Катя веселилась, наблюдая за Данияром. Пока они взлетали из аэропорта Красноярска, Поводырь сидел с каменным лицом. Когда садились в Москве, скрежетал зубами. Когда взлетали через несколько часов ожидания в аэропорту – бледнел и тихо ругался. Сейчас, когда приятно-вежливый голос бортпроводника сообщил, что самолет готов совершить посадку в аэропорту Махачкалы, вцепился в подлокотники и уставился в подголовник впереди стоявшего кресла. Катя прежде летала всего несколько раз, в детстве. Впечатления сохранились удручающие – у нее закладывало уши и весь полет тошнило. Но Данияру было определенно хуже. Сосед через проход даже предложил ему что-то заговорщицким шепотом, кивнув на карман пиджака. Поводырь жалко улыбнулся, но отказался.
– Если я умру, то хочу помнить свои последние мгновения, чтобы успеть вспомнить всех, кто виноват в моей гибели, – пробормотал он.
Катя не преминула съязвить:
– Ты же порождение Хаоса, такие не умирают.
Поводырь мрачно покосился на нее:
– Я уже ни в чем не уверен на борту этой железной посудины… Если бы не опасения, что у нас на хвосте Темновит, лучше бы воспользовался путевыми камнями… Честное слово.
Катя засмеялась, оглянулась в просвет между их сиденьями – там пожилая дама будила внука, который во сне положил голову на плечо блондинки, сидевшей на соседнем кресле, и недовольно бурчал, когда бабушка пыталась его усадить прямо.
– А я говорила… – начала она, но, поймав осуждающий взгляд Данияра, перевела тему. – Кстати, что ты делал дома, перед выходом?
Она прищурилась.
Перед тем как ехать в аэропорт, Данияр заставил ее «присесть на дорожку».
– Что за суеверия? – она тогда возмутилась, но все-таки села.
Воспользовавшись моментом, прикинула, все ли уложила в сумку, не забыла ли документы, зарядку для сотового. Поводырь в это время достал из кармана уголек, который они забрали накануне у Огненной реки, снова подул на него, разжигая. Подбросил к потолку и прошептал одно-единственное слово:
– Тьма.
Уголек, не успев коснуться побелки, растаял в воздухе. Данияр отряхнул руки и встал. На удивленный возглас Кати отмахнулся:
– Теперь нас днем с огнем не сыскать.
Но от пояснения подробностей наотрез отказался.
Сейчас Катя решила снова узнать, что же он сделал. Данияр снова пожал плечами, уклончиво усмехнулся:
– Следы замел.
– А что за следы, что за тьма? Надеюсь, это не морок?
Поводырь посмотрел на нее с укором.
– Тьма – это много[6]. Просто много.
– А чего много-то?
Он отрезал, сделав ударение на первом слове:
– Тебя слишком много…
Катя продемонстрировала подошедшей стюардессе закрепленный ремень безопасности, а Данияру сказала сердито:
– Это ты специально говоришь загадками, чтобы позлить меня, да?.. Вообще не понимаю, что тебя не устраивает: билеты не ты бронировал, с туроператором не ты договаривался, отель не ты искал… Никаких хлопот, одни удовольствия…
– … В самом деле. Чего это я… – он икнул и отвернулся к окну: самолет готовился заходить на посадку, гудели двигатели, а корпус то и дело потряхивало.
– Еще и изволишь ворчать…
Данияр засмеялся:
– Да, я неблагодарная скотина. Ты это хотела услышать? – Самолет пошел на посадку, нырнул в воздушную яму, и Данияр, тяжело выдохнув, схватил Катю за руку, но, заметив, как у нее вытянулось лицо, ослабил хватку. А в следующее мгновение вообще отпустил руку и потянулся к бумажному пакету, закрепленному в кармане впереди стоящего кресла.
Катя смотрела за окно. Каспийское море – идеально гладкое, словно зеркало, молочно-зеленое, словно малахит, укрывалось пеной облаков на горизонте и упиралось в пологий берег. Самолет стремительно приближался к поверхности – Катя могла разглядеть рассыпанные горохом строения с красными черепичными крышами, ровные квадратики приусадебных участков. По узкой ленте автодороги тянулись автомобили, а вдалеке, будто морщинки на лбу аксакала, темнели предгорья Кавказа. Девушка пыталась заглянуть туда, за каменные уступы, окинуть взглядом таинственные, покрытые легендами места, но самолет снизился, и горизонт быстро скрылся за наземными постройками.
Катя вздохнула: сердце колотилось в груди от ожидания, тревоги и вдруг нахлынувших прошлых обид: она снова идет на поводу у отца, снова не имея всей информации, почти вслепую, снова будто игрушка в руках богов.
«Ты сама так решила, помнишь?» – в памяти всплыл вкрадчивый голос Поводыря. Девушка покосилась на него и неожиданно встретилась с ним взглядом.
Данияр положил свою руку поверх девичьих пальцев, прошептал:
– Ты все правильно делаешь. Может быть, впервые за эти четыре года, что я твой Поводырь…
Самолет мягко коснулся взлетно-посадочной полосы, чуть подпрыгнул, чтобы снова прижаться к земле – теперь уже плотно, до мурашек и утробного гула двигателя. Данияр пробормотал что-то злое и обреченно прикрыл глаза, на этот раз продолжая удерживать Катю за руку.
Открыл глаза только тогда, когда скорость стала ощутимо снижаться, а в салоне загорелся свет.
– Уважаемые пассажиры, наш авиалайнер совершил посадку в аэропорту Уйташ города Махачкала…
– Ну наконец-то, – юноша с облегчением выдохнул и заметно повеселел. – Обратно точно буду я составлять маршрут, – подмигнул он Кате.
Едва она включила сотовую связь, как телефон разразился серией поступивших сообщений и уведомлений о пропущенных звонках. Раулю Моисеевичу она позвонила первым.
– Да, добрались. Всё хорошо… Да, встречают. Как вы?.. – она с беспокойством закусила губу. – Может, все-таки в больницу?.. Хорошо-хорошо. Я не начинаю.
Она нажала отбой. Тут же приняла входящий от представителя туроператора:
– Ильяс, мы приземлились…
– Жду вас в зоне прилета, – голос неожиданно молодой, высокий, с сильным акцентом – не столько в произношении, сколько в интонации: молодой человек будто с горы скатывался, начиная предложение с высокой ноты и «съезжая» интонационно к его завершению. – Вещей у вас много?
– Нет, только ручная кладь. Всё с собой.
Удивленное молчание.
– Хм, хорошо.
Пассажиры неторопливо покидали салон. Данияр встал, снял с полки их с Катей сумки. Мгновение они смотрели друг на друга, не решаясь двинуться с места. Катя тайком вдыхала аромат полыни, зеленого чая с тмином – от него казалось, что расширились легкие, а под ложечкой шевелилось что-то большое и горячее, она проваливалась в это ощущение всякий раз, когда вот так оказывалась рядом с Данияром. Данияр смотрел на нее и пытался запомнить ее такой – наивной, нарочито деловой, с ясными, наполненными робкой надеждой глазами. Что-то с ней станет, когда это путешествие завершится?..
– Молодые люди, вы проходите? – пожилая дама с ребенком тоже встала, намереваясь выйти из салона, на их переглядывание посмотрела неодобрительно. – Или идите уже к выходу, или освободите проход!
– Идем? – Данияр будто не обратил на нее внимания, доверительно дотронулся до Катиной руки, с удивлением отметив, что царевна густо покраснела. – Бессмысленно оттягивать.
Катя встала, хотела забрать свою сумку, но юноша покачал головой и, пропустив девушку вперед, направился за ней вдоль прохода.
Солнце ударило по глазам, ослепив на мгновение, – белой россыпью оно отражалось от водной глади Каспийского моря, от умытой дождем листвы, от собравшихся на ребристых черепичных крышах лужиц, будто распахивая огненные руки навстречу прилетевшим.
– О, как здесь пахнет! – Катя замерла, вдыхая странный аромат: причудливая смесь природы и цивилизации, камней и моря – запахи трав, авиационного керосина, соленой воды, хвои и – тонкий, пряный – горячего меда и пахлавы.
Воздух казался легким как перышко и мягким, но в то же время насыщенным, острым, дразнящим.
Катя поймала дыханием ветер, вобрала его в себя, наполнив легкие до отказа и почувствовав, что сама словно приблизилась к ярко-голубому небу. Посмотрела на горы, вспомнила увиденное в хрустальном Земном яблоке – судя по всему, именно там, за частоколом каменных пиков, на острие заговоренного меча, пряталась Гореслава, а вместе с ней – все несчастья мира.
Катя вцепилась в поручень трапа, ногти до боли впились в ладонь.
– Я не готова, – прошептала Катя подошедшему Данияру. Обернувшись к нему, заглянула в глаза: – Я не смогу…
На дне его глаз шевельнулся темный морок, рассыпался сотней призрачных мотыльков. Поводырь покачал головой:
– Это уже не имеет значения, ты сделала первый шаг.
Родители не показывались. Мама ждала доктора в приемном отделении, отец уехал за лекарствами. Милану оставили в небольшом вестибюле, на красном диване. Справа темнели окошки гардероба, слева – пост охраны. Она смотрела прямо, за стеклянные двери, за которыми скрылась мама, ждала, что будет хоть какое-то движение за ними, но всякий раз, когда мелькала чья-то прическа и девочка вскакивала, в вестибюль проходил кто-то другой. Понуро шел к гардеробу, протягивал номерок. И, не поднимая взгляд, забирал одежду и шел на крыльцо. Почти никто не одевался здесь, все старались как можно скорее покинуть здание.
Только она сидела, маялась в неизвестности.
Прошла к кулеру, набрала в хлипкий пластиковый стаканчик воды. Не потому что хотела пить, а потому что кулер стоял около двери в приемное отделение и был шанс увидеть чуть больше.
– Ты под дверью-то не стой, – строго предостерегла гардеробщица.
Милана послушно вернулась на свое место. «Что могло произойти с бабушкой?» – снова задалась вопросом.
Конечно, возраст, конечно, жаловалась то на давление, то на почки. Родители возили ее в санаторий, показывали врачам. Но вчера вечером бабушка ни на что не жаловалась, была весела. Ничто не предвещало беды. Да еще такой.
Девочка еще раз с тоской посмотрела на дверь.
Стаканчик едва не выпал из рук – мама толкнула дверь, прошла из приемного отделения.
– Папа еще не приехал? – спросила, подходя ближе.
Милана качнула головой:
– Что врач говорит?
– Непонятно пока, Милана. Доктор говорит, что, вероятнее всего, обострилась мочекаменная болезнь, к ней добавилась аллергическая реакция… Бабушка какой-то препарат непроверенный начала пить, на травах… Соседка тетя Галя посоветовала, – мама грустно вздохнула, погладила дочь по голове.
– И что? Она здесь еще побудет? – Милана заглядывала в глаза, пыталась по ним прочитать то, что мама скрывала или не хотела ей говорить, думая, что она еще маленькая.
Мама кивнула, опустила глаза:
– Да, пока еще здесь… Пока не прояснится. Ты вот что, ты папу бери и домой с ним езжайте…
– Мам!
– Не спорь, Милана, – мама посмотрела строго, как на взрослую: – Папе сейчас особенно тяжело, он ничем помочь не может. И тут сидеть тоже смысла сейчас нет.
Милана всхлипнула:
– Мам, можно я с тобой?
– Ну посуди сама, какая в этом необходимость? Лучше кому-то одному… Ты мне очень поможешь, если присмотришь за папой, – она прижала дочь к груди, поцеловала в макушку.
В вестибюль как раз зашел папа:
– Ну что? – Милана отметила, каким серым стало его лицо.
Мама покачала головой:
– Пока ничего не ясно, она под капельницей. Сейчас повезут на томографию. Анализы взяли… Результаты еще не пришли.
Папа рассеянно сунул жене в руки пакет с лекарствами, которые обычно принимала бабушка, но в суете их забыли дома.
– Я договорилась с врачом, до утра с ней побуду, заодно узнаю, что и как. А вы пока домой езжайте, – она похлопала его по плечу, подтолкнула к выходу. – Идите!
Милана взяла отца под руку. Оглянувшись на мать – та махнула ей рукой, – повела его к выходу.
Уже в машине, пристегнувшись, она вспомнила, что та девочка у ворот что-то рассы́пала. А бабушка этого коснулась сначала юбкой, а потом пальцами, когда стала эту странную грязь отряхивать, – Милана видела, как та смывала что-то черное с рук.
Представитель туроператора действительно ожидал их в аэропорту: Катя и Данияр увидели его, едва вышли из зоны прилета. Высокий худощавый юноша в темных джинсах и застегнутой на все пуговицы клетчатой рубашке держал в руках распечатанный на черно-белом принтере лист с фамилией «Мирошкина».
– Это за нами, – Катя направилась к нему. – Добрый день. Ильяс?
Она с удивлением рассматривала парня: светлые ярко-голубые глаза смотрелись диковинно на смуглом, по-девичьи миловидном и безусом лице. Не брюнет, скорее шатен, гладко выбрит.
– Екатерина Мирошкина? Доброго дня. Как долетели? – парень довольно равнодушно окинул ее взглядом, протянул руку Данияру. – Маршрут без изменения? Тогда предлагаю небольшую обзорную экскурсию по Махачкале, забросим вещи в гостевой дом, там пообедаете, после предлагаю отвезти вас на смотровую площадку и в торговый центр…
Он говорил небыстро, но без пауз, будто проговаривая заранее заготовленную фразу, и вставить свое слово в нее никак не удавалось, Катя только открывала и снова закрывала рот.
Ребята переглянулись.
– На самом деле мы бы хотели выдвинуться прямо сейчас, – Данияр поправил сумку на плече.
Хоть Ильяс и был довольно высок, он едва доставал Данияру до плеча, оттого тот смотрел будто немного свысока.
Катя заметила, как Поводырь щурится, недоверчиво приглядываясь к новому знакомому.
– Ты чего? – она дернула его за рукав. Не обращая внимания, Данияр продолжал пристально изучать юношу.
Ильяс скользнул взглядом по ее руке, замершей на локте Данияра, пожал плечами:
– Как скажете, можно и так. Но я не рекомендую: чтобы добраться до места ночевки сегодня вечером, придется сократить маршрут, не останавливаться на водопадах… Сейчас еще рано темнеет, вы пропустите половину красот Кавказа. И надо предупредить всех по маршруту, что мы будем раньше.
Данияр кивнул:
– Предупредите, пожалуйста.
Ильяс снова пожал плечами – на этот раз более раздраженно, – но спорить больше не стал, жестом позвал следовать за собой, к машине.
– Ты чего? – Катя снова потянула Поводыря за рукав. – Мы же планировали завтра с утра выдвигаться…
– Не знаю, – прошептал он, рассеянно оглянувшись по сторонам. – Я чувствую, что надо сделать так… Или по крайней мере надолго не останавливаться на одном месте. Что-то меняется… Хочу быстрее найти этот меч.
Катя недоверчиво отстранилась от него, спрятала руки в карманах.
– Что меняется? Ты опять фокусничаешь!
Поводырь сверлил взглядом затылок шедшего впереди Ильяса – молодой человек говорил по телефону.
– Странный он. Ты заметила?
– Нет. Что не так? Парень как парень. – Она спохватилась: – Ты что, ревнуешь?!
Данияр посмотрел на нее, изогнул бровь и автоматически почесал ее:
– Глупости не говори… Просто он какой-то странный.
Катя присмотрелась, пожала плечами:
– Не вижу ничего особенного. – Запрокинув голову, снова посмотрела в небо: ярко-голубое, высокое и прозрачное – ни облачка.
– А я вижу, – тихо протянул Поводырь. – Что-то в нем есть неестественное, фальшивое, что ли…
– С чего ты взял?! – опешила Катя. Она даже растерялась: Данияр говорил непонятные вещи, которые не укладывались у нее в голове. Думать об этом совсем не хотелось. Пожав плечами, она пошла через парковку, вдыхая пропитанный весной воздух.
Они подошли к машине, Ильяс отпер ее ключом, распахнул багажник и сделал приглашающий жест. Сам же отошел в сторону, завершая очередной телефонный разговор. С кем и что он говорил, Катя не понимала – он общался не по-русски, но, очевидно, договаривался об их ночлеге, машине и экскурсоводе.
Катя села на заднее сиденье за водителем. Откинувшись на спинку, положила голову на подголовник и прикрыла глаза – не от усталости, а пытаясь переварить то, что сказал минуту назад Данияр.
Поводырь бросил их сумки в багажник и уселся на заднее сиденье рядом с Катей, исподтишка наблюдая за юношей, все еще говорившим снаружи.
– Точно тебе говорю. Посмотри на манеру говорить… Черты лица… Запястья опять же тонкие. И кожа тонкая, нежная на щеках… Она бритвы не знает. У мусульман в священных текстах записано: отпускайте бороду, чтобы отличаться от огнепоклонников, от язычников то есть.
Катю слегка укололо под сердцем то, как он обсуждал белизну кожи нового знакомого.
– М-м, да ты знаток… – Она поймала на себе его удивленный взгляд, опустила глаза: – Ну, может, он моложе, чем выглядит. Или местные обычаи знает хуже, чем ты… Или просто не собирается выполнять правила. Все-таки сейчас начало двадцать первого века, а не средневековье какое-то. Зачем ему притворяться?
Данияр примирительно вздохнул.
– Вот и думаю: зачем?.. Хотя, может, ты и права. Может, я просто параноик и вижу опасность там, где ее нет… А может, нас уже обнаружили и это посланник Темновита. Оттого и выглядит странно – не из нашего мира, на мелочах прокалывается.
Катя вздрогнула, придвинулась к нему, прошептала:
– Ты что-то чувствуешь?
Поводырь с усилием кивнул:
– Будто слышу, как перемещаются жернова времени. И звенит натянутая для выстрела тетива…
Катя, затаив дыхание, прошептала:
– И что это означает?
Данияр не успел ответить – водительская дверь распахнулась, Ильяс шумно забрался в салон, сунул ключи в замок зажигания и резко повернул их, машина задрожала, двигатель громко загудел.
– Я договорился, нас будут ждать здесь, в Каспийске. Отдохнете, пообедаете. Про ночлег договорился, заедем к моим друзьям. Все хорошо будет… Махачкалу, Дербент вам покажу тогда, – юноша мечтательно улыбнулся, светло-голубые глаза стали прозрачными, словно аквамарин. – Дербент – один из самых древних городов России[7]. У нас говорят: Дербента не видал – на Кавказе не бывал!
Ильяс многозначительно цокнул языком. Катя, с сомнением покосившись на Данияра, уточнила:
– А мы не слишком рискуем, отправляясь на ночь в горы?
Ильяс усмехнулся:
– Риск, он как горы – везде; кто думает, что не рискует, на самом деле рискует всем.
Где-то там, в другой реальности, черный от гнева человек разглядывал разложенную перед ним карту. Глубокие рвы и обрывы, заполненные тревожным туманом, рассекали равнины. Их укрытые тощей бледно-желтой травой полотна морщились и корежились под ними, будто приговоренный под ударами плети. Вереница дорог серебрилась от края до края, нанизывая на свою кривую нить, словно бусины, города и поселки. Золотистые огни пролетающих по дорогам машин – горячая кровь этого мира – струились от города к городу.
Мир, над которым он пока не властен. Мир, охраняемый богами.
Он пригляделся: сквозь карту, будто сквозь вдовью вуаль, проступал мир людей – нагромождение мегаполисов, дымящие трубы заводов.
Мир, который уже его, просто не знает об этом.
На окраине полотна пульсировала точка. Он пристально следил за ней уже не первый день – она то металась над горами, то исчезала. Но снова появлялась с завидным постоянством в одном и том же месте. За эти дни он неплохо успел изучить ее пристрастия: она определенно тяготилась своим одиночеством, то и дело вырываясь к человеческому жилью. И тогда Тьма прожигала полотно этого мира насквозь.
– Дурочка…
Черный от гнева человек снисходительно улыбнулся. Он мог бы помочь ей, но зачем – она стала его оружием, проводником его воли, его силы… Он уже чувствовал ее, знал, где она сегодня завершит свой день, поэтому следил не столько за ней, сколько за тем, что творилось вокруг нее. А вокруг нее клубились страх и ненависть, дождем лились, пропитывая собой камни. И ни одной светлой искры.
Черный человек присмотрелся внимательнее, проверяя свои наблюдения. Но над горами тлела только беда.
Выходит, он опередил его, своего брата – Велес еще не знает, где она.
Выходит, он успеет нанести удар первым.
Тьма соскользнула с плеча черного человека, его черты прояснились. Глубоко вздохнув, он наклонился и опустил лицо в черное облако, как в пузырь. Тьма расширилась, в одно мгновение окутав фигуру мужчины и поглотив Черного бога.
Над обрывом замерла одинокая фигура. Пожилая женщина, совсем старуха – сгорбившаяся и черная от прожитых лет, – внимательно вглядывалась вниз, в дно ущелья. Выше, за ее спиной, высились руины древней крепости. Остовы каменных домов карабкались на плечах друг друга вверх, к вершине, которая острой свечкой возвышалась над горами.
«Что там?» – старая женщина прищурилась, вглядываясь в будто оживший полумрак ущелья. Тьма копилась там уже много дней, то и дело выплескиваясь из ущелья подобно штормовому морю. Из глубины слышались голоса, разобрать которые старая женщина не могла.