1 Часть. «Прежняя жизнь».
Глава 1 «Вельвильванте и его жители»
– Человечество всегда будет двигаться вперёд. Даже семимильными шагами, но будет. Это закон природы и эволюции. Остановка – означает деградацию и скорую гибель цивилизации.
– Не просто так наш мирок спрятан от остальных. Мы не вписываемся в эту систему, не на одну из сторон.
– Почему? Я бы настояла. Сейчас мы как раз таки на той самой остановке. И это не хорошо.
– Верно. Однако ты должно быть будучи ещё совсем крохой не запомнила рассказов родителей, бережно передающихся новым поколениями. Слово сейчас как никогда имеет вес среди нас, больше ведь ничего нет.
– Так просвети меня. Не так уж и много ты мне рассказывал о том, что было раньше. – Эстер жадно откусила часть от ломтя спрессованных опилок и крошек, и приготовилась слушать, сосредоточенно посмотрев на брата.
– А что ты хочешь конкретно узнать? – Спросил тот, отпив из железного чугунка пресного травяного настоя.
– Расскажи, почему мы пошли дальше остальных? Был какой-то толчок? Или древние знания? Боги?
– Ну, Боги… – Насмешливо отметил он и снова сделал пару глотков. – Есть конечно какие-то легенды, даже находили что-то, но ещё во времена наших прадедов все это признали просто плодами раннего искусстворения. Так что, прошу, сразу отбрось этот вариант и забудь о нем.
– Посмотрим ещё. – Отведя глаза в сторону, пробормотала она, прикрыв рот ломтем.
Вормер ничуть не сомневался такому ответу сестры. Эстер не была скептиком, и не отрицала существования высших сил, так или иначе поучаствовавших в создании жизни. Однако и без доказательств этого верить отказывалась.
– Итак, двигаемся дальше – древние знания и толчок. – Продолжил он дальше, дабы на раздувать бессмысленный спор их точек зрения, всегда приводящий к тому, что каждый остается при своем мнении. – Тут ты ближе всего. На этом острове главным достоянием и сокровищем являлись знания. Человек рожденный здесь всегда в первую очередь стремился постичь и познать новое, разгадать не разгаданное, доказать не доказанное…
– Почему? – Перебила она его, дожёвывая крошки.
На её вопрос Вормер чуток призадумался.
– Чтоб я знал. Просто, так было всегда. До последних тридцати-сорока инциркулов.
– Так изначально было заложено в наших людях?
– Да. Есть много учтенных доказательств этого в кулаписцах. Точнее было.
– Тогда из-за чего все изменилось? Сейчас я что-то не вижу того прогресса и желания жителей изучить и создать что-то новое, о котором ты рассказываешь.
– Сменились люди, что нас ведут. По истине безграмотные невежды, слепо тащащие наш народ в пустоту и забвение. Оглянись и увидишь, что происходит обычными людьми когда приходят подобные правители, обиженные и со сломленными жизнями.
Эстер бегло пробежалась глазами вокруг себя. Ничего кроме своего родного дома не увидела. Те же холодные земляные стены, тускло освещаемые старыми масляными лампами. Скрипучая тахта в углу, покореженный шкаф и стол у противоположной стены. И на столе недельный паек, выдаваемый жителям Лутума. Можно было на нем нормально прожить, полноценно питаясь – нет. Но лучше иметь хоть что-то на завтрак, чем вовсе пустую тарелку.
– Я не помню, чтобы было по-другому.
– Мы и не знаем, как оно по-другому. Родились позже своего…
– А можем?
Вормер опустил глаза, уставившись в свое отражение в темном настое.
– Можем, если встанем вопреки орущих и пошлых положений власти.
– Мама и папа уже пробовали.
Сразу же уютное и милое утро наполнилось удушающим чувством горя. У Вормера застучали зубы и задергалось колено. А его сердце екнуло когда он глянул на Эстер, поджавшую губы, будто вот-вот заплачет. Больше всего ему было жаль её, ведь теперь рядом с ней навечно поселен страх, отзывающийся в панические приступах, при виде тяжёлых и могучих силуэтов человекоподобных машин. Именно они вступали в бой с повстанцами, живьём разрывая их на части.
– Что ж. Пора от духовных раздумий переходить к реальным делам. – Закончил их беседу Вормер, допив настой. – Задачу просто выжить, у нас ещё никто не отменял.
Они молча прибрали со стола, кинули посуду в ведро с водой, протекающей сквозь трещину в потолке. Вормер накинул на худощавые плечи старый кожаный плащ, надел потертый и мятый цилиндр и, поправляя волосы, стоя перед медным зеркалом, обратился к сестре. Через силу, скрепя сердцем, он напомнил ей о насущной проблеме:
– Эстер, я понимаю, что тебе это не в радость, и даже возможно настоящее испытание, но…
– Я знаю Вормер, не напоминай пожалуйста.
– Я настаиваю, это ради твоего же блага. Я переживаю.
– Я знаю, знаю. Я постараюсь тебя не подвести. Однако и тебя прошу…
– О чем?
– По поводу твоей работы на манусмеке повседнева. А точнее о том, чем вы с Ноки и другими там занимаетесь. Это самое небезопасное занятие, после работы на металло и химманусмеках. Будь аккуратнее. Мекавиты теперь другие, сам знаешь.
– Да. Обещаю тебе, что все будет хорошо и я буду осторожен.
Она прижалась к его груди, крепко обхватив руками и прикрывыв глаза. Вормер ответил взаимными пламенными объятиями.
На этом они расставались каждый день. Поэтому они всегда старались завтракать и ужинать вместе, дабы совсем не потерять друг друга.
Утром коридоры улья полны народу. Вормер прошмыгнул в общий поток и вместе с мастерами направился к выходу. Удивительно, но все всегда вели себя невероятно тихо. Каждый шёл сам по себе, опустив голову и смотря в никуда. Точно также было и в секторах, на складах, в мастерских, фермах, шахтах и в любом другом месте работы мастеров. Люди эти стали не общительны, и в этой тишине и страхе говорить, слово в цене становилось ещё дороже.
Не сказать, что Вормер ото всех сильно отличался. Он также достаточно молчалив и закрыт. Однако когда-то давно в детстве произошёл момент знакомства с человеком, с которым идёт по жизни до сих пор и который знает его как себя.
В толпе одинаковых лиц, вдруг, «змейкой» засновала фигура, извиняясь за каждый свой резкий шаг и нечаянный толчок. Вормер не видел кто это, но по приближающемуся голосу догадался. Вскоре Вормер почувствовал на плече тяжелую громоздкую ладонь.
– Доброго утра, умельцам и изобретателям! – Достаточно громко разошелся по тунелю хриплый бас.
– И тебе доброе, Ноки. – Суховато, но слегка улыбнувшись ответил Вормер.
На них сразу начали оглядываться и обращать внимание другие мастера. В любопытстве их было столько же правдоподобности, сколько в преданности и любви Суммуму. Лишь от раздражения поворачивали они свои головы, ведь не терпели лишний шум.
– Итак, что на сегодня ? – С неподдельно хорошим настроением продолжил Ноки, не отставая от друга.
– Ничего не поменялось. Всё также.
– И все также я поражаюсь твоему хмурому настрою на каждое утро. – Ноки был полностью расслаблен, казалось он вообще не переживал по поводу предстоящей работы, после которых многие мастера не знали, смогут ли вернуться домой живыми и со всеми ли конечностями. Постоянное напряжение и опасность ради того, чтобы поесть.
– Какие новости за эту неделю?
Спросил Вормер, перейдя на шёпот, ведь в улье помимо мастеров, стояли ещё и мекавиты. Из разных углов, стояли и наблюдали. Может, этот постоянный надзор, также влияет на молчание людей?
– Умбро разрослось.
– Как? Раньше же было…
– Все меняется. Сверху же говорят: «Вперёд и только вперед!»
– Что-то я не вижу никаких движений.
– Я тоже. Однако мне кажется тут все не от Суммума зависит в первую очередь. Выбор есть всегда, и в умбро уходят те, кто потерял последние силы держать себя в руках. Они потеряли веру. Что насчёт тебя? Ты среди них?
– Нет, с чего ты взял?
– С того, что ты около двух недель уже не появлялся в мекаингениоартис. – Он шепнул ему это на ухо, еле дыша.
– Я не в умбро, клянусь. Последнее что я сделаю, так это уйду туда. Мне жаль, я пообещал Эстер.
– Понимаю, но раньше тебе это не мешало. Мы достаточно осторожны, чтобы не бояться.
– Знаешь, чем дальше тем сильнее мое переживание. Ничего не могу с собой поделать и слова Эстер только подогревают его.
– Что за слова, Ворм?
Он остановился, а вместе с ним и Ноки. Они постояли на месте около минуты, чтобы большинство мастеров ушло вперёд. Это нужно обсуждать без лишних ушей. Они не торопясь пошли вновь, когда остались одни
– Ну?
– Ноки, ты же помнишь её тогда, только-только после поражения. Ты помнишь какие у неё были глаза.
– Карие, глубокие и очень добрые. Знаю, помню Ворм.
– И я знаю, и мои родители знали. Никому из нас не показалось тогда и тем более не кажется сейчас. Я каждый день их вижу. Они стеклянно-голубые, а ты знаешь, что это значит.
– Да, но я не понимаю, как такое может быть.
– Я тоже, но тем не менее оно есть, и я переживаю за это. Я не представляю как ей выжить на Вельвильванте сейчас, не представляю, что ей ответить, когда у неё появятся вопросы, а они появятся уж поверь. Задатки уже есть, день изо дня общаемся на такие темы… И это только начало. И давно уже нет тех, кто её понял бы и направил.
Ноки похлопал друга по плечу.
– Не легкая у тебя судьба, Ворм. Снова и снова приходиться тебе взваливать на свои плечи, неподъемный груз за двоих. Не представляю какого это. Но знаешь, старайся не падать духом, тяжело это сделать ради себя, сделай ради сестры. Если надо поговорить, ты знаешь где меня найти и мы всегда что-нибудь придумаем. Не в первый раз, дружище. Уж десять лет так, и всегда выкручиваемся. Мы видали и по хуже, помнишь?
– Не хочу даже вспоминать, а тем более возвращаться в то время, что свело нас.
– Послушай, старайся найти хоть в чём-то что-то положительное, иначе долго не выдержишь. Нельзя так жить, только не в нашем мире. Надо уметь не сойти с ума.
– В твоих словах есть логика. Только это не жизнь, а выживание. Но я хочу жить.
– Кто не хочет? Вормер, мы с тобой давно это обсуждали и давно это перестали по твоей же инициативе. Я от своих слов и тогда, и сейчас не отрекаюсь. Если надумаешь, опять же, знаешь где меня найти. По одиночке у нас не получится.
– У нас и так не получится. Поэтому и закончили с эту тему.
– Почему тогда припомнил о «жизни»?
– Это…просто последствия усталости и тяжёлых рабочих дней. Вот и выговариваю все, что есть в голове.
– Ну, раз у тебя это есть в голове, значит не все потеряно, и я этому безумно рад.
Вормер посмотрел на него с недоумением, на что Ноки ответил:
– Ведь раньше все было по-другому…
– Нет, пожалуйста не заводи эту песню. Мне на душе опять будет тошно от этих речей.
– Раньше, ты любил об этом думать и говорить.
– Больше не люблю и не говорю.
– С такой «горячей кровью» в роду, тебе нельзя молчать.
– Уже нет моего рода, значит и взять с меня нечего.
Они уже подходили к лестнице наверх, к выходу из подземных жилищ. По очереди, выстраиваясь в шеренги по двое, мастера поспешно поднимались на улицу. Вскоре подошла очередь Вормера и Ноки.
Чем выше, тем больше в воздух становился тяжелее и больше в нем было примесей и металлической пыли, скрипящей на зубах. Выйдя наружу окончательно пропала та томящая тишина. Слух прорезал металлический лязг, скрежет шестерных механизмов, свист пара и тяжелый гул тепловых и топливных двигателей. Город начинал просыпаться. Мастера начали топить печи и заводить первые машины, что заполоняли просторы Лутума.
– Ну, свидимся еще. – Ноки пожал руку Вормеру – Мне пора, вчера поздно приехала новая партия «Служников», и сегодня это дополнительная работа.
– Свидимся, ты же сегодня будешь в коллегиуме?
– Да. Хочешь присоединиться?
– Думаю, я должен.
Губы Ноки расплылись в улыбке, а глаза его загорелись от решения Вормера. Он ещё раз похлопал его по плечу и они разошлись. Каждый в свой сектор.
Оба мастера работали в манусмеке повседнева, к югу от агротерры. Их манусмек был одним из самых щадящих мест.
Конечно, и здесь было много чего неприятного и даже опасного: высокие температуры, давление, пыль разного рода состава, порой легковоспламеняющаяся. Много шума, мало воздуха, много нагрузки, мало рук. Ранее все эти работы были автоматизированы настолько, что рука вельвильванца нужна была лишь для усовершенствования механизма, ещё реже – ремонта, шестерёнка к шестеренке, идеальное производство. Сейчас же время и ресурсы были урезаны до края. Манусмеки были перенесены сюда на скорую руку, так толком до конца и не обустроенные, и уже и не будут.
Так что приходиться вертеться в этом пекле, иначе не занятые руки быстро найдут и сделают с ними то, после чего они не появятся среди мастеров. Вормер лично видел, когда из улья с силой мекавиты вытаскивали одного парня, повредившего руку и решившего отсидеться пару дней у себя в крипте. Он так и не вернулся. Ещё пару таких исчезновений и желавших бунтовать поубавилось раз в десять. Да и просто стремление к лишнему отдыху, даже из-за недуга ушло. Все тяжёлые дни своих жизней мастера проводили на ногах, тем самым позабыв о ценности и состоянии той самой жизни, лишь боясь потерять то, что уже есть. А Вормер ко всему этому лишь задавался вопросом: «Как мекавиты на такое стали способны?"
Он видел в детстве их ещё прежними и отчётливо запомнил их имитацию человеческой деятельности. Очень поверхностную имитацию, выдающую их бездушное, механическое и не живое нутро. У людей и у них был лишь общий двуногий силуэт. Сейчас же они поменялись. Он не знал, что конкретно Суммум сделал с ними и как, но в нынешних мекавитах появилось будто что-то ещё. То, что позволяет им распознавать и запоминать лица тех, кто стоял сегодня на станциях, а кто нет. То, что позволяет им понимать, кто следует слову Хозяина, а кто нет. То, что позволяет им слышать, видеть и делать все, как подобает преданному доносчику, чья воля и контроль находится под жестокой рукой Хозяина. Они стали до боли похожи на людей, только не обремененных собственным разумом и чувствами. И это пугало.
Вормер понимал, что сквозь этот холодный металл и пылающий свет из под пустых линз, он видел никого иного как Ягенрада и его безумство, дорвавшееся до власти.
Сквозь тесные проходы и туннели, обшитые жестью, Вормер дошёл до своего замшелого рабочего места в дальнем углу своего сектора. Он работал на обеспечении и пополнении запаса механизмов для машин сложной работы. Все нудно и однообразно: сидишь за старым верстаком, справа от тебя своя станция, слева большой фонарь, от которого бьёт жар прямо в лицо. Целый занимаешься тем, что крутишь приводы. Поодаль сидели ещё пятеро мастеров, делающих свой свод деталей. Только разговоры с ними могли хоть немного развеять тоску. А ну и конечно же, глазеющие из-за спины мекавиты, не на секунду не отворачивающиеся от них, тоже придавали стимул лишний раз не отвлекаться. Сектор Вормера был маленьким настолько, насколько интересным и загруженным. Но в отличие от многих более менее безопасным если внимательно следить за своими пальцами.
К слову о пальцах. Как только Вормер пришел, перекинулся с тем кто уже работал парой слов и внимательно посмотрел на руки своих коллег. Нет, были чисты. А затем сделал засечку на своей.
Снял верхнюю одежду, завязал тяжелый кожаный фартук, надел увеличительные очки и принялся за дело.
В менусмеке повседнева были ещё сектора: по производству одежд и украшений, по созданию и ремонту определённых коллекций самопередвигающейся мебели, сектор специализированного назначения, для производства чего-либо не живого и не съедобного по личному и индивидуальному запросу суммовца. И наконец, самое сердце повседнева и любого другого манусмека – мастерская, где производится ремонт, переделка или усовершенствование мекавитов разного рода назначения, от «служников» до «гвардии». Туда как раз посылаются запчасти с сектора Вормера. Вот там поистине интересно. Напрямую работать со сложными машинами, некогда венцом творения механики Вельвильванте.
Каждый свой рабочий день Вормер вспоминал как ещё будучи совсем юнцом скреплял детали, что были выше его на голову. Как с ранних лет десятки хоров провел в мастерской, как надрывался и вусмерть уставал, но ничуть не жалел об этом. Ведь только так он мог прикоснуться к разума творению, одно из немногих, что делало его чуть-чуть счастливее.
Однако все изменилось с неожиданным зовом, направившим Вормера сюда. Зов редкое, но периодическое явление. Он раздаётся из тел мекавитов, голосом Хозяина, отдающего приказы своего личного характера. Так он перенаправляет мастеров туда, куда ему угодно, даже на смерть. Да, уже давно стало всем ясно, что эти исчезновения неповиновавшихся прямиком означают их уход и с этого света, руками Суммума.
Тем не менее зов, что выпал на судьбу Вормера ни что иное как злорадствующая месть сынку главы восстания. Нет сомнений, что Хозяин видел, как мальчик не смотря ни на что любил мастерскую, а его задачей являлось уничтожать то, что он любит.
Вкратце, снова, прокрутив всю свою неудачную историю в голове, Вормера отвлекло бормотание мастеров. Он решил втянуться в их незамысловатую и тихую беседу дабы скоротать время. Однако в один момент разговор приобрёл для Вормера отнюдь не утешительный окрас:
– Слушай, приятель, наслышан, что твоя сестра в агратерре работает.
– Да, все верно.
– И сейчас она там?
– Да, должна быть, а что?
– Да так. Просто я видел её на побережье, ровно в противоположной стороне от посевов.
Вормер опешил, в груди его что-то затряслось.
– Ты уверен?
– Да, полностью. Эстер я узнаю, застал её ещё крохой. Так что…
– Ладно, должно быть какое-то странное недоразумение, я с ней поговорю.
– Да уж, брат, а то ведь ты знаешь когда кто-то не на своём месте.
Вомер смолчал, в оцепенении сдерживая крик. В груди его что-то затрепетало с колкой болью, а руки окутала неконтролируемая дрожь.
Такое с Эстер случалось уже не впервые. Что-то вело её прочь, к отдаленным краям Вельвильванте, подальше от людей. Она не говорила что, но рассказывала, что в такие моменты была как в тумане. Вормер об этом как правило узнавал уже поздним вечером, когда возвращался домой, или когда кто-то из своих ненароком увидел её и передал. То было и хорошо, и плохо одновременно.
Вормер остаток рабочего дня провел как на иголках. Старался все же не поддаваться тревожности, но это было тяжело. Из холодных и мокрых пальцев то и дело выскальзывали мелкие детали и шестеренки. Он не мог с первого раза соединить механизмы друг с другом, и поставить приводы на нужное место. В голове он не мог связать и двух мыслей. Ещё и царапина на мизинце ныла.
Кое-как окончив работу, он быстрым шагом направился прочь из сектора, на скорую руку прибрав рабочее место. На одиннадцатый хор, пробивший на часах, каждый манусмек оживал вновь, провожая бледные силуэты мастеров в ночь. Вормер торопился, как заведеный оббегая фигуры, двигающиеся в сторону выхода. Не редко наступая на ноги и толкая локтями неуклюжих и усталых работяг. Машинально извинялся и бежал дальше, чуть не забыв подойти на станцию пайков, стоящую в каждом манусмеке, где мастера в конце или начале дня получали определённый объем порции на пропитание вечером и утром. Вормеру повезло, ведь обычно мастера будучи ещё относительно бодрыми утром забирают еду. Так что очереди он вовсе не застал. Быстро забрал сверток, и уже, бегом направился к агратерре.
Все закончили свой рабочий день и направлялись отдыхать в свои крипты, пока мекавиты нагружали сделанное сегодня по плану добро в парорельс – огромная машина, работающая на пару и таща по железным путям за собой мехсостав из цистерн и вагонов.
Он смотрел сквозь людей, не замечая лиц, лишь искал голубые глаза. В скором времени его метание и поиски вывели в просторы, накрытые золотистым ковром пшеницы. Это была агратерра – самое тихое место на Вельвильванте. Вдалеке полей виднелись отдалённые силуэты машин «фермеров», отключенных на ночь, и больше не души. Лишь ветер колышущий колосья создавал легкий шум. Как бы сильно Вормер не хотел полюбоваться этими видами, сейчас было не до этого. Он быстро пробежал огороды и посевы и вышел к побережью.
Под хруст гальки и шелест волн слышался отдаленный гул манусмека водных работ, там проводиться опреснение и добыча минералов.
Вормер замедлил шаг, ведь нашел ее. Внутри все отлегло, а на лице появилась лёгкая нервозная улыбка.
Тоненькая фигура девушки, на голову ниже мастера, стояла к нему спиной, смотря куда-то за горизонт. Вормер подошёл к ней и аккуратно коснулся её спины. Худые плечики вздрогнули и Эстер судорожно обернулась.
– Вормер! Ты меня до смерти напугал. – Даже будучи изумленной или напуганной её голос оставался кротким и тихим.
– Ты тоже, Эст, ты тоже.
Она глядела на него недоумевающе ещё пару секунд, но вскоре её глаза наполнил стыд и беспокойство.
– Прости меня, Ворм. Я правда не хотела этого. Кто же в здравом уме решится на это, да, и зачем. Однако мне сложно сопротивляться, соблазн тишины и спокойствия так велик. Я не в себе, и только чем дальше я от городов, тем мне становится лучше.
– Я знаю, мне жаль, Эст.
– Тебе жаль. Ты что-то знаешь, почему не говоришь мне? Тебе ведь жаль не просто так. Ты понимаешь, что это не нормально, а раз ты все понимаешь, почему не расскажешь?
– Знаешь, я думаю нам обоим стоит отдохнуть сегодня.
Этой фразой Вормер всегда сводил эту тему к концу, за все странности Эстер ссылаясь на усталость.
В очередной раз ей встал этот ответ поперёк горла. Она стиснула зубы, потупила взгляд и поплелась вслед за братом, что мелким, неуверенным шагом отдалялся все дальше и дальше.
Даже не смотря на то, что все обошлось сердце его не оставил страх. Он кусал губы в кровь, ногтями впивался в ладони до боли. Вормер боялся не только потерять сестру, но и её саму. Никогда он не сталкивался с Д'ферратами в своей жизни, а тут приходится жить с таким в одной крипте, делить пищу и вести беседы на равных, рассказывая о насущном. По истине странное и пугающее ощущение возникает в такие моменты рядом с ней. Особенно когда ненароком встречаешься с ней взглядом. Нет в этих стеклянных глазах ни человека, ни души, и смотрят всегда они куда-то сквозь Вормера всегда. Вот так сидит напротив неё за столом, а она неотрывно глазея вопросы задаёт, и они вмиг приобретают угрожающих окрас. Будучи перед Вормером обычный мастер, он бы и бровью не повёл, но она… Её взгляд…
– Ворм, почему я слышу голоса?
– Ч-что? – Невнятно переспросил Вормер, ещё не до конца выйдя из своих раздумий. А сам про себя вторит: «Только не смотри в глаза, куда угодно, но не на них, только не на них».
– Я слышу голоса, постоянно. В Лутуме и даже рядом с Суммумом, они не затихают ни на секунду. Лишь когда я отхожу на край острова, они пропадают. Ты ведь их не слышишь, уж наверняка не слышишь, только я. Почему?
– Я… Как давно?
– Лет с семи, восьми.
– И что же они говорят?
– Не знаю, не могу понять слов. Какой-то шёпот на неизвестном языке. Если на него не обращать внимание, то он становится похожим на звон в ушах и теряется на фоне остального шума. Однако я иногда все же прислушиваюсь, но ничего кроме ощущения своего рода транса мне это не даёт.
– Почему ты мне раньше о нем не говорила?
– По малолетству не понимала этого и просто не обращала внимание. А потом я хотела сказать, сильно хотела, но твои отговорки и не желание объяснить все по-нормальному отвергли моё желание. Я не чувствовала себя безопасно рядом с тобой и не могла доверять, впрочем, и сейчас не могу. Лишь надеюсь, что после моего признания ты начнёшь хоть немного доверять мне и когда-нибудь все таки расскажешь то, что знаешь.
Он не ответил. До улья они шли в тишине. Войдя в крипту, Вормер отдал паек Эстер и наказал поужинать и идти отдыхать.
– А что насчёт тебя?
– Нужно пойти подумать.
Эстер сразу изменилась в лице.
– Ясно. Тогда до завтра?
– Да, до завтра.
Разошлись они достаточно холодно, без объятий и ласковых слов.
Как только Эстер прикрыла за ним дверь, Вормер быстро направился прочь из улья, по дороге оповестив мекавитов, что идёт на ночную работу к утильникам. Те в ответ наградили его своим тяжёлым молчанием и отошли с дороги. Они все слышали и понимали, иначе бы никто не отчитывался перед ними. Мекавиты знали, а значит и Яген знал. Они всегда знают, слышат и видят.
Нужный Вормеру утильник располагался на противоположной ко входу в манусмек стороне. Так что приходилось каждый раз проходить почти сквозь все сектора. Ночью они выглядели зловеще. Это нормально, когда мозг додумывает из выпирающих силуэтов станции, что-то неописуемое и жуткое, так как это выглядит противоестественно, а значит может быть опасным. Не нормально скорее то, когда человек чувствует эту опасность, но ничего не предпринимает, чтобы себя защитить. Было время когда и у Вормера бегала дрожь по спине, а теперь ему уже все равно на себя, он не защищался.
Дверь в утильник была массивная, отличающаяся от остальных своими габаритами до потолка. Однако как и другие была механизирована, имела вид раздвигающихся створок. Стоило ему встать на расстоянии двух шагов от них, как они тяжело и медленно раздвинулись, откуда-то сверху посыпалась пыль.
За ними располагался сектор размером две трети от манусмека. Это непосредственно утильник – огромное пространство, заполненное всякого рода отходами производства, от бракованных заказов до просто изживших себя механизмов и деталей. Народ Суммума на редкость брезгливый и привередливый, от того отходов материалов еще достаточно хорошего качества здесь была тьма, как и в утильниках на других производствах. Уж неизвестно было мастерам знают ли суммувцы о существовании системы переработки и от том что часто используют «второй», переработанный, сорт, но известно то, что без этой системы невозможно было бы поддерживать существование Вельвильванте.
Был ещё один внушительный плюс в таком количестве неплохого сырья, это то, что появляется шанс часть забрать на эксперименты, что сохранялось в строжайшем секрете, только для тех кто состоит в коллегиуме мекаингениоартис. Мастера этого тайного общества позволяют себе смелость мысли по ночам, среди гор металлолома и иного хлама.
Вормер прошёл вглубь этого места, где разум оживает вновь.
Стоило ему сделать несколько шагов, как на плечо ему опустилась рука, удержав и не дав идти дальше. Вормер обернулся и увидел бледный силуэт, скрытый множеством теней. Однако в нем можно было без проблем разглядеть недоверчивый прищур на усталом лице. Вормер не минуты не колеблясь, показал своему единомышленнику царапину на мизинце. Тот в ответ расслабил хватку и показал свежую рану на своём. На том они молча разошлись, каждый в свой угол. Напряжение спало.
Ещё пару голов поднялось от своих дел в сторону Вормера, все друг другу продемонстрировали маленькие ссадины на пальцах и без лишних слов уходили в свои думы и дела.
Не только изобретатели здесь успокаивают душу. Пока Вормер искал Ноки уже успел увидеть десятки маленьких групп по три-четыре мастера. Все по своим углам, из того что было под ногами оборудовали рабочие места, и тихонько сидят, переговариваются. Что-то записывают у себя в блокнотах на листах из коровьей кожи, иногда что-то показывают, кто в мутных колбочках что смешивает, кто на стеклышках под увеличительными линзами что разглядывает и другим передаёт. И все так спокойно здесь, нет напряжения никто на тебя не смотрит из коса. Пожалуй единственный минус, это тяжёлый постоянный гул печи, которая пристройкой расположилась к утильнику. Иногда её все же приходиться использовать. Да что уж врать, иногда коллегиум собирался отнюдь не для размышлений, а просто чтоб избавиться от накопившиеся хлама. По несколько драгоценных ночей могли угробить.
Спустя время, избив все ноги о торчащие железки, Вормер увидел Ноки подле ещё трех мастеров. Они что-то обсуждали, держа в руках большой сверток кожи, то пальцем тыкая в него, то ту же руку поднимая вверх.
– Ноки. – Вормер приблизился к ним.
Тот сразу же оторвался от дела и воссиял, подойдя к нему навстречу.
– Вечер добрый, я так рад тебя здесь видеть! Знаешь, ты вернулся в самое подходящее время, нам как раз не хватает ещё одной головы, чтобы решить эту задачу.
– Итак…
– Момент.
Он подозвал коллег и те вынесли откуда-то из закромов странный механизм, предназначение которого ставилось под большое сомнение. С виду это была обычная банка, закрепленная на оси по горизонтали. К ней крепилась ручка, скорее всего для того чтобы крутить её было легче. По габаритам эта вещица была небольшой, вынести её смог один мастер. Вынес и поставил на подставку из груды бракованных деталей, недалеко от Вормера и Ноки, те подхватили и помогли.
– Гляди, Ворм, до чего мы догадались. Это поможет тебе наглядно понять и увидеть это.
– Объясни все сначала, пожалуйста.
– Обязательно, друг мой. Мысль об этой вещи мне пришла когда я чинил одного из мекавитов-служников, его паровой механизм. Тогда я задумался о тепле, как о нашем единственном и основном источнике энергии сейчас. Я подумал, ну не может быть такого, что на всем белом свете он один и что дальше пара идти не может. В тот же вечер над нашим островом повисла черная туча, накрыв градом молний. И глядя на это бедствие, я понял, что их свет, вернее само наличие света означает, что это какое-то большое скопление энергии. Ведь свет, это высокие температуры, а высокие температуры это тепло, тепло – энергия. Собственно тогда я занялся этой темой в плотную. Я сблизился с теми, кто разделил мои мысли. – Он рукой указал на тех троих. – К тому же ребята мне рассказали о том, что Вельвильванцы издревле изучали молнии и их природу, но их исследования прервал 1074 инциркул. Вобщем, мы поставили цель закончить дело. Мы начали наблюдать. И следующим нашим открытием было то, что в грозу молнии бьют в верхушки деревьев и единичные металлические шпили, торчащие из манусмеков. Мы предположили, что это явление подобно жидкости, что стекает с небес на одинокие выпирающие возвышенности, словно на единственное за что можно зацепиться. Мы задумали таким образом поймать молнию в какую-нибудь ёмкость, с помощью этих проводников. Много-много бессонных ночей в коллегиуме, много-много неудачных попыток и доработок самой ёмкости и нам удалось её поймать в бутылку с солёной водой. Знаешь, как мы поняли, что поймали её? Когда Ленни закрывал её металлической крышкой, держа другой рукой за место, где на бутылке были жестяные вставки. Его поразил сильных заряд, точнее разряд, ведь этим действием он разрядил бутылку. Благодаря нашей неосторожности мы создали гипотезу, что молнии, вернее та, энергия из которой они состоят, та жидкость, имеет в своём составе отрицательно заряженные частицы, в то время как человек положительные. А так как все положительное и отрицательное в нашем мире стремиться к равновесию, вот отрицательные частицы вырвались наружу к положительно заряженному Ленни. – Бедолага показал шрамы на ладонях. – После создания этой гипотезы мы задались целью не ждать этих молний, ибо времени много теряем, а воссоздать эту энергию в ручную, раз она состоит из тех частиц, которые есть везде, значит это возможно. Теорию об отрицательно и положительно заряженных частицах разработали вельвильванцы ещё до 1074 инциркула. К сожалению она была утеряна, а люди, которые ещё были в светлой памяти и уме об этих знаниях, давно мертвы. Пришлось параллельно своим исследованиям расспрашивать Лутум, да так, чтобы ещё и на глаза не попасться. Опять много времени утекло. Единственное, что нам удалось, так это собрать сотни одинаковых воспоминаний об отрицательных и положительных зарядах в шерсти, янтаре и стекле. С последними материалами мнения расходились, кто помнил одно, кто помнил другое. За неимением большего, мы стали пытаться соединить эти три вещи во что-то дельное. Историю одних и тех воспоминаний почти у всех мастеров мы так и не выяснили. Говорили, что помнят это из каких-то сказок, но не суть. Главное, что эти три материала имели положительные и отрицательные заряды. Мы приняли это за аксиому, так как просто не имели иного, кроме слов лутумовцев, а словам сейчас не разбрасыватся. Собственно самое простое что можно сделать, так это то, чтобы эти материалы соприкасались, и чем больше площадь поверхности соприкосновения тем лучше. А теперь вернёмся к этому механизму. Смотри внимательно.
Ноки подошёл к банке, снял с себя сначала плащ, а затем шерстяной жилет, приложил его к банке, а второй рукой принялся крутить ручку, настолько быстро, насколько возможно. Вормер неотрывно смотрел на это действо, а потом вмиг изменился в лице, ведь увидел мелькающие в банке голубоватые огоньки.
– Приложи к ней руку, не бойся. В ней нет воздуха, а значит и проводящих положительных и отрицательных частиц. Доверься мне.
Вормер осторожно прикоснулся кончиком пальца к ней, в ожидании худшего. Однако ни боли, ни жжения не последовало. Вместо этого он увидел как к его пальцу протянулся лучик света, похожий на веточку. После он решил приложить ладонь целиком и узрел красивое зрелище, как появились десятки лучиков, что следовали за перемещением руки по банке.
– Это… Это что-то невероятное. – Сказал Вормер, позабыв какие-либо иные слова от изумления.
– За этим наше будущее, мой друг. – Ноки перестал крутить, и одеваясь продолжил. – Мы открыли новый источник энергии, у которого такой потенциал. Он невероятно мощный и портативный. У нас есть ещё время. Если сможем правильно все сделать, вернём наш родной Вельвильванте.
После этих слов то чувство внутри, что грело душу Вормеру в секунду испарилось, поселив лишь тревогу и тошноту. Ему вспомнилось и сегодняшнее происшествие с Эстер и сердце сжалось ещё сильнее.
– Родной Вельвильванте? – Пролепетал он.
– Ну да, просто представь… Брат, что с тобой? На тебе лица нет.
– Все в порядке, ничего.
– Кажется… Я поторопился, рассказав о том, как мы хотим применить эту силу.
– Нет, это хорошо, что ты мне сразу все сказал. Было бы хуже, если бы ты смолчал. Дай мне пару минут.
– Без проблем, дружище.
Вормер оставил их компанию и быстрым шагом вылетел из утильника в пустой сектор.
Как только за ним закрылась дверь и он убедился, что совсем один, в тишине, отошёл в ближайший угол, присел на пол и тихо заплакал. С отроду не ревел. Что-то в нем умерло сейчас. Должно быть надежда на спокойствие. Коллегиум был единственным местом где он мог окунуться в тот мир, который не застал. Где можно жить, просто создавать и мечтать, расширяя просторы разума. Однако теперь и там этого не осталось. Теперь у коллегиума была цель вступить в бой, и знания теперь – оружие. Больше не было тех людей, истинных вельвильванцев, больше не могло быть как раньше, о чем так грезил Вормер. Он понимал, что пути есть только два и оба ужасные в перспективе. Однако выбор был таков.
Смахнув слезы и успокоившись, он вернулся в утильник, заткнув сердце желающие совсем иного, и выставив разум и душу, для которых этот исход был наилучшим. Ночь провел он средь адептов теории электричества, что теперь занялись идеей о том, как эту силу накапливать, сохранять и использовать в полную силу против Суммума.