Погода нас баловала. Стояли теплые, сухие дни. Не жаркие, а именно теплые, а легкий ветерок усиливал прохладу, позволяя нам наслаждаться поездкой. Практически весь путь до нашей первой довольно длительной остановки мы с Машкой проехали верхом.
Она оказалась прекрасной наездницей, и легко посылала свою белоснежную кобылку в галоп, в то время, как я размышлял о том, как вообще можно нормально держаться в дамском седле. Тут, когда нормально сидишь есть большая вероятность падения, что уж говорить о езде боком?
Я даже вначале немного отстал, наблюдая за своей юной женой, и только убедившись, что она держатся в седле уверенно и правит лошадью твердой рукой, догнал ее, и дальше мы ехали бок о бок. Ехали мы в середине строя, на некотором отдалении от головного отряда, состоящего исключительно из драгун моего полка. По бокам и сзади также скакали драгуны, ненавязчиво нас опекая, и даже отрезая от основного состава великокняжеского поезда, представляющего собой огромную вереницу телег и карет, растянувшуюся на несколько верст.
Ванька Лопухин оказался на редкость грамотным распорядителем. Он умудрялся пускать впереди головное отряда разведку, а также вперед уезжали квартирмейстеры, в чью задачу входило найти нам приличную постель, чтобы великокняжеская четы не осталась ночевать в ближайшей конюшне. Мы ехали далеко не медленно, но я даже не пытался высчитать скорость передвижения разведотряда квартирмейстеров, которые оставляли нас далеко позади.
Так что поездкой я наслаждался. Единственное, что меня порядком доставало – это состояние дорог. Нам повезло, что ничего сверху не капало, иначе дороги быстро превратились бы в непролазное месиво.
Одна мысль о подобной перспективе заставляла болеть голову. И ведь у меня был опыт путешествия и по дорогам Европы. Они практически ничем не отличались от российских.
Строительство дорог я знал лишь в теории. На нефтегазовом, на котором я учился, все эти дороги и мосты изучались поверхностно, для общего развития.
Я вообще считаю до сих пор, что это форменное издевательство то, что именно меня засунули в первую половину восемнадцатого века, где о нефти и газе даже ученые имели лишь смутные представления.
Нет, я, конечно, собирался использовать свои знания потом, в будущем, когда руки дойдут и, хотя бы, эти чертовы дороги будут до приличного состояния доведены.
А ведь надо еще промежуточную стадию угля проскочить, чтобы до моих добраться. Или не проскакивать? Уж чего-чего, а угля в Российской империи завались, надо лишь указать, что вот этой штукой можно печи топить и не только для обогрева жилья, что температура выше получится, чем при переводе дров, а это благоприятно сказалось бы на металлургии. Ведь уголь же известен, почему его не ищут и не добывают?
– Адам Васильевич? – крикнул я, призывая к себе секретаря. Олсуфьев тут же направил коня в мою сторону.
– Да, ваше высочество, – он наклонил голову, обозначая поклон. Сидя верхом довольно сложно кланяться, только поэтому мой безупречный секретарь позволил себе столь вопиющее нарушение.
– А почему не разведают и добывают те же Демидовы, да Строгоновы каменный уголь? Не все же на заводах деревья жечь.
– Каменный уголь? – Олсуфьев нахмурился, что-то просчитал про себя, перевел с великокняжеского на русский и осторожно уточнил. – Вы, наверное, имеете ввиду горючий уголь, Петр Федорович?
– Да-да, горючий, – я махнул рукой, показывая, что он прав и именно этот уголь я и имею в виду. – Англичане вон уже его вовсю пользуют, а мы чем хуже? – на самом деле я не был уверен насчет англичан, что они уже начали свою промышленную революцию, но, черт его знает, может и начали. Скоро по моим прикидкам должны два кренделя вернуться, которые к Туманному Альбиону подались, вот они точно расскажут, что и как используют англичане.
– Ничем, – Олсуфьев снова нахмурился. – Дед ваш Петр Алексеевич даже указ издал, чтобы горючий уголь искали по всей стране, да металлургам его предлагали, пробовать с его помощью металл лить. Гора Атач, что граничит с поселениями башкир дюже богата на руды разные, но их не добывают, потому что леса вокруг мало и древесного угля не наделать в достаточном количестве. А вот нашелся бы поблизости горючий уголь, другое дело бы было, да.
– И? – я испытывающе посмотрел на него. – Указ был, и дальше, что?
– Ничего, – у Олсуфьева скулы порозовели, словно он лично нарушил приказ Петра Алексеевича. – Полагаю, что его саботировали, а пришедшим на смену Петру Великому императоры и императрицы не уделяли этому вопросу должного внимания.
– А кто должен был отвечать за исполнение данного указа? – я даже чуть натянул поводья, притормаживая коня, чтобы было удобнее переговариваться.
– Берг-коллегия, полагаю, – Олсуфьев обернулся на виднеющийся далеко позади поезд. – Антон Федорович Томилов едет с нами, чтобы лично посмотреть за делами, подконтрольными Берг-коллегии. – Мой секретарь быстренько сдал президента этой самой Берг-коллегии, про которого я и не знал, что он тоже меня сопровождает. Да и немудрено, народу ехало столько, что я просто физически не мог знать, кто еще решил посетить демидовские и не только демидовские заводы, чтобы составить свое о них представления. Доподлинно мне было известно лишь о Романе Воронцове, у которого был в этой поездке свой интерес. Теперь вот, оказывается, и президент Берг-коллегии Томилов в какой-то из многочисленных карет спрятался.
– Адам Васильевич, позаботься о том, чтобы за ужином, который уже, наверное, в Новгороде Великом состоится, Антон Федорович непременно сидел рядом со мной. Я хочу ему пару вопросов задать, – я улыбнулся, но от моей улыбки, которая, как я подозреваю, больше оскал напоминала, Олсуфьев шарахнулся в сторону. После я дал шпоры коню и поскакал, все больше наращивая скорость.
Я снизил скорость, когда впереди меня показался головной отряд, который я догнал в этой бешенной скачке. Перейдя на рысь, я увидел, как ко мне скачет всадница на белой лошадке. Красная амазонка ярким, почти кровавым пятном выделялась на общем белом фоне. Я еще больше снизил скорость, позволяя Машке без проблем приблизиться.
– Вы специально делаете такое лицо, Петр Федорович, чтобы к вам никто не осмеливался приблизиться? – Маше улыбнулась и на порозовевших щеках заиграли ямочки.
– Ну а тебя они ушлые ребята послали ко мне, чтобы ты послужила громоотводом? – я иронично приподнял бровь.
– Ну что вы, никто меня не посылал, я вызвалась узнать все про ваше настроение самостоятельно.
– Маша-Маша, – я покачал головой. – Ты видела меня голым, и все равно продолжаешь обращаться на «вы». Меня это немного напрягает, знаешь ли.
– Но, это не моя прихоть, Петр Федорович, – она снова улыбнулась. – Существуют определенные правила…
– К черту правила, – я махнул рукой. – Не навсегда, а только на время, когда мы наедине, и все боятся ко мне подойти, опасаясь, что я кого-нибудь покусаю. Все, кроме моей мужественной жены. Так что, договорились? Иначе мы с тобой дойдем до того, что и в постели ты будешь меня Петром Федоровичем называть, а это не будет слишком способствовать моему настрою, как раз наоборот. И вот тогда я точно кого-нибудь покусаю. – Она запрокинула голову и рассмеялась.
– Ты всегда меня смешил. Еще в тот раз, когда мы в первый раз встретились.
– Да, вот такой я веселый парень, – я неопределенно хмыкнул. – О чем тебе так старательно нашептывал Румянцев? Мне уже нужно начинать беспокоиться и ревновать?
– О, только не к Петру, – Маша посмотрела на этот раз серьезно. – Он скорее руку даст себе отрезать, чем посмеет тебя опозорить.
– Как у него все серьезно, – я обернулся и посмотрел на скачущего в отдалении Петьку.
– Ты зря иронизируешь. На самом деле у тебя есть очень верные и преданные друзья. Не каждый правитель может похвастаться подобным. Но что же все-таки тебя так разозлило? – она смотрела внимательно, и в ее глазах я видел страстное желание помочь, в крайнем случае поддержать.
– Да так получилось, что я случайно узнал о саботировании одного очень грамотного указа моего деда Петра Алексеевича. А ведь, если бы его выполнили, то Российская империя уже ушла бы далеко-далеко вперед во всяком случае в металлургии – это точно. Кроме того, выполнение данного указа позволило бы экспериментировать с составом металла, искать и получать лучшие варианты. Но, как я и сказал, указ саботировали, и теперь мы опять оказались в отстающих и догоняющих, – я зло стиснул зубы. Сколько еще довольно грамотных приказов не было исполнено? Сколько нарушений и злоупотреблений мы выявим во время этой поездки?
– Может быть, для нарушения существовала объективная причина? – Маша нахмурилась.
– Никакой объективной причины нет, – я покачал головой. – Ну какая может быть объективная причина в том, чтобы не искать замену древесному углю, когда такая замена известна? Нужно только как следует копнуть. Но копать почему-то не захотели. Почему? У меня только один вариант ответа, производители древесного угля дали на лапу тем, кто должен был копать, чтобы их не лишили заработка. Ведь, когда каменный, тьфу ты, горючий уголь будет найден в пережигании такого количества деревьев пропадет надобность, и это хорошо, древесина нам еще пригодится. Корабли надо строить, бумагу делать, много для чего дерево нужно, чтобы жечь его в угли, когда есть другое решение. Что мне делать, Маша? Что мне делать, если выяснится, что я прав?
– Ты найдешь выход. Я верю, что ты все сделаешь правильно, – она произнесла это очень серьезно, так, что я сразу понял, она именно так и думает. М-да, никогда не думал в этом ключе, но, похоже, что только ради этого стоило жениться, чтобы рядом находился кто-то, кто всегда будет говорить: «Я в тебя верю, ты все делаешь правильно»
Весь дальнейший путь прошел в молчании, но не напряженном, а вполне уютном, создающим умиротворение. Так что к тому моменту, как мы подъехали к Новгороду, мое настроение было вполне благожелательное, тем более, что я примерно догадывался, что нас будет ждать при въезде в город и морально готовился не ржать, во всяком случае, не слишком громко.
Нас встречали. Слава Богу до каравая с солонкой посредине не додумались, но, полагаю, только потому, что им не хватило времени.
Встречали нас лучшие представители Великого Новгорода: Адодуров и братья Строгоновы. И все бы ничего, если бы не одно маленькое «но». Ни Адодуров, ни Строгоновы в Новгороде не проживали, и в последний раз навещали родной город лет этак дцать назад.
Представляю, с какой скоростью они неслись на перекладных, чтобы обогнать меня и успеть из Петербурга прибыть в город раньше, причем настолько, чтобы успеть приготовиться к торжественной встрече.
И ладно бы Строгоновы, бароны недавноиспеченные действительно были заняты делами и довольно редко появлялись при дворе, так что с натяжкой можно было сказать, что они действительно находились в Новгороде, когда я туда приперся. Но как кто-то мог представить себе, что я приму за местного жителя личного секретаря Разумовского?
Ладно, я махнул на эти нелепицы рукой и позволил «лучшим людям» старинного города толкать приветственные речи, а затем, после того как были отданы распоряжения устраивать всех приехавших со мной людей, меня самого, Машку и мой внутренний круг, куда входили Румянцев, Криббе, Лопухин, Штелин, Олсуфьев, Федотов, Турок и непонятно каким образом затесавшийся к нам Ванька Шувалов, потащили показывать достопримечательности.
Город был древним, и достопримечательностей было много, но я почти все это видел еще там в прошлой жизни, поэтому пропускал речь Адодурова мимо ушей, сконцентрировавшись на изучении жизни города, потому что к достопримечательностям мы не телепортировались, а ехали по довольно узким улицам.
Возле Рюрикова Городища я остановился, и вся наша кавалькады вынуждена была последовать моему примеру. В моем времени от этого памятника дней минувших практически ничего не осталось, но сейчас не все постройки были разрушены, вот только памятником они не считались. Просто развалины, которые по какой-то причине не решались трогать.
– Говорят, что он где-то здесь похоронен, – негромко произнес я. И вроде бы не упоминал имени, но меня все прекрасно поняли. – Интересно, какой он был?
– Рюрик был великим человеком, – осторожно произнес Адодуров.
– Нет, я не спрашиваю про это, – я повернулся к нему. – То, что он был великим – это не обсуждается. Я хочу знать, каким он был человеком? Любил ли своих жен, детей? Были ли у него друзья? Каким именно богам он поклонялся? Вы ведь не будете оспаривать, что Рюрик был язычником? – Адодуров покачал головой.