Глава 8
Лиза
– Папа говорит, Богдан приедет завтра утром. И Антошка, и Хеля. Мы будем играть , – шепчет засыпая Данька.
«Ошибается твой папа», – утыкаюсь носом в маленькую вихрастую макушку. Вдыхаю самый родной в мире запах и тяжело сглатываю тяжелый ком, застрявший в горле.
Данечка, мальчик мой любимый! Я же не смогу жить без тебя. Остается только сбежать. Заранее договориться с братом. И уехать с ним в Сестрорецк. Там нас с Данькой никакой Витя не достанет.
Осторожно встаю с постели, и подойдя к окну, смаргиваю слезы. Расфокусированным взглядом обвожу слабо освещенный двор, валяющиеся под навесом оранжевые кожаные мешки, мангал, сложенный из кирпича. И огромный белый внедорожник, замерший около ворот. Такой же крутой и агрессивный, как и его хозяин.
Руки сами тянутся к телефону.
«Богдан, – пишу сообщение брату. – Забери нас отсюда. Не хочу видеть Торганова. Редкая сволочь. Будешь завтра выезжать, напиши».
«Лиза, это Аня, – тут же приходит сообщение от невестки. – Богдан за рулем. Мы уже в дороге. К утру будем у вас. Конечно, заберем, если тебе там плохо».
«Спасибо! Спасибо, родные!» – пишу, глотая слезы. И улыбаюсь радостно. Переночуем тут. А утром с Богданом уедем. И ничего Витя Торганов не сделает. Кишка у него тонка против моего Дана.
«Чем Витя тебя шантажирует? Что предъявляет?» – приходит сообщение от невестки. И сразу следующее. – «Лиза, нам нужно точно знать, что имеет против тебя Торганов. Витя не тот человек, чтобы кидаться голословными обвинениями. Подумай, где ты могла накосячить?»
«Да нигде!» – печатаю порывисто. Попадаю пальцем не на те буквы и, стерев, снова пишу.
Аня, что же ты делаешь? Включила адвоката? А про голову забыла? Сама подумай, что против меня может иметь Торганов? Мы с ним провели одну ночь и утром я уехала.
«Дверь захлопни», – снова слышится в голове его голос. И снова я прикусываю губу, стараясь не разреветься. От горькой и застарелой обиды, хочется закричать в голос. Но нельзя. Данька спит.
«Что я сделала не так?» – думаю, вернувшись к сыну. Укладываюсь рядом и, смаргивая слезы, любуюсь своим единственным ребенком. Данька спит развалившись посреди двуспальной кровати. Мой маленький мужичок, так похожий на своего отца. И если раньше я любовалась и мысленно находила схожие с Торгановым черты, то сейчас черная обида заливает душу.
Как же ты мог, Витя! Я такого сына тебе родила. А ты… Никогда не поинтересовался даже. Ни одной копейкой не помог. Зато сейчас права качаешь.
Сын дергается во сне. Бьет кулачком воздух, кричит кому-то. И сонно перебирает ногами. Бежит куда-то.
– Тише, мой золотой, – целую в темечко. – Мама рядом.
Не просыпаясь, Данька обнимает меня и вздыхает тяжко.
– Мамочка, я тебя больше всех люблю, – бормочет спросонья. – И папу, – добавляет со вздохом.
Снова откатывается на середину кровати. И спит так сладко, что я готова разреветься от умиления.
«Папа! Опять этот папа!» – думаю раздраженно. И в душе закипает злость. Торганов несколько часов назад объявился и сразу же занял место в сердечке сына. А что будет, когда он, наигравшись в отца, снова свалит в даль светлую. Как я объясню ребенку? Как вытащу его из ямы отчаяния?
Нужно уезжать. Срочно. Нельзя позволить Торганову завоевать безотчетную любовь ребенка. Пусть приезжает иногда. Общается. Но живет своей жизнью. Не ранит малыша собственным равнодушием и надменностью. Естественно, первое время наш Виктор Петрович будет выпрыгивать из штанов. Проявлять заботу и играть в доброго папочку. А потом обязательно захочет жить своей жизнью, в которой нет места нам с сыном.
Дверь захлопни!
Он-то ее точно сразу запер на все замки и даже не вспомнил обо мне.
Интересно, что я сделала не так? Почему даже не заинтересовала. Баба Юна постоянно твердила о последнем шансе. Вот я и воспользовалась. Сама пришла. Да и как не прийти, если любимый мужчина спит в соседней комнате? Прокралась на цыпочках по темному коридору и, осторожно проникнув в спальню Торганова, спросила.
– Витя, ты спишь?
– Нет, Лиза. Что случилось? – приподнявшись на локте, встрепенулся Торганов.
– У меня стресс, – заявила с порога и улеглась рядом. Упала в руки, как никому не нужное перезревшее яблоко.
«Он тебя никогда не любил, – обрывает воспоминания рассудок. – Торганов всегда бегал за Надей Щербининой. Плел ей косички на уроках. Таскал портфели. И все годы учебы в медицинском мотался к ней на свидания. Страдал. Ты же все об этом знала. Зачем полезла к раненому мужику? Спасти хотела? Тоже нашлась служба девять-один-один! Он об тебя ноги вытер и пошел дальше».
Горько всхлипнув, подминаю рукой подушку. Усталость и нервы берут свое, отключая разум. Проваливаюсь в глубокий спокойный сон и, проснувшись, перекатываюсь на другую половину кровати. Пустую и холодную!
«Он забрал ребенка! – бьется в голове ужасная мысль. – Пока ты спала, дуреха, Витя забрал Даньку и увез в неизвестном направлении».
Подорвавшись с постели, босиком несусь вниз. И замираю посреди лестницы, заслышав детские голоса.
Мой сын и племянники валяются на королевской лежанке Торганова и с интересом рассматривают какую-то книжку. В кухонной зоне за столом заседает целый совет. Вернее, брат с невесткой читают какие-то бумаги. А Витя, как добрый хозяин, заваривает чай.
И тут я! Перепуганная, в ночной рубашке и босиком.
Отступаю осторожно на цыпочках. Вернувшись в спальню, быстро переодеваюсь. Наспех зачесываю волосы и чищу зубы. И никак не могу понять, что там такое важное рассматривают брат с невесткой. Компромат на меня у Торганова? Целая папочка? Или это что-то другое, не имеющее ко мне никакое отношение?
Мало ли общих дел у Торганова и Столетова? С детского сада дружат.
Сердце колотится от предчувствия большой беды. Нужно сдержаться. Брат меня в обиду не даст. Никогда. Но и я не рохля какая-то! Могу за себя постоять. Быстро спускаюсь вниз. И замираю, наткнувшись на хмурый взгляд брата. Да и невестка смотрит на меня настороженно. Что же им наговорил Витя, пока я спала?
– Привет! – со всех ног кидаюсь к родственникам. Целую Богдана в небритую щеку, а затем и Анечку, пахнущую селективным парфюмом.
И если невестка в ответ клюет меня куда-то в висок, то брат морщится как от боли. Не отвечает. Он всегда так делает, когда злится на меня. Витя оговорил, ясное дело. Кошусь на стол, на котором уже накрыт обильный завтрак. И подняв взгляд выше, нахожу на стеллаже злосчастную папку. Что в ней?
«Твой приговор», – подсказывает интуиция. А ноги подкашиваются только от мысли, что мог сфабриковать Торганов.