Первый луч солнца прорвался сквозь оборону плотного гобелена и поскакал по комнате: он скользил по гладкому, словно то зеркало, паркету, перескочив на пестрый ковер, видимо, безумно дорогой и приобретенный в восточной лавке. Не задерживаясь на затейливых узорах, луч ринулся к зеркалу, отразился в нем, ослепил на мгновение самого себя и с перепугу метнулся на стоящую рядом кровать. Это ложе было верхом роскоши: устланное нежно-розовым бельем, точеное и явно напоминающее некую антикварную редкость – раритет в своем роде: по углам его расположились бордовые фигурки в чалмах и с саблями, над ними возвышался шикарный балдахин – совершенно очевидно, что хозяева обожали восточные прелести быта.
Но луч не обратил внимания на убранство кровати, заметив на ней нечто более интересное. Раскинувшись на мягкой перине и порозовев от долгого сна, на постели лежала девушка. Она еще не проснулась, но сладкая дремота уже постепенно покидала ее веки, отпускала члены – тело делалось легким, почти воздушным.
Луч подкрался к ее лицу и пощекотал губы, она вздохнула, предчувствуя пробуждение, но лишь перевернулась на другой бок. Тогда луч вскарабкался чуть выше и заплясал на ее веках, его искры брызнули во все стороны – этого плоть уже выдержать не смогла, девушка непроизвольно прикрыла глаза рукой и…. проснулась.
Несколько секунд она не могла прийти в себя от продолжительного сна, но потом приподнялась на постели и осмотрелась. Она была здесь впервые.
Эта комната, эта кровать, гобелен – всё было ей незнакомо, никогда раньше она не была здесь, в этом роскошном доме. Она решила, что это всего лишь сон, снова откинулась на подушку и закрыла глаза. Но озорной луч не желал отпускать её, он прыгал по лицу, рукам, да к тому же сон полностью выветрился из её головки. Она опять поднялась. На ней была чужая сорочка – шелковая и удивительно белая. В её доме трудно было бы сохранить подобную белизну и свежесть. Она встала с кровати и решительно направилась к двери, надеясь выяснить, в конце концов, где она, как сюда попала, и куда подевался отец.
Как только распахнулась дверь, девушка услышала чей-то вскрик и звук падения. Она направилась на эти звуки с твердым намерением получить необходимые объяснения. Навстречу ей из правого коридора, напоминающего собой узкую дворцовую залу, вылетела юная особа в одежде горничной – в коричневом платье, светло-сером переднике и белом накрахмаленном чепчике.
– Ой, барышня, – вскрикнула она, – барышня, простите уж меня… Задремала я, совсем позабыла, что вы разбудить пораньше просили, – горничная кинулась ей в ноги и заплакала. – Я ведь легла только под утро, всё одежду чинила, котлы мыла – Тресси приболела, вот мне одной всё делать пришлось. Уж вы простите меня, не прогневайтесь.
Ираида – а именно так звали нашу знакомую – удивленно уставилась на горничную, но, решив, что та спросонья что-то путает, сразу спросила:
– Где я? – однако, девчонка продолжала лепетать:
– Я так уставать стала в последнее время, работы прибавилось – Юркина вот с Ментелем взяли, опять мне заботы. А Тресси совсем плоха, барышня, совсем. Как бы не померла. Как же мне тогда быть-то? Пока новенькую найдут, да пока она обвыкнется…
– Погоди, – Ираида схватила девушку за руку, – не части. Дай мне сказать. Где я? Что это за дом? Кто хозяева?
– Так ведь герцог Велар, барышня, муж маменьки вашей…
– Маменьки?! О чем ты? Какой такой маменьки? Я с детства сирота…
– Барышня, да что же вы такое говорите! Какая сирота! Маменька ваша, герцогиня Полетта…. Вы – дочка ее единственная, любимая. Что же это? Заспали вы, что ли, барышня?
– Ты меня, верно, не за ту принимаешь. Как зовут дочь этой самой Полетты?
– Так Вера. Верой вас зовут… Господи Всемогущий, что ж это творится-то? Барышня имени своего не помнит, сиротушкой себя величает… Пойду за графиней сбегаю.
– Постой! – Ираида схватила горничную за руку. – Вот и все разъяснилось. Твою барышню Верой зовут, а я – Ираида. Живу я не здесь, как сюда попала – не ведаю. Может, подскажешь мне, как отсюда выбраться?
– Ираида… Батюшки мои, да что ж я, барышни своей не знаю что ли? Я вам вот уже почитай пять лет служу, каждую родинку у вас знаю, а вы говорите Ираида.
– Родинки… А ну, говори!
– Вот здесь, – девушка коснулась ее левого плеча, – должна у вас быть родинка – светлая такая, едва видная, кругленькая… Такой соблазн для кавалеров!
Ираида подбежала к зеркалу, но уже заранее знала, что она там увидит – чуть выше левой лопатки у нее красовалось светло-коричневое пятнышко, еле различимое издали.
– Так ты, наверное, следила за мной, пока я спала, так? И вообще: где мой отец?! Сегодня понедельник, моя смена.
Горничная в ужасе смотрела на Ираиду, не смея проронить ни слова. В ее глазах читалось неподдельное удивление. Не дослушав девушку до конца, она попятилась к двери, глупо улыбаясь и оправляя на себе передник.
– Стой! Стоять, я сказала! – гневно рявкнула Ираида и топнула босой ногой по гладкому паркету – весьма не впечатляющее и даже комичное зрелище. Очутившись в коридоре, горничная резко развернулась, подобрала платье и, шаркая башмачками, побежала куда-то вправо. Через несколько секунд она вовсе исчезла из виду, но ее писклявый голос, зовущий Ментеля, еще долго звенел в ушах Ираиды.
Девушка пожала плечами, вернулась к кровати и огляделась. Было девять часов утра – судя по огромным старинным часам, стоявшим в углу. Смена началась вот уже как два часа назад, и ее, скорее всего, уволили – любое опоздание на фабрике Планка каралось жесточайшим образом. Если конечно вместо нее на работу не вышел отец. Отец!.. Ведь он, наверное, волнуется, места себе не находит, а она – Ираида – даже еще толком не выяснила, где она находится и с какой собственно стати ее принимают за совершенно другого человека.
Она снова ринулась к двери, а потом прямо по коридору туда, где пару минут назад исчезла маленькая пугливая горничная.
Дом был великолепен – сущий дворец да и только: такие Ираида видела лишь на картинках и во сне. Девочкой она часто и подолгу мечтала, представляя себя прекрасной принцессой в роскошном светло-розовом платье. А рядом находился неизменный принц, приехавший когда-то в их трущобы и нашедший в ней свою единственную и любимую. Но в реальности вместо принца был Тим, а роль платья играла грубая рабочая роба. Да и фантазии со временем улетучились, уступив место жизни – такой, какая она есть на самом деле. Ираида шла медленно-медленно, чтобы насладиться каждой мельчайшей деталью убранства: когда еще доведется увидеть такое? Она касалась пальцами каждой картины, каждого кресла, статуэтки – все казалось ей неведомым дотоле, но отчего-то родным и милым, словно детская мечта воплотилась на несколько сказочных мгновений.
Ее раздумья прервали голоса, послышавшиеся в отдалении. Она повернулась, прислушалась и тут же стряхнула с себя сладкую дымку дремы. В залу почти вбежали трое: уже знакомая Ираиде горничная, спотыкаясь, хватая воздух ртом и размахивая руками, что-то с жаром рассказывала высокой и крупной даме в лиловом шелковом халате, которая бежала, практически не отрывая ног от пола, охала, хваталась за голову и тут же начинала поправлять выбившиеся из прически локоны. Замыкал шествие лакей, с непроницаемым лицом чеканивший шаг. Увидев Ираиду, горничная еще более разволновалась, заговорила еще громче, тыкая пальцем в ее сторону, дама заохала еще громче, а лицо лакея приняло совсем уж каменное выражение. Ираида заняла воинствующую позу руки в боки и громко крикнула, стараясь придать фразе как можно более грозные нотки:
– Ну и кто вы все такие?!
– Ну вот, видите, что я Вам говорила! – затарахтела горничная, одной рукой подхватив даму под локоть, а второй продолжая яростно жестикулировать. – Сами посмотрите, что с нашей Верочкой творится! – и суетливая горничная всхлипнула и вытерла нос рукавом.
– Ментель, да убери ты ее! – устало воскликнула дама в лиловом халате и оттолкнула девушку. – Угомонись уже, Бруна, никакого спасу от твоих вечных причитаний нет!
Лакей, все с тем же непроницаемым лицом, взял Бруну за плечо и препроводил за дверь, а сам остался наблюдать за происходящим.
Как только всхлипывания надоедливой горничной стихли за дверью, дама в лиловом халате подошла к Ираиде и сахарно проворковала:
– Вера, деточка моя, что случилось?
– Во-первых, я Вам никакая не Вера, меня зовут Ираида, – девушка не дала договорить незнакомке, а тут же кинулась в атаку. – А, во-вторых, я вообще не понимаю, где я нахожусь и как я здесь очутилась. Вы можете мне это объяснить? – и Ираида вновь топнула босой ножкой.
Дама охнула, картинно схватилась за сердце и замахала рукой Ментелю. Тот подбежал, подхватил ее и усадил в роскошное кожаное кресло темно-зеленого цвета, стоящее как раз рядом с мраморной статуей богини мудрости Афины.
– Ментель, воды! И кликни Юркина ко мне, срочно! – оживившись на мгновение, она вновь театрально рухнула в кресло и лежала в нем, полуприкрыв глаза, держась одной рукой за сердце, а другой за голову.
Через минуту Ментель уже отпаивал госпожу водой, а у входа мялся молодой паренек в темно-синей куртке и потрепанных серых штанах, сжимая в руках потерявшую всякий цвет кепку.
– Юркин! – дама тут же оттолкнула Ментеля. Случайно пролив несколько капель воды ему на ливрею. – Юркин, беги за доктором Штерном! Знаешь, где он живет? Ну, помнишь, намедни у герцога подагра обострилась – мы тебя посылали? Ну, давай, с Богом. Скажи, с Верочкой плохо! Давай, быстренько!
Парень с кепкой молча кивнул и вышел из залы.
– Все, Ментель, хватит. Ну что ты меня поливаешь, я тебе не бегония! – раздраженно произнесла дама. – Иди лучше, доктора встреть, а то этот Юркин ну просто невозможно неряшлив! И, как обычно, чего-нибудь да напутает… Больше в комнаты его не впускать! – и дама вновь опустилась в кресла с мученическим выражением лица.
А она была хороша, очень хороша: темно-русые с медным отливом волосы, небрежно уложенные в незамысловатую прическу, оттеняли природную бледность и прозрачность ее совсем еще молодой кожи; черты лица – абсолютно правильные – казалось, воплощали тот самый недостижимый идеал женской красоты. Глаза, губы, нос, брови, улыбка – взятые в отдельности, производили весьма слабое впечатление и могли принадлежать любой посредственной особе. Но в ансамбле, на таком еще казалось бы совсем юном личике они поражали. Ираида просто залюбовалась этой неизвестной дамой, забыв о том, где она находится.
Но лишь только Ментель покинул залу, плотно закрыв за собой дверь, дама, презрев головную боль и величавость, присущую ее высокому положению, вскочила и быстро подошла к Ираиде.
– Как, ты говоришь, тебя зовут?
– Ираида. Ираида Капитоновна Жульник.
– Отец у тебя Капитон, значит?
– Да, – девушка даже и не думала пытаться выказать хоть какую-то любезность по отношению к знатной даме, которая хоть и выглядела весьма молодо, но по возрасту вполне годилась ей в матери.
– Вот что, девочка моя. Сейчас придет доктор Штерн, и ты расскажешь ему, что за страшный сон тебе приснился, договорились? А сейчас тебе надо прийти в себя. Пойдем, я провожу тебя. Ты должна прилечь.
Ираида оттолкнула даму в лиловом:
– Я не знаю, кто Вы и зачем Вы меня похитили у отца – денег на выкуп у него все равно нет. Да и, судя по Вашим хоромам, они Вам совсем и не требуются. Но разыгрывать из себя Верочку, деточку Вашу, я не собираюсь. Меня, может, уже с завода уволили, а я тут с Вами рассиживаюсь! Как мне на Легран пройти, лучше объясните…
– Легран? А что это? Вера, тебе надо лечь, у тебя температура.
– Легран – это квартал для бедняков, нищенский – как его еще называют. Я ведь все еще в Мерлизе?
Дама охнула, на этот раз совершенно неподдельно.
– Мерлиз? Ты сказала Мерлиз?! – дама задумчиво подняла глаза на одну из картин и покусала верхнюю губу. – Нет, девочка моя, ты в Нантере – была, есть и, я надеюсь, будешь.
– Нантер? А от Мерлиза это далеко? – Ираида вдруг почувствовала, что она замерзла, и вжалась комочком в стену. Все вокруг снова показалось таким чужим – город, улицы, хоть их она еще не видела… Отец и Тим оказались словно в другой части света. А она даже не знала, где находится этот чертов Нантер и как из него попасть в Мерлиз.
– Это очень далеко от Мерлиза. Даже скажу тебе, что это совсем в другой части страны: Мерлиз – это солнечный и нищий юг, а мы на благополучном севере, Верочка. Ну да довольно. Сейчас придет доктор и даст тебе успокоительное. Ты у меня с детства слишком впечатлительная и долго не можешь придти в себя после любого яркого и красочного сна. Ну же, радость моя, пойдем, я уложу тебя, ты совсем у меня побледнела.
Ираиде и вправду стало нехорошо: ноги подкашивались, голова кружилась. Хотелось плакать, хотелось увидеть отца, уткнуться носом в его бороду и говорить, говорить… Что жизнь так несправедлива и лучшее всегда достается другим, а она вынуждена прозябать в Легране, работать на красильной фабрике, носить эту жуткую одежду и принимать ухаживания Тима. Тим! Притом, что совсем недавно на главной площади в Мерлизе она увидела того, о ком мечтала всю жизнь! Он прогуливался с тросточкой и прекрасной дамой в голубом домино. Он осматривал достопримечательности. Ираида только и успела посмотреть ему в глаза и все! Он прошел мимо. Зачем ему дочь рабочего и вора? Ах, папочка, как же несправедлива жизнь!
По щеке девушки стекала слеза. Дама взяла ее под руки и отвела в спальню. Уже оказавшись под одеялом, Ираида пробормотала:
– А Вы кто?
– Я? А я, Верочка, твоя мама.