Вещность и вечность - читать онлайн

Постоянная временность

Детские дома захлестывали эпидемии энцефалита, скарлатины, желтухи, кори, ветрянки и энтерита. Сырость, холод и скверное питание вызывали туберкулез. Для диагностики ТБЦ делали анализы и рентген, а при обнаружении болезни успешно боролись с ней даже при отсутствии антибиотиков. В мае 1944 года перед визитом делегации Красного Креста все пациенты туберкулезного отделения были депортированы в Освенцим.

«Врачи работали на износ, по 20 часов в сутки, – рассказывает бывший главный хирург Терезина Эрих Шпрингер. – Но что потом? Больной выздоравливал и… получал повестку на транспорт. Если же он все еще не мог двигаться, его вычеркивали из этого списка и вносили в следующий»[15].

Дети с психическими отклонениями содержались в клинике Гертруды Баумловой[16]. Хроники находились там постоянно, т. е. до депортации, а дети, перенесшие тяжелую психическую травму, после лечения возвращались в детдома под надзор воспитателей.

Бедржих Фритта. «Катафалк со стариками». 1943.

«Воспитательницы работают круглосуточно, – писал Ф. Штекльмахер. – Каждую третью неделю ночное дежурство. …Встают к больным детям в среднем по пять раз за ночь. …Те, с кем я беседовал, объясняют это любовью к детям, то есть – чистый идеализм»[17].

В детдомах были свои врачи-гигиенисты. Так, например, доктор Яхнин отвечал за чистоту и порядок в детдоме для мальчиков. Во время эпидемии тифа он решил упразднить дополнительный источник инфекции – полки над нарами. В ответ на это «Ведем»[18] разразился петицией: «Ваш план, дорогой наш доктор, мы сочли непревзойденным с точки зрения гигиены и воспитания. Но все же вынуждены довести до Вашего сведения, что и мы имеем право на собственную крошечную жилплощадь, которая и без того предельно ограничена. У всех детей на свете есть свой угол, а у нас – нары 70 на 30! Все дети живут на свободе, а мы – как собаки на привязи. Позвольте же вместо полок с игрушками иметь над головой хотя бы полуметровую доску. Поймите, наконец, что мы тоже дети. Да, мы выглядим взрослыми, и в этом виноват Терезин, – но мы такие же дети, как все». (…pner (Иржи Запнер). «Ведем». № 7).

Но и такие условия были далеко не у всех. «На чердаке размещен голландский детский дом, – записывает В. Малер. – Три голландские няни заботятся о сиротах, их здесь более тридцати, в возрасте от шести до двенадцати лет. Меня страшно растрогала их судьба. На вопрос, где их родители, они отвечали: в Польше, за границей, неизвестно где, умерли, арестованы, посажены и т. д. Многие из них выучили здесь немецкий, а некоторые – и чешский. Зрелище этих невинных детей, лежащих на маленьких матрасиках на огромном холодном чердаке Гамбургских казарм, в детских рубашонках, под легкими покрывальцами, – произвело на нас неизгладимое впечатление. Мы обнаружили здесь очень больного ребенка, с температурой выше 39-ти – работу по регистрации мы заканчивали в состоянии крайнего расстройства».

Уход за малышами был особенно тщательным, однако, по свидетельству педагога Ирмы Лаушеровой, «малыши крайне болезненно реагировали на гетто: частое пробуждение, апатия, значительная потеря в весе (больше, чем должна была быть при таком рационе), агрессивность. Некоторые расцарапывали себе кожу, пинали и колотили друг дружку. Плач часто переходил в истерику. Дети испытывали острейшую нужду по физическому теплу, прятались у нянечек под юбками. Иные отталкивали своих матерей, возвращающихся с работы. Разве может малыш понять, что мать оставляет его не по доброй воле, что она не способна дать ему то тепло, к которому он привык дома. Многие дети постоянно мочились в постель, после чего пускались в рев, брыкались, трясли руками и головой – типичные проявления фрустрации. Потребовалось немало времени, чтобы научить их играть с предметами: с куклой, лоскутками, веревочками, полотенцем, палочкой, игрушечным мячиком».

В Терезине ни один ребенок не умер от голода, хотя голод помнят все. «Встаешь утром – голодный, ложишься спать – голодный. Мы ели все, что только можно: траву, мороженую морковь, которую находили в земле»[19].

В качестве наказания за проступки нацисты устраивали в лагере «Лихтшпере» отключение света на несколько недель, а то и дольше. Для детей это было тяжелым испытанием.

Нелли Сильвинова (21.12.1931—4.10.1944). «Подарки под елкой». 1943.

Берта Конова (11.9.1931– 15.5.1944). «Седер. III группа». 1944.

Пепек Йозеф Счастный (1916–1944) родился в Немецком Броде. Работал редактором в одном из пражских издательств. Летом 1942 года депортирован из Праги в Терезин. Как раз в это время был организован детдом L 417, где Пепек и получил «постоянную прописку».

«Ребята давно ничему не удивляются. Они не говорят, подобно Бен Акиве: “Все здесь было, но все еще может быть”. Они воспринимают сообщения об отключении света, запреты на культурные мероприятия и футбол, объявления об очередных польских транспортах не со спокойствием стоиков, но со спокойствием еврейских ребят 1938–1943 годов.

Они видели многих из двадцати тысяч терезинских мертвых, видели сумасшедших, упрятанных за решетки “Кавалирки”. Они уже не могут по-детски беззаботно смеяться – мешает въевшаяся в сознание тяжесть. При этом их не покидает жизнелюбие. Непосредственный возглас 13-летнего еврейского мальчика: ДА БУДУ Я! – как нельзя лучше выразил настрой терезинских детей: ДА БУДЕМ МЫ, ДА БУДЕТ ЖИЗНЬ».

Так говорил в своем докладе на педагогическом семинаре педагог Пепек Счастный.