Данная книга является всего лишь фантазией автора, и все описанные в ней события – лишь альтернативная реальность, в которую верит автор. Я никоим образом не хотел кого-либо обидеть. Эта книга – всего лишь моё понимание действительности. Если бы великие люди жили в наше время. Их взгляды на нашу жизнь…
Василий Шукшин
Перед машиной стоял, опустив голову, молодой парень в красной вязаной шапке.
– Вот ты думаешь, денег у тебя много, и весь мир на коленях перед тобой? – спросил Василий Шукшин.
– Щас папа приедет и поговорит с вами, – бормотал парень.
– Папа твой прокурор! А ты кто? Ты никто без папы, понимаешь?! И ты, как мужик, должен признавать свои ошибки!
– Щас папа приедет и поговорит с вами, – продолжал бормотать парень.
– А если бы ты, дурак, задавил бабушку с ребёнком на «зебре»?! Ты вообще понимаешь, что такое жизнь человеческая? – нервничая, продолжал задавать вопросы Василий Шукшин.
Подъехал роскошный автомобиль. Из него вышел плотный мужчина в дорогом костюме.
– Тебе чего надо? – обратился он к Василию Шукшину.
– Сына твоего учу жизни, раз отец не может!
– Что он натворил?
– Бабушку чуть не сбил с девочкой. Бабушка упала, пытаясь ребёнка спасти. Сейчас скорая приедет, и гаишники.
– Ну, с «бабкой и внучкой» я порешаю, оплачу всё. Тебе чего надо? Денег? Ты зачем вписываешься сюда?
– А кто ж ещё сюда впишется? Ты понимаешь, что такие, как ты, кроме как деньгами сорить, ничего не могут! Твои деньги ничего не решают. Твой сын должен лишиться прав по закону!
– Успокойся, уважаемый! Не те сейчас времена. Сына я сам на правильный путь поставлю. Ему учиться нужно!
– Вот так всегда у нас, понимаешь! Понять и простить, да?! – начал нервничать Василий.
– Да уедет мой сын завтра в Лондон. Не порть ни себе нервы, ни мне. Бывают случаи похуже, все живы – и слава богу! Куда тебе со мной тягаться. Ты же знаешь, я всё улажу!
– В том-то и дело, что уладишь… Ты бы человека воспитал лучше!
– А я и воспитываю. Потом мой сын станет губернатором, увидишь ещё!
– Всё как у людей, да?
– Ты не волнуйся, уважаемый…
Василий Шукшин взглянул на бабушку с девочкой. Они молча стояли и смотрели на него.
– Смотри, чтобы помог им! – обратился Василий Шукшин к прокурору.
– Слово даю!
Василий подошёл к бабушке с девочкой и стал вместе с ними ждать скорую помощь.
Прокурор подошёл к своему сыну и влепил ему подзатыльник…
Виктор Степанов
Посвящаю замечательному актеру и человеку…
В прокуренное кафе вошёл Виктор. Сел за свободный столик. Подошёл официант.
– Чего изволите? – с наигранной вежливостью спросил он.
– Водочки. Много водочки и закуски.
– Вы один?
– Да, – ответил Виктор.
Через час за его столиком сидели три девушки и мужчина. Все смеялись и продолжали выпивать.
– Ты знаешь, кто я? – спросил Виктор у своего собутыльника.
– Ло-мо-но-сов, – по слогам произнёс незнакомец.
– То-то же!
И они снова выпили…
***
Через несколько часов Виктор сидел один в ночной прохладе парка, устремив взгляд на звёзды.
Казалось, он протрезвел так же быстро, как и опьянел.
– Что наша жизнь? «Для чего всё это?» —спросил он ночь, всматриваясь во тьму.
– Боже, какую ты жизнь ещё придумал нам? Что будет потом? Скажи, хотя бы один раз, хоть полслова, хоть буковку… Я всё пойму.
Почему человек не знает, как ему жить? Почему я не чувствую твоего присутствия? Ты ведь хочешь, чтобы я в тебя верил, но я тебя не вижу, не чувствую в этом мире. Может, ты нас бросил? Молчишь…
Почему я должен считать свой внутренний голос твоим? – воскликнул Виктор и упал на колени. – Почему, Господи?
Он простоял так до рассвета, прерывая молитвы вопросами…
***
Наступило утро. Виктор встал и пошёл домой. На пути он встретил нищего. Тот стоял и просил мелочи.
– Что для тебя Бог? – спросил Виктор.
– Деньги, – ответил нищий. – Я смогу купить себе еду!
– И ты будешь счастлив?
– Да, пока не закончится еда!
– И в этом твой смысл?
– А зачем усложнять?
– А как же мысли, размышления о творце, о вселенной?
– У меня мало мозгов, чтобы об этом думать! – заявил нищий.
– То есть, если я дам тебе мелочь, ты будешь считать это милостью Божьей?
– Ну да, наверное, Бог так захотел, чтобы я не был голодным…
Виктор протянул нищему бумажную купюру.
– Здесь очень много!
– Это чтобы ты завтра здесь не стоял.
– Спасибо, пусть вас благословит Бог! – прошептал нищий, не веря своему счастью.
***
Сложная штука – эта жизнь, подумал Виктор. Вот так и мы, получив что-то, продолжаем жить. А жизнь ведь проходит, а мы так и не узнаем ответа: для чего мы живём…
Ленин
Сидя на кухне и не спеша размешивая чай, Владимир Ильич Ульянов (Ленин) был задумчив.
– Почему именно на кухне вы захотели встретиться? – спросил я.
– Тихо здесь, – ответил Ленин и улыбнулся простой улыбкой.
– Очень даже, – добавил я.
– Саша, вы думаете, революционеры – не люди? – прищурив глаз, спросил Ленин.
– Все мы люди, но вас всё ещё считают великим! – ответил я.
– Пора забыть! «Моё время прошло», —с грустью произнёс Ленин.
– Ваше отношение к нашему времени какое? – спросил я, всматриваясь в лицо вождя революции.
– Много свободы и молодости, а вот прав меньше. Должен быть у вас настоящий царь! – удивил меня ответом Владимир Ильич.
– Но вы же были против царского режима!?
– А сейчас он нужен, чтобы за державу болел! Чтобы пели: «Боже, царя храни…»
– Каким он должен быть, новый царь?
– Любым. Потому что цари все одинаковые. И лучше, конечно, не из простого народа. Пусть не самый умный будет. Умный царь быстро надоест. Пусть будет простаком – такие народу нравятся.
– А вы смогли бы стать царём?
– С теми знаниями, что имею сейчас, наверное, да. Но будем откровенны: царь и революционер в одном человеке не уживаются!
– А что вы думаете насчёт вашего захоронения?
– Наденька говорила, что меня обязательно спросят об этом. К сожалению, я к своему телу сейчас не имею отношения. Ну, если бы имел, то кремация – лучший способ предаться забвению. И прах развеять над Кремлём. Всё же об этом мечтают!
Я пожал плечами и спросил:
– Вы атеист?
– Ну, если мы сейчас с вами беседуем, то, наверное, да!
– То есть вы Бога не видели?
– Я, собственно, и коммунизма-то особо не видел, хоть и шли мы к нему много лет. Но он же был?!
– Если смотреть на то, что сейчас творится, то думаю, был.
– Значит, не зря я прожил жизнь. Я ведь был только искрой, из которой разгорелось пламя. И что бы вам теперь ни говорили обо мне – всё правда, даже если это противоречит всему. Потому что я уже история, но ещё многие меня будут вспоминать.
– Какая из стран сейчас вам интересна?
– Украина. Вечная революция, вечный обман народа. Много сил смешались. Это как клубок змей. А кто-то со стороны палкой этот клубок разворошил и ворошит время от времени. К чему это приведёт? К новым героям. Потом историю напишут победители. Как обычно!
– Кто-то из нынешних политиков попадёт в книги по истории? И кто из них вам не симпатичен?
– Тезка мой. Он, правда, не политик, но клоун еще тот. Серьёзный, наворует денег и пустит Украину под паравоз, много смертей на его совести будет. Он заложник власти. Игра сложилось так, и складывается умным шахматистом, а он всего лишь пешка. Значит, президент Украины ничего не поменяет в своей стране, я уверен будет хуже
– И многие анекдоты про Вовочку будут переделаны под Зеленского?
– Конечно, и это нормально. Критиковать власть украинцам нельзя, так будьте любезны шутить!
– Это значит, «на» Украине станет жизнь лучше? – спросил я.
– И в Украине, и на Украине жизнь будет, как и была. Лучше станет тому, кто её делит, и то ненадолго. Российская Империя возьмёт «нэньку» под своё крылышко, и тогда жить станет легче, но не лучше…
– А Владимир Владимирович Путин правильно всё делает?
– Конечно, правильно. Дело в другом: нравится ли это кому-то. Он, конечно, умнее меня, но про умных я уже говорил. Ответственность – это отравленный гвоздь, вбитый в запястье. А у него по локоть уже этих гвоздей. Он вбивает или ему вбивают, чтобы заглушить старую боль. Больше просто нет никого, кто готов позволить вбить себе гвоздь в запястье. Хотя кому-то и в голове не помешает… Потому и делают его во всём виноватым. Ответственность же…
– А где вы сейчас живёте?
– Там же, – улыбнувшись, ответил Владимир Ильич.
– Человечество когда-нибудь откажется от войн?
– Ну, вы у меня ещё спросите, чем я болел и скольких женщин знал!
– И всё же!
– Пока подменяют правду, люди будут верить в свою правоту. И так ещё очень долго.
– Что вы не успели сделать в жизни?
– Наверное, просто пожить обычной жизнью. Представляете, если бы не было меня, был бы кто-то другой. Хуже или лучше – я не знаю.
– Народ должен знать настоящую историю или тот суррогат, которым кормят нас со школы?
– А разве знания не для того, чтобы чему-то научить?
– Но большая часть знаний, как и детские песенки про Ленина и рассказы про его жизнь, – пропаганда.
– И что, вам плохо жилось? – спросил Ленин, начиная нервничать.
– У меня не было выбора. Я жил как все.
– Ну, здесь такая жизнь, молодой человек. Вам ли не знать!
– Вам не стыдно за те перемены, что произошли от вашей искры?
– А разве я хуже Сталина? Почему бы ему не задать этот вопрос? Почему? При нём появились трудовые лагеря, и многие люди просто исчезли.
– Я не против у него спросить. Я и Гитлеру задал бы этот вопрос, но пока спросил у вас.
Ленин начал нервно ходить по комнате.
– Спросил он у меня. Да, стыдно. Очень стыдно, что всё переиначили. Я не этого хотел. Этого хотел народ. Так и получилось, что я – вождь пролетариата, народный герой, символ революции…
– Наверное, я пойду, – произнёс я. – Спасибо за чай.
Ленин стоял у окна. Его взгляд был пустым. Он чувствовал себя обманутым…
Стив Джобс
Прага. Вечер. Старое кафе. Столики на улице. Мы заказали кофе и уютно расположились в удобных плетёных креслах.
– Хорошо здесь, – произнёс я, оглядываясь по сторонам и задерживая взгляд на красотах местных улочек.
– Вам и правда нравится? – спросил Стив Джобс.
– Да. Я редко путешествую, и это, пожалуй, моё самое первое впечатление о Европе.
– В жизни обязательно путешествовать. Лучше быть бедняком в богатой стране, чем нищим в собственной!
– Вы так считаете? – спросил я, сделав глоток горячего кофе.
– Естественно. Вы, молодой человек, просто обязаны увидеть этот по-своему дивный мир!
– Вы были счастливы, когда жили? – спросил я.
– Что значит, когда жили? Я и сейчас живу. Вы же не с мертвецом говорите – моя кожа ещё не бледно-синяя, и я отлично себя чувствую. Чего и вам желаю! Да и само слово «счастье» через призму времени я могу заменить жизнью. Понять саму суть счастья может лишь несчастный человек. В этой жизни и я был несчастлив, но это не делает мою жизнь ужасной. Скорее, наоборот.
– Мы о политике не говорим? – спросил я.
– Зачем? Это так же не нужно, как говорить о грязной обуви!
Я машинально осмотрел свои ботинки. Чистые и сухие.
Он перехватил мой взгляд, улыбнулся и добавил:
– Я замечаю такие вещи. И если мне не нравится грязная обувь собеседника, обычно я говорю о ней сразу. Так же и с политиками.
– Может быть, вам кто-то приятен из политиков моего времени?
– Приятен?.. Хм. Каждый из них заботится либо о своих интересах, либо об интересах тех, кто его «поставил», но никак не об интересах народа. Народ жил бы лучше, если бы государством управляла программа. Хотя люди лебезили бы перед обслуживающим персоналом той самой программы. В крови у большинства людей – поклонение и желание видеть лидера в ком угодно, только не в себе. Так легче указывать на чужие ошибки, не замечая своих.
– Вам не стыдно за то, что происходит с вашим брендом? За то, что без вас он стал немного хуже?
– У вас сейчас есть «мой телефон»? – спросил Стив Джобс.
– Нет, потому что есть более мощные телефоны и более дешёвые, – честно признался я.
– Ну, это всегда так было. Но вы бы наверняка хотели бы иметь «наш гаджет»?
– Пообщавшись с вами, уже захотел!
– Заработаете на этом интервью!
– Это не ради денег. Скорее, для ощущения значимости, – сказал я.
– Значимость. Хм. В этой жизни нужно быть кем-то! Обязательно быть собой. Вот вы, Саша Р. Кеин, думали о том, что однажды проснётесь утром знаменитым? И все ваши мечты и желания будут на расстоянии вытянутой руки? Вы сможете обеспечить своё будущее до самой старости, и вам, судя по тому, что я «теперь вижу», придётся весьма недурно. Потом вас начнут копировать, подражать вам. И со временем у них это будет получаться гораздо лучше, чем у вас. Так же и с моими «гаджетами». Кто-то до сих пор считает меня лучшим в своём роде, а кто-то проживёт жизнь, так и не услышав обо мне.
– Кто правит миром? – спросил я.
– Люди правят и приписывают себе фантастический ореол…
– Вы состояли в каком-то тайном обществе?
– Да. В каком – говорить не буду, но ореол там у всех шикарный, и нужно доводить его до совершенства, если хочешь править!
– То есть, если у человека талант воровать и обманывать, то он должен довести его тоже до совершенства?
– Да. Нужно становиться хоть кем-то. Кем бы ты ни стал, это всё равно ты. Добрый ли, злой, подлый или справедливый…
– О чём вы жалеете? Что не успели сделать в этой жизни?
– Я пожить не успел. Но такой финал, какой был у меня, наверное, и должен быть…
Стив Джобс смотрел на угасающий закат, и его глаза блестели…
Я тихонько встал и ушёл, оставив его наслаждаться тихим вечером Праги.
Георгий Милляр
Вспоминая Георгия Милляра, первое, что возникает в памяти, – это образ Бабы Яги из сказки «Морозко». Кем бы он был сейчас?
Я не берусь судить, но, вероятно, он сидел бы и ждал какую-нибудь крохотную роль в каком-нибудь эпизоде. Как и раньше.
И, возможно, глядя на современную жизнь, он думал бы именно так, как я написал ниже…
***
Странные теперь женщины – брюки носят.
Неужели платья стали дорогими?
А мужчины, напротив, на женщин похожи…
Все такие нарядные, аж страшно…
Что с миром-то происходит?
Мне не стыдно было перевоплощаться в Бабу Ягу – кинороль, всем на потеху. А теперь смеха ради перевоплощаются и без ролей. Нельзя же так, это ведь жизнь. Тут нужно объяснять своё поведение.
Время сейчас такое: никто ни на кого не похож, и все одинаковые. Парадокс какой-то…
Хочу спросить нынешнее поколение: вы когда в последний раз смотрели новый хороший фильм?
Такой, чтобы пересмотреть ещё с десяток раз?
Не помните? Может быть, их теперь и нет…
Раньше ведь всё для людей делали, а теперь?
Для чего их снимают, все мы знаем: деньги замешаны в этом деле. Совсем не искусство. Посмотрели – заплатите, а завтра мы ещё что-нибудь сни́мем…
Потому лучше старого кино – только такие же старые книги, которые писались не ради денег, а ради людей.
Чтобы человек прочёл и стал человеком.
Чему нас учит современное искусство?
Вы и сами знаете…
Как сохранить то, что делает нас человеком?
Жить, по совести. Может, тогда люди станут немножко добрее…
Роль Бабы Яги уже давно вакантна, и, к сожалению, никто даже что-то похожее теперь и не сыграет. Роль Бабы Яги была, пожалуй, самой блистательной…
И когда Георгий Милляр предложил выйти замуж своей соседке, та попыталась уклониться, объяснив нежелание тем, что её не интересуют мужчины. На что Георгий Милляр ответил:
– А я не мужчина, я – Баба Яга…
Владислав Галкин
Все мы помним яркие роли талантливого актёра Влада Галкина. Жаль, что судьба распорядилась иначе, чем хотелось бы всем нам. Он бы наверняка и сейчас радовал нас своими замечательными ролями.
Не забывайте и вы этого замечательного человека и актёра.
Притча о Владе Галкине…
Владислав Галкин сидел на крыше многоэтажки и смотрел на закат.
Испугался за него ангел, спустился с небес и присел рядом.
– Как жизнь? – спросил ангел.
– Тяжело, – ответил Владислав и вздохнул.
– Так бывает, – произнёс ангел.
– Да? А ты откуда знаешь?
– Я давно за людьми наблюдаю…
– И как ты думаешь, что я сделаю?
– Ничего не сделаешь. У тебя есть близкие, которые тебя очень любят!
– Хм…
– Вот представь, как им будет тяжело без тебя!
Владислав задумался…
– Ты ведь живёшь ради них и всё делаешь для своих родных и близких. Так почему бы не заставить себя жить?
– Но мне тоже тяжело!
– Почему же ты не делишься с близкими своими переживаниями? Они ведь тоже всё понимают!
– Им это не нужно. Они видят, что я сильный и всегда со всем справляюсь.
– Ну разве ты не справишься и сейчас? Были ведь проблемы и похуже!
– Да, были… но…
– Ты уже справился! – произнёс ангел. – Ты просто задумался о том, как живёшь. Значит, у тебя теперь всё будет хорошо!
У Владислава исчезла с лица задумчивость, и он улыбнулся.
Ангел исчез…
– Будем жить, – прошептал Владислав и посмотрел в небо…
Анна Герман
Писать о таланте и необыкновенном голосе Анны Герман можно бесконечно…
Стоит лишь один раз услышать, как она поёт, и её голос уже не забудешь никогда.
Скромная, талантливая, настоящая звезда, которая ни с кем не сравнится.
На её пути выпало столько испытаний, что говорить о них без слёз невозможно…
Вот и сейчас, слушая её песню:
– А он мне нравится, нравится…
Я сижу и просто смотрю на экран монитора.
Нет, в этой жизни я больше не услышу ничего подобного. Такого настоящего таланта больше не будет…
Хотел написать, как обычно, историю о том, как великий человек жил бы в наше время. Но не могу. Не получается почему-то…
Три раза делал наброски, представляя, как она вновь поёт, только уже в наше время. Стирал и начинал заново, потом опять стирал…
Не могу. Не смогу донести того, что слышу в её песнях.
Не получается…
Она живёт в моём детстве, когда мама была молодой и был жив мой дедушка. Он очень любил все её песни. Она живёт в моей памяти и будет там жить всегда…
Конечно, тогда я не понимал всего, о чём она пела. Но с возрастом каждый раз замирает сердце.
В её голосе что-то родное, настоящее, почти забытое, чистое, как глоток весеннего воздуха…
От её песен становишься чище, и совсем не стыдно за слёзы. А они есть.
С возрастом я понимаю эти строчки иначе:
Один раз в год сады цветут,
Весну любви один раз ждут.
Всего один лишь только раз,
Цветут сады в душе у нас,
Один лишь раз, один лишь раз…
Наверное, нужно было прожить какую-то часть жизни, тот небольшой отрезок, в котором находишь себя.
В моей квартире часто играют её песни, и соседские бабушки, замирая сердцем, сидя на лавочке, вслушиваются в эти приятные и добрые мелодии.
Потом, выходя на улицу, я замечаю их слёзы.
– Хорошая у тебя музыка! – говорят бабушки, держа в руках носовые платочки.
Я киваю в ответ, надеваю наушники и продолжаю слушать:
Светит незнакомая звезда,
Снова мы оторваны от дома,
Снова между нами города,
Взлётные огни аэродромов.
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты…
Смоктуновский
Осенью открывается душа и играет жёлтой листвой. Она проверяет на прочность мечты и чуть-чуть напоминает о лете. Я, как обычно, с раннего утра брожу около своего дома и дышу осенней прохладой…
Присев на лавку рядом с домом, вдыхаю осенний аромат и чувствую душевный покой, так похожий на счастье.
Мои мысли прервал дворник, начавший мести опавшую листву.
Бросив на него быстрый взгляд, я узнал в нём Иннокентия Михайловича Смоктуновского.
– Здравствуйте! А вы, наверное, не очень любите осень? – спросил я.
Дворник перестал шаркать метлой.
Облокотившись на неё, он улыбнулся своей тёплой улыбкой.
– Здравствуйте! Наоборот, люблю. Каждый день у неё здесь, в нашем дворе, бал. И мне позволено природой обметать её залы!
– Красиво сказали! – ответил я.
– За жизнь столько увидишь, что и не так заговоришь! Разделил город людей с осенью, а она вон какая, – произнёс Иннокентий Михайлович и бросил взгляд на золотые деревья ближайшего парка.
Я улыбнулся, а он продолжил:
– Осень очищает. С тебя опадают мысли, как листва. Ты стоишь перед осенью чистый и настоящий. Такое только в это время года бывает с человеком – обнажается душа…
– Ну, если так философствовать, то, пожалуй, так и есть! – добавил я.
– Это не философия, хоть я в ней и не разбираюсь совсем. Это жизнь. А мы перестали её замечать. Всё спешим – спешим. Дождь пошёл – плохо! Солнышко засветило – жарко! Даже в окошко лишний раз не посмотрим. В телевизорах теперь вся жизнь, но он же дуновение ветра не передаст? Тепло солнца не ощутишь, глядя в экран. Слава богу, есть ещё люди, которые любят осень!
– Да, но их мало осталось…
– А зачем их много? Они ведь как редкий вид людей – их можно в Красную книгу заносить. Вот вас, например, можно. Меня. И всякого, кто заметит, как кружится листок на ветру, кто с замиранием сердца будет смотреть в даль туманного утреннего леса…
Больше говорить было не о чём. Мы просто сидели на лавке и наблюдали, как с деревьев падает листва.
А мелкий дождик обволакивал всё вокруг, превращаясь в лёгкий утренний туман…
Вячеслав Невинный
Каждое утро, по возможности, я спешу на пробежку. Неповторимые ощущения, скажу я вам! Потом целый день хожу бодрый и даже немножко целеустремлённый.
Никакое кофе или энергетик не сравнится с утренней пробежкой.
Обычно я бегаю один, но тут какой-то мужичок начал меня обгонять несколько дней подряд.
Ну, я принял, так сказать, его вызов и решил посоревноваться.
– Ничего не получится! – почти нараспев произнёс «спортсмен», когда я поравнялся с ним.
– Почему это? – пытаясь не сбить дыхание, спросил я.
– Потому что ты только думаешь, как бы победить! Вот сейчас до той лавочки не спеша добежим, и я тебе расскажу…
Мы остановились у лавки. Мой «коллега по бегу» поднимал руки вверх и спокойно дышал.
Я повторил за ним, и после этой процедуры мы присели на лавочку.
– Меня Славой зовут, – сказал он и протянул руку.
– Саша, – ответил я.
– Знаешь, Саша, бег – он как любое увлечение. Если делать всё правильно, то получишь правильный результат. Главное в беге – это дыхание. Сбил дыхание? Лучше остановись и отдохни. Никто ведь не гонится за тобой!
– А вы давно бегаете?
– Давно. И я тебе скажу, результат стал заметен сразу. Так я вообще футбол люблю. Да сейчас и дворовых команд нет совсем – все в компьютерных играх сидят. А разве это жизнь? С работы хочется прийти и отдохнуть. Кто же из молодёжи пойдёт во двор с мячом? В интернете сейчас у них дом, а место для сна – как койка в бараке. Чуждо им реальное окружение. Это похуже алкоголизма. Не выведешь, а доза интернета только увеличивается.
– Я тоже это заметил! Ну, а кто же молодёжи подскажет, как правильно жить? У них ориентиров правильных нет. У нас самих они сбиты. Кроме как выжить в жизни, цели нет.
– Знаешь, Саша, вот и в жизни все мы бегаем за чем-то, спешим, ищем что-то и совсем забываем о себе. Скоро и время уходить, а что после себя мы оставим?
– Я думаю, нужно оставить после себя любовь. Любовь, которую могли бы увидеть дети. К той же самой прозе, хотя бы. К музыке, которую пишешь. К ролям, которые играешь…
– Ты прав, Саша. Значит, и я оставлю после себя любовь…
Вот так мы каждое утро и бегали. Вот так моё желание соревноваться помогло найти друга в лице Вячеслава Невинного…
Иван Петрович Рыжов
К окошку регистратуры подошёл седой старик и произнёс:
– Здравствуйте, дайте мне карточку. Рыжов Иван Петрович!
– Давно у нас были? – равнодушно спросила медсестра.
– Давно, дочка, давно…
– Адрес назовите! – попросила медсестра.
В этот момент к Ивану Петровичу подошёл какой-то выпивший мужик.
– Дед, а ты зачем в больницу пришёл?
– Ну как зачем? Пусть доктор обследует, – начал объяснять Иван Петрович.
– Чего тебя обследовать? Старый ты уже, и так всё ясно!
– Какой же я старый-то?
– Седой совсем. Старый, говорю тебе, значит, старый!
– Ну, ты это брось, а то знаешь, как могу кулаком дать?
– Да что ты можешь? Стоишь еле на ногах! – потешался мужик.
– Я-то ещё стою. Ты доживи до моих лет! – осматривая его с головы до ног, произнёс Иван Петрович.
Медсестра усмехнулась мужику:
– Серёжа, ты опять к терапевту?
– Да, Олечка, – произнёс мужик и толкнул Ивана Петровича. – Ну что, прокатимся сегодня? Я на своей белой «Волге» тебя прокачу немножко…
– Ну, через часик я буду свободна, – проворковала медсестра.
Иван Петрович, ничего не сказав, отошёл в сторону и вышел из больницы.
На крыльце стояла белая «Волга». Иван Петрович усмехнулся.
– Ну раз мне не нужно болеть, то не буду! Болей сам!
Иван Петрович достал из сумки батон. Отломал кусочек и начал бросать крошки на капот «Волги».
Голуби один за одним слетались и клевали крошки…
Через несколько минут три десятка голубей облепили автомобиль…
Иван Петрович бросил последние крошки на машину.
– Против природы не попрёшь. Кто-то старый и седой, а кому-то голуби машину обгадили, – произнёс Иван Петрович и не спеша пошёл домой…
Жарков Алексей Дмитриевич
В переходе сидел мужчина и играл на баяне. У его ног лежала шляпа, в которой было немного мелочи. Мимо него проходили люди, казалось, вовсе его не замечая.
Рядом с ним остановился какой-то лысый старик и бросил несколько монет.
Мужчина, продолжая играть, кивком головы дал понять, что благодарен.
Старик стоял и слушал. Мужик закончил мелодию.
– Можно мне попробовать сыграть? – попросил старик.
– Я незнакомым не даю инструмент, – ответил мужчина.
– Меня Алексей Сергеевич зовут, – произнёс старик и улыбнулся.
Мужик улыбнулся в ответ.
– Ну, это многое меняет. Паша, – ответил он и встал. – Присаживайся на моё место. А играть что будешь?
– «Марш Славянки» попробую.
– Ну, давай, – произнёс Паша и протянул инструмент.
Алексей Дмитриевич нежно прошёлся по клавишам, закрыл глаза, улыбнулся и начал играть.
Мужчина, стоящий рядом, наблюдал, как ловко двигаются пальцы старика.
Рядом остановилась какая-то женщина, потом ещё и ещё.
Старого баяниста обступили десятка два людей, и все заворожённо слушали, как он играет.
В лежащей шляпе уже было раза в четыре больше мелочи.
Старик закончил играть и только сейчас заметил рядом с собой столько слушателей. Он улыбнулся смущённой улыбкой…
Какая-то женщина начала аплодировать, её поддержали. Переход наполнился овациями…
По щеке старика прокатилась слеза. Он вновь коснулся клавиш и заиграл. Как раньше, в своей молодости, он играл, играл и словно перенёсся обратно в то счастливое время, когда был молодым…
И вот уже, как будто не было тех прожитых лет, новыми красками заиграли юношеские мечты и надежды.
На миг ему показалось, что он, как и раньше, полон сил…
Вздохнув, Алексей Сергеевич прошептал, продолжая играть:
– Хорошая штука – жизнь. Очень хорошая…
Александр Сергеевич Демьяненко
Александр Сергеевич Демьяненко стоял у дверей дорогого казино, его строгая фигура выделялась на фоне роскошного интерьера. Серая шинель с красными и синими вставками на воротнике, необычная шляпа времен восемнадцатого века – все это придавало ему вид человека из другой эпохи. Он приоткрыл дверь и, слегка склонив голову, произнес:
– Доброе утро, Татьяна Сергеевна.
– Доброе, Александр Сергеевич, – улыбнулась в ответ симпатичная женщина, хозяйка казино. Ее взгляд был теплым, но в нем читалась деловая хватка.
– Погода сегодня будет солнечной, – заметил Александр Сергеевич, стараясь поддержать легкий тон.
– Очень хорошо, – кивнула она и, не задерживаясь, скрылась за дверью.
Оставшись один, Александр Сергеевич задумался. Его мысли, как всегда, блуждали где-то далеко от текущего момента. О фильмах, о ролях, о режиссерах, о жизни в целом. Он часто размышлял о том, как сложилась его судьба. Работа швейцара казалась ему чем-то вроде роли в кино – незаметной, второстепенной. Но в отличие от кино, здесь не было аплодисментов, не было зрителей, которые могли бы оценить его игру. Только проходящие мимо люди, каждый со своими заботами и амбициями.
Он вспомнил свою самую известную роль – Шурика. Как она изменила его жизнь. Сколько возможностей прошло мимо, сколько режиссеров видели в нем только того самого беззаботного студента. «Ох, как же эта роль попортила мне жизнь, – думал он. – Сколько хороших ролей ушло к другим, сколько драматических образов остались нераскрытыми…»
Александр Сергеевич любил наблюдать за людьми. Кто-то улыбался ему из уважения, кто-то из страха, а кто-то и вовсе мнил себя королем мира, пусть даже на миг, который дарила ему удача. Он научился видеть в беззаботной улыбке лжеца, в уверенном взгляде – притворщика, готового на все ради денег. И ему перепадало на чай – от лжецов, от авантюристов, от тех, кто считал себя выше других. Легкий кивок головы, приоткрытая дверь – и шелест купюр, исчезающих в глубоких карманах его брюк.
Но деньги… Что такое деньги? Понятие честных денег давно растворилось в этой работе, да и в мире в целом. Деньги – всего лишь деньги, и ничего более. Они не могли заполнить внутреннюю пустоту, которая росла с каждым годом. В его возрасте уже не было мечты, не было того, что могло бы вдохновить.
Иногда он думал: «Если людям нравилась моя роль Шурика, значит, я все-таки неплохой актер. Они помнят мою беззаботность, мою влюбленность, мое счастье… Но я ведь мог бы больше. Драматические роли, сложные характеры – все, что угодно, кроме комедий. Смешить людей – это дьявольский труд. Я в нем преуспел сполна, но не из-за этого ли теперь приходится работать швейцаром?»
На этот вопрос он не находил ответа. Только задумчиво смотрел на проходящих мимо людей – обычных, не одержимых азартом игры. Их жизнь казалась ему самой большой радостью на свете. Прийти домой после работы, сесть в кресло и посмотреть комедию про Шурика, чтобы каждый кадр вызывал улыбку, а не воспоминания о себе… А еще дети. Никто, кроме них, не мог сделать счастливым уставшего и одинокого человека.
«Дай бог актерам не быть привязанным к одной роли, – подумал он. – Чтобы каждый мог найти себя в чем-то большем, чем просто смех…»
Александр Сергеевич вздохнул и снова обратил внимание на дверь. Его работа была тихой, незаметной, но она давала ему возможность наблюдать за жизнью со стороны. И, может быть, в этом был какой-то смысл.
Михаил Водяной
– Тетя Песя, и чего я в вас такой влюбленный?! – добродушно ухмыльнулся Михаил Водяной, заглядывая на кухню.
– Ты мине шкаф обещал передвинуть, – не отрываясь от мытья посуды, ответила тетя Песя.
– Та передвину, не волнуйтеся! Где тот шкаф, я помню, не убежит, вам обещаю! – произнес Водяной, доставая из кастрюльки котлету.
– Ты его с места сдвинешь, когда театр твою фамилию будет носить, не раньше! – тетя Песя бросила на него строгий взгляд.
– Пройдемте, сейчас передвину, нам с вашим шкафом по пути!
– Сейчас не нужно. Я бичков жарить буду!
– Опять по всем комнатам ваш аромат бесплатный будет, а мы будем давиться макаронами?
– Вы вчера курочку жарили, а мине и кусочка не дали! – заявила тетя Песя.
– Курочка та маленькая, пересоленная. Такой кормиться было и мне невкусно! – скривился Михаил.
– Ой, расскажешь! Сидел и трещало все кругом от праздника вкуса на лице!
– То брюки мои трещали от пищи в организме. Ваш Сема чем вам не помощник? Пусть идет и двигает ваш шкаф!
– Иди куда шел, у Семы зубы болят!
– Может, то знак, чтоб меньше кушал вашу рыбку?!
– Знак ему под глазом Фима поставил, и на аппетит он не влияет. Иди, тебя Слободка ждет!
– Мине дождуться, я за вас переживаю, – прошептал Михаил Водяной и приобнял необъятную тетю Песю.
– Обнимай усю, чего же только по бокам? – пошутила тетя Песя.
– Я ж по дружбе!
– У меня Сема так по дружбе родился…
– Пойду я, пока братик у Семы не появился! – сказал Михаил Водяной и поспешил выйти из коммунальной квартиры.
Тихо играл радиоприемник. Тетя Песя мыла тарелки и тихонечко напевала какую-то песенку. Мимо нее, шаркая тапочками, прошелся дед Миша, жмурясь от света и держа в руках старую газету. Он включил свет в уборной и скрылся за дверью.
Соня бегала по коридору с одноглазой куклой, а ее мать стояла на пороге своей комнаты и ждала гостя…
Татьяна Снежина
Мимо на большой скорости пронесся грузовик, поднимая клубы пыли. Микроавтобус резко съехал на обочину и остановился. В салоне на мгновение повисла тишина, нарушенная только учащенным дыханием пассажиров.
– Сумасшедший какой-то… Все целы? – спросил Сергей, оглядываясь назад.
Игорь и Ирина молча кивнули, крепко обнимая сына. Шамиль сидел, уставившись в окно, не проронив ни слова.
– Я так испугалась… До сих пор руки дрожат, – тихо произнесла Татьяна.
– Да уж… – вздохнул Сергей, сжимая руль.
– Если на миг представить… А вдруг бы ты не съехал с дороги? Понимаешь, нас бы попросту больше не было, – задумчиво сказала Татьяна. – Все было бы как и прежде, только без нас.
– Главное, что все живы остались. Будем жить, – произнес Сергей, вывернув руль и снова нажав на газ.
– Включи лучше радио. Хоть немного отвлечемся, – попросила Татьяна. – Можно сказать, у нас всех сегодня день рождения…
Сергей включил приемник. Из динамиков полился голос Аллы Пугачевой. Несколько минут в салоне царило молчание, каждый был погружен в свои мысли.
– Ну так что, выпустить новый альбом или издать книгу стихотворений? – наконец спросила Татьяна, разрывая тишину.
– Можно и альбом, и книгу. Зная тебя, ты возьмешься сразу за все. Но давай лучше после свадьбы, – предложил Сергей.
– Я тоже так подумала, – согласилась Татьяна.
– Я тебе говорил, что ты поешь лучше нее? – вдруг спросил Сергей, бросая на нее быстрый взгляд.
– Ты думаешь? – улыбнулась Татьяна.
– Да все об этом уже знают!
– Наверное… Если мы с ней подружимся, я ей обязательно подарю какую-нибудь песню. И ей приятно, и мне хорошо…
– Я думаю, вы обязательно подружитесь. Она умная женщина, и она разглядит в тебе талант, – уверенно произнес Сергей и подмигнул Татьяне.
– Значит, так и будет…
…И глядя на проносящиеся мимо горы Алтая, Татьяна тихо прошептала:
Позови меня с собой,
Я пройду сквозь злые ночи,
Я отправлюсь за тобой,
Что бы путь мне ни пророчил.
Я приду туда, где ты
Нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты
Обретают снова силу высоты…
Алексей Макарович Смирнов
Проснувшись рано утром, Алексей Макарович умылся, побрился, выпил чаю и все время поглядывал на часы. Он надел пиджак с орденами и медалями, подошел к окну и стал ждать, когда начнут проносить первые портреты героев.
Алексей Макарович стоял у окошка, всматриваясь в дорогу и сжимая картонку с десятком фотографий однополчан. Восемь лет назад он приклеил эти фотографии на картонку и с гордостью нес ее в колонне «Бессмертного полка». Теперь сил хватало только на то, чтобы стоять у окна.
Его окна выходили как раз на дорогу, по которой проходил «Бессмертный полк». Уже несколько лет он не выходил на улицу и с трудом передвигался по квартире.
Как же быстро проходит жизнь, как трудно удержать в памяти счастливые минуты. Совсем недавно он еще выходил на улицу, подкармливал дворняг, играл в домино во дворе. Теперь же только горлицы иногда подлетали к открытому окну.
Спасибо соседям – они помогали с покупками в магазине.
Жаль, никому не нужны ветераны, но слава богу, их помнят в День Победы…
Вот показались первые ряды «Бессмертного полка». Алексей Макарович выпрямился, сжимая картонку с фотографиями, и начал тихонько повторять:
– Спасибо… спасибо, что не забываете… спасибо…
На его глазах выступили слезы, сердце колотилось. Алексей Макарович взял с подоконника приготовленные таблетки, открыл баночку и положил одну под язык. Ноги болели так сильно, что он облокотился о подоконник.
– Нужно достоять, – подумал Алексей Макарович.
По дороге продолжали идти люди. Кто-то из них заметил Алексея Макаровича и махнул ему рукой. Потом еще кто-то, и еще. И уже каждый, проходя мимо окна, приветствовал ветерана Великой Отечественной.
…А он продолжал стоять, и по его лицу текли слезы…
Золотухин
Подставляя небритое лицо осеннему солнышку, Валерий Сергеевич Золотухин улыбался.
– Как же хорошо, – прошептал он. – Чего еще людям надо? Солнышко греет, дурных мыслей нет. Даже курить не хочется. Стравили олигархи людей, как тех собак! Чего не поделят-то? Землю? Так на ней работать нужно, а кто ж сейчас работать будет? Все сплошь блогеры. Тьфу ты. Куда люди делись – непонятно, а ведь были люди-то…
Где-то в лесу застрекотала сорока.
– Кто это по лесу ходит? – задумался Валерий Сергеевич.
– Валерка, бросай свое стадо, пойдем грибы собирать! – послышался хриплый голос, и из леса вышел седой дед в старой вязаной шапке.
– Да ну тебя с грибами, делать мне нечего. Иди, лучше налью тебе пятьдесят грамм!
– А потом как грибы собирать? Лёжа?
– Ну тогда иди куда шёл! Грибник!
– А тебе что, не с кем похмеляться, чи шо? – спросил дед.
– А я что, сам буду? Уже неделю таскаю за собой бутылку, думаю, может, кого угощу, а тут только такие, как ты, грибники попадаются!
Дед постоял минуту, раздумывая, и ушел обратно в лес…
Валерий Сергеевич подложил под голову рюкзак и закрыл глаза.
– Счастье оно ведь здесь, с природой. Никакой телевизор не заменит этого, – продолжил свои размышления Валерий Сергеевич. – Вот так всю жизнь бегаем: то за бабами, то за водкой, то за длинным рублем. Ради чего? Человеком себя ощутить, пока деньги не кончатся? Вот о чем бога нужно просить – быть рядом с ним, рядом с тем, что он сотворил. Додуматься только: такая простая красота, и не повторит никто!
Открыв глаза, Валерий Сергеевич увидел, как рыжая корова поспешила в лес. Он быстро встал, взял кнут и, ловко щелкнув им, закричал:
– Куда пошла?! Вертай назад! Рано тебе ещё по грибы, вертай! Кому сказал?!
Корова поспешила обратно на поляну и продолжила мирно щипать траву.
Валерий Сергеевич лег обратно на рюкзак, положил кнут у ног.
– Гармония должна быть во всем, – подумал он. – Без нее только на завод, болты крутить…
Закрыв глаза, Валерий Сергеевич с улыбкой уснул…
– Валерка, я пришел. Налей пятьдесят грамм, моя Верка грибы собирает, а я вот решил к тебе забежать на минутку, – честно признался дед и протянул пустой стакан. – Нальёшь, а?
Валерий Сергеевич открыл глаза.
– Отчего не налить-то? Конечно, налью! Ты мне грибочков, а я тебе водочки?
– По рукам, – ответил дед и протянул ведерко с грибами.