Рим
Темное облако на горизонте росло. Было утро третьего дня путешествия, и по мере того как Флавии приближались к величайшему на земле городу, Веспасиан все сильнее ощущал богатство столицы, проливающееся и на ее округу. Свидетельства того бросались в глаза повсеместно. Поместья и поля уступили место обширным, ориентированным на рынок огородам, в которых тысячи рабов корпели над грядками с латуком, пореем, луком и благоуханными травами. Привратники провожали путников подозрительными взглядами, словно видя в каждом потенциального вора. За позолоченными воротами открывался роскошный вид на величественные виллы, расположенные на склонах холмов. Сама дорога оказалась куда оживленнее, чем представлял Веспасиан. Поток всех возможных видов транспорта двигался по Саларийской дороге, а перевернувшиеся повозки со сломанными осями, рассыпанный груз и понуро тянущиеся колонны скованных невольников означали, что продвигаться по обочине выходило и быстрее, и безопаснее для ног животных.
Их группа состояла из Веспасиана с братом и отца, все на верховых лошадях, следом в запряженной мулами крытой четырехколесной повозке – реде – ехала Веспасия. От духоты, царящей в этом неуклюжем экипаже, громыхающем по дороге с гор, сидящую на мягких подушках госпожу спасали две рабыни с опахалами. За редой катилась тележка с багажом, которую толкали два домашних раба. Еще три невольника, личные слуги мужчин, ехали на мулах, замыкая шествие. В качестве охранников Тит нанял трех бывших легионеров, чего оказалось вполне достаточно, чтобы обеспечить безопасное путешествие.
Продвижение по Саларийской дороге было неспешным, по большей части из-за тихого хода реды. В этом имелись свои преимущества, поскольку им пришлось провести в дороге две ночи вместо одной, останавливаясь у семей, с которыми Флавиев связывали узы гостеприимства. За обедом хозяева и гости к взаимной выгоде обменивались обещаниями помощи. Тит предлагал услуги своего шурина Гая, бывшего претора, могущего пособить в придворных или гражданских тяжбах, в обмен на рекомендательное письмо к магистратам или членам императорского двора. Тит с радостью пускал имя Гая в ход, получив заверения жены, что любая – в пределах разумного – их просьба будет исполнена в обмен, естественно, на услуги со стороны Тита в будущем. Веспасиан с интересом наблюдал, как главы двух семей договариваются поддерживать друг друга завтра, прекрасно понимая, что послезавтра могут стать непримиримыми соперниками.
По мере приближения маленького каравана к цели Веспасиан все чаще размышлял, как же ему вести себя в этом в высшей степени нацеленном на состязание обществе, где единственной твердой опорой оставались верность Риму, своему роду, а также личная честь и достоинство? Пока лошадь медленно шла по уходящей к вершине холма дороге, юноша вглядывался в мрачные тучи на горизонте и думал, сумеет ли он влиться в эту бурную жизнь, или хотя бы приспособиться к ней. Дорога бежала вперед, несмотря на кручу, и не успел молодой человек прийти к определенному решению, как оказался на вершине.
Он ахнул и остановился. Забыв обо всем, Веспасиан отказывался верить собственным глазам, потому как наблюдал самое величественное в жизни зрелище. Милях в пяти от него, увенчанный пеленой смога от полумиллиона очагов, кузнечных и керамических печей и дубилен, располагался на своих обнесенных высокими кирпичными стенами с могучими башнями семи холмах центр самой могущественной на свете империи – Рим.
– Помню, как на этом самом месте я стоял и дивился сорок лет назад, когда мать везла меня в столицу в твоем возрасте, – сказал Тит, натянувший поводья рядом с сыном. – Когда человек видит Рим в первый раз и ощущает все его величие и собственное ничтожество, он понимает, что есть только один выбор: служить этому городу или быть раздавленным им, потому как третьего не дано.
Веспасиан посмотрел на отца.
– В моем случае о выборе речь не идет, – негромко ответил он.
Тит улыбнулся и, поглаживая коня по холке, озирал раскинувшийся перед ними мегаполис.
– Если это зрелище так впечатляет нас, то представь, что чувствует перед лицом такой мощи обросший шерстью варвар из германских или галльских лесов. Стоит ли удивляться, что их вожди переступили себя и стремятся стать гражданами Рима? Как наши италийские союзники, сто лет назад развязавшие войну за право получить римское гражданство. Они тоже хотели служить, а не быть раздавленными. Рим имеет свойство засасывать человека, так что просто берегись, сынок, как бы он не выплюнул тебя.
– Только попробовав этого недоростка на вкус, господин Рим явно предпочтет сплюнуть, а не глотать! – Поравнявшийся с родными Сабин расхохотался собственной остроте.
– Очень смешно! – огрызнулся Веспасиан.
Как ни ценил он грубоватую шутку, овладевшее им чувство неуверенности не располагало к подобному легкомыслию. Двинув в бока коня пятками, юноша поехал вниз по холму. Сзади до него доносился голос Тита, распекающего старшего сына за неуместную реплику.
Вглядываясь в столицу империи, застывшую на равнине и купающуюся в утреннем солнце, в то время как жизненные соки вливались в нее по жилам дорог и акведуков, Веспасиан восхищался ее величием и силой. Юноша воспрянул духом. Быть может, отныне его не будет удовлетворять узкий мирок, очерченный горами вокруг сельской виллы. Быть может, отныне он не станет довольствоваться ежедневной рутиной хлопот по поместью и разведением мулов, когда единственным отличием одного периода от другого служит только смена времен года. Ему предстоит вступить в огромный и опасный мир, где нужно выжить и преуспеть. Охваченный растущим возбуждением, он летел вниз по холму, не слыша призывов отца придержать коня. Молодой человек прокладывал себе дорогу среди других путников, думая только о том, чтобы поскорее достичь цели.
Через пару миль движение замедлилось по причине того, что расположенные по обе стороны гробницы, большие и маленькие, стали наступать на дорогу, сужая ее. Веспасиан остановился и, читая высеченные на стенах имена, ощутил прикосновение руки истории. Здесь прославленные имена соседствовали с теми, о которых ему никогда не приходилось слышать. Одни склепы казались древними, другие – недавно возведенными, но у всех имелось нечто общее – покоящиеся в них останки принадлежали мужчинам и женщинам, посвятившим свою жизнь тому, чтобы Рим из кучки глинобитных хижин, примостившихся почти восемь веков назад на Капитолийском холме, разросся до одетого в кирпич и мрамор мегаполиса, пред стенами которого сейчас стоял юноша. Все радости и горести этих римлян, чьи души удалились в страну теней, все их успехи и неудачи слились в единое целое славы города. Всем им было отведено свое время, и Веспасиан надеялся, что они с пользой потратили его, потому как обратного пути из темной обители за Стиксом не существует. Он поклялся себе, что прежде чем сам переправится через эту реку, сделает все от него зависящее, чтобы город, в который ему предстоит вступить, стал благодаря его скромным усилиям еще чуточку величественнее.
Очнувшись от раздумий, юноша заметил, что далеко опередил своих, и решил подождать здесь, среди гробниц. Он слез с коня, привязал его к небольшому деревцу, сел, завернувшись в плащ, и стал лениво наблюдать за проезжающими. Через некоторое время рядом с ним с дороги съехал фургон, извергнувший из своих недр целое семейство в сопровождении домашних рабов. Последние проворно поставили перед небольшим, недавно построенным склепом стол и стулья. Глава семейства совершил возлияние и произнес молитву, после чего домочадцы уселись за пикник, предлагая обитателю гробницы разделить с ними праздник, поставив для него еду и питье. Веспасиан наблюдал за курьезной трапезой умершего родича и семьи, которая относилась к покойнику как к живому, не обращая ни малейшего внимания на оживленную дорогу, шумящую в нескольких футах от них. Похоже, даже смерть не в силах умалить почет, оказываемый гражданину, вся судьба которого была посвящена служению своему роду и Риму.
Спектакль подошел к концу, когда Веспасиан услышал голос брата.
– Ты о чем думал, маленькое дерьмо, рассевшись тут на обочине как ни в чем не бывало? – проревел тот. – Решил потягаться с местными головорезами и поселиться среди гробниц? – Сабин спрыгнул с коня и пнул брата в бедро. – Да мать с ума чуть не сошла из-за твоего побега!
Подоспел Тит.
– Что, во имя Гадеса, на тебя нашло, Веспасиан? Ты хоть представляешь, как опасно путешествовать по этим дорогам в одиночку, пусть даже они и такие оживленные? Кто из путников остановится и придет на помощь парню, попавшему в беду? Только круглый дурак, да и тот подумает. Никто в здравом уме не станет рисковать жизнью ради чужака, даже если заметит, как тебя убивают за каким-нибудь из надгробий!
– Извини, отец, – сказал Веспасиан, потирая ногу и поднимаясь. – Я понятия не имел… Сабин только что сказал.
– Садись на лошадь и проси прощения у матери! – рявкнул Тит.
Юноша сделал как велено, но не перестал думать о том покойнике в гробнице. Будет ли он, Веспасиан, удостоен когда-либо такой чести?
По мере приближения к перекрестку с Номентанской дорогой, находящемуся в полумиле от Коллинских ворот, через которые им предстояло попасть в город, движение становилось все более плотным. Гробницы, продолжавшие тянуться по обеим сторонам, превратились, по сути, в трущобы, населенные городским отребьем, не имеющим возможности найти себе приют в самой столице. Смрад от их вонючих жилищ, сколоченных из обрезков досок и обтянутых кусками мешковины, только усугублял вонь от готовящегося на кострах варева, поэтому каждый глоток воздуха превращался в неизбежную пытку.
До городских стен оставалось всего несколько сот шагов. Масштаб укреплений поражал – неприступная кирпичная гора вздымалась к самому небу. К северу от города, в паре миль правее от них, Веспасиан видел изящные, шестидесятифутовой высоты арки недавно построенного акведука Аква Вирго. Здесь, на Марсовых полях, заканчивалось двадцатитрехмильное путешествие, которое проделывала чистейшая вода из источника, указанного, как гласила легенда, страдающим от жажды после жестокой битвы римским воинам, некоей юной девой.
Шум толпы вкупе с грохотом обитых железом колес бесчисленных тележек и фургонов, влекомых ревущими животными, достиг крещендо в том месте, где две дороги в буквальном смысле сталкивались друг с другом. Веспасиан озирал этот невообразимый хаос – люди, повозки и упряжки сновали во всех направлениях, выворачивая на дорогу. Никто не хотел уступать, потому как это означало не только задержку, но и жестокий толчок от напирающего сзади транспорта.
Бывшие легионеры теперь заняли место во главе семейного каравана, крепкими шестами прокладывая путь к Номентанской дороге. Когда удалось свернуть на нее, движение пошло быстрее, поскольку фургоны и повозки торговцев, въезд которым в столицу днем не дозволялся, стали съезжать на обочины и вставать, дожидаясь захода солнца. Как только наступит ночь, они продолжат путь, и стук колес и крики возниц гарантировали, что тишина не опустится на улицы Рима ни в какой час дня или ночи.
Неподалеку от Коллинских ворот Тит договорился о носилках для Веспасии, на которых ей предстояло въехать в город. В эту минуту сзади послышался низкий гул трубы и крики столь громкие, что заглушили гомон. Обернувшись, Веспасиан различил украшенные красными конными гривами шлемы воинов кавалерийской турмы – подразделения всадников из тридцати человек, – прокладывающей путь через толпу.
– Нам лучше посторониться, – сказал Тит. – Похоже, это кавалеристы преторианской гвардии, а они бывают не слишком любезны, особенно когда сопровождают какую-либо важную персону.
Турма приближалась колонной по четыре в ряд. Белые рослые жеребцы с глазами навыкат, с выступившей на морде пеной, прокладывали себе путь, не останавливаясь ни перед чем. Любой недотепа, не убравшийся вовремя на обочину, получал от всадника удар плоской стороной меча или древком копья.
– Дорогу, дорогу! Императорское дело, уступите дорогу! – выкрикивал центурион.
Трубач издал новую руладу. Бронзовые нагрудники и окованные серебром шлемы гвардейцев блестели на солнце, красные с золотой окантовкой плащи развевались за спинами – все в этих воинах кричало о власти и богатстве императорской семьи, которую они призваны оберегать. Воины безупречно держали строй, их мускулистые бедра и икры плотно прилегали к потным бокам коней, удерживая скакунов строго по центру дороги. Посреди отряда виднелись носилки из дорогого дерева и слоновой кости, обитатели их скрывались от глаз за богатыми занавесями, на которых золотой и серебряной нитью были вышиты астрологические символы. С каждого из углов носилок выступал шест, за который их на высоте талии несли по три дюжих негра. Темнокожие двигались быстро, но так плавно, что носилки буквально плыли над дорогой, не причиняя драгоценным пассажирам даже секундного беспокойства. Такое искусство достигалась годами тренировки под бдительным оком надсмотрщика, щедро наказывающего за малейшую ошибку ударом хлыста.
Веспасиан наблюдал за имперским кортежем, спешащим по Номентанской дороге.
– Отец, кто это может быть – император?
– Нет, едва ли. Покидая Рим, Тиберий все чаще предпочитает проводить время на юге и никогда не въезжает в столицу с этого направления. Это, должно быть, кто-то из придворных, владеющий поместьями в горах на востоке, – ответил Тит, когда носилки поравнялись с Флавиями.
В этот миг какой-то пес с капающей из пасти пеной, очумевший от рева трубы и цоканья копыт, выскочил из-под тележки рядом с Веспасианом и метнулся к передовой группе негров. Клыки собаки вонзились в ляжку ближайшего к носилкам раба. Тот с воплем упал, отчаянно стараясь оторвать от себя взбесившееся животное. Товарищи несчастного резко остановились, в результате чего их ноша закачалась. Гвардейцы мигом окружили неподвижные носилки, нацелив острия копий на толпу. Декурион подъехал, чтобы выяснить ситуацию. Он окинул сцепившуюся пару взором и двумя быстрыми ударами копья положил конец тяготам обоих. Потом отдал гвардейцам резкий приказ вернуться в походный порядок, и колонна приготовилась следовать дальше.
Но прежде, чем это случилось, занавесь немного приоткрылась, и из-за нее выглянула юная девушка. У Веспасиана захватило дух – никогда не видел он подобной красоты. Густые черные волосы, контрастировавшие с безупречной белизной кожи, завитками ниспадали на резные плечи. На шее и ушах блестели драгоценные камни. Губы, полные и подведенные темно-розовой помадой, располагались на идеальном расстоянии между слегка вздернутым носиком и твердо очерченным, гордым подбородком. Но именно ее глаза, две сияющие голубые звезды, остановившиеся на юноше на несколько участившихся ударов сердца, заставили его забыть обо всем на свете. Потом личико скрылось, и носилки двинулись вперед.
Громкий хохот вернул юношу к реальности.
– Ты глянь, отец, твой младший сын застыл, разинув рот, как карп, извлеченный из сети рыболова, – заявил Сабин. – Полагаю, наш бедолага только что был сражен стрелой Купидона. И даю правую руку на отсечение, что знаю, кто она. Впрочем, толку от этого мало, до нее ему все равно не дотянуться.
Когда отец присоединился к смеху, Веспасиан густо покраснел.
– Таким потерянным я тебя еще никогда не видел, мой мальчик! – сказал Тит. – Надеюсь, ты не влюбился в нее, а? – Все еще фыркая от хохота, он знаком велел телохранителям продолжить путь.
Веспасиан остался стоять, устремив невидящий взор на мертвого пса, челюсти которого продолжали сжимать труп чернокожего невольника. На протяжении нескольких часов молодого человека дважды поразил разряд молнии: внезапная, неизъяснимая любовь к городу, который он видел только издалека, и к девушке, показавшейся пред ним лишь на мгновение. Кто она? Впрочем, скорее всего ему никогда не встретиться с ней снова. С трудом овладев собой, юноша тронул коня в след своим, но, проезжая через Коллинские ворота и вступая в Рим, он ощущал, как стремительно колотится в груди сердце.
Сразу за воротами Номентанская дорога сужалась так, что две повозки едва могли разминуться друг с другом. На смену тянущимся вдоль обочин хижинам-времянкам и склепам пришли трех-, четырех- и даже пятиэтажные многоквартирные дома – инсулы. Их высокие стены преграждали солнечным лучам путь к улице практически все время, если не считать пары часов около полудня. На нижних этажах зданий размещались выходящие на дорогу лавки, где продавались всевозможные товары. Лоточники сновали между мясниками и продавцами изделий из кожи, у дверей таверны примостился торговец живой птицей, свои услуги предлагали цирюльники, предсказатели и изготовители крохотных статуэток, изображающих богов и героев. Блестящий от пота кузнец махал молотом у открытого огня, портной сгибался, орудуя иглой, пекарь выкладывал на полки караваи хлеба, пироги и сладкие булочки.
Зазывные крики лавочников наполняли воздух, и без того напоенный разного свойства ароматами, приятными и не очень, являющимися следствием человеческой деятельности. Веспасиана ошеломил этот поток людей: свободных, вольноотпущенников и рабов, снующих по своим повседневным заботам, бесцеремонно толкающим друг друга, чтобы не слететь с приподнятой мостовой или не угодить в покрывающую дорогу грязь – по большей части представлявшую собой человеческие или скотские испражнения.
С наружной части небольших зданий – чтобы сэкономить драгоценное внутреннее пространство – размещались хлипкие деревянные лестницы, ведущие к столь же утлым балкончикам, откуда можно было попасть в комнаты второго или третьего этажа. Этот верхний уровень был населен по преимуществу женщинами. Одни занимались тем, что скребли щетками одежду, разложив ее на деревянных досках. Относительно чистые вещи уже сохли на веревках, колыхаясь на легком ветру. Другие готовили пищу, чтобы поставить ее на огонь в ближайшей пекарне. Пока обед варился, хозяйки судачили с соседками, а дети шныряли у мам под ногами или играли в бабки или кости. Размалеванные шлюхи предлагали свои услуги прохожим и перекидывались между собой непристойными шуточками, кудахча от бесстыдного смеха. Старухи просто выглядывали из окон, наблюдая за жизнью, в которой не могли больше принимать участия.
Низшие слои общества в лице воров, мошенников, шарлатанов и жуликов вели охоту на наивных и простаков, рыща среди толпы и вычисляя жертву с точностью, которая вырабатывается только за годы бесчестной жизни. То, что ускользнуло от их рук, доставалось самым презренным отбросам – нищим. Слепые, хворые, увечные или уроды, они с отчаянием, известным только тем, кто лишен всего, сражались за кусок хлеба или мелкую бронзовую монетку, осаждая немногих из горожан, кто соизволил хотя бы заметить их.
Здесь присутствовали все формы человеческого существования. За исключением богатства. Богачи обитали на римских холмах, среди чистого воздуха, и сталкивались с уличной чернью только на пути в город или из него, проездом к спокойным сельским виллам.
Флавии ехали по улице, ведущей прямо, словно стрела, в самое сердце Рима.
– Нам надо держаться этой улицы, пока она не разделится на две, – пояснил Тит, обращаясь к телохранителям, умело справлявшимся с задачей прокладывать путь через толпу. – А на развилке мы примем вправо.
Потом он повернулся к младшему сыну.
– Ну, мальчик мой, что скажешь?
– Это немного больше Реаты, отец, – с улыбкой ответил Веспасиан. – Но если честно, не знаю, что и сказать. Все так, как я и ожидал, только в десять раз ошеломительнее. Мне представлялось, что тут много народа, но чтоб настолько… Я слышал, что бывают высокие здания, но чтоб такие… Как они не падают?
– Бывает, что и падают, – отозвался Тит. – Владельцы строят инсулы с расчетом, чтобы получилось как можно быстрее и дешевле, а потом набивают туда жильцов сколько влезет. Нередко здание рушится. В таком случае хозяин живо возводит на его месте другое, а убитые обломками бедолаги могут отправляться в Гадес. Всегда найдется достаточно желающих, согласных заплатить за право жить в столице, пусть даже и в смертельной ловушке. Выбор стоит между инсулой и теми трущобами среди гробниц, что за стенами города. Но здесь неимущие могут хотя бы рассчитывать на бесплатные раздачи хлеба – император не хочет, чтобы его народ умирал с голода, ведь это означает для него политическое самоубийство. Всякому человеку со средствами известно, что от революции нас отделяет всего лишь пустой амбар.
Отец улыбнулся Веспасиану.
– Но тебе не стоит переживать об этом – предоставим другим их заботы, а сами займемся своими.
Они достигли развилки. На образованном ей углу примостилась таверна, рядом с которой группа сурового вида мужчин, устроившись на деревянных скамьях, пила вино и играла в кости. Когда Флавии свернули направо, один из этой группы встал и подошел к Титу.
– Если намереваешься избрать эту дорогу, господин, тебе понадобится защита, – сказал он тихо, но с угрозой.
У него было сложение и уши кулачного бойца, а шрамы на лице развеивали последние сомнения насчет рода его занятий. Незнакомец даже не пошевелился, когда Тит попытался объехать его.
– Я говорю – на этой дороге тебе потребуется защита. Меня зовут Марк Сальвий Магн, и мое братство перекрестка способно обеспечить безопасность тебе и твоим спутникам, – не сдавался громила. – Один денарий для меня и два для моих парней, и можешь без страха ехать, куда тебе надо.
– Но кого нужно мне остерегаться, Магн? – спросил Тит, в голосе которого звучала с трудом сдерживаемая ярость. – Тебя и твоих кровожадных дружков, не так ли?
– Не стоит быть невежливым, господин, – ответил кулачный боец. – Я всего лишь не советую ехать дальше без эскорта людей, знающих эти места. Которые осведомлены, куда можно соваться, а куда нельзя, если ты меня понимаешь.
Тит старался удержать себя в руках – последнее, чего ему хотелось, это уронить свое достоинство перед каким-то головорезом.
– Почему защита нужна именно нам? – спросил он, указывая на группу прохожих. – Вот им, например, не требуется твоя протекция?
– Их вид дает понять, что защита им не по карману, господин. А если ты слишком беден, чтобы купить охранников, то слишком беден и для того, чтобы привлечь грабителей. Вы же, напротив, выглядите так, будто способны приобрести протекцию, а следовательно, нуждаетесь в ней. – Магн выглядел очень довольным безупречной логикой своих аргументов.
– Но у нас уже есть защитники – эти трое вооруженных телохранителей вполне способны постоять и за себя, и за нас, – заявил Тит, указывая на бывших легионеров, которые спешились и обнажили кинжалы.
– Вид у них бравый, господин, но их только трое, а там, куда ты едешь, так много очень плохих людей, даю тебе слово.
– Еще бы ты не дал, – фыркнул Тит. – Но что, если мы не последуем твоему в высшей степени благонамеренному совету?
– Это будет очень опасно, господин, и несколько глупо, если мне будет дозволена дерзость так выразиться. – По губам Магна скользнула улыбка, не отразившаяся в глазах.
За спиной кулачного бойца начала собираться его дружки. Ситуация становилась тревожной.
– Просто заплати этому парню, отец, – прошептал Сабин, сообразивший, что в случае драки ничего хорошего их не ждет.
– Через мой труп, – резко ответил Тит.
– Надеюсь, до этого не дойдет, господин, – вмешался Магн. – Именно чтобы предотвратить такой исход, я и предлагаю свои услуги. Только скажи, куда ты едешь, и мы позаботимся о безопасности на твоем пути.
К этому моменту телохранители Флавиев окружили кулачного бойца, но тот не выказывал намерения отступать.
– Что тут происходит, Тит? – Веспасия вышла из носилок и встала рядом с мужем.
– Эти головорезы намерены…
– Я же говорил: нет нужды быть невежливым! – оборвал его Магн.
– Невежливым! Ах ты мерзкая, невоспитанная обезьяна! – вскричала Веспасия. – Как смеешь ты задерживать нас? Я все расскажу брату, как только его увижу!
– Тише, дорогая! Боюсь, сейчас нам это не поможет.
Тит обвел взглядом дружков Магна, которые полностью преградили Флавиям путь и вперед, и назад. Поняв, что сражаться не стоит, и сделав в уме зарубку свести при случае счеты, он решил пойти на уступки.
– Мы направляемся в дом Гая Веспасия Поллона на Квиринале.
– Что? Бывшего претора? Почему ты сразу не сказал об этом, приятель? Это все меняет. Я хорошо его знаю и не беру денег с его друзей. Произошло дурацкое недоразумение: господин, госпожа, примите мои извинения. И передайте наши лучшие пожелания достопочтенному сенатору!
– Вот уж чего ты никогда не дождешься, мерзкий коротышка! – буркнула Веспасия, возвращаясь в носилки.
– Тем не менее мы с удовольствием проводим вас до его дома. Секст, Луций, идите со мной. Мы покажем этой благородной семье путь к дому родича.
С этими словами Магн зашагал по правой дороге, предоставив остальным членам шайки идти следом.
– Что это было, отец? – спросил Веспасиан, когда они двинулись в путь.
– Это, мальчик мой, самая могущественная сила в Риме после императора и преторианцев – братства перекрестка, – ответил Тит, все еще ошеломленный стремительным развитием событий. – Эти шайки гнездятся на пересечениях основных дорог в бедных кварталах города и вымогают деньги с местных торговцев, здешних жителей и приезжих, навязывая им свою защиту. Если ты ее покупаешь, тебя не ограбят. И наоборот. Все очень просто.
– Но это ведь явно незаконно, – изумился Веспасиан. – Почему император ничего не делает?
– Ну, как ни странно это может прозвучать, но этих бандитов терпят, потому что от них есть немало пользы.
– Какая польза может быть от шайки негодяев, угрозами вымогающих деньги?
– В этом можно усмотреть иронию, но одним своим присутствием в этих местах они способствуют снижению преступности. Воров, которые осмелятся орудовать на их территории, ждет суровая расправа. Если задуматься, братства заинтересованы в процветании торговли – чем больше купцов, тем больше перепадает вымогателям. И кроме того, они оберегают расположенные на перекрестках святыни. Если судить по тому, как эти негодяи отреагировали на имя твоего дяди, он самое меньшее – терпел их, если не поощрял.
– Послушать тебя, отец, так они просто подарок: смирные набожные парни, заботящиеся единственно об общем благе и пользующиеся поддержкой богатых и сильных.
– До некоторой степени так и есть, – кивнул Тит, когда кавалькада свернула с главной дороги и начала подниматься на холм Квиринал. – В то же время им присуща скверная привычка ожесточенно враждовать с соперничающими шайками. А еще они бьются с цирковыми фракциями, которые стоят за другой цвет.
По мере подъема на холм инсулы остались позади, их сменили одноэтажные дома, в фасадах которых не имелось окон, только дверь. Друг от друга их отделяли узкие проулки, так что создавалось впечатление, что это одна длинная стена с множеством дверей. Прохожих стало меньше, а одежда на них куда более дорогой. Даже рабы щеголяли в приличных нарядах. Изменился и сам воздух – легкий ветерок сносил прочь городской смрад, да и гомон улиц превратился теперь в отдаленный шорох.
Сделав несколько поворотов то направо, то налево, Магн подвел их к окрашенному желтым дому.
– Здесь живет сенатор Гай Веспасий Поллон, добрые господа, – объявил кулачный боец, дергая за шнурок колокольчика. – Я оставлю вас здесь. Если есть еще что-то, что я могу сделать, дабы загладить то досадное недоразумение, не стесняйтесь.
Он попытался помочь нахмуренной Веспасии выйти из носилок, но та отвесила ему пощечину. Магн поклонился, пожелал всем удачного дня и исчез, сопровождаемый обоими компаньонами, оставив своих новых знакомцев дожидаться у дверей.
– Я переговорю с братом насчет этого мерзавца, – заявила матрона, подходя к мужу. – Как осмелился этот безродный угрожать людям, так превосходящим его по положению?
– Думаю, Магна вряд ли заботит социальный статус предполагаемых жертв. Разве что это помогает ему сообразить, сколько можно из них выдоить, дорогая, – ответил Тит.
Понимая, что над ней насмехаются, Веспасия нахмурилась, но сказать что-либо ей помешала открывшаяся дверь, за которой показался человек такой старый и дряхлый, что сгибался под грузом лет едва не пополам. Привратник воззрился на них слезящимися, налитыми кровью глазами.
– Могу я поинтересоваться, кто звонит? – спросил он скрипучим голосом.
– Тит Флавий Сабин, его супруга Веспасия Полла и двое сыновей: Сабин и Веспасиан, – отрапортовался Тит.
– Ах да, меня предупреждали насчет вас. Прошу, входите и подождите в атрии. Я доложу хозяину, – просипел древний прислужник, склоняясь еще ниже.
Веспасиана встревожило, сумеет ли старик разогнуться, но при помощи палки тот принял исходное положение, закрыл дверь и заковылял в поисках сенатора со скоростью, которая заставляла гостей примириться с неизбежностью долгого ожидания.
Юноша оглядел комнату. Здешний атрий почти вдвое превосходил размеры их собственного и обставлен был куда богаче. Стены украшали яркие фрески обнаженных молодых людей, занимающихся охотой, борьбой и деятельностью, куда менее приличной. Ниши между фресками занимали великолепно изготовленные статуи богов и богинь, фигуры которых ничто не скрывало от глаз. Скульптуры были расписаны, чтобы придать камню подобие живого тела. Пол был выложен искуснейшей мозаикой, на которой наделенный впечатляющей мускулатурой Ахилл сводил счеты с почтительно-покорным Гектором, причем оба героя загадочным образом тоже оказались лишены одежды. Веспасиан заметил, как скривилась мать, озирая всю эту живопись, и до него дошло, что она представляет собой единственную особу женского пола во всей комнате.
– Не уверена, что готова одобрить сделанный братом выбор декора, – шепнула матрона супругу. – Это все так вульгарно и совсем не подходит для наших мальчиков. Почему ты не рассказал мне, Тит? Ведь тебе приходилось бывать тут прежде.
– Как и Сабину. Не забывай, что парня это безобразие вроде как не сразило, – заметил Тит, тоже вполголоса, и похлопал первенца по плечу. – И что с того, знай ты заранее – наши планы бы переменились? Ты всегда знала о слабости своего брата, поэтому не делай вид, что изумлена. В любом случае, мы уже здесь и не можем уйти, не нанеся страшного оскорбления.
– Слабости? – фыркнула Веспасия. – Вот как ты это называешь?
Сабин поймал взгляд Веспасиана.
– Когда дядя будет поблизости, мой маленький братишка, старайся держаться спиной к стене.
– Сабин, перестань! – зашипел Тит. – Не забывай, что твой дядя – человек почтенный и уважаемый!
– Но держи ухо востро, – пробормотал себе под нос Веспасиан, не в силах удержаться от улыбки, вызвавшей гневный взгляд матери.
– Кем бы ни был мой брат, он очень влиятелен, поэтому последуйте совету отца и держите свои мысли при себе.
Веспасиан кивнул и постарался избегать взглядом изображений на фресках.
– Веспасия, как замечательно снова видеть тебя! – прогудел низкий голос с говором, показавшийся юноше очень схожим с его собственным. – Тит, друг мой, какая радость!
Подняв взгляд, Веспасиан увидел чрезвычайно полного мужчину, который, переваливаясь, вошел в атрий. Белая туника с широкой пурпурной полосой по краю не скрадывала массивности фигуры – любой пояс утонул бы среди перекатывающихся жировых складок. На округлом лице бросалось в глаза присутствие косметики – румян на щеках и угольной подводки вокруг глаз. Дополняли картину тщательнейшим образом расчесанные язычки волос, спускающиеся на лоб и на уши. На ногах сенатора, слишком миниатюрных по сравнению с телом, виднелась пара элегантных красных тапочек из кожи. Юноша ни разу в жизни не встречал столь причудливо выглядящего человека и с трудом подавил вздох изумления.
Гай приблизился и обнял сестру. Несмотря на осуждение стиля жизни родича и явную оторопь перед его размерами, Веспасия выглядела искренне обрадованной встречей с братом и с энтузиазмом откликнулась на приветствие.
– Гай, сколько лет, сколько зим! – произнесла она, высвобождаясь из необъятных телес. – Надеюсь, мы застали тебя в добром здравии?
– Лучше и быть не может! – ответил тот, крепко пожимая руку зятю. – Ты хорошо выглядишь, друг мой! Воздух деревни идет тебе на пользу. Вот почему ты не наезжаешь в Рим чаще? Ну, наконец-то вы здесь, и мне доставит удовольствие предложить вам свое гостеприимство. О, Сабин, прошло уже четыре года с последнего твоего визита сюда, и лет десять с тех пор, как я видел Веспасиана!
Выступив вперед, братья склонили головы перед дядей, который положил каждому руку на плечо и оглядел с головы до ног.
– Отличные ребята, Тит! Отличные! Можешь ими гордиться. Сабин, жду не дождусь твоих рассказов о военной службе. Уверен, что она пришлась тебе по душе.
– Воистину так, дядя, – ответил Сабин. – Но теперь я мечтаю о месте младшего магистрата.
– Еще бы! И ты его получишь, мальчик мой, обязательно получишь. – Потом Гай повернулся к Веспасиану. – А что влечет младшего брата, а?
– Хочу послужить Риму и своему роду, – ответил тот.
– Хорошо сказано, мальчик мой. С таким отношением к службе ты пойдешь далеко. – Сенатор стиснул руку юноши. – Но с чего начнем? С армии?
– Да, дядя. Как и Сабин, с военного трибуна.
– Превосходно. Уверен, что смогу все устроить, ведь я по-прежнему имею связи с двумя легионами, в которых служил.
Заметив удивленный взгляд Веспасиана, толстяк расхохотался.
– Ах, милый мальчик, неужто ты решил, что я всю жизнь был таким?
Веспасиан покраснел, смущенный тем, что его мысли прочитали.
– Нет, некогда я был таким же стройным, как вы оба, твоя мать может подтвердить, – продолжил сенатор. – Теперь я предпочитаю быть таким. Вернее, предпочитаю вести приятное существование, от которого полнею. В Риме теперь император, снисходительно относящийся к подобному образу жизни, в отличие от своего предшественника, божественного Августа, этого блюстителя нравов, который сам держал себя в строгости и от других требовал того же. Да благословят боги Тиберия за то, что он позволил мне баловать себя и сделаться таким толстым и счастливым.
Гай улыбнулся Веспасиану.
– Ну, будем надеяться, что мне удастся устроить вашу карьеру в этом прекрасном городе. Ведь затем вы сюда и приехали, ребята? – хмыкнул он.
– Да, дядя, спасибо, – в один голос ответили братья.
– О, не спешите благодарить, я пока ничего не сделал. Подождите, вот появится основание, тогда я уж найду способ, как вы сможете выразить мне свою признательность, – проговорил Гай, поворачиваясь к сестре. – А сейчас, Веспасия, я покажу тебе твои комнаты. Затем, думаю, всем вам захочется принять ванну и переодеться с дороги. У меня здесь великолепные бани. Или вы предпочитаете общественные?
– Нет, Гай, мы будем счастливы воспользоваться твоими, – ответила Веспасия.
– Как скажете. Я немедленно распоряжусь подогреть их.
Он хлопнул в ладоши, и из угла комнаты появились четыре домашних раба. Все они были подростками лет двенадцати-тринадцати, с длинными белокурыми волосами до плеч. На мальчиках красовались ярко-алые туники, причем, на взгляд Веспасиана, слишком короткие.
– Эти юноши проводят вас, – заявил сенатор и виновато посмотрел на сестру. – Боюсь, Веспасия, в доме наблюдается недостаток прислуги женского пола. Надеюсь, ты захватила с собой кого-нибудь из рабынь?
– Естественно, братец. Они остались снаружи, вместе с нашими пожитками.
– Превосходно. Прикажу своему управляющему Приску позаботиться о размещении их всех. А теперь устраивайтесь поудобнее, и как только приведете себя в порядок, мы подумаем о планах насчет ваших парней.
Бани и впрямь казались освежающими, хотя и Веспасиана и Сабина несколько смутило, что их ловко массировали и растирали двое миловидных юношей, которые, вопреки годам, совершенно не имели на теле волос, если не считать длинных золотистых кудрей.
Затем братья присоединились к родителям, устроившись в тени внутреннего садика. В самом центре его возвышалась излишне величественная статуя Аполлона, разместившаяся посреди рыбного прудика. Примостившись на краю водоема, Веспасиан лениво водил пальцами по его поверхности, когда пожаловал Гай.
– Не делай этого, дорогой мальчик, – предостерег сенатор. – В пруду обитают мои угри, которые мигом запустят зубы в твой палец, дай только шанс. К несчастью, им столь же нравится поедать нас, как нам – их, – жизнерадостно закончил он, усаживаясь на стул, поданный очередным молодым красавчиком. – В прошлом году один из рабов свалился в пруд и умер раньше, чем его успели достать. Весь водоем буквально кипел – так рыбы спешили отхватить от него кусочек. Думаю, он умер от испуга. Я был в ярости, потому что души в нем не чаял, да и купил совсем незадолго перед тем.
Веспасиан живо убрался подальше от пруда и сел рядом с Титом. Появились еще двое невольников: один нес столик, другой поднос со сдобными булочками.
– У меня обычай съедать в это время дня что-нибудь сладкое, – заявил Гай, когда стол установили. – Надеюсь, вы присоединитесь ко мне – до обеда еще придется подождать некоторое время.
Мальчик наклонился к Веспасии, предлагая булочку, и продемонстрировал присутствующим пару безупречно сложенных ягодиц и лишенную волос мошонку, на которые Гай воззрился одобрительным взглядом. Веспасиан почувствовал, как неуютно заворочался в кресле отец, и попытался представить, как поведет себя мать, когда придет время обслуживать их сторону стола. По счастью, Гай заметил смущение гостей, и прежде чем Веспасия успела сообразить, в чем дело, шлепнул парня по заду.
– Арминий, как смеешь ты прислуживать моим гостям в таком виде? Немедленно ступай и надень набедренную повязку!
Раб недоумевающе уставился на хозяина. Он явно никогда прежде не слышал упоминаний про этот предмет одежды, если вообще располагал им.
– Иди! – рявкнул Гай. – А булочки поставь на стол.
Бедный парень повиновался и скрылся с глаз долой. Сенатор улыбнулся гостям.
– Прошу прощения. Они такие забывчивые, эти германцы. Хорошие работники, но такие чувствительные.
– Пожалуйста, давай не будем об этом, – сказал Тит. – Ничего не случилось. У тебя все рабы германцы? Насколько мне известно, они страшно дороги.
– Это верно, но стоят каждого уплаченного за них денария, – отозвался Гай с отсутствующим выражением в глазах. – По большей части германцы. Но есть еще пара месопотамцев и один бритт.
– А бритты где живут? – поинтересовался Веспасиан.
– В Британии, это остров к северу от Галлии. Ты ведь читал Цезаря? Он дважды ходил на них походом семьдесят лет тому назад, но эти бритты оказались таким упрямым сбродом, что ему так и не удалось покорить их. Это выпадет на долю кому-то другому в будущем, без сомнения. Однако, Тит, ты же давал мальчикам образование. Они ведь читали классиков?
– Боюсь, Веспасиан проявил больше интереса к земледелию, чем к истории, и пренебрегал чтением.
– Это нужно исправить. Веспасиан, я одолжу тебе свой экземпляр «Галльской войны» Цезаря – там ты прочитаешь про Британию, а заодно про Галлию и Германию. Солдату необходимо знать такие вещи – кто может сказать, куда тебя пошлют? Пока вы мои гости, мальчики, пользуйтесь без стеснения моей библиотекой.
– Это очень любезно, дорогой брат, – сказала Веспасия. – Уверена, мои сыновья извлекут из чтения много пользы.
Гай указал на булочки.
– В отсутствие прислуги, прошу, угощайтесь сами. Вот эти, с миндалем и с корицей, особенно вкусные. Налетайте, мальчики, завтра у нас хлопотный день, не мешает как следует подкрепиться.
– Что ты запланировал на завтра? – спросила Веспасия.
– Надо показать и представить твоих ребят, – ответил Гай, отправляя булочку в щель между полных, влажных губ. – Завтра очередной общественный праздник, а где удобнее делать представления, как не во время гонок колесниц в Большом цирке?
На рассвете дряхлый привратник отпер дверь и впустил толпу клиентов, жаждущих с утра пораньше засвидетельствовать почтение своему патрону. Гай восседал на стуле у очага и приветствовал каждого из сорока с лишним посетителей в порядке живой очереди. Веспасиан и Сабин расположились по бокам от хозяина дома, который знакомил их с теми, кого считал достойными такой чести. Юный секретарь стоял сзади. В его обязанности входило делать пометки на восковой дощечке об устных просьбах, а также принимать письменные обращения клиентов, считавших, что решить их проблемы способен только сам патрон.
Тем, кому Гай рассчитывал найти сегодня применение, было сказано подождать в кабинете частной аудиенции. Остальные, получив немного еды и питья, оставались торчать у дверей вплоть до отъезда патрона. У каждого имелся кошелечек с монетами – был день скачек, и сумма предназначалась для ставок. Покончив с приветствиями, Гай скрылся в кабинете, чтобы взыскать услуги взамен тех, что были оказаны в свое время им. Веспасиана впечатлило неторопливое достоинство, с каким как патрон, так и клиенты вели себя в отношении друг друга, радея о взаимной пользе.
Покончив с делами, Гай выплыл из кабинета и заметил Веспасиана.
– Дорогой мальчик, будь добр, сходи за родителями. Надо отправиться пораньше – толчея будет невообразимая.
Как только все собрались в атрии, Гай принес жертвы домашним богам, пробормотал молитву и тронулся в путь, сопровождаемый гостями и клиентами. К изумлению Веспасиана, на улице их ожидал эскорт в виде Магна и шести других «братьев перекрестка», крепких как на подбор парней.
– Что тут делают эти люди, Гай? – возмутилась Веспасия. – Они угрожали нам вчера и вели себя неуважительно по отношению к тем, кто выше их. Я собиралась пожаловаться тебе на них еще вечером.
– Доброе утро, госпожа! Прошу, прими мои извинения за вчерашнее… – начал было Магн.
– Стоит плеткой вбить немного хороших манер в этого человека! – прервала его Веспасия.
– Успокойся, моя дорогая, – проговорил Гай. – Магн…
– Магн?[2] – взвизгнула матрона. – Не слишком ли великое имя для такого мелкого мошенника?
– Мой дед сражался за Помпея Великого при Фарсале[3]. Его звали…
– Меня совершенно не интересует история твоего паршивого рода!
Гай встал между спорящими.
– Веспасия, прошу тебя, Магн – мой доверенный друг и ценнейший источник сведений. Ради меня, предай забвению тот неприятный эпизод, и давай отправимся в цирк. Магн и его товарищи очень пригодятся нам, чтобы проложить дорогу через толпу.
Веспасия задумалась, презрительно глядя на Магна и его дружков, покаянно склонивших головы.
– Ну ладно, братец, – высокомерно процедила она. – Ради тебя.
Магн благодарно кивнул и повернулся к Гаю.
– Как понимаю, вы намерены расположиться где обычно – на сенаторских местах, слева от императорской ложи?
– Именно так, любезный. Пятеро рабов еще до рассвета отправились занимать для нас места.
Окруженный семьей, клиентами и телохранителями, Гай направился вниз по Квириналу. По пути Веспасиан замечал множество подобных групп из важного вида людей, сопровождаемых толпой прихлебателей. Чем важнее выглядел человек, тем больше была толпа. Все двигались в одном направлении – на скачки.
Как и предсказывал Гай, толчея у цирка была невообразимой. Проталкиваясь через орды зрителей, различающихся по цветам любимых команд: красных, зеленых, белых или синих, Магн и его «братья» густо обливались потом. Завидев своих, болельщики радостно кричали, а при встрече с соперниками шипели и злословили. Они во все горло распевали песни, восхваляющие свою команду, и размахивали флагами соответствующего цвета. Когда водоворот толпы сталкивал две враждующие фракции, вспыхивали потасовки, но в целом настроение было добродушным, главным образом по причине того, что стояло еще раннее утро и никто не успел напиться.
Гай и его спутники миновали беговых лошадей и фургоны с колесницами и снаряжением, которые доставлялись из четырех фракционных конюшен на Марсовых полях, что за стенами к северу от города, на базы, используемые в ходе дня скачек.
– Коней весь день возить будут, – прокричал Гай, стараясь перекрыть гомон. – При учете двенадцати заездов по двенадцать колесниц в каждом, причем большинство – четверки, животных требуется много.
– Пятьсот семьдесят шесть, – не задумываясь, выпалил Веспасиан.
Сабин хмыкнул, но критиковать подсчеты брата не стал.
– Да еще по меньшей мере две сотни голов запасных, – добавил Гай, бровь которого от скорости произведенных племянником подсчетов удивленно приподнялась. – Прибавьте еще скакунов для хортаторов – верховых, которые ведут каждую из колесниц по кругу.
Веспасиан наслаждался царящей здесь атмосферой. Перед его глазами стояли картины города, увиденные за время продолжительной прогулки: арки Священной дороги, величественно сияющий в свете утра храм Юпитера, примостившийся на Капитолийском холме над Форумом, дом Сената и возвышающаяся рядом с ним Ростральная колонна, украшенная таранами карфагенских кораблей, захваченных в битвах при Милах и мысе Экном во время первой войны Рима с этим давным-давно забытым врагом. Он видел новый форум Августа, форум Цезаря и прочие общественные здания, как религиозные, так и гражданские. Здания, о которых много слышал, но увидел впервые, и был поражен их размером, величием и красотой.
Уже показались внешние стены цирка. В четыре этажа высотой, они как по волшебству вздымались над человеческим морем, волны которого вливались через арки в нутро сооружения. Оказавшись там, зритель проходил через колоннаду, полную торговцев горячей едой, подушками, вином и прочими полезностями, а затем по одной из множества мраморных лестниц попадал в громадный стадион, вмещающий почти четверть миллиона человек.
Справа Веспасиан видел временные лагеря, сооруженные фракциями колесничих на Бычьем форуме напротив узкой, прямой стороны цирка, через которую соперники въезжали на ипподром. Зверского вида стражи, по сравнению с которыми Магн и его дружки показались бы мальчиками с религиозной церемонии, охраняли подступы к этому месту от ловкачей, желающих вынюхать что-то о подготовке команд к заездам.
Нырнув через арку в кипящий котел цирка, группа Гая начала таять: засвидетельствовав почтение патрону и пожелав ему удачи, клиенты пытали счастья попасть на трибуны по одной из общедоступных лестниц. В колоннаде работа Магна стала намного сложнее – он то прокладывал дорогу через плотную массу, то пропускал партию зрителей, имеющую более высокий статус, чтобы тут же влиться ей в кильватерный след. Мало-помалу они пробивались к входу, зарезервированному для сенаторов и их гостей.
Когда водоворот толпы сближал Гая с кем-то из знакомых, он приветствовал их:
– Доброго тебе дня, Луций! Да улыбнутся тебе боги и пошлют добрую удачу! Постум, надеюсь, твои «белые» не подкачают сегодня! Поставлю на них во втором заезде.
Все это время сенатор сообщал Веспасиану и Сабину краткие сведения о приятелях и о том, насколько велико их влияние.
Когда один из действующих входов перекрыли, едва не разгорелась драка. Сотням людей, оставшимся не у дел, приходилось пробираться к другим воротам, где и так уже насмерть стояла толпа желающих попасть внутрь. Воздух наполнили вопли и хруст костей и черепов – это вооруженная дубинками охрана, закрывающая створки, щедро потчевала ударами разочарованных зрителей, не успевших занять места.
Наконец Магну и его «братьям» удалось пробиться к значительно менее загруженному сенаторскому входу.
– Здесь я оставлю тебя, господин, – заявил кулачный боец, повернувшись вместе со своей шайкой к Гаю. – Да благоволит удача тебе и твоим спутникам.
– Также как тебе и твоим друзьям, Магн, – ответил Гай, бросив ему увесистый кошель. – Воспользуйся этими деньгами с умом, хотя я и не сомневаюсь, что ты все поставишь на своих дорогих «зеленых», не беря в расчет того, кто едет и в какой они в данный момент форме.
– Да, господин, – серьезно ответил Магн. – Кто однажды стал «зеленым», тот «зеленым» и умрет.
Гай улыбнулся, потом извлек из складок тоги деревянный жетон и предъявил охраннику на входе, тот поклонился и проводил группу в длинный проход, ведущий на стадион.