Сохранилась ли могила Марии?

Не желая быть обузой для семьи, и прежде всего мужа, Мария приняла решение уйти в монастырь. Ее обет был поддержан членами ее семьи и ростовским епископом Иоан ном. В западной части города Владимира рядом с рекой Лыбедью она на свои средства купила участок земли[109]. По ее просьбе Всеволод заложил в основанной ею обители каменный Успенский собор.

Под 1200 г. в Лаврентьевской летописи по этому поводу была сделана запись: «Того же лета, месяца иоулия в 15 на память святого мученика Кюрика и Улиты заложи благоверный князь великый Всеволод Гюргевич церковь камену во имя святое Богородицы Успения в монастыри Княгинине при блаженом епископе Иоане»[110].

Полагают, что храм был одноглавым, четырехстолпным, с красивой внутренней отделкой. В отличие от Дмитриевского собора, украшенного замысловатой резьбой, монастырский Успенский собор по своему внешнему убранству являлся более сдержанным и аскетичным, будучи построенным из тонких кирпичей-плинф на цемяночном растворе. С трех сторон он был окружен галереями. Согласно данным археологического изучения этого храма, его «столбы имели крещатую форму, их закрестиям соответствовали лопатки на внутренних стенах храма. Найденные во время раскопок лекальные кирпичи позволяют предположить, что снаружи стены собора были разделены пучковыми лопатками по аналогии с хронологически близкими памятниками – храмами во имя великомученицы Параскевы Пятницы в Чернигове и во имя архангела Михаила в Смоленске. Успенский собор имел профилированные порталы, в его декорации использовались белокаменные резные детали. Полы были выложены поливной керамической плиткой желтого, зеленого, коричневого, белого и черного тонов»[111].

Хотя Мария не смогла лично участвовать в закладке собора, она активно интересовалась его строительством. Судя по имеющимся данным, он был построен достаточно быстро, поскольку, согласно Лаврентьевской летописи, в самом конце 1201 г. «в манастыре сестрине» были погребены сестра княгини, жена бывшего новгородского князя Ярослава Владимировича, умершая 22 декабря 1201 г.[112], а зимой 1205/06 г. дочь Марии – Елена, скончавшаяся в самом конце 1205 г.[113] (Н.Г. Бережков ошибочно относит эти смерти к 1200 и 1203 гг. соответственно)[114].

Видимо, смерть дочери послужила последним толчком для решения Марии уйти в основанную ею обитель, что было исполнено 2 марта 1206 г., за три недели до ее собственной кончины. В Княгинин монастырь ее провожали муж, сын князь Юрий Всеволодович, любимая дочь княгиня Всеслава, епископ Иоанн, представители духовенства, бояре и горожане. Лаврентьевская летопись сохранила подробное описание: «Того же месяца (марта. – Авт.) въ 2 день пострижеся великая княгини Всеволожа во мнишеский чинъ в монастыри святые Богородицы юже бе самъ создала и нарекоша ей имя Мария, в тоже имя крещена бысть преж. И проводи ю великий князь Всеволод сам со слезами многими до монастыря святыя Богородица и сынъ его Георгий и дщи е Всеслава Ростиславля, иже бе приехала ко отцю и матери своеи и не мочи видети туги, и бысть епископъ Иоанн и Симонъ игуменъ, отецъ его духовный, и инии игумени и черници вси, и бояре вси и боярыни и черници изо всех монастыревъ и горожане вси. Проводиша ю со слезами многими до монастыря, зане бяше до всех презлиха добра. Благоверная княгини Всеволожя изъдетска въ страсе Божье, любяше правду, въздающу честь епископомъ, и игоуменом, и черньцем, и презвитером, и любяше черноризци и подаваше требование имъ, бяше бо и нищолюбица, и страннолюбица, печальныа и ноужныя, и болныя, тех всех оутешаше, и подаваше им требование»[115].

19 марта 1206 г. княгиня скончалась и была торжественно похоронена в Успенском соборе Княгинина монастыря. На ее погребении присутствовали муж, все сыновья (за исключением Константина, находившегося в Новгороде), многие жители Владимира, духовенство, включая гостей и послов из других областей Руси, например, смоленского епископа Игнатия и настоятеля Тверского Отроча монастыря игумена Михаила.

Лаврентьевская летопись, помещая подробный рассказ о пострижении Марии и ее кончине, датирует указанные события 1206 г. Ипатьевская летопись на этот счет молчит, а Новгородская первая летопись помещает очень краткое известие о смерти супруги Всеволода под 1205 г.[116]

Какая из летописей содержит правильную датировку? Ответить на этот вопрос можно только после того, как удастся выяснить: какое имя носила княгиня в монашестве?

Лаврентьевская летопись подчеркивает, что, постригшись в монахини, княгиня получила то же самое имя, что было дано ей при крещении: «…и нарекоша еи имя Мария, в тож имя крещена бысть преж»[117]. Но более поздняя Степенная книга говорит о Марии, что она «пострижеся во иноческии чинъ, и претворено бысть имя ей Марфа». Последнее свидетельство вроде бы подтверждается показанием знаменитого историографа Н.М. Карамзина (1766-1826), указавшего, что надгробная плита во Владимире была с именем Марфы Шварновны[118]. В литературе на данный счет высказана догадка, что княгиня получила имя Мария при пострижении в монашество, а Марфа – при принятии схимы, означавшей высший уровень отречения от мира для соединения с Богом.

Указанное обстоятельство делает необходимым рассказать о тогдашних правилах имянаречения при пострижении. На Руси вплоть до XIV в. включительно существовала традиция имянаречения по имени того святого, на день памяти которого приходилась та или иная церемония. Пожалуй, самый яркий пример в этом плане – Сергий Радонежский, получивший свое мирское имя Варфоломей при крещении в день памяти апостола Варфоломея, а монашеское – Сергий – в день памяти святых Сергия и Вакха, на который пришлось его пострижение. Позднее эта традиция сменилась иной – в XVI в. известен обычай, когда монах получал свое новое имя, начинающееся с той же буквы, с которой начиналось его прежнее светское имя.

Если Мария, помимо монашеского имени, приняла еще и схимническое, то получить последнее она могла только в период пребывания в основанной ею обители – с 2 по 19 марта 1206 г. Какие же события происходили в этот период? Для этого обратимся к небольшой таблице, содержащей календарь на конец февраля – начало апреля этого года (таблица 1). Она была составлена исходя из того, что в 1206 г. Пасха, всегда отмечаемая в воскресенье, выпала на 2 апреля[119].


Таблица 1. Календарь на Великий пост 1206 г.


Из нее видно, что пребывание Марии в обители пришлось на период Великого поста. Во избежание дальнейшей путаницы следует сделать небольшое уточнение. Слово «неделя» в богослужебном языке означает воскресный день, неделя же в нашем сегодняшнем понимании именуется «седмицей». Каждая из шести седмиц Великого поста (в месяцеслове они называются порядковыми номерами – первая, вторая и т. д.) завершается неделей, посвященной тому или иному празднику или святому. Седьмая постная седмица – Страстная – с богослужебной точки зрения не входит в святую Четыредесятницу. Эти дни посвящены уже не человеческому покаянию, а воспоминанию о последних днях жизни Христа. Седьмое воскресенье – Пасха.

Наше внимание привлекает тот факт, что в неделю пятой седмицы Великого поста церковь особо чтит память преподобной Марии Египетской[120]. В 1206 г. этот праздник пришелся на воскресенье 19 марта. В Древней Руси известен обычай, когда светские люди принимали схиму за несколько часов, если не минут, до своей кончины. Мы не ошибемся, если предположим, что именно так поступила княгиня, приняв имя соименной ей святой в качестве схимнического. Произойти это могло только в 1206 г., поскольку годом ранее Пасха приходилась на 10 апреля. Если это так, то Мария – это ее имя в схиме, а Марфа – монашеское.

Что же касается разночтений источников относительно монашеского имени княгини (Марфа или Мария), то здесь следует учитывать одну особенность русского Средневековья. Если человек принимал схиму или монашеский постриг незадолго до смерти, либо принял тайно, его чаще называли по предыдущему имени. Пожалуй, самый известный пример – внук Марии, Александр Невский, в схиме Алексий, но которого все знают под его прежним именем.

Еще при жизни Марии основанный ею монастырь стал усыпальницей представительниц правившей в Северо-Восточной Руси династии. Впоследствии здесь же постриглась и была погребена вторая жена Всеволода Большое Гнездо Анна, с которой он сочетался в 1209 г. (она была дочерью витебского князя Василька Брячиславича). В середине XIII в. тут были похоронены: супруга Александра Невского княгиня Александра (умерла в 1251 г.), их дочь княжна Евдокия, а также его вторая супруга Васса – мать князя Даниила Московского[121]. Отсюда и второе название монастыря – Княгинин.

В середине XIII – начале XV в. обитель пользовалась вниманием потомков правящей династии великого князя Ярослава Всеволодовича, которые нередко называли своих дочерей Мариями. Особую духовную связь с Княгининым монастырем имела великая княгиня Евдокия Дмитриевна (супруга московского князя Дмитрия Донского), которую часто сравнивали с Марией. Старшая сестра Евдокии была наречена Марией, так же как и одна из дочерей Евдокии, и ее внучка (дочь великого московского князя Василия I). По-видимому, это была суздальская семейная традиция.

Затем известия о Княгинином монастыре исчезают из летописей и других исторических актов вплоть до начала XVI в. Это было связано с тем, что в начале – середине XV в. основанная Марией обитель запустела. Большой урон ей нанесли внезапное нападение на Владимир в 1410 г. рати нижегородско-суздальского князя Даниила Борисовича и ордынского царевича Талыча, последующая феодальная война второй четверти XV в. В результате пожара Успенский собор монастыря обрушился.

Считается, что деятельность монастыря возобновилась лишь на рубеже XV–XVI вв., поскольку в грамотах Василия III 1512 и 1520 гг. он называется «новым». По предположению одного из крупнейших специалистов по древнерусской архитектуре Н.Н. Воронина, Успенский собор был перестроен в конце XV – начале XVI в. На взгляд позднейших исследователей А.Л. Баталова и А.В. Маштафарова, особенности архитектурного облика храма (композиция фасадов, характер декора и трактовка интерьера) указывают на то, что он был возведен гораздо позднее – в 40-50-х гг. XVI в.[122]

В данном случае нам ближе позиция Н.Н. Воронина. Дело в том, что в одном из списков Новгородской первой летописи младшего извода находим упоминание, что супруга Всеволода Большое Гнездо «постави церковь Успение святыя Богородиця, новый манастырь великымъ княгинямъ». При этом запись с определением Княгинина монастыря как «нового» сделана на листах бумаги с водяными знаками, палеографически относимыми к 1441 г.[123] Тот же текст дословно повторяется и в Летописи Авраамки, датируемой концом XV в.[124] Данное обстоятельство позволяет связать попытку возрождения обители как места упокоения великих княгинь с именем матери Василия Темного великой княгини Софьи Витовтовны. Но последующие события, и в первую очередь пленение Софьи Дмитрием Шемякой, затормозили, если не поставили крест на ее планах. Под конец жизни Софья перенесла свое внимание на Вознесенский монастырь в Московском Кремле. Там она приняла монашеский постриг и схиму и была похоронена. С этого момента именно Вознесенский монастырь стал местом упокоения женщин правящей московской династии.

Как бы то ни было, полуразрушенный собор обители был перестроен по московскому образцу и в своем современном виде представляет собой одноглавый крестово-купольный храм. При этом ныне существующий храм был возведен на прежнем фундаменте с сохранением части древних стен (местами до 3 м высотой), которые ныне скрыты под кирпичной кладкой XVI в.

Именно благодаря данному обстоятельству захоронения XIII в. смогли уцелеть. Правда, при этом следует учитывать одно обстоятельство: в силу технологий домонгольского времени размеры храма XIII в. были небольшими. Поэтому княжеские погребения той эпохи устроены не внутри собора, а во внешних стенах (как с северной, так и с южной стороны), точнее – в нишах с полукруглыми сводами с внешней стороны храма. Судя по всему, захоронения произведены на площади ниши и отгорожены стенкой из кирпича на всю высоту аркосолия или до половины. Примеры такого оформления погребений в аркосолиях известны в древнерусских храмах, например, в соборах Смоленска домонгольского времени, да и в самом Владимире.

При этом, как полагал Н.Н. Воронин, проводивший разведочно-археологические работы в обители, в первые годы после постройки храма его окружали неширокие (чуть более 3 м) крытые галереи, выложенные дорогой по тем временам майоликовой плиткой, остатки которой были обнаружены[125]. Очевидно, эти галереи предназначались для подхода к захоронениям.

При восстановлении собора на рубеже XV–XVI вв. его решено было расширить. После того как стены храма возвели вновь на основании древних кладок, его главный объем увеличили за счет устройства северного и южного приделов на месте бывших наружных галерей.

В литературе встречается утверждение, что северный Благовещенский придел был пристроен к основному объему собора в 1665 г. Возведение южного Христорождественского придела датируется 1749 г. Но в данном случае речь должна идти о реконструкции этих приделов, поскольку впервые они упоминаются уже Степенной книгой в 40-х гг. XVI в.[126] Для нас данный факт важен тем, что после строительства приделов гробница Марии оказалась уже внутри храма – в северном Благовещенском приделе (с его южной стороны).

Из летописных сообщений известно, что Мария была похоронена в каменном гробу. В Летописце Переяславля Суздальского рассказывалось: «…опрятавше тело ея, вложиша ю въ гробъ каменъ и положиша ю у церкви святыя Богородица въ монастыри, юже бе сама създала и украсила иконами и писаниемъ всю црковь…»[127] Однако в 2015 г. фрагментов гроба в аркосолии не обнаружили.

Обращение к документам помогло разъяснить это противоречие. Сохранилось описание гробниц Успенского собора Княгинина монастыря, из которого становится известным, что в середине XVII в. мощи Марии были переложены из ветхого каменного гроба (судя по всему, он был сделан из непрочного известняка) в новый деревянный: «А вынели ея трии старицы из каменнаго гроба и положили ея в новом гробе деревянном во всем целу; и лежит во схиме. А старой гроб разсыпался»[128]. Судя по всему, переложение мощей Марии было связано со строительными работами 1665 г. в Благовещенском приделе.

Последнее по времени внедрение в погребение произошло в 1968 г., свидетельством чему являются сделанные тогда же несколько фотографий. По этим фотоматериалам видно, что уже тогда останки находились в потревоженном состоянии. И хотя после работ 1968 г. аркосолий был приведен в порядок (это видно по кладкам из современного кирпича), останки оказались перемешаны. В таком же положении их обнаружили в 2015 г., когда в ходе работ выяснилось, что они принадлежат четырем лицам.

Загрузка...