить, где прижать, где сшить, и он сейчас ворочался во мне мощной приливной волной. Какое там ложиться? Не дай Светлый, вырвется! Наплачусь потом.
Договорились так: сначала дежурю я, потом Тамира, потом Силена. И служительницы ушли к себе, а я осталась. Сидела, смотрела в окно, пока не стало тихо-тихо. Только тогда заложила дверь на засов, проверила занавески на окнах и подошла к раненым. Оба были еще без сознания, и ничего удивительного. Выпили они перед своей эскападой столько, что уместнее говорить – нажрались. В дым и хлам.
Сначала я занялась тем, у которого повреждения были легче. И это понятно – расход сил меньше, его можно кое-как контролировать. Пробуем? Дар радостно рванулся на свободу, вокруг пальцев заплясали золотистые искорки. И как всегда, накатило невероятное чувство свободы и легкости. Ощущение тепла и доброты. Словно ты еще маленькая и сидишь на руках у кого-то очень родного и близкого. И твердо знаешь: никто никогда тебя не обидит. Жизнь разуверяет нас в этом заблуждении, но когда я обращаюсь к своему дару, я ощущаю себя птенцом в теплой ладони мира.
Сначала вот этот, с рукой…
Руку я лечить не стала, только проверила, все ли в порядке. Но все было хорошо сложено, мышца к мышце, сухожилие к сухожилию. Вот их я заставила срастись. На всякий случай. А остальное пусть само заживает, как природой и положено.
Голова…
Сотрясение я тоже убрала. И даже сама себе удивилась. Как так? Раньше если я лечила, то целиком, а сейчас выбираю и что, и как.
А вот со вторым придется намного сложнее.
Я положила руки на грудь больного. Ох… Сложить мы его сложили, но здесь столько сил надо, что на ноги, что на спину… Начнем со спины. Пусть все же сам ходит. Хоть на костылях, но ходит.
И сила полилась из меня, медленно пропитывая ткани. Я видела человека словно в густом тумане разного цвета. Вот зеленоватое облако, которое окружает голову и плечи. Тут все в порядке. Так, небольшие вкрапления желтого – синяки будут, не страшно.
Вот спина.
Тут зелень почти повсеместно сменяется желтизной, и та переходит в оранжевый цвет – и в районе поясницы вспыхивает густо-багровым, с вкраплениями черного.
Под моими пальцами чернота пропадает окончательно, багровое светлеет – и я точно знаю, что происходит. Сейчас срастается перебитый спинной мозг. Уходит отек, расслабляются сдавленные нервы, а кровь… Ничего, походит с синяками. Постепенно рассосется.
Силы убывали, хотя и не так быстро. Уже на последних каплях я коснулась ног, правя то, что смогла. Сухожилия и нервы. А потом заметила. Глаза больного были открыты. И смотрел он прямо на меня. Темного крабом! Что делать?! Паниковать? Бежать? Это стало бы началом моего конца.
Я протянула руку, положила ее мужчине на лоб.
– Спите. Все будет хорошо.
Глаза медленно закрылись. Что бы он ни увидел, я отоврусь. Вино, шок, маковое молочко, которое я ему дала… На самом деле обошлись, но кто ж проверит?
Справлюсь. Обязана справиться.
Силы окончательно покинули меня, и я упала в кресло в углу. Вытянула гудящие ноги. Безумная каторга? Да! Кракеновски тяжелая работа, за которую платят копейки? Трижды да! Опыт, который нигде больше не приобретешь и который позволит мне спасти намного больше человеческих жизней.
Пусть это звучит пафосно, пусть даже чуточку смешно – смейтесь. А я… Бабушка говорила, что дворянин – это тот, кто первым встает на защиту родной страны. Кто по благородству души берет на себя больше и отдает намного больше. Кто в любой момент отдаст и жизнь, и душу, лишь бы его страна жила мирно. Вот эти избалованные щенки – они не дворяне, они просто никто. Титулованные ничтожества, которые по иронии судьбы родились не конюхами, а баронами и графами.
А я могу причислить себя к благородным? Не знаю. Я живу в трущобах, я работаю в лечебнице для бедных, я каждый день вижу столько крови и боли, сколько иной за год не увидит. Так что – вряд ли. Благородство – это нечто иное.
И показалось мне – или за окном мелькнула темная тень?
Смерть сегодня хотела забрать троих. Вместо этого она получила лишь одну, а эти двое… Словно высокая женщина в черном с серебром одеянии скользнула мимо, коснулась полой платья моих ног.
Ты не победила. Меня невозможно победить. Но… Я подожду.
– Вета, ты…
Харни Растум слов не находил. Едва не обнимал меня, приплясывал на месте, улыбался так, словно ему к углам рта завязочки пришили и на затылке в узел стянули.
– Ты чудо! Ты сокровище! Я тебе премию выпишу! Золотой! Нет, два золотых! И отдохнуть можешь! Десять дней!
Я мило улыбалась и лепетала положенные слова благодарности.
Столь бурный прилив любви и щедрости был вызван отнюдь не моей скромной особой. Просто наездники оказались весьма высокородными тварями.
Один, со сломанной рукой, сын герцога Ришарда. Пусть младший, но их всего-то двое! Второй – любимое и единственное чадушко маркиза Леклера. Как – единственное… Дочки там есть, но что такое женщина? Всего лишь инструмент для скрепления сделки. Замуж выдал – и забыл.
Поспорили два высокородных болвана, слово за слово, бутылка за бутылкой, приятели подзуживали, девица еще та, погибшая, пообещала, что отдастся победителю…
Догонялись.
Если бы не я, кончилось бы весьма печально. А так…
На следующий же день нашу лечебницу атаковали аристократические семьи. Ришарда забрали сразу, а вот Леклера пока лучше было не трогать. Поэтому к нему нагнали магов, те пролечили, что смогли (повезло – у меня выходной как раз был, не столкнулась!), и сообщили маркизу, что если бы не лекари…
Маркиз подумал – и выразил благодарность Растуму лично. А тот сейчас благодарил меня. Было, было у меня искушение бросить ему под ноги эти два золотых, но… нельзя. Так может себя повести другая женщина, которой я уже не являюсь.
Я спрятала монеты в карман и мило улыбнулась.
– Да, Вета, милая, зайди, пожалуйста, к виконту Леклеру!
– Зачем? – искренне удивилась я.
Карнеш Тирлен там и дневал, и ночевал иногда, и маги заходили, и… Я-то там зачем?
– Он просил.
Я сделала большие глаза.
– Что он просил? Я же ничего плохого не сделала?! Наоборот!
Харни успокаивающе замахал на меня руками.
– Веточка, милая, да что ты! Я тебя лично на руках носить готов! Если б ты сразу им помощь не оказала… если б кто из них умер, тут бы такое началось!
А погибшая девушка никого не волнует? Потому что по рождению она не принадлежит к знатной фамилии? И плевать всем на ее могилу?
С-сволочи…
– Просто… есть у меня подозрение, что этот Леклер тобой увлекся. Сильно.
У меня глаза, наверное, стали как у морского рака[4].
– Когда он успел?!
– Как пришел в себя, так и рассказывает всем, что ему явилась посланница Светлого.
Вдобавок к выпученным глазам у меня и рот открылся. Некрасиво, но…
Харни отечески похлопал меня по плечу.
– Вета, милая, да ясно ж, что он головой ударился. Тут и в посланников уверуешь, и в кого хочешь! Увидел тебя, и – как удар молнии. Бывает же!
Бывает.
Только боюсь я, что дело там намного серьезнее. И видел он не удар молнии, а меня за работой. Вот тут-то и могло его… затянуть. Магия же! Я не обольщалась – внешность у меня не самая выдающаяся, та же Тамира намного более эффектна.
Кстати!
– Так, может, он Тамиру увидел? Вот уж кто красотка!
– Ходила к нему и Тами, и Лена – бесполезно. Говорит, другая была. Красивая – невероятно! Вся такая…
Я от души рассмеялась.
– Господин Растум!
– Вета, милая, для тебя – Харни. Можно – дядя Харни!
Это сколько ж ему «благодарности» отвалили?
– Харни, да вы на меня посмотрите?! Я – и невероятно красивая? Смешно ж сказать!
Харни посмотрел. Вздохнул.
– Вета, ну что я сделаю? Аристократы ж! Сходи к нему, будь ласкова!
Что-то подсказывало, что отказ не принимается. Оставалось вздохнуть – и идти.
Палата, в которой лежал виконт Леклер, выглядела… невероятно. Словно из дворца ее перенесли. Роскошные драпировки, цветы, мебель из благородных пород дерева, ковер на полу… Я-то сюда не заходила, вчера отдыхала, с утра даже на обход не попала, меня Растум вызвал, но…