– Мишаэл, твоя теорема о "Приемлемости внешней информации индивида к себе" очень необычна.
В пренебрежительном тоне Джека улавливается недоверие. Джек не торопится к своему рабочему столу. Но смотрит он не на Мишеля, а на плакат с видом Венеции..
– Классная вещь. – кивает Джек, причмокивая бескровными губами, медлит, прежде чем пробубнить:
– Приемленности всего увиденного как своей собственной зрительной информации. Хм, для кого-то это покажется натянутым.
– Теорема верна! – с жаром возражает Мишель. – Каждый ее может доказать сам. Покажите ребенку любую игрушку, и он ее захочет. Включите мультфильм, почитайте сказку, и он почувствует себя частью истории. Будет переживать, жить в ней и ей. Даже когда мультик закончиться, мысли отложатся в кратковременную память. Это только начало. Потому что так работает мозг, он все пропускает так сказать через себя!
– Вот-вот. Теорема довольно необычна. Даже революционна. Хм, ты сказал "ребенок"? Der Kinder? – непонимающе переспрашивает Джек.
– Так устроен мозг. Тяга к жизни, стремление выжить. Без такого механизма невозможно развитие личности, нейронных связей.
– У ребенка? Но мы производим взрослых синтетов! – теперь Джек перекрикивает Мишеля.
Хлопает дверь. Раздаются шаги. Появляется худощавый человек в белом халате, сверяет результаты программных тестов с мониторов. Джек умолкает, про кусочек печенье в руке он забыл.
– Видите ли, мистер Гарнер, – поясняет Мишель, – как раз именно у детей это проще увидеть. У них чистый ум. Нет рамок общества, поведения, ограничения в фантазиях увиденного и услышанного. Все он проецирует на себя и переживает.
Промычав, и обернувшись на вошедшего лаборанта, Джек понижает голос:
– Вот именно это похоже на выдумку. Может, мистер Андреус ознакомился с твоими трудами?!
Эти слова обескураживают Мишеля. Он понимает, что Джек, скорее всего, прав.
Джек направляется к себе, бормоча "Париж-Париж".
– А у Вас есть кошка? – Мишель не отстает от него.