Суббота
К двадцати пяти, в крайнем случае, к двадцати семи годам каждая приличная, уважающая себя свободная девушка мечтает срочно, желательно на следующей же неделе, выйти замуж и родить ребенка. Ребенка родить на следующей же неделе, конечно, не получится, с природой не поспоришь, но вот зачать вполне себе задача посильная. На беду, к указанному возрасту все подходящие «приличные музчинки» уже заняты, неприличные нафиг не нужны, а «брачные дембеля» умны, осторожны и изворотливы – дичь стреляная, редкоуловимая.
В двадцать девять свободные девушки, все еще не сошедшие с дистанции, чихают на первый пункт плана и отчаянно пытаются реализовать второй. Для второго годятся и «дембеля», и «женатики», но ни те, ни другие, к огромному разочарованию барышень, в дополнительных детях не нуждаются, а пользованные презервативы предусмотрительно уносят с собой.
После тридцати так и не отважившиеся на искусственное оплодотворение и судьбоносное свидание с «неприличником» дамы успокаиваются, налаживают одинокое размеренное бездетное существование, подбирают ободранного уличного кота, приобретают страсть к хорошему виски и с любопытством первооткрывателя изучают жизнь как таковую.
Бинокль я купить сначала стеснялась. Мало ли, гостя вот так приведу, а тут оружие массового изучения. Две недели промучилась, подслеповато щурясь в окно, плюнула на имидж, в ближайшем военторге обзавелась полезной вещью, и глядючи на «Уральские пельмени», обозвала вещь зюкзюком. До сих пор радуюсь.
Каринка тоже радовалась после покупки, но попеременно, пока я у нее зюкзюк не отнимала. Потом она отжимала его обратно – две минутки радости, и снова в бой шла я. В итоге зюкзюком обзавелась и она, переиначив на свой лад в «зыркзырк». Вот так мы и стояли с зюкзюком и зыркзырком по средам и субботам на моей кухне напротив окна, изучая аполлоноподобного Хуана из соседней элитной новостройки «Пандора».
Звучное латиноамериканское имя родилось у нас не сходу. С месяц назад, когда в пару-тройку квартир «Пандоры» въехали первые жильцы, а в остальных подходил к концу или шел полным ходом ремонт, попался мне на глаза в окне четвертого этажа голый мужик. Бесцеремонно отодвинув на малярном столе ведра, кисти, тряпки и валики, он так вдохновенно «общался» с лежащей на освободившемся от ведер, кистей, тряпок и валиков месте блондинкой, что я просто не смогла не залюбоваться этой картиной и не обжечься кипятком из чайника.
– Аполлон, – авторитетно заявила я Каринке спустя неделю.
– Хуан, – вкрадчиво уточнила она, созерцая ту же блондинку, но уже стоящую на коленях.
Хуан, так Хуан, кто я такая, чтоб спорить о мужчинских достоинствах с Каришей? Мужчинок у нее было на целых один больше, чем у меня.
Созданием Хуан оказался крайне точным: являл свой божественный голый зад исключительно по средам и субботам с восьми до десяти вечера. В остальное время он тоже появлялся, но при галстуке и лишь для того, чтоб пораспоряжаться рабочими да пометить новую территорию всякими мальчиковыми ништяками: адская стереосистема, домашний кинотеатр, здоровенный холодильник, беговая дорожка, внушительная боксерская груша – пока все, что успел.
– Динозавр, – определили мы с подругой, узрев два последних экспоната.
Динозавры – вид особый, окольцовыванию не поддающийся ни при каких ухищрениях, обитающий исключительно в офисах, самолетах, встречах, двусторонних диалогах и, самое основное, в спортзалах. Если из обычного трудоголика еще можно раскаленными щипцами женской хитрости вытянуть время на «личную жизнь» и свадебное путешествие, то этого не пронять ничем. Динозавр привлекателен со всех сторон, но пользы от него, как от манекена. Так… Чисто со стороны поглазеть, как юная блондинка приобретает нашу с Каринкой мудрость на личном опыте.
– Может, женится? – настраивая зюкзюк, романтично пробормотала я, глядя, как Хуан легко и непринужденно предвосхищает все вероятные попытки любовницы заполучить миллионы вероятных причин для воссоединения душ.
– Ага, – не вникая в смысл моих слов, ответила подруга.
Я расстроено вздохнула. Девочку было, конечно, искренне жаль, столько усилий потратить на Динозавра – это не шутки. Но с другой стороны: кто не рискует, тот не пьет шампанское.
– Отставка! – провозгласила победно Карка, радостно и со стуком впечатав окуляры своего зыркзырка в мое кухонное стекло.
– Где? – инструктаж по технике безопасности откладывался на неопределенный срок в связи с боевыми реалиями.
Я оглядела кислую мину блондинки и суровый фэйс Хуана. Буря готова была вот-вот разразиться над их головами.
– Тьфу, – в сердцах сплюнула Карина, когда буря миновала, и ребята разбежались взаимным поцелуйчиком.
Случилось ли расставание или же нет – осталось тайной за слоями кирпича, бетона, проезжей частью и двумя стеклопакетами. Квартиру блондинка покинула в гордом одиночестве, хозяин же впервые за все время изменил личному графику и, вытянувшись на неприличного размера кожаном диване, погрузился в медитативное созерцание футбола.
– Обалдеть! – восхитилась я.
– Переехал, значит. Субботний вечер с футболом, – мечтательно протянула Каринчик.
– Ты о футболе так размечталась?
– О футболе, – скептично взглянула на меня подруга, отложила бинокль и откинулась на кухонном стуле. – Чего делать будем, когда Хуан шторы вывесит?
– Учиться жить без его голой задницы. – Я еще немного понаблюдала за нашим общим героем, убедилась, что залип он в телик всерьез, и последовала примеру Карины.
– С ума сошла?! Это как «Рабыню Изауру» на середине бросить!
– Ну не тырить же у него жалюзи и шторы, в конце концов. – Не поняла я, к чему она клонит.
– Вер, прыгни на его «траходром», а?
Я подавилась остывшим чаем, который, на свою беду, попыталась отхлебнуть.
Карина смотрела на меня задорным, обещающим немыслимые приключения взглядом, я отвечала кашлем и слезящимися глазами.
– А сама? – наконец вышло произнести у меня.
– У меня на следующей неделе Турция с Жориком. Все и так чики-чирики: пузико, денежки, второй подбородок – не мужчина! Мечта! А у тебя только ободранный хамоватый Фофик и есть, и тот по бабам дворовым, подвальным шарахается. Вот где он сейчас?
– Мау! – словно услышав слова Карины, провозгласил Пофиг из-за холодильника.
– Ой, господи, – вздрогнула подруга и правдоподобно прижала ладонь к сердцу.
– У меня еще Эдуард есть, – решила не сдаваться я подобному неоправданному наезду.
– А если Эдуард поломается?
– В ремонт отдам или новый куплю.
– К Хуану еще руки прилагаются, язык и туловище ничегошное, – просветила меня Карина.
– И блондинка, – закончила мысль я.
– Блондинка – балласт, к тому же ты тоже блондинка и тоже ничегошная.
– И ничего уже не хотящая, – снова договорила за подругу я. – Ткнула б ты пальцем в него года три назад. Мне б даже команда «фас» не понадобилась. – Я, сощурившись, взглянула на окна «Пандоры». – А сейчас как-то лениво уже. Глаза мазать, чехол натягивать, волосики на бюгудю навинчивать, с каблучков не падать. И все ради чего? Ради строго распланированного секса с Динозавром? Нет. Я внезапности хочу и долго лениво валяться на кровати.
– Эх ты, – махнула рукой Карина, но все-таки заулыбалась.
В десять лет девочки мечтают о любви вечной, в пятнадцать – о любви преданной, долгой и красивой, в двадцать – о страстной, фееричной и всепоглощающей, в тридцать о любви мечтать надоедает.
В недрах Кариночкиной сумочки голосом Фомина зачирикал телефон.
«Ла-ла-ла. Все будет хорошо», – надрывался аппарат, пока хозяйка отчаянно пыталась добыть его из хитросплетения многочисленных, якобы привносящих в жизнь женщины и эстетику, кармашков. Наконец злостная трубка нашлась, и Карина сладко промурлыкала:
– Да, Жорж? Конечно, все готово. И я договорилась о скидочке. – Она рассмеялась словам собеседника. – А ты мой мужчина. Уже собираюсь и бегу.
Я поднялась из-за стола, дошла до буфета и включила чайник.
– Жорж?
– Он самый. Мужчинка мой.
– Не, я не о том. Жорж?! – меня начал душить смех.
Карина пожала плечами.
– Все по теории. Шкаф зови тумбочкой, тумбочку зови шкафом. Вот был бы он под два метра – был бы Жориком или котиком. Уменьшать и ласкать то, что и так до тебя уменьшено природой и обласкано любимой мамой, нельзя. Вот Хуан вполне сойдет на зайчика.
– На кролика он сойдет. – Я прошла вслед за подругой в коридор и наблюдала, как она, матерясь, втюхивает ноги в изящные босоножки на тонком высоком каблуке.
Справившись с туфлями, она выпрямилась и одернула платье.
– Я поскакала. А ты все ж подумай о Динозавре. В конце концов, не жениться ж ты на нем собралась.
– Замуж выходить, – поправила я.
– Это в позапрошлом столетии бабы замуж выходили, а нынче мужик пошел не тот. Теперь мы женимся.
– Тьфу на тебя еще раз. Не хочу. Я женщина ранимая, вдруг влюблюсь, а он бросит, предаст и растопчет мое нежное девичье сердечко.
Карина сурово нахмурилась, глядя на мое деланно серьезное выражение лица. Не выдержали мы одновременно, рассмеялись.
– Ладно. Пока, нежная барышня.
– Счастливо, умудренная женщина.
Я закрыла дверь и направилась на кухню, проверить действия объекта. Объект спокойно дремал на диване. Я пожала плечами и задумалась о планах на воскресенье.
Воскресенье
Я глубокомысленно созерцала лысину Рудольфа Альбертовича и остервенело грызла нижнюю губу.
– Доченька, а как дела на работе? – попробовала разрядить обстановку мама.
– Нормально. – Голос слегка сорвался на визг при ответе, отчего Альбертович, и без того напряженно сидящий напротив, подпрыгнул.
Мама протянула руку и успокаивающе что-то там под столом лысому погладила. Я понадеялась, что ладонь или, на крайняк, коленку. Лысому помогло не очень, дергаться меньше он не стал.
– Как Карина?
– Хорошо.
В комнате вновь воцарилась гнетущая тишина.
Когда родители развелись, а отец вновь женился, я, несомненно, желала маме счастья, тем более что с развода минул не один год, но к реальности оказалась не готова. Мамино счастье походило на немую бритую каланчу, откликающуюся на имя Рудольф. Мама рядом с ним казалась тоненькой, хрупкой и невесомой. Вот так размахнется своими граблищами ведь и поломает ненароком родительницу.
Я продолжила сосредоточенно, а главное, молча изучать Альбертовича, Альбертович в свою очередь изучал столешницу. В принципе, это знакомство ничем существенно не отличалось от моего знакомства с мачехой три года назад. Она точно так же готова была начать дергать глазом и подпрыгивала при каждом резком звуке. В дальнейшем тетка оказалась ничего так, правда, с единственным существенным недостатком: взрослой и чертовски незамужней сукой-дочерью. Я в сравнении с той барышней – прелесть. Папа, по глазам видела, последний год начал призадумываться о вторичном разводе. Последняя мысль натолкнула меня на новый уточняющий вопрос:
– Дети есть?
На этот раз подпрыгнули оба: и маман, и бритый.
– Есть, – выдавила родительница.
– Сын, – уточнил Рудольф.
– Это хорошо, – плотоядно улыбнулась я, чем спровоцировала дальнейшее умалчивание стратегической информации со стороны потенциального отчима.
Не так он меня понял, да и бог бы с ним. Я, конечно, женщина здоровая и по мужской ласке фанатею все еще, но чистая квартира и возможность делать что хочу и как хочу, не оглядываясь ни на кого вокруг, уже перевешивает чашу тоскливого одиночества, делая одиночество не таким тоскливым.
– Может, еще чаёчку? – попробовала разгладить измятую скатерть первичного знакомства мама.
Мы с Рудольфом одновременно оглядели наши все еще наполовину полные чашки и согласно кивнули. Видимо, оба порешив на том, что порой стакан все же наполовину пуст, а не наполовину полон. Маман радостным галопом, почирикивая, словно освободившаяся из плена птичка, поскакала на кухню, звеня нашими чашечками. Альбертович подождал, пока она скроется за поворотом, и уставился на меня уже далеко не безобидным взглядом.
– Вера, – начал проникновенным шепотом он.
Я заулыбалась и уставилась на него горящими в предвкушении боя глазами. Острые ощущения – это всегда интересно. Альбертович Рудольф осекся и прищурился. В мгновение оценив ситуацию, я поводила бровями вверх вниз, чем спровоцировала ожидаемый смешок с его стороны. Очевидно ж, что передо мной далеко не тюфяк и не слабак, как показалось вначале. Мужик сильный, с таким лучше дружить, раз он решил мамку окучить.
– А квартира на две трети моя, – без предисловий прошипела я.
– А она мне не нужна, – точно так же ответствовал бритый. – У меня своя.
– А тортику принести? – закричала с кухни мама.
– Да! – получилось у нас с Рудольфом одновременно.
– Пенсионер? – задала я новый наводящий вопрос.
– Трудоголик.
– Зарплата?
– Регулярно, – не растерялся дяденька, окончательно меня покорив.
– Вредные привычки? – я расслабленно откинулась на спинку дивана, демонстрируя тотальное благодушие.
– Доху… Полно.
Поправка вышла очаровательнейшей.
– А вот и чаёк, – запричитала мама, несясь с подносом с кухни так, словно собиралась выиграть соревнования по международному домохозяйскому биатлону.
Видимо, наше с Рудольфом перешептывание не производило впечатления мирного диалога. Напрасно. Мы подружились.
– Мам, торт чудесный, как обычно, – закинула я дров в прогорающий костер материнской нежности.
Родительница заулыбалась и почему-то потянулась обнимать что-то у Альбертовича под столом. Нет бы дочку обнять, а она части тела мужика чужого. Я улыбнулась матери в ответ и запихнула в рот кусочек растолстина побольше, чтоб жевалось подольше. Говорить расхотелось вообще. Хотелось завалиться на свою одинокую девичью кровать, потискать ободранного, протестующего, стремящегося к весенне-летнему загулу Пофига и похлюпать под «Аватар», завывая вместе с Леоной «I see you».
– Ну что, – многообещающе произнес лысый. – Завтра вечерком познакомлю со Светом.
Я непонимающе уставилась на великого инноватора и только мгновение спустя сообразила, что Свет – это имя. Назвал дяденька сына, ничего не скажешь. Такой же лысый бугай? Или в маму пошел? Вот, кстати… Я открыла рот и вовремя его закрыла. Все же нетактично спрашивать, где мама Света, мало ли, какую рану могу зацепить. Тоже не дело.
– Как у него на работе? Повышение дали? – заинтересовалась родительница чужим ребенком, отчего родной ребенок получил незабываемый прилив обиды и забил себе в рот кусок торта еще больших размеров, нежели предыдущий.
Рудольф увлеченно понаблюдал за процессом, сочтя его, очевидно, чем-то сродни фокуса, и обернулся к возлюбленной.
– Да, все отлично.
– Они с сыном программисты, – гордо произнесла мама, глядя мне в глаза.
– М-м-м, – протянула псевдовосхищенно я. Круть.
– Я слышал, Вер, вы писатель? – поддержал светскую беседу Альбертович.
– Угум-гум, – кивнула «писатель».
– Романы про любовь пишет. Библиотекарь. – Не добавила родительница дочери крутости в глазах чужого дяди.
Впрочем, если верить выражению глаз дяди, он это все уже слышал не один раз и даже выучил названия пары-тройки творений.
– Я прочитал «Библиотекарь для темного демона. Крещение любовью». Неплохо.
От неожиданности я открыла рот и вытаращилась на смертника. Он правда любовный роман прочел? Никто ж из родных-близких не читал. Зачем он это так со мной? Там же секс есть… Мне как-то резко поплохело.
– А вторую книгу не начинал еще? – заинтересовалась мама.
– Времени пока не было, но купил.
Я икнула. Организм испытал острый недостаток текилы в крови. Или виски. Лучше виски. Спас меня от жесточайшей пытки телефон Альбертовича, потребовавший немедленного внимания к звонящему. Ухватив удачу за хвост, я бегом собрала манатки, распрощалась с влюбленной парой и ретировалась домой, подальше от своей писательской славы.
…
– И ты что?
– Сбежала, – повторила я недовольно Карине.
Подруга шумно выдохнула в трубку, то ли смех ее разбирал, то ли душил кашель – черт разберет.
– Готовься, Верунчик. Будет ржачно. Он вокруг сына бетонный забор возведет, особенно после той пикантной сцены в парке под деревом.
– Ой, я-а-а, – простонала я, закрыв глаза ладонью.
К состоянию «поплохело», так и не покинувшему мое грешное тело, добавилось «померла со стыда». Вспоминать, что там мог вычитать мамкин ухажер, из жалости к себе самой не стала, и надо же было додуматься мне по приходу позвонить за утешением Карине.
– Да, ладно, хорошая сцена. Подробная.
– Молчи, – предупредила я следующий краткий и точный эпитет в адрес своих излияний. – Вот если б это ты написала, а прочитала мама Жоржа…
– Не пугай, у меня сердце слабое, – пробормотала подруга, сдерживая смех.
– Ха-ха.
– Серьезно, – перешла на нормальный диалог Карина. – Тебе не все ли равно, что там прочел и чего не прочел родительский хахаль? На святую деву ты не похожа, монашкой не представлялась, на великую культурную ценность не претендуешь. Любовный роман, он и в Африке любовный роман, в какую фольгу его ни оберни. Регенты, англичане, шейхи, опекуны, полицейские, эльфы, пираты, вампиры – один хрен, сюжет не меняется. Есть она, есть он и есть тыдыщ, то бишь любовь. Женщинам ж антураж – для эстетики восприятия, главным всегда и везде остается пресловутый Тыдыщ. У кого-то Тыдыщ целомудренный и чистый, как роса поутру, у кого-то стерильный, как наволочка в больнице, бывает грязный коврик у порога, или симбиоз Камасутры со справочником по анатомии. Еще медленный эстонский Ты-ы-ы-ыдыщ, когда трехтомник венчает первый скромный поцелуй. И не забудь сверхзвуковой Тыдыщ, когда в четвертом абзаце первой главы его естество входит в…
– Ты увлеклась, – перебила я Карину.
– Я увлеклась, – не прерываясь и не меняя интонации, согласилась она. – Короче, пофиг.
– Пофиг гуляет.
– А Хуан? – вписалась в поворот диалога Карина.
– Не знаю. Я про него забыла.
– Ну, так иди глянь. Не отлынивай. Давай, давай, – нетерпеливо подстегивала она, пока я разувалась и шла на кухню.
Взяв с холодильника «зюкзюк», я направила оружие массового наблюдения на темные соседские окна.
– Мальчик гуляет, – резюмировала я в трубку и вернула бинокль на место.
– С кем?
– Не знаю.
– А-а, – разочаровалась Карина, – гуляет, в смысле, вне дома. Печально. Чего наденешь? – вернулась она к прежней теме.
– Носки, – я как раз направилась за ними в комнату.
– Будешь очаровывать Света носками? Чудное имя, кстати.
– Политкорректная стала, да? Женское оно… Имя.
– А вот здесь, дорогая моя, ты придираешься уже. В оригинале там что-то русское, красивое. Пересвет, например. Или… Не помню, чего там еще на «свет» заканчивается у славян, но это точно будет мужественно.
– Главное, чтоб вся мужественность в имя не ушла.
В трубке послышалась возня и приглушенные голоса. Карина тихо взвизгнула и неприлично захихикала.
– Жорж домагивается? – предположила я, и по новому смешку подруги поняла, что угадала. – Я потом перезвоню.
– Уг-ку, – ответила Кариша.
Кнопочку «завершить» на смартфоне я нажимала уже на более громком «не дергай за сись…» За что конкретно там дергал Жорж, я услышать не успела, да и чего-то как-то не хотела.
Теряю я ее, однозначно теряю. Последний незамужний рыцарь покидал ряды ордена Благородных Девиц, сраженный вражеским мечом в самое сердце. Как бы там ни шутила Карина, но Жорку она любила. Мама Жоры, понятное дело, от потенциальной дочери не в восторге, но ее понять можно. Если б такая девица вздумала с моим сыном «дружбу» водить, я б ее убила, честное слово. Каждой женщине хочется видеть возле сыночка милую, добрую, серьезную девушку, а не великовозрастную раздолбайку с непредсказуемыми выходками. Ежели она сукой окажется, ведущейся на материальное добро, а не бабой нормальной? Впрочем, волновалась Жоркина мама почем зря. Каринка в плане отношения к мужикам к моменту первой встречи с благоверным уже сильно смахивала на меня. Проще говоря, ей было приятнее существовать наедине с собой, чем готовить кушаньки заядлому холостяку, о чем она этому самому холостяку и сообщила на первой же минуте знакомства. Как сейчас помню кафе, мороженое, мы и Жорж с товарищем возвышаются над нашим столиком.
– Можно к вам присоединиться, дамы?
– Перепих – не тема. Мне лениво. Стиркой, готовкой не занимаюсь, вежливость к родственникам не проявляю, льстить не буду, и только на этих условиях готова выйти замуж.
Прилив впечатлений от подружкиных речей смыл обоих соискателей без труда, чего она, собственно, и добивалась. Одного Кариша не учла, что Жорж попадется ей в бассейне после фитнеса. Диалога или тем более взаимного влечения у них там не сложилось, само собой. Он все-таки не мазохист подходить к странноватой на всю голову тетке, да и еще тогда, когда она не при параде. Хочешь спугнуть мужика – смой косметику и одень резиновую шапочку для плавания. Даже если шапочка будет розовая и в цветочек, краше твой туго обтянутый череп от этого не станет.
Это в любовных романах ее прекрасное запретное тело скользит в воде, заставляя героя сгорать от желания прикоснуться и заполучить героиню в койку, сломив всякое сопротивление с ее стороны. В реале, получив от ворот поворот, мужик со спокойной совестью идет дальше. Баб, что ли, на свете мало? Если б не грибковая инфекция, каверзно поразившая ноги будущей влюбленной пары, и не уникальная способность Каринки в жажде расправы сносить всех и вся – фиг бы они с Жориком заговорили. А если б не время, проведенное за совместным выбиванием материальной компенсации из фитнес-центра, то фиг бы они сходили на свидание. Подруга до сих пор с блаженной и романтичной улыбкой вспоминает, как Жорик чесал и мазал ей пятки. Лично мне с моим живым воображением от этих рассказов не по себе. Впрочем, у каждого своя романтика.
Я полюбовалась на свои шерстяные белые носки и отправилась к окну. Открыв раму пошире, высунулась на улицу и принялась дурным голосом на максимальной громкости орать: «Пофи-и-иг». Старые жильцы были в курсе, что это не припадок у соседки, а кота домой жрать зовут. Зато частые прохожие с удивлением косились на странноватую женщину. Минуты две я погорланила – обычно этого вполне хватало, чтоб питомец услышал хозяйку и потрусил домой на глаза показаться. Через полчасика еще поору, на случай если далеко где был и не слышал.
Я выпрямилась, и надо же мне было взглянуть на полюбившиеся четыре окна «Пандоры». Оттуда на меня не мигая смотрел впечатленный Хуан. Видимо, помещение проветривал, и сквознячок донес истошный женский вопль. Как-то меня так пробрало прямо… Нет. Не от смущения. Смущение я переросла лет пять назад. Пробрало меня ёрничать. Ещё, как назло, эта блондинка в памяти всплыла. В общем, я возьми да и изобрази наигранное сексуально-заманчивое закусывание нижней губы в адрес аполлоноподобного. Аполлоноподобный сначала дернулся, потом пожал плечами и отвернулся. Ладно, юмор у всех разный. Я закрыла окно, опустила штору и отправилась на кухню, писать продолжение очередной романтишно-эротишной эпопеи.
«…Ира таяла в его руках, одна за другой волны оргазма смывали ее с головой, заставляя растворяться в этом мужчине. Сейчас его демоническая сущность правила бал, заставляя…»
Опять «заставляя». Чертовы повторы. Чтоб мать их. О чем это я?
«Сейчас его демоническая сущность правила бал, вынуждаяя…»
– Чтоб!.. – Я выругалась вслух и стерла дополнительную букву «я».
Эротичный настрой начинал медленно сходить на нет. Еще разочек матюгнувшись, продолжила ваять нетленку.
«…вынуждая отдаваться ему целиком, без остатка. Глаза его горели…»
Слишком много «его». Местоимения – адская ловушка.
«…без остатка. Кем бы он ни был, что бы ни сотворил, Ира готова была идти следом. То невероятное абсолютное ощущение близости, раз за разом сжигающее ее изнутри».
В философию ушла.
Я нервно поерзала на диване, стараясь устроиться поудобнее. Держать ноутбук на коленях – задача не из разряда приятных, но вполне себе терпимая. В искусстве жертвы неизбежны.
– Вер, еще вина?
Я перевела невидящий взгляд на лысого, постепенно возвращаясь в реальность.
– А что ты там пишешь? – проявил недюжинное любопытство Альбертович, так и не дождавшись ответа на предыдущий вопрос.
– Про то, как голый демон с огромным чле…
– А-а, мне вина еще дольешь?! – практически взвизгнула мама.
Рудольф задумчиво оглядел ее полный бокал и потянулся к бутылке.
– Конечно, долью.
– Какой все-таки ненормированный график, – запричитала родительница, стараясь отвлечь любимого мужчину от дочерней тотальной честности.
– У кого он нормированный, – поддержал ниочемную беседу Рудольф. – Это ненадолго, не переживай, – успокоил он маму.
Словно повинуясь словам хозяина квартиры, задребезжал дверной звонок. И это означало только одно – к нам явился Свет. От этой библейской мысли я хрюкнула, подавляя приступ смеха. Ну да. Со вчера мало чего поменялось и имя до сих пор слегка прикалывало.
Альбертович неторопливо отправился открывать. Мама же, пока суженый отвлекся, сурово погрозила мне пальцем, на что я заулыбалась и изобразила непотопляемый жест «V».
– Знакомьтесь! – с интонацией ведущего мирового телешоу провозгласил вошедший Альбертович. – Мой сын Пересвет…
Права была Кариша. Пересвет он. Я, затаив дыхание, ждала обладателя имени. Даже ноутбук закрыла и в сторону отставила. Каков он, мужественный сын бритого программиста? С чем пришел он к нам? Добрый ли человек, али злой?
И вот в дверном проеме возник он…
– Хуан Рудольфович?! – всплеснула я руками, понимая, что хуже врага, чем мой бескостный язык, у меня просто нет.
Да и у мамы моей тоже. Победная, гордая улыбка сползла с лица Альбертовича.
– Какой Хуан? – не понял мамулин суженый.
А теперь, по закону жанра, поскольку я вся такая язвительная прям такая, и вся такая нахальная, и неприступная, и не нуждающаяся в отношениях, мужик проникнется раненой гордостью, воспылает дикой страстью и прилипнет ко мне, как банный лист к заднице. Ну да… Разбежался и прыгнул.
– Ой, да это, наверное, очередной персонаж! – вступилась моя находчивая родительница. Кровные узы на лицо, а точнее, на язык. Мама только на первый взгляд божий одуванчик, на деле она у меня кусается. – Вера и на улице так же себя ведет с прохожими. «Ой, мама! Смотри, это же Астарот!» Или «это же Катя!» Вот и думай, какой Астарот, какая Катя… А давайте перейдем сразу к главному! Свет, ты голодный, наверное?
Рудольф расслабился, заулыбался, Рудольфович же, смерив меня прохладным взглядом, кивнул маме и прошел к ближайшему креслу. И вот что поразительно: я не напряглась, не расстроилась и даже не ощутила и намека на «печальбеду». Когда по-настоящему устаешь от чего-то, начинаешь воспринимать жизнь под иным углом. А я от многого устала. Стоит лишь задуматься о жизненных устоях, воспринимаемых нами с детства как должное, и волосы дыбом встают. В тридцать женщина должна быть замужем, иметь детей, лучше всего двух, при случае похвастаться высшим образованием и, несомненно, шагать ввысь по карьерной лестнице. Но почему именно так, а не иначе?
Если должностные, образовательные вехи можно объективно объяснить возможностью чувствовать себя независимой, не голодной, одетой и обогретой, то остальное… Остальное вызывает массу вопросов.
Для чего нужны дети? Чтобы кто-то принес стакан воды в старости? Вроде прислуги. Или, может, для того чтобы не было скучно? Вроде игрушек. Или потому, что так принято? Вроде все пошли, и я пошел. Сколько женщин рожают ребенка по-настоящему ради ребенка? Сколько женщин наслаждаются процессом роста своих чад, не матеря и не шпыняя их?
А замужество. Кто сказал, что штамп в паспорте сделает двоих людей семьей? Он, штамп, волшебный разве и улаживает все конфликты? Или, быть может, сделает женщину и мужчину умнее и терпимее вдруг по щелчку? Фразы «я люблю» ой как мало для заключения брака. Нужно понимание и искреннее осознание, для чего двое женятся, иначе это просто узаконенный перепих.
Или поведенческие нормы морали. Вежливость, радушие… Я думаю о чем-то, почему не могу сказать человеку в лицо, что именно я подумала? Разве это так ужасно, говорить правду? Если я вру – я вежлива, если я говорю правду – я веду себя асоциально. Выходит, ложь – благо? Я попыталась с порога сказать Хуану, кто он, мама меня прервала. Кто из нас двоих свободнее сейчас: я или она?
Пока я преуспевала в субъективной философии, родительница, непрерывно щебеча, накрывала всем на стол. Это я уже, плод любви пикачу и черепашек ниндзя, предпочитаю устраивать столовую на кухне, а вот мама моя, воспитанная на фильмах о весне и Волге, мультиках про Чебурашку и большой важности серванта с хрусталем в каждой советской квартире, предпочитала накрывать поляну по старинке – то есть в гостиной, возле телика. Вино, водка, три вида салата, нарезка, горячее, тортик и чаёк. Рудольфовича по молодости лет посадили супротив меня – событие оказалось досадным для него и почему-то смешным для меня. Причем чем больше хмурился Хуан, пережевывая мамулькины голубцы, тем больше веселилась я, особенно когда подкатывали воспоминания про нас с Каринкой, вечерами дежуривших у кухонного стекла.
Я доедала добавку, когда Рудольф пнул сына под столом и посигналил проявить вежливость в адрес вероятной сводной сестры. Я отложила вилку и нарочито выжидающе уставилась на взбешенного Пересвета. Нет, он, конечно, не хмурил лоб, не грубил и не пинал отца в ответ, лицо его было непроницаемо, но вот желваки… Зубы аполлоноподобный сжимал с такой силой, что это становилось очевидным. Забавный Динозавр. Никогда раньше к ним так близко не подходила и не изучала, всегда как-то ума хватало держать свою чувствительную натуру на расстоянии пушечного выстрела, а тут нос к носу столкнули. Интересный опыт.
– Книги пишете? – садистским тоном начал любезничать Свет.
Несмотря на полную боевую готовность, я поперхнулась. Неожиданно противно у него это вышло и злобно главное-то как.
– Пишу.
– Про любовь? – он это таким тоном спросил, равно что: «Чем занимаетесь по вечерам? Дьявола вызываете? Младенцев в жертву приносите?»
– Да все больше как-то про секс.
Краем глаза зацепила мамино нервное рвение пресечь безобразие, прерванное тут же коротким жестом Альбертовича. Что примечательно, маму и папа не мог остановить, а у этого вышло. На досуге надо будет обмозговать.
– М-м, – понимающе кивнул Хуан. – Люди часто реализуют на бумаге то, чего им не хватает в жизни.
– Да-а, – зловеще протянула я. Так меня еще никто не выводил. – Где б в реале взять мужика, чтоб и мозг был, и во-о-о-от таких размеров, – я развела ладони на соответствующее моим фантазиям расстояние друг от друга, – пе…
– Вера! – в очередной раз осекла меня мама и тут же вновь умолкла под давлением Рудольфа.
– Я вот тоже думаю, где б бабу взять, чтоб и мозг был, и рожа, и заскоков на манипулирование не было.
– Не-е, мужик, – призадумалась я, полностью растеряв гнев. – У меня планка о двух пунктах, а у тебя нереальные запросы. Либо мозг, либо покладистость, третий вариант, может, и найдешь, но чтоб при этом еще и рожей вышла – это ты загнул.
Свет сурово меня оглядел и нарочито медленно, я бы даже подметила, изящно уложил в рот здоровый кусок голубца. Ну, ясен пень, мы гордые, мы дурацкие диалоги начинаем, но не заканчиваем.
С выражением лица аглицкого лорда Хуан пережевал капусту и запил ее вином. И не подавился, подлец. Правда, спесь с него все же сошла. Где-то с полчасика попозже, пока мы поедали обязательный к поеданию торт, у Рудольфовича зазвонил телефон. Вызов он сбросил, потом через полчаса еще раз сбросил… и еще… «И так пока, увы, совсем ничего не осталось», – хотелось продолжить мне, когда входящий звонок был уже пятым по счету, а еда на столе подошла к концу.
Альбертович обеспокоено хмурился, глядя на сына. И немудрено. Рабочие звонки подобным образом могут поступать лишь при критическом течении офисных дел, но тогда их не сбрасывают и не игнорируют с каменным выражением лица, тем более в нашей-то ситуации. Мои закидоны должны были заставить Пересвета с благодарностью окунуться в «неотложные» нуждики, а он нет. Зубы сцепил и скидывает, скидывает… Значит, имеем вариант второй: звонки личные. Тогда их частота пугающе напоминает преследование.
Словно в подтверждение моих размышлений Хуан вновь, покосившись на экран, сбросил вызов.
– Сын, все хорошо?
– Да-а, ерунда, – легко и слегка раздраженно отмахнулся мужчина.
И вот после этого замечания мне припомнилась раздосадованная блондинка в вечер, когда Рудольфович остался впервые ночевать в новой квартире. Как бы не она была столь настойчива. Может, Карина все-таки оказалась права, и мы были свидетелями расставания?
– Бывшая девушка? – не удержалась я от ехидной улыбки.
– Вера, – угрюмо отреагировала на мою реплику мама.
На этот раз терпение родительницы было исчерпано, выражение ее лица лучше всяких слов о том говорило. Еще одна моя шуточка или выверт, и мамочка обидится, а обиженная мамочка – это больно. Я насупилась, виновато потупила глазки и затихла на весь остаток вечера, вдруг представ перед гостем не ехидной сукой, а покладистой благовоспитанной барышней. В конце концов, какая женщина так не умеет? Это мужиков природа наделила физической силой, а женщина – создание нежное, слабое. Амбиции те же, а нежная, слабая, вот и юли как хочешь. Говорят, все бабы – змеи. А ты поди выживи длинная, тонкая, мелкая, да еще и без яду, среди других змей и стада бизонов к тому же. Не станешь ядовитой, не тяпнешь за хвост такого бизона с повадками женоненавистника – затопчет к чертям.
Короче говоря, и маму порадовала, и чайком загрузилась, и Альбертовича послушала (нравился он мне все больше), и наконец Хуана в самое сердце поразила. Или, по крайней мере, сердце его успокоила, отстав со своими агрессивными выпадами. В самом деле, неприятно это – озлобившаяся непонятно на что, на кого и когда женщина, вымещающая свое недовольство на первом встречном. Тут мамочка немного права: Рудольфович не может отвечать на все мои жизненные вопросы. Если так задуматься, у мужика их тоже скопилось немало.
Вот посмотреть на его фразу: «Где б бабу взять, чтоб и мозг был, и рожа, и заскоков на манипулирование не было». Это получается взгляд Динозавра на охотниц на Динозавра.
Витиевато, но тем не менее.
Наш Пересвет отчаянно устал общаться с барышнями, старающимися его перехитрить. Причем, скорее всего, до такой степени, что даже банальная попытка дев напроситься на простенький комплимент воспринимается им с отвращением. Большинство умных женщин, ценящих себя, любят, когда их любят, а потому обходят Динозавра стороной. Флирт же ведут девушки хитрые, не слишком дальновидные, но фигурой, мордашкой, одежкой вышедшие, и оттого надеющиеся на успех операции покорения садов Эдема. Мы с Кариной зовем их Кукушками.
Не увиливать от флирта с нашим монстром помимо Кукушек будут еще Простушки. Суть общих черт внешности и характеров таких барышень вытекает из названия. Причем, что занятно, Простушка не обязательно некрасивая, чаще наоборот, она от природы девушка симпатичная, но при этом неуверенная в себе, затюканная, тихая, глаза все куда-то отводит, челочку прилизывает – и вуаля! Имеем создание, не склонное выпрашивать комплимент и разворачивать военные действия по захвату соседних государств. Зато имеем барышню, ожидающую Любовь… Вот прямо так, с большой буквы «Л». Настоящий принц придет и разглядит за неприметной внешностью ее прекрасную душу.
Любопытно, что я лично не припомню сказки, где бы принц реально сам разглядывал за неприметной внешностью душу будущей возлюбленной. Золушка? Однозначно нет. В оригинале наша героиня трижды появлялась на балу в образе принцессы. Спящая красавица? Уже само название говорит за себя. Рапунцель? Точно нет. Белоснежка? Снова мимо. Звездные талеры? Морозко? И снова нет. Старушка в лесу? Это и вовсе из разряда «Спасти рядового Райна». Может, у народов мира и найдутся сказки с нужным для Простушки сюжетом, но от реального в них будет немного, ведь даже Простушки влюбляются в принцев, а не в горбунов-звонарей. Такова наша природа.
Пообщался Динозавр с клюющим на него контингентом и выводы свои злобные сделал: все бабы хитрые суки, жаждущие напялить на него узду. Дурак дураком. Правда, и я не лучше. Словно в поговорке, увидели мы друг друга и даже пообщались.
…
– Он раненый. Ты раненая. Вы созданы друг для друга. Верка, прыгай, пока свободный!
– И чего я на нем делать буду?
В трубке то и дело звучал женский голос, возвещающий об отбытии очередной партии отпускных счастливчиков.
– Тебе инструкцию написать?
– Напиши, – рассердилась я. – Мне и одной неплохо.
– Здоровый секс с мужиком еще никому не вредил.
– Карина, – предупреждающе произнесла я. – Тема закрыта.
– Ну, попробовать стоило, согласись.
– Соглашусь. Как настроение перед отпуском?
– Ой, отличненько! – Каринка перешла на шепот. – Мой пузан всю неделю в тренажерку бегал.
Я припомнила Жоржа с его изящной фигурой Винни-Пуха.
– И как? Помогло?
– Помогло. В кровати стонать начал. Лежит и стонет, лежит и стонет: «Зайка, подай чайку». Я его убедила, что он и без того красавчик, а отдых у нас будет активный, так что валяться в плавках ему будет особо некогда.
Я улыбнулась и покачала головой.
– Девушка, вы скоро? – прошипела на меня подошедшая студентка.
– Скоро, – так же прошипела я ей в ответ, прикрыв трубку ладонью. – Зато старался, – это уже было сказано Карине. – Ладно, я перезвоню, как приземлишься. У меня тут посетители.
– Давай.