Он уже второй час не мог справиться с собой. Она его взволновала. В ней был тот самый шарм, которого так не хватало окружающим его женщинам.
Тот шарм, который был у той девочки… Скрытая сексуальность, не обнаженная, как у его подружек, а тщательно спрятанная, даже от себя. Как будто знание собственного оружия может повредить его силе.
Он прикрыл глаза. Перед ним возник ее образ.
Эта презрительная улыбка, скривившая на мгновение ее чувственные губы… Этот быстрый взгляд, брошенный как утешительный приз… И полная недоступность. Он почувствовал ее мгновенно. Как в той девочке…
Он стиснул руки в кулаки. Сейчас он взорвется. Его дыхание стало тяжелым. Боль начиналась в области живота и поднималась выше, овладевая всем его телом. Он почувствовал, как в уголках глаз появляется влага. Это его физическая боль выходила вместе со слезами.
Через несколько минут он почувствовал, как она его отпускает.
Перед ним лежала картина. Он только что отдал за нее сумасшедшие деньги. Это был маленький набросок Гейнсборо. Прелестное лицо девушки с огромными улыбающимися глазами и легкой, немного презрительной улыбкой.
Так похожей на ее улыбку.
Он поцеловал ее. Она была прекрасна. И – недоступна, как любая настоящая красота. Именно это заставляло его так ненавидеть. И так любить.
Он достал нож. Посмотрел на изображение девушки в последний раз. Занес руку и разрезал набросок на две половины.
Девушка продолжала улыбаться.
Дома было тихо. Немного пахло одиночеством. Я включила телевизор, чтобы разговор хоть немного оживил мертвую тишину. Интересно, почему мой дом так обижается на мое отсутствие, что непременно старается показать свою обиду грустным молчанием?
Я знала, что мое появление обрадовало его. Но пока он не спешил проявить свои истинные чувства.
«Ничего, – подумала я, – помолчишь, помолчишь – и улыбнешься».
На столе валялся брошенный перед отъездом и забытый мешочек с моими магическими косточками.
– Я соскучилась по вас, – сообщила я им и взяла его в руки. Мне, как всегда, был нужен совет.
Я достала их из мешочка и сосредоточилась, зажав кости в ладонях. Долгое общение с ними позволяло мне почувствовать, как по моим рукам побежали слабые волны излучения.
«Права ли я, в своем неприятии Алексанова?»
31+8+20.
«Вас беспокоит справедливое недоверие к одной особе. Подозрение это было вызвано одним обстоятельством, которое повергло вас в смятение, так как были задеты ваши застенчивость и стыдливость».
Ну, предположим, что игрища Виктора Степановича повергли меня не в такое уж смятение. Конечно, застенчивость и стыдливость мне присущи, но эти бесценные качества девичьей души несколько потухли под давлением суровой реальности.
Мое недоверие сочли справедливым. Более того, мне показалось, что мои косточки намекают туманно на некое обстоятельство в прошлом моего клиента, которое никак не назовешь благопристойным.
Я кинула во второй раз.
33+20+2.
«На вашем горизонте появится особа, которая захочет помешать вам принять выгодные деловые предложения. Ее усилия тщетны».
Интересно, как эту самую особу зовут и где она живет. Хотелось бы разрушить ее коварные планы раньше, чем она успеет приступить к их осуществлению. Жаль, что язык костей аллегоричен. И они не дают точных имен и адресов…
34+9+18.
«Вы вспомните о том, что у вас есть старый и верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».
Спасибо за напоминание. Я помню о Мельникове. Правда, сюрпризы от него лучше не получать.
Все. Сеанс закончился. В этот момент кости сами выпали из моих рук, образовав следующее сочетание:
34+10+18.
«Против вас действует тайный противник, но, если вы будете осторожны, он разоблачит сам себя в самый неожиданный момент».
Меня предупреждали об опасности. Спасибо. Я постараюсь быть осторожной.
Леночка появилась на пороге алексановского кабинета неожиданно. «Как всегда», – усмехнулся про себя Виктор Степанович. Он мгновенно создал видимость напряженной работы.
Переложил бумаги с одной стороны стола на другую, сделал вид, что весь в трудах и Леночкиного появления даже не заметил.
Леночка кашлянула. Он поднял глаза и посмотрел на нее с удивлением. Откуда, мол, вы здесь, прелестное создание?
– Трубочку возьмите, Виктор Степанович, – с достоинством молвила Леночка, и по этому ее достоинству Виктор Степанович моментально догадался, что звонит Брызгалов.
– Хорошо, – кивнул он и поднял трубку.
Леночка осталась стоять в дверях. Алексанов вопросительно вскинул вверх брови.
Она поняла его молчаливый приказ и удалилась. Ему показалось, что она оскорблена его недоверием. Он усмехнулся. Доверять Елене было бы самой большой глупостью на свете.
– Алло, – сказал он, как только дверь за ней закрылась. В телефоне отчетливо был слышен щелчок, по которому Виктор Степанович определил, что их подслушивают, и догадываться с трех раз, кто это делает, Алексанову было не нужно. Пускай.
– Чего ты опять натворил? – спросил его Брызгалов голосом директора школы.
Он вздохнул. Иногда ему мечталось, что Брызгалова наконец-то посадили. Или пристрелили. И он свободен.
Но… Виктор Степанович не был идиотом. Он понимал, что стоит только произойти исчезновение Брызгалова из пределов народной видимости, как его, алексановская, песенка тоже будет спета.
Поэтому надо было мириться.
– Да ничего, – пробубнил он.
– А детектившу нанял зачем?
«Тебя выслеживать», – хотелось сказать Алексанову. Но негоже собаке кусать хозяйскую руку. Потому он смолчал.
– Проблемы кой-какие появились, – признался он.
– А я бы твои проблемы не решил… – укоризненно протянул Брызгалов.
– Как? – спросил Алексанов. – Наслал бы дюжих своих молодцев? А я потом с органами разбирайся? Или привлек бы своих знакомых с Запада? Мне сейчас на гребне популярности находиться не климатит. Ты уж извини.
– Ладно, не обижайся, – добродушно проворчал барин. – Ты уж сразу в бутылку полез. Ты в этой детективше-то уверен?
– Нормальная, – пожал плечами Алексанов, – умная, но не в перехлест. Осторожная. И цены заламывает гигантские. Значит, деньги любит. Так что молчать будет.
– Ну и ладно. Фамилия-то у нее какая?
– Иванова, – нехотя пробурчал Алексанов.
На другом конце трубки воцарилось зловещее молчание. Потом трубка прошипела:
– Иванова?! Уж не та ли, которая недавно сатанистов накрыла?
– Не знаю, – признался Виктор Степанович, – я про твоих сатанистов не слышал.
– Они не мои. Но если ее зовут Татьяна, это она. И тогда советую тебе быть начеку.
– А что?
– Она опасная дамочка. Хитрая и умная, стерва.
Алексанов отчего-то обиделся. И обсуждать этот вопрос не захотел. Поэтому они попрощались, и Алексанов понял – глаз да глаз за ним теперь будет. И благодаря этому проклятущему глазу брызгаловских ребят как бы ему не влететь в неприятности…
Мельников, как это ни странно, объявился сам. Я уже собиралась отправиться в облпрокуратуру, дабы разыскать его, как телефон мой разразился веселым звоном, и, подняв трубку, я услышала голос Мельникова.
– Тань, – спросил он меня без всякой подготовки, – тебе вермишель нужна?
Я задумалась. Вопрос о вермишели пока не возникал в моем сознании. Я даже не знала, нужна она мне или я смогу перекантоваться без вермишели еще некоторое время. Просто когда тебе звонит твой лучший из друзей и спрашивает о продуктах питания, это означает, что финансовый кризис мощными щупальцами вцепился и в наши ряды.
– Нет, – решила я.
– Жалко, – огорчился Андрюшка. – У меня ее целый мешок.
– А зачем ты ее брал? – удивилась я. Мельников никогда этакой запасливостью не отличался.
– Стадному чувству подчинился, – горестно признался Мельников. – Все брали. И я взял.
– Маше Поляновой отдай, – посоветовала я, – у нее сенбернаршу кормить нечем.
Мельников замолчал. Он явно не был готов отдать полмешка с трудом добытой вермишели собаке. Но здравый смысл победил.
– Ладно, – согласился он, – собака почти человек. Позвоню.
Он уже собирался повесить трубку, как я заорала:
– Подожди!
Он испуганно спросил:
– А что? Ты передумала?
Я его разочаровала своей непоследовательностью.
– Да нет… У меня же к тебе дело! Только разговор, Мельников, никак не назовешь телефонным.
– А-а… – протянул он. – Ладно, зайди ко мне на работу.
Мы договорились о встрече. Мельников долго листал свой ежедневник, наконец было выбрано устраивающее нас время. Я повесила трубку и облегченно вздохнула.
Одна ниточка у меня появилась.
Я решила дернуть и за вторую. Полистав газетку, приходящую на дом в качестве бесплатного презента, я нашла телефон «Октябрины».
Ответом мне были короткие гудки. Сразу стало понятно, что наш народ имеет склонность к презентациям и банкетам, которые обязывалась обустроить «Октябрина». Я опять набрала номер. Дозвониться оказалось делом сложным. Посмотрев на часы, я увидела, что мне пора.
Что ж, придется дозваниваться позже. Ведь общение с Мельниковым, судя по предсказаниям чисел, должно преподнести мне некий сюрприз. И вполне возможно, что именно там я получу еще одну нить, ведущую меня к шантажистам.
Сашка не знал, стоит ли рассказывать Катерине о его афере. Или просто, дождавшись конца предприятия, принести ей кейс с долларами?
Он понимал, что Катька его игры не одобрит. Она всегда была трусишкой.
Но переполнявшее его ликование рвалось наружу. И он смотрел на Катю с тем видом, исполненным загадочности, который свойствен людям, собирающимся преподнести тебе сюрприз.
Катька этого сюрприза очень опасалась. Но бороться с Сашкой, решившим заняться подпольными махинациями, было бесполезно. Поэтому она смиренно ждала, когда возлюбленный обрушит на ее невинную голову шквал речей.
Она, правда, пыталась оттянуть момент откровенности. То стирала, то срочно требовалась уборка, то пора было заняться ужином.
Сашка ее молчаливое сопротивление уловил. Ее мельтешение начало его раздражать. Он попробовал завладеть ее вниманием, предложив ей попить чаю.
Она кивнула, но сказала:
– Сначала завари…
Это его немного возмутило. С чего бы ему этими делами-то заниматься?
Но, поразмыслив, он решил не связываться. Он смиренно заварил чай и даже сделал бутерброды.
Катька в это время остервенело оттирала раковину в ванной.
– Кать… – позвал он ее.
– Сейчас, – повернулась она к нему. Прядь волос упала ей на глаза. Она раскраснелась, и личико ее стало прелестным.
Он залюбовался ею.
– У меня все готово. Пойдем? – Это получилось у него умоляюще. Катьке стало его нестерпимо жалко. Растерянный и несчастный, он умолял его выслушать. Сопротивляться дальше было бесполезно. Она вздохнула:
– Ладно. Сейчас.
Положила тряпку, закрыла воду и вытерла руки. После этого она прошла на кухню и поняла, что ей хотят сообщить нечто суперважное. Об этом свидетельствовала красивая тарелка, на которой были разложены бутерброды. Обычно липкий и грязноватый стол Сашка протер до блеска.
Катька улыбнулась. Сашка понял, что он своего добился.
«Мы скоро разбогатеем», – собрался сообщить он. Но, подумав, остановился. Это обещание она уже слышала раз сто. Она вздохнет, посмотрит на него почти материнским взглядом и посоветует наконец повзрослеть. Нет.
– Катюша, я задумал одно дело, – начал он осторожно.
Она так посмотрела, что Сашке отчего-то стало стыдно.
– Я догадалась, – вздохнула она.
– Кать, оно выгорит, вот увидишь!
Его радость показалась ему самому чересчур деланой. Кажется, он переборщил с тоном.
– Рассказывай, – махнула Катя рукой.
Он понял, что она ему не верит. Это его разозлило.
– Не буду! – Он встал и пошел к выходу.
«Пускай», – подумал он рассерженно, надевая куртку.
Катерина проводила его усталым взглядом.
Он хлопнул дверью.
Холодный вечерний воздух немного освежил его, приводя в порядок разгоряченные мысли и чувства.
Он сел на скамейку. Сейчас ему захотелось вернуться. Там было тепло. Уютно кипел чайник.
А с Катькой последнее время происходит что-то странное. Она нервная.
Он посидел на лавке еще минут десять, решив, что именно столько времени необходимо для того, чтобы Катька почувствовала, как она не права.
Потом вернулся.
Катька сидела за столом и улыбалась. Самое гадкое было, что он мгновенно понял: улыбка предназначена не ему.
Тогда кому? Просто так? В пространство?
Сашка подавил приступ бешенства. Подошел и чмокнул ее в щеку, пробормотав:
– Прости…
Она посмотрела на него. И улыбка ушла с ее губ.