Макс плыл в маленькой вёсельной лодке.
Он был один, лежал на боку и глядел в небо. Лодка мягко покачивалась, до ушей пса доносилось журчание воды. В отдалении слышалась перекличка птиц, хотя ни одна пичуга не пролетала у него над головой.
Как странно, подумал Макс. Он уже несколько недель не видел и не слышал птиц.
По голубому холсту неба плыли пушистые белые облака. Они двигались и меняли очертания, принимая формы, отдалённо напоминавшие фигуры его друзей – коренастого, похожего на сосиску Крепыша и маленькой мохнатой Гизмо. Но потом облака разделились, открыв солнце, – нет, три солнца. Они горели золотом, но Макс почему-то мог смотреть на них, и при этом глаза у него не болели. Три солнца висели аккуратным рядком в самом центре неба и соединялись краями. В центре каждого зияла тёмная дыра, и горящие солнечные круги превращались в кольца.
«Макс», – раздался голос в голове у пса, и он вздрогнул.
На носу лодки царственно восседала Мадам. Тело у неё было упитанное, нос влажный, она выглядела здоровой. Гладкая деревянная доска превратилась в плюшевую собачью лежанку – красная подушка на подставке из полированного дерева с затейливой золочёной резьбой. Мадам улыбалась Максу.
«Макси, – тепло произнесла она, не раскрывая при этом пасти. Слабый ветерок шевелил длинные пряди чёрной с белыми вкраплениями шерсти. – Ты нашёл людей, Макс? Ты ищешь?»
Свет от трёх солнц упал на её ошейник – и значок в виде трёх золотых колец засверкал. Макс вспомнил, что на шее у Мадам есть татуировка такой же формы.
Искать людей так трудно и опасно. Лучше об этом не думать. Им с Мадам так хорошо на этой лодке, которую тихо несёт по течению, и они дрейфуют вместе тёплым солнечным днём.
«Я искал, – сказал ей Макс, поднимаясь, чтобы сесть и слушать внимательно. – Но тут так чудесно, правда? Давайте останемся здесь ненадолго, только вы и я».
Мадам завиляла хвостом.
«Мне очень нравится тут с тобой. – Её голос подхватывало эхо. – Но, прошу тебя, Макси, не сдавайся. Ты сильный».
Над водой поднялся туман, как бывает ранним утром. Он обвился вокруг Мадам, в нём обозначились светящиеся точки, словно туманная мгла наполнилась звёздами. Клубящаяся дымка обволакивала и ерошила шерсть Мадам, щекотала ей подбородок, и она смеялась.
Когда туман окружил лабрадоршу полностью, она начала пропадать из вида.
«Мадам! – пролаял Макс. – Прошу вас, не уходите. Я хочу побыть с вами ещё».
«Не беспокойся, Макси. – Голос Мадам звучал глухо, словно издалека. – Я всегда буду приходить к тебе во сне, когда понадоблюсь. Но ты не должен бросать поиски. Следуй за знаками. Найди своих людей. И будь с теми, кого любишь наяву, а не только во сне».
Туманная мгла завивалась вокруг Мадам, пока полностью не заволокла её облаком мерцающей белизны. Облако уплыло в ярко-голубое небо, к трём золотым кольцам. Макс тихо завыл, видя, как уносится от него Мадам.
Вдруг что-то тяжело скакнуло по его рёбрам.
Макс проснулся.
Макс распахнул глаза, раздвинул челюсти и мягко зевнул. Заглушив звук в горле, поморгал, соображая, где находится.
Он лежал на деревянном полу второй палубы речного парохода.
Прохладный утренний ветерок завладел флагами, висевшими на перилах, и заставил их лениво вздуваться и подлетать вверх. За бортом туманный свет заливал воду и песчаный берег, деревья, причалы и огромные городские дома на горизонте.
Вёсельная лодочка так и стояла, уткнувшись носом в мусорный намёт у борта парохода. Мадам давно умерла.
Это просто сон. Очередное живое видение.
Что-то тяжёлое ещё раз ударило Макса в бок.
– Ой! – тявкнул пёс и резко сел.
Рядом с ним сидел Крепыш, свесив голову набок.
– Всё хорошо, приятель? – спросил он. – Ты издавал такие странные звуки и дрожал, будто тебе холодно. Дурной сон?
Макс, позёвывая, поднялся на все четыре лапы и ответил:
– Нет, – хотя сам чувствовал, что голос у него печальный. – Сон был приятный, правда. Просто мне хотелось побыть в нём подольше.
Крепыш озабоченно сдвинул брови:
– Всё точно хорошо?
– Определённо, – заверил друга Макс. Протолкнувшись мимо таксика, он направился к лестнице, которая вела на верхнюю палубу с бассейном. – Приятное утро. Давай-ка найдём Гизмо и позавтракаем.
Крепыш разулыбался и замельтешил хвостом. Ему пришлось напрячь свои маленькие лапки, чтобы поспеть за широким шагом Макса.
– Время печенюшек? – Такс облизнулся. – Меня уговаривать не надо.
Гизмо развалилась на шезлонге в тени разноцветного зонтика. Она бойко болтала с четырьмя далматинами и серым кокер-спаниелем с мохнатыми лапами и длинной волнистой шерстью на ушах. Все собаки с интересом слушали рассказ Гизмо о её приключениях. Несколько других обитателей «Цветка» купались в бассейне, в том числе и юный Космо, а фильм так и крутился на экране, и можно было заново посмотреть всё те же сцены, что и ночью.
Макс с Крепышом утащили Гизмо от её поклонников, спустились на два марша вниз по лестнице и прошли через шумный игорный зал на кухню. Сверкающая серебром комната была пуста, только на полу валялись пластиковые упаковки от картонных подносов, на которых когда-то лежали заготовки для печенья. Очевидно, другие собаки уже успели всё тут подчистить и теперь занялись своими делами, разбредясь по палубам «Цветка.
Крепыш бросился к последнему подносу с печеньем и жадно накинулся на комки из теста. Макс и Гизмо направились в кладовую и едва не споткнулись о собаку, лежавшую у входа и грызшую старую кость.
– Ох! – от неожиданности вскрикнула Гизмо. Собравшись с духом, она улыбнулась. – Привет, я тебя помню. Мы встречались вчера вечером.
Она была права. Эта старая пастушья собака приветливо виляла троим друзьям из-под игорного стола во время экскурсии по кораблю. Глаза у пса были небольшие, дружелюбные и почти скрывались под пушистыми бровями, а на морде топорщились большие, кустистые усы. Вид у этого пса был какой-то старомодный.
– Ну, привет, привет, – медленно проговорил он, выпуская из пасти кость и роняя её себе на лапы. – Рад видеть, что вы чувствуете себя как дома на моём корабле. Меня зовут Твен. Я английская овчарка.
– Приятно познакомиться, – сказал Макс. – Я Макс, а это Гизмо. Наш друг Крепыш сейчас занят поеданием печенья.
Твен захохотал:
– Право слово, давненько я не встречал никого забавнее вашей троицы. Налетели, как тайфун, на человечью еду! – Он подмигнул Гизмо. – Может, если вы, ребятки, потолкаетесь тут ещё немного, я покажу вам свой тайник. А пока погрызите человечьего корма.
Твен сел, пропуская Макса и Гизмо к бачку с гранолой. Макс набрал полный рот овсяных хлопьев с орехами и начал жевать, стараясь не коситься на вкусную кость, которую обгладывал пастуший пёс.
– Значит, это твой корабль, да? – спросила Гизмо, проглотив первую порцию еды. – Ты всегда жил здесь?
– Так и есть, барышня. Всю жизнь на «Цветке Юга», всю жизнь вверх-вниз по реке. Ветер трепал мне шерсть, а я слушал, как шлёпают по воде гребные колёса. Все люди, которые бывали здесь, гладили меня по голове на удачу, прежде чем садиться играть в свои человечьи игры. – Пёс усмехнулся. – Не сказать, что это сильно им помогало, но мне-то было хорошо.
– О, это звучит приятно, – сказала Гизмо, переминаясь с лапки на лапку. – Я впервые путешествую по реке, представляю, сколько у тебя накопилось всяких историй.
По чёрно-белому кафельному полу зацокали чьи-то когти. Макс оторвался от бачка с гранолой, повернул голову: Крепыш с сердитым выражением на морде опасливо крался мимо сетчатых этажерок.
– Да уж, историй у меня накопилось немало, это точно, – продолжил разговор Твен. – Но всё самое ненормальное случилось в последнее время.
– Уфф, – выдохнул Крепыш. Он пробрался мимо усатой овчарки, плюхнулся на пол посреди кладовой и обратился к Гизмо: – Хочешь настоящую историю? У меня есть для тебя одна – с чудовищами. Есть такие огромные серые твари с болтающимися, как крылья, ушами и длинными, как змеи, носами. У них огромные плоские ступни, и они могут растоптать тебя вот так. – И такс хлопнул лапой по полу, чтобы проиллюстрировать, как именно будет раздавлена Гиз. – Я видел их в окно. – Такс нервно засмеялся. – Ну, вроде окна.
– Вроде окна? – не поняла Гизмо.
Крепыш вздохнул:
– Ладно, ладно, это было не окно. А телевизор. Я видел этих монстров по телику. Но я думал, они прямо в гостиной, и ничуть не испугался!
Твен рассмеялся:
– Думаю, ты видел слона. Босс был знаком с одним из них. Он рассказал нам всё об этом звере, когда только пришёл сюда. Говорил, это очень умное животное и совсем не страшное.
– Ну уж, не страшное! – проворчал Крепыш.
Твен с печалью в глазах серьёзно сказал:
– На самом деле тут есть кое-что такое, чего вам стоит опасаться.
Набив живот, Макс отвернулся от бачка с гранолой и сел рядом с Гизмо и Крепышом.
– Чего, например? – спросил он.
Твен оглянулся через плечо. Уверившись, что никто не подслушивает, он подполз ближе к троим друзьям и тихо заговорил:
– Другие собаки не хотят об этом вспоминать. Ни одна. Но хотя все люди уехали, иногда на реке появляются и другие корабли, кроме «Цветка».
– Корабли, которыми управляют животные? – уточнил Макс. – Что в этом страшного? Мы ведь сами приплыли на маленькой лодке.
– Я не то имею в виду. – Твен мотнул мохнатой головой. – Какое-то время «Цветок» спокойно дрейфовал по реке, хотя им не управляли никакие люди. Мы стояли на якоре выше по течению, и у нас был большой трап, по которому мы спускались на пристань и могли свободно обследовать округу. Так мы нашли нескольких собак и привели их на борт. Мы сделали корабль тихой гаванью, прибежищем, маяком для всех брошенных собак.
Но потом однажды ночью появились другие суда. На них мелькали тени людей, и у них были яркие фонари, которыми они светили в окна. Мы все попрятались кто куда, но они, наверное, заметили казино на главной палубе. Мы толком даже не сообразили, что происходит, и тут вдруг – бам! – Последнее слово рассказчик пролаял так громко, что оно эхом разнеслось по всей кухне. Понизив голос, пёс продолжил: – Они врезались в нас, пробили большую дыру рядом с гребным колесом и порвали якорную цепь.
Мы все вылезли на палубу, чтобы как-то удержать корабль, но его подхватило течением, и мы ничего не могли сделать. Трап обломился, упал в воду и утонул. Мы жали на все рычаги в рулевой рубке, но пока разобрались, какой из них за что отвечает, – бам! Опять! Нас выкинуло на берег, прямо на большой валун. «Цветок» сел на мель и получил ещё одну пробоину в борту, ближе к носу, в придачу к той, что уже была у кормы.
– А что такое казино? – поинтересовалась Гизмо.