В театр я приехала с опозданием. Джим сегодня опять долго катался по городу и, когда я выходила у черного входа, он сказал мне:
– Миледи, опять эта карета. Надо нам, наверное, сменить экипаж.
– Хорошо, Джим. Будем брать два, для большей конспирации.
В театр я буквально влетела и у выхода столкнулась с мадам Рэм. Мы поздоровались друг с другом. Она окинула меня доброжелательным взглядом и сказала:
– Селена, разрешите поздравить вас. Я вчера была на генеральной репетиции, и мне все-все очень понравилось. У вас редкий талант. Если не случиться какой-нибудь оказии, завтра вы проснетесь знаменитой.
– Спасибо, госпожа Рэм.
– Аманда, пожалуйста. Да-да, меня зовут так, как вашу сегодняшнюю героиню. А вы и не знали, наверное?
– Нет,– растерянно произнесла я.– Вы извините.
– За что вы извиняетесь? Мы же, практически не пересекались. Сегодня после спектакля будет фуршет, там сможете со всеми познакомиться – будете знать нас по именам. Я желаю вам удачи. И еще,– Аманда нерешительно посмотрела на меня,– я бы на вашем месте не особо доверяла Финку.
– Я и не доверяю,– гордо вскинула я голову.
– Я не хочу лезть к вам в душу, просто…,-она замялась,– вы вчера с ним ушли вместе…
– Мы просто ужинали.
– Селена, на сегодняшнем спектакле, особенно в финале…,-снова нерешительность в ее голосе,– не отдавайте ему инициативу.
– Как это? – не поняла я.
– Я давно на сцене и кое-что смыслю в нашем ремесле. У этого спектакля два варианта финала. Если вы привлечете внимание к Аманде, то в финале будет гимн бесконечной любви и самопожертвования. А если Финк – то победит патриотизм и любовь к Родине. И то, и другое, конечно, прекрасно. Но сегодня может решиться ваша судьба в театре, и я хотела бы, чтобы вы это сыграли так, как надо. В нашем мире важна только любовь. Вы понимаете, о чем я?
– Да, наверно, да. Спасибо,– я растерялась и не знала, что сказать.
– Не за что. Сыграйте финал для меня. Спектакль хороший, а если сделаете нужный акцент – он будет прекрасен.
– Спасибо вам, госпожа Рэм.
Я побежала в гримерку. Как хорошо, что мне не нужно гримироваться, делать прическу, просиживать долгое время перед зеркалом для того, чтобы привести себя в порядок. В моей власти создать нужный образ буквально за пару секунд. У меня еще будет время обдумать слова Аманды. Быстро влезла в платье и заплела косу. Перед зеркалом чуть-чуть усовершенствовала внешность Селены и, плюхнувшись в мое любимое кресло, закрыла глаза.
Что мы имеем? Я, до этого дня, не задумывалась о том, что мне сегодня сказала госпожа Рэм. А ведь, действительно, финал можно трактовать и так, и этак. Господин режиссер ничего не говорил мне о разных финалах.
У меня есть прощальный монолог, где я, прощаясь с военноначальником Грином, говорю, как я люблю его, и что за его любовь, не задумываясь, отдам жизнь. Потом я лечу, умираю и рассыпаюсь звездами. Но Финк, после моей смерти, тоже произносит монолог, где его герой говорит о любви к Родине и самопожертвовании. Как я могу изменить его последние слова, если меня уже нет?
А если попробовать сделать сцену моей смерти более сильной, чтобы последующий монолог лишь подчеркивал подвиг моей героини? Я могу изменить внешность Аманды: сделать ее необыкновенно красивой, нежной, да, в конце концов, я могу превратить ее в ангела, чтобы всем зрителям стало жалко, что такая красота погибает. И как бы не был виртуозен Финк в своем ремесле, смерть девушки – ангела– это нечто…Ни один монолог не перебьет.
Я, воровато озираясь, подбежала к двери и закрыла ее на засов. Потом подошла к зеркалу. У меня их в гримерке было целых три. Одно большое в полный рост и два над гримерным столом – спереди и сбоку.
В большом зеркале отразилась прекрасная Селена – кареокая красавица, с густыми темными волосами, заплетенными в косу, а еще прекрасная фигура – тонкая талия, длинные ноги, пышный бюст. Ага! Бюст в страдания явно не вписывался. Я уменьшила его на размер, подумала, и уменьшила еще – пришлось перешнуровать туже корсет. Сделала плечи чуть меньше – фигура стала более хрупкой. Ну, и к такой хрупкой фигуре никак не шел румянец. Я убрала и его, кинула бледности в лицо, расплела косы и чуть подкрутила волосы магией Воздуха, заставив их развеваться. Ах, да! Глаза сделала максимально темными и чуть-чуть их увеличила.
Из зеркала на меня смотрело нежное хрупкое создание, как из потустороннего мира. Слово «хороша» сюда даже не подходило. Подходило – «неземная красота». Моя Селена – Аманда стала получеловеком – полуангелом, только крыльев за спиной не хватало. Я счастливо рассмеялась. Это оно! Посмотрим, что вы скажете, господа зрители!
Прозвучал первый звонок. Вот оно! С богом! Я вернула прежний облик – этот мне понадобиться только на финал. Не забыть бы все нюансы. Эх, жалко, времени мало. Ну, ничего, что забуду сегодня, сделаю на следующих спектаклях. Я открыла дверь гримерки и пошла в сторону кулис. Состояние было предобморочное. Встав в свою левую кулису, я увидела госпожу Рэм.
– Удачи тебе, девочка,– произнесла она тихо, и ободряюще похлопала меня по плечу.
– К черту, – ответила ей я.
– Король с королевой сегодня здесь. Это твой шанс показать себя. У тебя все получится, я молилась сегодня о тебе.
Я удивленно подняла к ней лицо. Глаза у Аманды Рэм были грустные.
– Э-м-м-м. Спасибо вам.
– Не благодари. Не за что.
Пока я разговаривала с ней, я поняла, что мое волнение улеглось. Так приятно, что о тебе кто– то думает, приятно слышать добрые пожелания. Надо же, специально подошла, ободрила! Мое сердце затопила благодарность к мадам Рэм. Сделаю ей какой-нибудь подарок после премьеры.
Ход спектакля почти не отличался от генеральной репетиции. Почти… Отличался господин Финк.
С первой секунды своего выхода на сцену, он сразу включил обаяние своего голоса. Боже! Что он делает? Разве так можно? Этот голос завораживал, звал и манил. Куда? Да хоть куда. У меня опять запрыгало сердце, и ноги стали подкашиваться. Святые духи! Я еще раз возблагодарила небеса за то, что мне нужно было любить этого искусителя по пьесе, ненависть к нему я бы, точно, сыграть не смогла. Я восторженно прохлопала глазами весь первый акт, бросала восхищенные взгляды на моего героя, и еле-еле опомнилась ко второму акту.
Первый его поцелуй тоже отличался от репетиционного. В прошлый раз он еле коснулся меня губами. Сегодня же его поцелуй отнял у меня часть разума, я бледнела и краснела, мой голос дрожал, мне снова нужно было время, чтобы придти в себя.
К концу второго акта, я, вроде, восстановилась, а в антракте, сев в свое любимое кресло, надавала себе по щекам. Да что же это происходит? Неужели Родстер пользуется магией? Другого объяснения я не находила. Я, как бычок перед закланием, иду у него на поводу. В зрительном зале стоит тишина, прерываемая восторженными вздохами экзальтированных дам, а на сцене царит Родстер и только Родстер (так, во всяком случае, мне казалось).
Диана, соберись, нужно спасать роль и свое положение в этом театре. Ты не Селена, ты не Аманда, ты – Диана ле Факсс. Графиня Диана ле Факсс. Где твоя фамильная гордость и высокомерие аристократки? Король и королева здесь, зрительский зал полон, все смотрят на тебя. Неужели ты позволишь себе опозориться, и твоя премьера превратится в бенефис Родстера Финка?
Я еще раз прокрутила в голове образ Аманды на финал, помолилась Господу и решила для себя, что никакое зеленоглазое чудовище не сможет свернуть меня с моего пути. Пока идет все так, как надо. Из роли я не выбиваюсь, играю очень реалистично, кто ж виноват, что мои чувства аналогичны с чувствами моей героиней?
Но на финал, этого будет мало, поэтому я села в свое любимое кресло, проделала все действия с самоуспокоением, стараясь держать в голове одну самую важную мысль: я больше всего в этом мире хочу быть актрисой, и от сегодняшней премьеры это будет зависеть напрямую.
Не желаю плохого господину Финку, но он подавляет меня своей игрой, а графиня ле Факсс не позволит какому– то актеришке взять над собой верх. Моя фамильная гордость, воспоминания о папеньке, наконец, привели меня в нужное состояние. Из кресла встала спокойная и решительная Диана ле Факсс. Я буду не я, если не сделаю все так, как нужно мне – берегитесь, господин Финк!
Третий акт я играла не как Аманда или Селена, финал я играла Дианой. Ни второй, ни третий поцелуй Родстера не выбил меня из образа.
Прибежав в гримерку переодеться перед финальной сценой, я четко проделала все нужные действия. Взглянула в зеркало и обомлела – никогда я еще не была так загадочна и хороша.
В финале, подняв к Родстеру свои бледные худенькие ручки, и тихим голосом произнося свой прощальный монолог, я краем уха услышала, как в зале кто-то всхлипнул один раз, второй, третий. Очень интересное ощущение. Я как бы раздвоилась: одна моя половина изливалась в вечной любви к главнокомандующему Грину, а вторая чутко ловила реакцию зала. Вот где-то в середине партера я услышала женский вскрик: «О, боже!». В разных местах зрительного зала, то там, то тут раздавались женские всхлипывания. И даже с королевской ложи, мои, вдруг ставшие чуткими уши, услышали шепот короля: «Дорогая, возьмите мой платок». Шесть минут блаженства!!!
Лицо Родстера в эти шесть минут моего монолога наполнялось целой гаммой чувств. От величайшего удивления и неверия к полному восхищению. На эти шесть минут я чувствовала себя…необыкновенно.
Потом мое превращение, полет уже на полном экстазе, я ныряю в отведенную мне нишу. Всплеск. С потолка начинают сыпаться звезды. И громкие рукоплескания зрительного зала, и восторженные возгласы, и рыдания наиболее экзальтированных дам. ЭТО и было финалом пьесы.
Потом, уже из-за кулисы, я слышала прощальный монолог главнокомандующего, прочувствованный, с непередаваемыми вибрациями в голосе. И – занавес!
На поклон нас вызывали шквалом аплодисментов и восторженными выкриками «Браво». Мы стояли с Родстером, взявшись за руки, а зал все не хотел нас отпускать. Меня осыпали цветами. Счастливая, я вернулась в свою гримерку, куда посыльные все носили и носили мне корзины. А потом пришел королевский слуга и преподнес мне подарок от королевы. В бархатной коробочке лежал перстень с огромным рубином.
Заглянула и тетушка. По легенде она была со мной знакома, поэтому вошла ко мне в гримерку без доклада, как бы по-свойски.
– О, Селена,– громко для всех, воскликнула она, – вы прелестны.
А, когда мы остались одни, шепотом произнесла:
– Поздравляю, Ди. Это было чудесно! Я даже всплакнула в конце. Ты – прирожденная актриса.
– Спасибо, графиня,– я скромно присела в реверансе. – Мне очень приятно, что вы оценили мою игру.
В этот момент послышался стук в мою многострадальную дверь. Я не успела ответить, дверь распахнулась, и в гримерку вошел Родстер.
– Я пришел поздравить тебя, Селена, – начал господин Финк еще от двери.
Увидев тетушку, он приостановился и вопросительно взглянул на меня. Пришлось представлять их друг другу. Тетя Ви, зардевшись как юная дева, стала нахваливать его игру. Родстер же перевел все комплименты в мою сторону. Беседа их была более чем оживленной. В какую– то минуту я почувствовала себя лишней, мне так захотелось побыть в одиночестве, что я, не боясь выглядеть невежливой, так им об этом и сказала.
– Извините меня, мне необходимо переодеться.
Тетушка сразу засобиралась домой, а Родстер, напомнив мне о фуршете и своем сопровождении, вызвался ее проводить до кареты.
Заперев за ними дверь на щеколду, я, преобразившись в Диану, исполнила танец сбывшихся надежд. Я иногда так делаю, ведь эмоций у меня много, им нужен выход– вот и разряжаюсь таким образом.
Сразу вспомнился папенька. Он, наверное, гордился бы мной после сегодняшнего дебюта. «И я люблю тебя, папа»,– прошептала я.
Все, пора преображаться и одеваться на фуршет.
***
Я не стала ждать появления Родстера, а сама спустилась в фойе, где народ для веселья собрался – вся наша труппа, господин Рихтер – наш директор, работники сцены, музыканты, а вот господин Финк отсутствовал. «Сбежал, мерзавец,– подумалось мне,– не вынесла ранимая душа моего фурора».
Меня встретили всеобщими аплодисментами, и господин директор, раскинув руки, решив обнять необъятное, направился ко мне, громко восклицая:
– Госпожа Виард, госпожа Виард, вы сегодня были великолепны! Давно не видел ничего подобного! Как я рад, что такой цветок отныне будет в нашем общем букете! Ее величество выразила свою благосклонность и велела передать вам, что с этого дня она будет пристально следить за вашим творчеством, выделила театру большие средства, наговорила кучу комплиментов! Господа, у нас теперь есть возможность обновить реквизит, костюмы, да много еще чего.
– Необыкновенная, необыкновенная,– приговаривал он, целуя мне руки.
– Вы меня смущаете,– поддав в голос робости, ответила я.
– Не буду, не буду. Отдыхайте. Выпьете что-нибудь?
– Да, красного вина, пожалуйста.
Господин Рихтер сделал знак слуге, и мне подали бокал красного вина. Еще раз поцеловав мне руку, господин Рихтер убежал в противоположный конец зала и стал о чем-то оживленно переговариваться с господином Лавье – нашим старейшим актером, а я, наконец, увидела входящего в зал Родстера.
– Я чуть не сломал двери в вашей гримерке, госпожа Виард,– начал он еще издали.– Мы же с вами договаривались, Селена, что на сегодняшний вечер я ваш сопровождающий.
– Ну, знаете, господин Финк, я не могла столь долго вас ждать. Вы ушли и куда-то пропали.
– Я проводил графиню ле Шосс и сделал несколько срочных дел.
Он оглянулся на выход. В двери вошел лакей с корзиной прекрасных черных лилий. Направившись к нам, он поклонился и передал корзину Родстеру.
– Это вам от меня. Лилии в это время года редкость, поэтому пришлось разорить королевскую оранжерею.
– Благодарю вас, но, право не стоило. У меня и так вся гримерка в цветах. Куда мне деть эту корзину?
– Я написал адрес, и посыльный доставит ее к вам домой, в особняк графини.
– Очень любезно, Родстер. Еще раз спасибо.
Махнув корзиной перед моим носом, лакей важно проследовал к выходу. Миленько! Решил, значит, показать свою щедрость и внимание? Занятно. Интересно, стоит ли сказать господину Финку, что у меня аллергия на лилии? Нет, не буду, все-таки кавалер старался.
Значит, будет какая-то просьба, если Финк решил сначала подарить столь ценный подарок. Так у меня папенька частенько делал: сначала что-нибудь дарил дочке, а потом, когда она радовалась, он с просьбой и обращался. Но я, все равно отказывала, когда хотела, папенька же мне все-все прощал. А сейчас вот, жалею. Эх, папенька, папенька! Я отогнала грустные мысли и встряхнула головой. Оказывается, Родстер еще что-то говорил, а я и не слышала.
– Простите, я задумалась.
Бокал с красным вином так и застыл в моей руке. Родстер хозяйским жестом поставил его на поднос и потянул меня на середину зала, где вращались несколько пар.
–Сегодня ваш праздник, Селена. Так, давайте танцевать.
Я ничего не имела против этого, и мы плавно кружились под модный в этом сезоне вальс. Его зеленые глаза напротив моих излучали ласковый свет, мягкие губы улыбались, большие руки держали меня за спину так бережно, и в тоже время так крепко, как будто он имел на это право. Короче, я забылась в его объятиях. Столько волнений за сегодняшний день, потом этот триумф. Организм требовал разрядки и покоя.
Я даже стала с интересом приглядываться к моему партнеру. Уловив мой взгляд, его руки сжались на моей талии еще крепче, а на лице проступило восхищенное выражение. Он даже попытался что-то сказать, но я вовремя спохватилась, шепнув ему загадочное: «Молчите, молчите».
Что я делаю? Финк – не вариант, проще было бы уступить дневным «покатушкам» ле Мор. Финк – это партнер, я твердо решила привлечь его в свои друзья. Он был прав, когда говорил, что хороший партнер – это половина успеха роли. Нельзя, нельзя. Только дружеские искренние отношения. Но где же взять эту искренность? Тут надо ушки на макушке держать.
Половина танца уже прошла, когда он заговорил:
– Вынужден признаться, что вы сегодня удивили меня, Селена. Не ожидал, что вы выкинете такой фортель.
– Не поняла.
– Ну как же. Перевоплощение в финале выше всяких похвал. А, позвольте узнать, почему вы ничего не сказали мне вчера, когда мы обговаривали мизансцены?
– А должна была? – я удивленно подняла брови.
– Вы не доверяете мне, Селена?
– Я не понимаю вас, господин Финк.
– Родстер.
– Хорошо, Родстер.
– А что непонятного? Если бы вы предупредили меня вчера, я не выглядел бы сегодня в финале, как дурак.
– А вы, разве, выглядели?
– Селена, мы же договаривались.
– Родстер, я не понимаю, что вы от меня хотите,– я закатила глаза.– Вы почти не появлялись на репетициях, а когда и появлялись, толку от вас было мало. И вчера на генеральной репетиции мы, практически, впервые прогнали спектакль. А сегодня – премьера. Значит, по – любому, нужно было играть сильнее. Вы не разрешаете мне играть так, как я хочу? Я, например, восхищаюсь вашей игрой, и ни в коей мере, не намерена давать вам советы по роли.
– Извините, Селена, я, наверное, был не прав. Просто мне стало обидно, что вы не поставили меня в известность по поводу внесения изменений. Прошу прощения еще раз. Теперь мне еще сильнее хочется иметь вас в друзьях.
– Мне бы этого тоже хотелось, Родстер, но я хочу оставить за собой право поступать так, как я считаю нужным.
– О, это женское своеволие… Хорошо, я не обижаюсь на вас. Просто на будущее, давайте договоримся больше не делать друг другу сюрпризов на сцене? Обещаю, что все буду рассказывать вам, но и вы, будьте так любезны, предупреждайте меня о своих планах.
– Договорились. А теперь, пожалуйста, проводите меня к госпоже Рэм. Мне хотелось бы пообщаться с нею.
– Как вам будет угодно.
И Родстер подвел меня к раскрытому окну, где стояла госпожа Рэм. Ее застывшая фигура, как мне показалось, выражала отрешение от всех радостей жизни. Поклонившись, Финк отошел от нас, а я, подойдя к Аманде и встав с ней рядом, тихо проговорила:
– Спасибо за хороший совет, госпожа Рэм.
– Не за что, Селена. Вы сегодня были великолепны. Я с удовольствием смотрела, как наш красавчик минут десять приходил в себя. Это было забавно.
– Так вы за что-то мстите господину Финку?
– Упаси бог, конечно, нет. Родстер умеет играть, но не умеет уступать. Просто мне не хотелось, чтобы он размазал ваш дебют. Вы – начинающая актриса, а первое впечатление всегда незабываемо. Сегодня вы подарили себе хорошее воспоминание – будет, что вспомнить на старости лет.
– Еще раз благодарю.
– Мужчины, все мужчины, говорят и верят в то, что наш мир за мужчин и для мужчин. Для женщин – это грустно.
– Вы знаете, за последнее время я все чаще и чаще слышу эту фразу. А вы считаете по-другому?
– Мои мысли никому не интересны. Я профукала свою жизнь. Я просто встречаю каждый день и провожаю его, я спокойно жду смерти – не сегодня, так завтра. Но увидев вас, молодую и талантливую, мне захотелось вам помочь. Выше нос, девочка! Живите так, как вы хотите, чтобы потом не было мучительно больно от сожалений и разочарований.
– Вы так печально это говорите. Я могу вам помочь? Чего бы вам хотелось?
– Смешно. Мне никто не сможет помочь, или вы можете повернуть время вспять? Насколько я знаю, даже Верховный Маг не в силах этого сделать.
– Извините, я, наверное, бестактна. Но, поверьте, я умею быть благодарной. Вы сегодня сделали мои старческие воспоминания великолепными. Если вам понадобится моя помощь – только попросите.
Она улыбнулась печально, покачала головой и сказала:
– Это достойные слова. Спасибо. Идите, веселитесь, пока молоды. Незачем тратить свое время на таких нудных особ, как я. Удачи вам, девочка. И еще,– она нерешительно тронула меня за локоть,– если когда-нибудь вам понадобится моя помощь, просто придите и попросите.
– Спасибо вам, госпожа Рэм.
Я окинула взглядом зал – все актеры веселились: Родстер танцевал с какой-то девушкой из кордебалета, они весело смеялись; господин Дюваль кружил в вальсе госпожу Сквош и что– то шептал ей на ухо; и даже господин Лавье, несмотря на свой ревматизм, старательно вытанцовывал с Лотой, помощницей нашего костюмера – гибкой и приятной девушкой.
Мне захотелось на воздух, и я бочком– бочком пробралась к выходу. Выбежав из театра, увидела свой экипаж чуть в стороне от входа.
– О, Джим, поехали, поехали. Устала, хочу домой.
Джим согласно кивнул. Было уже поздно, город вымер. Поэтому не прошло и получаса, как я уже входила в свой дом. Спать, спать. Все обдумаю завтра.