Глава 8, где я впадаю в отчаяние

Поднимаясь по лестнице, я слышала голоса детей, бегающих по третьему этажу. Просторные коридоры и пустые залы оказались отличным местом для подвижных игр. Паркет делал шаги бесшумными, и мне хотелось подглядеть, чем занимается малышня. Судя по радостным крикам, они поладили.

Дети забрались выше, так как на втором этаже были растянуты веревки для белья. Еще вчера я постирала кое-какие кухонные тряпки и одну из нижних рубашек, которую Ильга извозила в саже. Я завернула за угол, чтобы снять ее, ведь укладывать малышку было не в чем, и оцепенела от увиденного.

Одна за другой вспыхивали высохшие тряпки и опадали на пол черными хлопьями, хотя сама веревка оставалась цела. Видя, что еще чуть и очередь дойдет до рубашки, я с криком сорвалась с места и быстро сдернула ее. Прижав к груди, крутанулась на пятках, не понимая, что происходит. Кто-то пробрался в дом и балуется магией? Но коридоры в оба конца были пусты.

– Дом, это ты? – мой голос звенел от растерянности и страха. – Если ты решился таким образом нас выгнать, получается, в тебе не осталось ничего светлого? Неужели не видишь, как нам тяжело? Да, я привела еще троих жильцов, но это же дети. Беззащитные дети.

За окном что-то шумно рухнуло. Дом намеренно развалил какую-то свою часть. Он выражал недовольство доступным ему способом.

– Я понимаю, как тебе больно, что тебя бросили, – я сглотнула комок в горле, но он не уходил. – Но я другая. Я никого не бросаю. Я и тебя не брошу. И вовсе не потому, что нам идти некуда. А потому, что не хочу, чтобы ты остался совсем один. Мне страшно представить, что однажды я увижу вместо красивого дома груду камней. Позволь нам позаботиться о тебе.

Уже с другой стороны здания что-то с грохотом осыпалось. Раздался девичий визг. Зонда!

Я кинулась к лестнице, по которой бежали испуганные дети. Мы вылетели на крыльцо и сначала не поняли, отчего на улице так светло. Горели загон для овец и курятник. Между ними метался Лесек и пытался потушить, черпая воду из водоема единственным деревянным ведром. Он выплескивал ее на горящие доски. Я видела, что ему не справиться. Слишком сильный огонь и слишком маленькое ведро. Ветер сыпал искрами и грозил перекинуть пламя на конюшню. Следующей его жертвой стал бы хлев с сеном.

– Выводите корову! – крикнула я, понимая, что мы рискуем остаться ни с чем. Дом добьется своего.

Но стоящая перед курятником Зонда не слышала меня. Впав в оцепенение, она смотрела, как разгорается пламя. Оно буквально пожирало сухие постройки.

Близнецы с Ильгой побежали в хлев, а я кинулась к старшим. Я тормошила Зонду, но она не реагировала. Ее лицо было мокрым от слез, а из прокушенной губы текла кровь. Бросив ее, я побежала к измученному Лесеку.

– Милый, не надо, – я схватила его за руку, чтобы он отпустил ведро. – Мы ничего не сможем сделать. Это дом. Он не хочет, чтобы мы оставались.

– А я говорил! – мальчишку трясло от ярости. – Я говорил, что так и будет! Но ты все делаешь по-своему!

Он не замечал, что кричал. Пламя гудело. Я силой оттащила его от навеса, у которого уже занялась крыша. Крепко обняла мальчишку, не давая ему вырваться. Чтобы слышал, я наклонилась к его уху и прокричала:

– Я никого и никогда не оставлю в беде! Слышишь? Радость и горе пополам. Мы семья. Все мы. Я, ты, Ильга, Зонда и близнецы. Я хотела, чтобы и дом стал с нами одним целым. Но насильно любить не заставишь.

Повернув голову, я увидела, как дети толкают корову к воротам. Та, не видя опасности, не торопилась. С удовольствием обкусывала цветы на клумбах.

Протянув руку, я схватила за рукав Зонду и подтащила к себе. У меня на всех хватит объятий.

– Мы семья. Мы справимся. Поняли?

Я тряхнула как следует одного, потом второго. От бессилия что-либо сделать Лесек заплакал. Зонда удивленно покосилась на него.

– Пустите, – вдруг произнесла она. И так холодно посмотрела, что мои пальцы невольно разжались.

Она шагнула ближе к пожарищу, а я приготовилась схватить ее, если расстояние между Зондой и горящим навесом сделается слишком опасным. Так странно было смотреть на тоненькую девочку, чья фигурка темным пятном выделалась на фоне пламени.

Зонда медленно подняла руки вверх. Ее кисти висели безвольно, точно у девочки не осталось никаких сил. Но вдруг она резко взмахнула ими, будто стряхивала с ладоней воду. В спину вдруг ударила тугая воздушная волна и едва не сбила нас с Лесеком с ног. Но странное дело, огонь, собирающийся перепрыгнуть с навеса на конюшню, моментально потух. Словно кто-то большой просто дунул на горящую спичку. Дым лениво курился там, где только что бушевало пламя.

– Она из магов, – выдохнул Лесек. А я поняла, что видела проявление мощной силы, прячущейся в хрупком девичьем теле.

– Она сейчас упадет, – поздно поняла я, видя, как подламываются ноги у Зонды.

Лесек успел первым, не позволив девочке рухнуть на землю. Я помогла. Мы вдвоем потащили ее в дом.

– Дети! – крикнула я троице, толкающей корову вглубь парка. – Ведите Ласку назад! Пожар потушен!

Пока отпоили Зонду горячим компотом из яблок, пока убедились, что корова надежно закрыта в хлеву, пока поделили одеяла и улеглись, наступила глубокая ночь. Сон не шел. Слишком много событий для одного дня.

Накинув на плечи шаль, я вышла на улицу.

Ветер сделался холодным. В воздухе пахло снегом. Со стороны сараев несло гарью.

Скрипнула дверь. Это высунул нос Лесек.

– Ты чего не спишь?

Он топтался на пороге босиком.

– Как мы будем с ней жить? Она маг, а мы псы.

– Я не то и не другое. Уживаемся ведь. Нам есть что делить?

Лесек покачал головой.

– Но она сильная, как ты не понимаешь! – его голос дрожал. – Если она взмахом руки усмирила пожар, то что будет, когда она разозлится на кого-нибудь из нас?

– Очень полезная способность гасить огонь, – я переступила порог и обняла мальчишку. – В хозяйстве пригодится. Я бы больше переживала о доме. Что это было? Зачем он устроил пожар? Нервный срыв? Ведь так хорошо уживались, песни пел с Ильгой, а теперь?

– Ревность. Я думаю, это была ревность.

– Кого ему ревновать? Нас к трем несчастным детям? Я бы дом еще больше любила, если бы он проявил сочувствие. Он становится нужным, дарит кров стольким людям. Неужели лучше страдать от одиночества и от горя разрушаться?

– Мы не его семья, – Лесек глубоко вздохнул.

– А могли бы стать его, если бы сам не кочевряжился. Нашей любви на всех хватит, правда, милый?

Мы шли к своей кровати, когда за спиной скрипнула дверь. Я испуганно оглянулась, думая, что к нам пожаловал непрошенный гость, но нет.

Дом закрыл дверь. Не хлопнул ею, как это делается от злости или в сердцах, а тихо притворил.

Мы с Лесеком переглянулись.

– А вдруг он нас того? – шепотом спросил мальчик. – Запер, как тех бедолаг, которые не смогли выбраться и умерли от жажды и голода?

Мы сорвались к двери и потянули за ручку. Дверь легко открылась.

– Посмотри на петли, – я показала пальцем на совершенно целую дверную коробку. Дверь больше не перекашивалась. – Дом исправил их.

– Прощения просит? – с подозрением в голосе произнес Лесек. – Или засаду готовит?

– Утро покажет, – я зевнула. – Не будем больше проверять, что у него на уме. Все равно бесполезно. Пошли лучше спать. Или так и будем топтаться на холодном полу?

Дверь за нашими спинами притворилась. На этот раз даже без скрипа.

Утром меня разбудили дети. Они стояли на крыльце и кричали, словно галчата.

– Снег! Снега навалило!

С мороза румяная зашла Зонда, принесла кружку молока – утренний удой.

– Можно сделать пюре! – обрадовалась я. – Если молоко просто поделить на всех, всего лишь по паре глоточков достанется. А пюре – это очень вкусно.

– У нас дрова кончились, – хмурый Лесек кинул пару полешек в камин.

– А где до этого брали? – я совсем забыла о такой проблеме.

– В сарае было немного, но теперь и этого нет. Все сгорело.

– Что будем делать? – я растерялась. – В лесу валежник собирать?

– Сначала посмотрю, что от курятника и загона осталось. Может, что-то сгодится на дрова, – он поднялся и, заглянув под лестницу, погремел припрятанными богатствами. Вышел уже с топором. – А потом придется идти в лес. За хворостом. Только у нас ни у кого нет подходящей обувки.

Я посмотрела на разбитые башмаки Зонды. И в очередной раз расстроилась.

– Есть еще один способ раздобыть дрова, – Лесек натянул свои старые пожитки, завязал потуже шапку. – В парке есть несколько беседок. На первое время хватит. Потом придется разбить черное крыльцо для слуг. Оно деревянное.

Черным входом никто из нас не пользовался, поскольку его двери тоже были заперты.

Дом ощутимо вздрогнул. Ему явно не понравилось, что кто-то собирается разрушать его постройки. Он привык сам с этим делом справляться.

– Не нравится? – громко крикнула я в потолок. – Тебе достаточно открыть всего одну комнату, где хранится одежда, и нам не придется разбивать крыльцо. В теплых вещах мы сможем ходить в лес. Ты хочешь выжить? Мы тоже.

Я поднялась. Дети смотрели на меня большими глазами.

– Дом, давай договариваться. Тебе нужна семья, а нам нужен кров. Прими нас как временных хозяев. Мы уйдем, как только вернутся настоящие. Нам обоим будет выгоден союз: ты дашь нам возможность пережить войну в тихом месте, мы позаботимся о тебе, как о родном доме. Все зависит только от тебя.

Я замолчала. Дети собрались возле меня и тоже задрали головы, точно ждали, что ответ прилетит из потолка.

– Давай, дом! – подала голосок Ильга. – Ты же хороший!

Дом молчал.

– Ладно, – махнул рукой Лесек. – Пойду рубить курятник. Его все равно нужно сносить.

Мы все вздрогнули, когда вдруг распахнулась одна из дверей, выходящих в зал. Она так стукнулась о стену, что треснул шелк на панели. Лесек первым пошел посмотреть, что явил нам дом.

– Это какая-то кладовка! – крикнул он. – Дайте огня.

Зонда спешно сняла с каминной полки лампу, где тут же на фитиле запрыгали языки пламени. Я еще не привыкла к тому, что среди нас находится маг, могущий одним взмахом руки разжечь или потушить пламя.

– Тут хранятся всякие вещи! – воскликнула Зонда, пропадая следом за Лесеком в длинном, но узком помещении.

– Спасибо! – крикнула я в потолок, еще не зная, за что благодарю. Мы всей гурьбой ввалились в кладовку, чтобы осмотреть доставшееся нам по милости дома сокровище.

Я не могла скрыть радость. Даже если там не будет ничего путевого – вряд ли хозяева хранили здесь драгоценности, одно то, что дом пошел на мировую, уже много значило. Где одна дверь, там и вторая. Человек странное существо – ему никогда не будет достаточно того, что он уже имеет.

Загрузка...