Глава 4

Домик со всеми удобствами. – О том, как Ольгина аура приобрела фиолетовый оттенок. – Новые соседи и «гематогенная» зона

Голос вопящего Стасика будил Яну уже не первое утро, но именно по его тону она, даже не проснувшись, могла с точностью сказать, какой сегодня день недели.

Это был точно не понедельник, потому что в понедельник Стасик вопил слабо, как герой анекдота про дистрофика и собачку; не вторник, потому что во вторник под его вопли можно было спокойно спать; не среда, потому что в среду в вопле Стасика звучала какая-то обреченность, которой сейчас не слышалось; не четверг, потому что в четверг Стасик вопил почти так же, как в среду, только чуть тише; не пятница, потому что в пятницу вопль Стасика звучал почти как хрип. Это была суббота, потому что именно в субботу Стасик Половцев обыкновенно вопил во всю силу своих крепких – после двухнедельного некурения – легких.

Ганс, терпеливо дожидавшийся, пока хозяйка проснется, понесся к ней с утренними поцелуями, а заодно и с напоминанием, что неплохо бы выгулять свою собаку, покуда у той не разорвался мочевой пузырь. Яна чмокнула пса в черный нос, нехотя распахнула одеяло и слезла с раскладушки.

На этот раз легкие Стасика в прямом смысле разрывались из-за того, что Ольга позволила себе выкурить на кухне целую сигарету. Стасик был вне себя. Он негодовал, возмущался и даже пытался стучать маленьким кулачком по столу, на который, как Яна поняла из его криков, Ольгу угораздило уронить пепел.

На этот раз в коридоре Яна столкнулась не с Анечкой, а с Катей, которая с флегматичным спокойствием заядлого жильца общаг и коммуналок собиралась на работу. В дрязги и склоки между бывшими она, в отличие от Анечки, никогда не встревала, быть может, потому, что знала: если Ольга кричит, значит, ей это необходимо. К тому же Катя, что роднило их с Яной, обладала склонностью к трудоголизму, так что частенько не замечала того, что происходило у нее прямо под носом.

К Ольгиной «нетрадиционной ориентации» Яна относилась спокойно. Ей всегда не нравились люди, осуждающие других за то, что те, видите ли, живут «не по канонам». Частенько в таких спорах Яне приводили аргумент «противоестественно» и, делая многозначительную паузу, вещали о продолжении рода человеческого, который, дескать, вымрет, если все представители женского – или мужского – пола будут любить себе подобных.

Яне же казалось, что природа мудра и справедлива и не допустит, чтобы все женщины и все мужчины воспылали страстью к представителям своего пола. А раз так, то что за беда, если люди встретились и полюбили друг друга, нашли своих половинок, пусть даже эти половинки и не отличаются от них по половому признаку? Что за ересь объявлять этих людей изгоями и читать им длительные, а главное, бесполезные нотации о том, что они могли бы стать гетеросексуалами, если бы хорошенько присмотрелись к противоположному полу?

Конечно же каждый из них обжегся, и в этом вся причина их «ненормальности». Конечно же их необходимо лечить, как слабоумных, как нравственных калек. И конечно же им необходимо внушать, что они должны и обязаны жениться – или выходить замуж – на тех, с кем они могут наплодить потомство на благо страны и человечества… И кому потом будет дело до того, что многие из этих «нетрадиционно ориентированных» людей ломают себе судьбу, создавая «нормальную» семью в угоду «нормальному» обществу?

Ольга наверняка могла бы выслушивать то же самое, если бы не была такой обаятельной и отважной. За ее «изумительную нежно-голубую ауру» и взгляд, исполненный невинности и загадочности, ей прощали все, и даже эту «ненормальность» простили, по всей видимости даже не вдумываясь в сам факт ее наличия.

Единственным человеком, которому Ольга стеснялась признаться в своей «неправильности», оказалась мама, но мама, к счастью или к сожалению, жила слишком далеко, чтобы вмешиваться в жизнь своей непутевой дочки…

Вернувшись, Яна вымыла Гансу лапы в красном тазике, который Стасик специально выделил для «собачьих дел», и тут же услышала радостный Ольгин возглас:

– Яся, сегодня твой день!

– Что, опять по гороскопу мне счастье? – вяло поинтересовалась Яна, пытаясь хоть на секунду задержать вырывающуюся Гансову лапу в стареньком полотенце.

– И по гороскопу тоже. Риелтор звонил. Сказал, что есть забавненький вариантец. И не квартира даже, а кое-что получше…

– Неужели дом? – Яна ослабила хватку, и Ганс, поняв, что теперь уж точно избежит ненавистной процедуры вытирания мокрых лап, вырвался и понесся отряхиваться прямо на кухню.

– Яся! – не своим голосом завопил Стасик. – Яся, убери собаку! Она на меня своих бактерий набрызгает!

С кухни раздался звонкий Ольгин смех. Яна поймала окончательно развеселившегося Ганса, вытерла ему оставшиеся две лапы и с миром отпустила в комнату.

– Так это все-таки дом? – спросила она у Ольги, вернувшись на кухню.

– Угу. – Ольга отхлебнула чай и кивнула.

– Если дом, значит, без газа и воды, – приуныла Яна.

Ей сразу вспомнилась Стасикова дача: ежеутренние походы за водой, мытье под бочкой, водруженной на четыре столба, и прочие прелести, с которыми можно примириться летом, но зимой… И хотя она давным-давно грезила об уединенной жизни в каком-нибудь дачном поселке, все-таки ей хотелось, чтобы эта жизнь не была омрачена каждодневной морокой по обустройству дома.

– А вот фиг тебе. Все там есть. И газ, и электричество, и водопровод.

– Не может быть… – Яна достала из кармана джинсов пачку сигарет, но, увидев испепеляющий взгляд Стасика, поглощавшего нечто похожее на щавель, тушенный с сельдереем и морковью, тут же засунула сигареты обратно.

– Еще как может. Я же говорю – твой день. У Рыб по гороскопу выгодное материальное вложение, шанс, который появляется раз во много лет.

– Но это же бешеные деньги, – манкируя содержание гороскопа, возразила Яна. – Ты представь, сколько может стоить домик со всеми удобствами?

– Я и представила. Но Дима сказал, что хозяйка просит совсем немного. – Яна открыла рот, чтобы спросить, кто такой Дима и как такой домик может стоить «немного», но Ольга ее опередила: – Дима – риелтор. Помнишь, я говорила, что его мне знакомая с работы посоветовала? Почему домик такой дешевый, я не знаю. Димка объяснил, что хозяйка не столько денег хочет, сколько того, чтобы за домом присматривали. Хозяйка – бабулька какая-то, она там даже не живет. Туда раз в год, да и то по обещанию, ее внук заглядывает. Вроде как он – журналист, вечно по командировкам мотается. Дом в хорошем состоянии, там даже ремонт пытались сделать, но почему-то не закончили… В общем, сдается домик, что называется, в хорошие руки.

– И как же эта бабуля поймет, хорошие у меня руки или плохие?

– По-моему, так у тебя на лице написано, что ты – человек порядочный.

– Так уж и написано? – недоверчиво улыбнулась Яна. – Спасибо, конечно, но…

– Не «но», а коровья лепешка, – перебила ее Ольга. – Смотреть поедем или будем лясы точить?

– Конечно, поедем, – быстро согласилась Яна. – Просто страшно, что снова кинут.

– Я тебе фигню когда-нибудь советовала? – возмущенно поинтересовалась Ольга. – Дима – риелтор проверенный, ему репутация дорога. Да и договор я обязательно прочитаю. Уж будь уверена, ни одной буквочки не упущу.

На этот счет Яна не сомневалась. Когда речь шла о бумажках, Ольга становилась дотошной, как заправский нотариус, и в эти моменты даже ее излюбленные гороскопы переставали иметь значение.

По дороге – Стасик оказался столь любезен, что отвез женщин на своей машине, предварительно, правда, взяв с них обещание, что те не будут в ней курить, – Яна, наученная горьким опытом, пыталась отыскать в потенциальной сделке хотя бы один изъян. Если в доме есть газ, электричество и водопровод, что же с ним не так? Может, он у черта на рогах? А может, соседи какие-нибудь ужасные? Вдруг они на ночь ручного аллигатора погулять выпускают?

Фантазии завели бы ее далеко, но Ольга попросила Стасика остановить машину.

– Ну что такое… – недовольно пробубнил Стасик, однако все же послушал Ольгу и свернул на обочину. – Так мы и за сто лет не доедем…

– Успокойся, Половцев, ты столько не проживешь, – хихикнула Ольга.

Стасик испуганно покосился на Ольгу – бывшая жена коснулась самой болезненной темы. Благодаря чудодейственному питанию, волшебной книге о вреде курения и силе духа, которая у Стасика, несомненно, имелась в избытке, он намеревался дожить как минимум до двухсот.

– Да ладно, Половцев, шучу я… Нам свои дела надо сделать. Пойдем, Ясь.

Стасик отогнул переднее сиденье, и Яся, опустив голову чуть ли не до живота, выбралась из «Нивы».

Когда женщины вылезли из придорожных кустов, Ольга хитро подмигнула Яне:

– Сейчас покурим…

– А Стасик? – вопросительно кивнула Яна на Ольгиного бывшего, нервно барабанящего пальцами по рулю.

– Ничего, потерпит. Сам виноват – в следующий раз не будет пундеть из-за глупостей.

– В следующий раз он нас просто не повезет, – резонно заметила Яна.

– Повезет, куда денется. Ты Половцева плохо знаешь. Он… как это говорят… вспыльчивый, но отходчивый. Хотя все равно – зануда чистоплюйная…

Как и предполагала Яна, чуткий нос Стасика уловил запах табачного дыма сквозь приоткрытую форточку.

– Мать ты моя! – возмущенно крикнул он Ольге. – Мы так не договаривались!

– Капитолийская волчица твоя мать. Я обещала не курить в машине, а про улицу уговора не было.

– Ну ты и зараза, Ольга Андреевна, – покачал головой Стасик. – И как тебя твоя Катя терпит?

– Катя – мудрая женщина. Она знает, что, если я чего-то хочу, лучше мне это позволить. Все равно возьму без спроса.

– А ты ауру свою испортить не боишься?

– Да ты, я гляжу, Половцев, шутить научился…

– Ну хватит уже, – вмешалась Яна. – Правда, Оль, поехали. Неудобно уже…

– Неудобно бычки курить. А мы с тобой курим сигареты…

– Оль…

– Ну ладно, ладно, пошли…

Через сорок минут Стасик остановился уже по собственной воле, чтобы посмотреть карту.

– Вроде где-то рядом… – сосредоточенно разглядывая веточки с точечками и надписями – Яна так и не научилась разбираться в картах, – произнес Стасик. – Налево, направо… Поздравляю, дамы, почти доехали.

– Не так уж и далеко, – повернулась Ольга к Яне. – Конечно, своим ходом будет подалече.

– Ничего, не так уж часто я езжу, – успокоила подругу Яна. – Раз в две недели можно будет потерпеть электричку и автобус…

Машина проезжала мимо поселка, а Яна во все глаза рассматривала дома, пытаясь угадать, какой же из них тот самый… Этот красный с огромными вишневыми деревьями? Или этот, серый, с почти готическими башенками? Но ни тот, ни другой, ни третий «тем самым» не оказались. Яна разочарованно вздыхала и снова вглядывалась в домики, пока наконец не увидела его.

Стасик проехал мимо, но Яна была точно уверена, что это именно тот дом, о котором говорила Ольга. Аккуратный беленький домик, для одной Яны, пожалуй, слишком великоват; ставни выкрашены в небесно-голубой; крылечко, тоже голубое, – три ступеньки. Домик старый, но до слез уютный, сразу видно, что нынешняя хозяйка хоть и не живет в нем, но любит его так, как можно любить вот такой старенький, одряхлевший, полный воспоминаний дом.

Странно, что в нем никто не живет, подумала Яна. Домик вызывал такое чувство, словно в нем каждый день пекли пироги и ужинали всей семьей. Может быть, так казалось потому, что из-за туч наконец-то выглянуло солнце и, кокетливо подмигнув, скользнуло по домику ласковым лучом.

– Это он… Ольга обернулась:

– Кто – он?

– Домик, – ответила Яна. – Мне кажется, этот…

– Стасик, ты не проехал ли, часом?

Стасик одним глазом покосился на карту, а другим на исчерканную трещинами дорогу, из-за которой старенькая «Нива» подергивалась, словно в конвульсиях.

– М-да… Точно проехал. Уела, Ольга Андреевна. Сейчас будем разворачиваться…

– А как ты догадалась? – восхищенно спросила Ольга.

Яна пожала плечами:

– Не знаю. Почувствовала.

– Это хорошо, – одобрительно кивнула Ольга. – Хороший знак.

Яна вздохнула. Знаки, гороскопы – ну как Ольга, такая с виду рассудительная, может верить в подобную чушь?

Выйдя из машины, Яна еще раз присмотрелась к дому. Солнце снова скрылось, и теперь он уже не казался таким уютным. И все-таки было в нем что-то такое, что привлекало к нему, тянуло, подталкивало подняться по трем ступенькам и заглянуть внутрь.

Стасик остановился, чтобы закрыть машину, а Ольга в своей обычной манере ехидничала по поводу его осторожности.

– Что, разглядываешь? – услышала Яна незнакомый голос и, вздрогнув, обернулась. На нее немигающим взглядом уставилась какая-то бабулька.

Внешность. Глаза маленькие, как ягоды черной смородины; взгляд острый, любопытный; на обветренных губах лукавая улыбка; маленькая, но крепко сбитая, видно, что на здоровье не жалуется и каждый божий день занимается «зарядкой» в своем саду или огороде.

Манера одеваться. Цветастая плиссированная юбка по щиколотку, линялая кофточка вишневого цвета.

Возраст. Наверное, около семидесяти? Во всяком случае, согбенной старушкой ее не назовешь.

Черты характера. Уж точно любопытство.

Хозяйка, наверное, решила Яна и сразу расстроилась, потому что совершенно по-другому представляла себе эту женщину.

– Да, присматриваюсь, – кивнула Яна, стараясь казаться доброжелательной.

– Я б на твоем месте даже не думала… Знаешь, чего она этот дом сдает?

– Кто? – недоуменно вскинулась Яна.

– Полина Артемьевна.

– Нет… А кто такая Полина Артемьевна?

– Кто-кто, хозяйка, конечно… «Ф-фух… – вздохнула про себя Яна. – Слава богу, ошиблась».

– Не знаю.

– Зато я знаю… У них тут эта… как там ее… гематогенная зона.

– Геопатогенная? – уточнила Яна, изо всех сил стараясь сдержать улыбку.

– Вот-вот, она самая… Тут у них всякая ересь творится.

– Да? И какая же?

Бабка, учуяв Янину заинтересованность, оживленно продолжила:

– Валька-то, сын Полины Артемьевны, уже полгода как сюда не наезжал. Да и сама она только по праздникам наведывается. Дом какие-то черти нерусские приезжали делать, да так и уехали, испугались, видать, чего-то. Так она, дура старая, других наняла. Ну и те два дня да две ночи продержались – тоже сбежали. Так вот, когда нету здесь никого, чудеса всякие происходят… Один раз я свечу в окне видела, а другой что-то по дому гремело, грохотало, да так, что я чуть на тот свет со страху не отправилась… На следующее утро вызвала я милицию. Да разве они чего сделают? С живыми маньяками справиться не могут, а с нечистой-то силой? Ну, так и замяли дело. А я нет-нет да и слышу всякую чертовщину. Дом-то по соседству… А еще сюда бомжи всякие наведываются… – выразительно сверкнула она глазами-смородинами.

– Бомжи? – удивилась Яна.

– Да ходит тут один… Крутится везде… А возле этого дома ему как медом намазано. Я Полине Артемьевне говорила, да она разве слушать будет?

– Здравствуйте, – поздоровалась с бабкой подошедшая Ольга. – А вы, наверное, хозяйка?

– Хозяйка – Полина Артемьевна. А я – соседка, – деловито объяснила бабка. – Вот, рассказываю подружке вашей, чего тут за чудеса творятся.

Чудесами Ольга заинтересовалась не на шутку, так что, если бы выбравшийся на крыльцо риелтор – он обещал встретить клиенток уже на месте – не помахал им рукой, Яне во второй раз пришлось бы слушать историю про полтергейст, «гематогенную» зону и перетрусивших гастарбайтеров.

Риелтором оказался парень лет двадцати пяти, и теперь Яна уже не удивлялась тому, что Ольга фамильярно называет его Димой.

– Скажи-ка мне, Дима, – с порога начала Ольга, – а что это за история с привидениями?

– Опять она за свое, – буркнул Стасик. – Нет бы о транспорте расспросить, о магазинах – так она о привидениях… Ясь, ты бы хоть ее уняла…

– Ее уймешь, пожалуй, – улыбнулась Стасику Яна. – Она сама кого хочешь уймет. Пускай расспрашивает. Всяко разно, это лучше, чем не спросить вообще ничего и снять уже сдающуюся кому-то квартиру, – добавила она, вспомнив свои невеселые приключения с однушкой в Люберцах.

– А ну ее, – махнул рукой Стасик. – Пойду лучше сад посмотрю. Эх, мою бы дачку обустроить. Воду, газ провести. Ей-богу, взял бы да переехал. И питались бы своим, натуральным, а не этими консервантами… А тут, как я погляжу, не особо-то старались. Ябоньки, вишня, сныть да одуванчики. Смотри, сколько сорняков понапустили…

Дима Ольгиных чаяний не оправдал и о привидениях ничего не рассказал… Хозяйка дома, Полина Артемьевна, о привидениях не распространялась.

– Все, что я знаю, – краснея под пристальным Ольгиным взглядом, ответил Дима, – так это что раньше, после революции, эту дачу какому-то писателю отдали. Так сказать, во временное пользование. Он тут прожил несколько лет и умер здесь, а дачу его со временем не то продали, не то отсудили… Здесь после него только одна семейная пара жила. А потом домик мать Полины Артемьевны купила. А про привидения ничего не слышал, честно вам скажу.

– Да чушь это все, – покосилась на Ольгу Яна. – Может, эта бабка Полину Артемьевну попросту недолюбливает и наговаривает на дом, чтобы мы не сняли. А может, новых соседей не хочет. Ну какие тут привидения – уютный, милый домик.

– Вначале изнутри поглядим, – недоверчиво буркнула Ольга и зашла на террасу.

Терраса оказалась довольно просторной. В ней не было ничего лишнего, однако присутствовало все необходимое. Старенькая газовая плита, раковина, обеденный стол, накрытый фиолетовой скатертью. На столе стояли графин и две чашки. Приглядевшись к графину и чашкам, Яна заметила, что на них нет ни пылинки. В воздухе витал подозрительный запах несвежих носков.

– Вы уверены, что здесь никто не живет? – покосилась Яна на Диму.

– Да, – кивнул риелтор. – Хозяйка уже месяц сюда не приезжала – разболелась… Сейчас в больнице лежит, сделку мне поручила оформить.

– Она что – не приедет? – встряла Ольга.

– Из больницы? Конечно нет. Но вы не волнуйтесь, мы и без нее все как надо оформим… Она мне даже ксерокопию паспорта дала.

Яна скользнула по нему недоверчивым взглядом.

– Плохо, – покачала головой Ольга. – Подруга уже заключала договор без хозяина.

– И что? – поинтересовался Дима.

– Кинули ее, вот что. Оказалось, этот якобы риелтор сам снял квартиру, а потом сдал ее еще троим и смылся.

Диму явно оскорбило подобное недоверие.

– Нет, вы, конечно, можете меня подозревать, – недовольно заметил он. – Сейчас черных риелторов на рынке много… Но вообще-то мне казалось, что вы, Ольга Андреевна, потому ко мне и обратились, что я вашей приятельнице помог. А если уж вы мне совсем не доверяете, я могу дать телефон моего агентства, да и хозяйке позвонить. И потом, в конце концов, если не к спеху, дождитесь ее выписки. Хотя, если честно, я привык через знакомых работать, – смягчившись, добавил он, – поэтому таких вопросов обычно не возникает. Но если надо – сделаем все, как положено.

– Ладно, – кивнула Ольга. – Обойдемся без звонков и ожиданий. Главное, чтобы договор был нормально оформлен…

– За это не волнуйтесь, – улыбнулся Дима. – Ну что, террасу посмотрели? Пойдемте в комнаты…

Комнат оказалось целых четыре, и Яна почувствовала себя барыней в хоромах. Мебель, судя по ее виду, была очень старой, но сохранилась хорошо. В серванте стояла чистенькая посуда, а на книжных полках – несколько томов классики и две вазы с засушенными розами. И вот что удивительно: на книгах, как и на графине с террасы, не было ни пылинки.

– Странно, что все такое чистое, – озвучила свое недоумение Яна. – Как будто только вчера убрались. За месяц здесь должна была уже скопиться пыль.

– Не знаю, – пожал плечами Дима. – Может, здесь ее не так много?

– И запах еще этот… странноватенький… – принюхалась Яна. – Надо будет хорошенько проветрить.

Они вошли в комнату, по всей видимости отведенную под рабочий кабинет: к левой стене прижался большой шкаф, заставленный книгами, справа – шкаф, состоящий из множества маленьких шкафчиков с неизвестным содержимым, а возле окна стоял внушительный стол с толстыми пузатыми ножками, на котором красовался деревянный стакан с ручками и прочими канцелярскими принадлежностями. Из-под крышки стола, испещренной морщинками трещин, робко выглядывала тумбочка с многочисленными выдвижными ящиками. К столу был придвинут стул с высокой спинкой, обитый потертым бархатом фиолетового цвета.

Ольга состроила такую гримасу, словно увидела в кабинете не стол со стулом и тумбочкой, а кучу хлама, который собрали изо всех комнат и приволокли сюда.

– Не нравится мне все это… – покачала она головой.

– В каком это смысле? – удивился Дима. – Я сам заходил, смотрел. Все чистенько вроде…

– Да нет, не в чистоте дело… Энергетика здесь какая-то паршивая…

– На вас не угодишь, – натянуто улыбнулся Дима. – Теперь энергетика паршивая… С чего вы это взяли?

– Я так чувствую. – Ольга потерла ладонями обнаженные плечи, как будто они покрылись мурашками. – Знаете, как будто в доме кто-то есть. Может, эта бабка, Ясь, и права была… Что-то тут не так… Понимаете, – Ольга выразительно посмотрела на Диму, словно он окончил не риелторские курсы, а школу по воздействию отрицательной энергетики на ауру человека, – у меня очень чувствительная аура. Когда я зашла сюда, она была нежно-голубой, а теперь… стала фиолетовой, прямо как все в этом доме…

– Уф-ф… – выдохнул Дима. В его глазах Яна прочитала явную симпатию к Ольге и явное желание понять ее прибабахи с аурой. – И что вы хотите сказать?

– Может быть, поэтому дом так дешево сдается?

– Ольга Андреевна, – вздохнул Дима, которому уже до чертиков надоели Ольгины придирки, – я вас, честное слово, пытаюсь понять. Но что тут поделаешь? Цену я сбить не могу – сами сказали, она и так невелика. А снимать или не снимать – ваш выбор. Я же вас не заставляю… Утешить вас я тоже не могу – ну не спец я в области паранормальных явлений. А вообще, я бы на вашем месте не сомневался: домик отличный, просторный, чистенький, со всеми удобствами… И потом, может, у вас просто настроение плохое… Вот и мерещится всякая чепуха.

– Оль, – Яна умоляюще посмотрела на подругу, – хватит человеку голову морочить. Мне домик нравится. Я на такой даже не рассчитывала. О цене я вообще молчу. Жить где-то надо. И никакая геопатогенная зона мне его снять не помешает.

– Наконец-то, – с облегчением вздохнул Стасик, не меньше риелтора утомленный Ольгиными придирками, – хоть кто-то ей объяснил, что она – чокнутая.

– Я этого не говорила, – возразила Яна. – Я только сказала, что сниму этот дом.

– Делайте как знаете, – обиженно фыркнула Ольга, – только потом, Ясечка, не жалуйся, что тебе хреново…

– Хорошо, не буду, – улыбнулась Яна.

Все же было бы ужасно обидно послушать Ольгу и упустить чудесный бело-голубой домик со всеми удобствами, четырьмя комнатами, чистенькой посудой и фиолетовыми скатерочками, аккуратненько укрывавшими столики.


Ганс вел себя почти как Ольга, с той только разницей, что был собакой и не мог сказать Яне, чтоб она «потом не жаловалась». Но его фырканье, лай и ворчанье говорили куда красноречивее всяких слов.

– Ну чего, Ганс, чего? – раздраженно спрашивала Яна собаку, ворчащую и лающую через каждые пять минут. – Что тебе снова не нравится? Весь дом – твой. Где хочешь, там и ходи. Даже душевая есть с ковриком – спи не хочу. И чего тебе неймется?

Ганс смотрел на хозяйку тревожным взглядом, но ничего, разумеется, не отвечал, только с подозрением принюхивался к углам и ворчал на стены, оклеенные лиловыми обоями с серебристыми треугольниками.

С разбором вещей Яна покончила быстро. Да и что было раскладывать? Разве что книги, для которых, к Яниной радости, нашлось местечко в рабочем кабинете, где стоял большой шкаф, заставленный собраниями сочинений.

«А книги-то старые, – подумала Яна, разглядывая библиотеку хозяев. – Видно, еще с тех времен, когда здесь этот писатель жил… Интересно, почему их здесь оставили? И вообще почему она так бережет этот дом, хотя здесь никто не живет? Ремонт небольшой сделала, обои новые поклеила, даже душ поставила современный, а от мебели так и не избавилась… Как будто она все здесь хотела сохранить, сберечь. Было бы понятно, если бы тут ее предки жили. Но домик-то купленный…»

Яна поставила несколько своих книг в свободную часть шкафа. Ганс снова залаял, на этот раз с террасы, и от неожиданности Яна уронила одну из книг на пол. Из книги вывалилась засушенная хризантема с крупной золотистой сердцевиной. Когда-то Павлик, в очередной раз провинившись, принес ей букет из пяти таких хризантем. Кажется, они назывались «Инга». Яна засушила эту хризантему в томике Ибсена, надеясь, что когда-нибудь эти воспоминания будут приятно согревать душу. Но сейчас хризантема вывалилась совершенно некстати, и вместо приятных воспоминаний Яна почувствовала болезненный укол, как будто ее ужалили, только не снаружи, а изнутри. Запихнув хризантему обратно, Яна поставила книгу на полку. Ганс продолжал лаять, как одержимый, – так обычно он лаял на незнакомцев, – и Яне снова пришлось откликнуться на его зов.

Загрузка...